Архивная публикация 2002 года: "Первый маршал Лубянки"
В сентябре 1935-го пять лучших сталинских полководцев -- Буденный, Ворошилов, Тухачевский, Блюхер и Егоров -- стали первыми маршалами Советского Союза. На Лубянке почестям военных откровенно завидовали. Прошло два месяца, и 26 ноября 1935 года было введено звание генерального комиссара государственной безопасности, равное маршальскому. Первым чекистским маршалом тем же указом был назначен всесильный глава НКВД Генрих Григорьевич Ягода. Пройдет чуть больше года, и вся страна будет гневно клеймить его как "врага народа". С этой отметиной Ягода и вошел в отечественную историю. Палач и "отъявленный уголовник" (так аттестовал главного чекиста Солженицын) был личностью любопытной...Анархист по кличке Сыч
Ягода по иронии чекистской судьбы приходится земляком Юрию Владимировичу Андропову. Он появился на свет 19 ноября 1891 года в славном городе Рыбинске, в семье золотых дел мастера Гершеля Фишелевича Ягоды (он же Григорий Филиппович) и его супруги Марьи Гавриловны (урожденная Ласса-Хася), дочери симбирского часового мастера. Вскоре семейство перебралось в Нижний. Родители будущего шефа Лубянки оказались за пределами черты оседлости благодаря некоторым послаблениям в законодательстве, сделанным во времена Александра II. Однако никакой благодарности к царской фамилии Ягода-старший и его восемь детей не испытывали. Генка, как его звали в округе, рос в самой настоящей атмосфере революционной борьбы. В 1904-м полиция нагрянула в их дом на Ковалихе, 19 (ныне улица Горького в Нижнем Новгороде) и обнаружила там подпольную типографию РСДРП. Ювелир сумел как-то выкрутиться и свалить все на сомнительного квартиранта из социал-демократов. В 1905 году на баррикадах Сормова сложил голову старший брат Ягоды, Михаил. В 1916-м на фронте расстреляли младшего братишку, Льва, -- тот отказался идти в бой.
Генке тоже была уготована недолгая жизнь -- он с юности болел туберкулезом и малокровием. Воспитывался он в доме деда по матери и гимназию заканчивал экстерном на родине Ильича и Керенского -- в Симбирске. В 1907-м, пятнадцати лет от роду, Генка примкнул к нижегородским анархистам. Через год попался на крючок охранки и обещал с ней сотрудничать (компрометирующие чекистского маршала документы в 1935 году изъял из архива его приятель, начальник Горьковского управления НКВД Матвей Погребинский). Опасных для империи затей не бросил: неплохо освоил скупку и перепродажу динамита, ездил в Москву за "пудом гремучего студня" и вынашивал планы ограбления банка в Нижнем. В 1912 году Ягоду задержали в Москве: будучи евреем, он не имел права жить в Москве и поселился там по подложному паспорту. Филеры отметили, что молодой человек имел намерение перейти в православие и устроиться на работу в старой столице. Бдительные охранители не дали сбыться этим планам -- материала на задержанного, проходившего в донесениях под кличкой Сыч, было вполне достаточно, и Ягоду выслали на два года в Симбирск, где он благополучно проживал в доме деда на Лосевой улице. Если бы "царских сатрапов" осенила любимая идея Генриха Григорьевича о привлечении антигосударственных элементов к полезному труду на благо общества, вряд ли юный туберкулезник дожил бы даже до победы Октября, ставшего для Ягоды поистине великим.
Тропой троюродного брата
300-летие дома Романовых позволило Ягоде пробыть в ссылке ровно половину срока, и осенью 1913-го он вполне легально поселился в Петербурге, для чего наверняка ему пришлось креститься. В столице империи он уже назвался большевиком, работал статистиком и сотрудничал в легальном партийном журнале "Вопросы страхования". Помогли связи троюродного брата Якова Свердлова -- об анархистском прошлом не вспомнили даже следователи в 1937 году, а ведь за одну принадлежность к небольшевистским организациям запросто могли произвести во "враги народа". Так и остался Генрих Григорьевич большевиком с 1907 года...
В 1915-м его мобилизовали. Ягода дослужился до ефрейтора 20-го стрелкового полка, а осенью 1916 года был ранен и демобилизован. Вернувшись в Петроград, с головой ушел в революцию, работал в военной организации большевиков и Петроградском совете, поучаствовал и в захвате власти в октябре. Переворот круто изменил жизнь скромного статистика -- новой бюрократии крайне нужны были грамотные делопроизводители, а родство и тесное знакомство с председателем ВЦИК Свердловым позволяли рассчитывать на хорошую карьеру. 26-летнего Генриха устроили управляющим делами Высшей военной инспекции -- он ведал демобилизацией старой армии, выезжал на многочисленные в 1918 году фронты и вскоре вырос в чине до зампреда инспекции. Ягода оказался неплохим организатором, и даже ранняя смерть Свердлова в марте 1919 года на его продвижении по службе не отразилась.
Молодого трудоголика приметил Феликс Дзержинский -- в конце 1919-го Ягоду назначили управделами Особого отдела ВЧК. Управлять делами ему определенно нравилось -- меньше чем через год он стал отправлять ту же должность в масштабах всея Чека, не заставило себя ждать и назначение заместителем Дзержинского. Бывший анархист был не просто чрезвычайно работоспособен -- он умел проявлять инициативу и мог четко реализовать указания сверху, по ходу их творчески переработав. Именно в таких кадрах нуждался на пути к единоличной власти товарищ Сталин, но, достигнув вершины, "кремлевский горец" безжалостно избавлялся от людей, излишне склонных к самостоятельным поступкам. Ягода отнюдь не был "усердным ничтожеством", как о нем отзывался изгнанный с большевистского олимпа Троцкий. Напротив, его сгубила склонность к созидательной работе -- к концу жизни за те же грехи вождь замыслил избавиться и от Лаврентия Берии, перенявшего в бытность шефом НКВД многие черты стиля Ягоды.
Родоначальник большого террора
Ягода приложил руку практически ко всем славным страницам чекистской истории. Под началом Дзержинского он участвовал в высылке неугодных интеллигентов в 1922-м: его подписи на бумагах знаменитых пассажиров "философского парохода" Питирима Сорокина и Николая Бердяева. Генрих Григорьевич занимался возвращением из эмиграции бывших врангелевцев и белоказаков, запрещал к исполнению песню "Яблочко", организовывал чекистское обеспечение коллективизации, готовил печально известный закон "о пяти колосках" 1932 года, руководил строительством Беломорско-Балтийского канала, давал указания отлавливать профессиональных нищих в Москве, находил время для Болшевской трудкоммуны ОГПУ, которая призвана была перековывать беспризорников и юных правонарушителей.
При Дзержинском и сменившем его Вячеславе Менжинском Ягода неизменно был на хорошем счету у Сталина, даже демарш Артузова и некоторых других недовольных чекистов, не сработавшихся с Генрихом Григорьевичем, на его карьере не отразился. Менжинский все чаще болел, и власть на Лубянке в начале 30-х фактически перешла к Ягоде. 10 июля 1934 года он возглавил НКВД и де-юре.
Заслуги Ягоды были оценены по достоинству. С конца 20-х он был инициатором решительных мер по отношению к реальным и гипотетическим врагам режима -- оппозиционерам, "вредителям" из числа "бывших", миллионам крестьян, не склонных восторгаться коллективизацией. Жесткая линия Ягоды полностью соответствовала намерениям Сталина, но и сам шеф Лубянки был горячим поклонником репрессивных методов. До большого террора и массовых казней оставался лишь маленький шажок, хотя еще в начале 30-х годов в лагерях для политзэков порядки были блаженные: чекисты играли с "контингентом" в волейбол, дозволялось устраивать диспуты, родственники и знакомые допускались без ограничений...
При всем при этом Генрих Григорьевич был вполне современным по нынешним меркам руководителем. Утвердившись во власти по блату, он постарался сколотить вокруг себя команду верных людей, способных взяться за любое дело и хранить язык за зубами. В 1938-м все они благополучно проследовали вслед за патроном в преисподнюю. Прекрасно понимая, что с кончиной Свердлова и Дзержинского мощных рычагов для продвижения вверх по карьерной лестнице не осталось, он приложил максимум усилий для возвращения из-за границы "буревестника революции" Максима Горького. Со Свердловым Ягода на всякий случай породнился еще раз, в 20-е годы женившись на Иде Авербах, племяннице покойного Якова Михайловича. Брат Иды, неистовый борец за пролетарскую литературу Леопольд Авербах, ездил к Горькому в Италию и умолял вернуться в страну победившего социализма. Знаменитый земляк поддался и по возвращении усердно воспевал деяния "мужественного и стойкого революционера". Беломор-канал, построенный руками ста тысяч зэков за 20 месяцев, стал для Ягоды роскошной пиаровской акцией. Открытым в августе 1933-го водным путем проплыл не только Сталин, но и группа восторженных литераторов, отечественных и заграничных. "Я увидел воров и бандитов (нынче ударников), -- восхищался язвительный обычно Михаил Зощенко, -- которые произносили речи человеческим языком, призывая товарищей по работе брать теперь с них пример. Мне не приходилось раньше видеть ГПУ в роли воспитателя, и то, что я увидел, было для меня чрезвычайно радостным". В основанной Горьким "Истории фабрик и заводов" увидел свет проникновенный панегирик Беломор-каналу и его созидателям-чекистам. Ягода после этого стал одним из самых "раскрученных" советских вождей, несмотря на то, что являлся всего лишь кандидатом в члены ЦК партии.
Бриллиантовая рука Лубянки
Декларированные большевиками идеи социальной справедливости Ягода никогда не разделял. Рожденный в семье ювелира, он с детства привык к сытой, обеспеченной жизни. На простых граждан и их страдания ему было по большому счету наплевать -- Генрих Григорьевич и вправду был врагом народа. Его заботили лишь собственное благополучие и достаток большой семьи. И еще здоровье -- на лубянской службе туберкулезника Ягоду лечили лучшие профессора.
Ягода, его родители и пять сестер, тесть Авербах с родней, а также особо приближенные лица роскошно жили в советской столице. У всех были квартиры в центре Москвы и уютные дачи в ближнем Подмосковье. Через неделю после ареста были аккуратно подсчитаны все "спецрасходы" по обслуживанию бывшего наркома и его семьи. Только за 9 месяцев 1936 года они составили 3 млн. 718 тысяч рублей -- деньги по тем временам громадные.
Генрих Григорьевич ни в чем себе не отказывал. Обыски на квартирах и даче Ягоды в Озерках длились девять дней и привели к поразительным результатам. Будь список наркомовского добра напечатан году этак в 1990-м, на фоне пустых прилавков, не было бы лучшей агитации против зверств советского режима. Ягода был фантастически запаслив. Только в его обширных закромах (у родителей с сестрами не искали) хранилось среди прочего: пальто мужских -- 21, дамских -- 9, кожаных -- 4, каракулевых -- 2, беличьих шуб -- 4, котиковых манто -- 2, кожаных и замшевых курток -- 11, гимнастерок коверкотовых (любимых Ягодой) -- 32, шляп дамских -- 22, мужских кальсон шелковых заграничных -- 43, кальсон заграничных "Егер" -- 26, трико дамских шелковых заграничных -- 70, сорочек дамских шелковых -- 68, сигарет заграничных разных, египетских и турецких, -- 11 075 штук. А еще ковры, меховые шкурки, отрезы ткани и прочее барахло в гигантских для семьи из трех человек количествах (сыну Ягоды, Генриху-младшему, в момент ареста отца было 8 лет). По иным позициям на всю оставшуюся жизнь должно было хватить. Неужто шеф Лубянки наивно надеялся, что Сталин отпустит его на покой, а накопленное тяжким непосильным трудом имущество пригодится?
Почти все вещички -- импортные. Сам Генрих Григорьевич за границу не выезжал ни разу: при царизме не привелось, а на чекистской службе не положено. Грезил, видать, о красивой импортной жизни. Верный человек Лурье, ведавший в НКВД строительством, а до того трудившийся "коммерческим директором кооператива НКВД", с середины 20-х годов регулярно наведывался в Европу и при помощи некоего Френкеля сбывал в обход наркомата финансов бриллианты и прочие конфискованные у арестованных драгоценности. Чекистский бизнес процветал, несмотря на то, что посол в Германии Крестинский слал Ягоде панические письма о том, что Лурье в открытую торгует бриллиантами и может бросить тень на советскую власть. Лурье был человеком энергичным, спортивным обществом "Динамо" успевал руководить и стадион в Петровском парке строить. Супруга его каждый год выезжала на фешенебельные западные курорты.
Шефу, само собой, -- подарки. По потребностям -- в списке барахла 11 порнографических фильмов, 3904 порнографических снимка и 1 "резиновый искусственный половой член". Последний экзотический по тем временам предмет -- для скучающей супруги Иды, ибо помимо государственных дел Генрих Григорьевич успевал и на сторону. Нарком питал нежные чувства к вдове сына Максима Горького, Надежде Алексеевне (Тимоше). Для нее на казенные деньги была куплена дача в Жуковке (160 тысяч рублей). В том же поселке обитала некая гражданка Галл. Дача стоила лубянской казне всего-то 25 тысяч, но кровать туда завезли за 30 тысяч...
Мавр сделал свое дело
Карьеру жизнелюбивого Ягоды сломало убийство Кирова. В сентябре 1934-го нарком предлагал Сталину снять с должности главу питерских чекистов Филиппа Медведя и поставить вместо него свирепого Леонида Заковского. Вождь санкционировал смену караула только после выстрелов в Смольном 1 декабря 1934 года. Далее сталинская машина террора уже работала помимо желания Ягоды. Расстрел в 1936-м Каменева и Зиновьева был лишь прелюдией -- Ягода начинал расстрельную кампанию "больших вождей" без особого энтузиазма. Вечером 26 сентября 1936 года ему позвонил начальник охраны Сталина Власик и сообщил о снятии с должности и назначении наркомом связи. Еще через полгода, 27 марта 1937-го, старый соратник Ягоды по НКВД Михаил Фриновский арестовал бывшего шефа.
На допросах последовали фантастические признания: шпионил, пытался отравить товарища Ежова парами ртути, вместе с врачами-вредителями сжил со свету Горького, его сына Максима, Менжинского и Куйбышева. Коллеги и приближенные, еще вчера лебезившие перед наркомом, наговаривали на него, а обласканный Ягодой поэт Владимир Киршон был подсажен к нему в камеру и исправно доносил о душевном состоянии бывшего наркома. Лубянский маршал, отправивший на смерть тысячи невинных людей, часто плакал...
15 марта 1938 года Ягоду расстреляли, приобщив его "злодеяния" к процессу Бухарина и Рыкова. Тридцатитрехлетнюю Иду казнили 16 июля. Отца, мать и всех сестер поначалу сослали в Астрахань, а затем отправили по разным лагерям. Восьмидесятилетний ювелир не протянул в Воркуте и года, 77-летняя мать скончалась в 1940-м в бухте Нагаево.
Сестра Таисия в 1966 году пыталась просить комитет партконтроля о реабилитации Ягоды, но тщетно. Не реабилитирован Генрих Григорьевич и поныне...
В сентябре 1935-го пять лучших сталинских полководцев -- Буденный, Ворошилов, Тухачевский, Блюхер и Егоров -- стали первыми маршалами Советского Союза. На Лубянке почестям военных откровенно завидовали. Прошло два месяца, и 26 ноября 1935 года было введено звание генерального комиссара государственной безопасности, равное маршальскому. Первым чекистским маршалом тем же указом был назначен всесильный глава НКВД Генрих Григорьевич Ягода. Пройдет чуть больше года, и вся страна будет гневно клеймить его как "врага народа". С этой отметиной Ягода и вошел в отечественную историю. Палач и "отъявленный уголовник" (так аттестовал главного чекиста Солженицын) был личностью любопытной...Анархист по кличке Сыч
Ягода по иронии чекистской судьбы приходится земляком Юрию Владимировичу Андропову. Он появился на свет 19 ноября 1891 года в славном городе Рыбинске, в семье золотых дел мастера Гершеля Фишелевича Ягоды (он же Григорий Филиппович) и его супруги Марьи Гавриловны (урожденная Ласса-Хася), дочери симбирского часового мастера. Вскоре семейство перебралось в Нижний. Родители будущего шефа Лубянки оказались за пределами черты оседлости благодаря некоторым послаблениям в законодательстве, сделанным во времена Александра II. Однако никакой благодарности к царской фамилии Ягода-старший и его восемь детей не испытывали. Генка, как его звали в округе, рос в самой настоящей атмосфере революционной борьбы. В 1904-м полиция нагрянула в их дом на Ковалихе, 19 (ныне улица Горького в Нижнем Новгороде) и обнаружила там подпольную типографию РСДРП. Ювелир сумел как-то выкрутиться и свалить все на сомнительного квартиранта из социал-демократов. В 1905 году на баррикадах Сормова сложил голову старший брат Ягоды, Михаил. В 1916-м на фронте расстреляли младшего братишку, Льва, -- тот отказался идти в бой.
Генке тоже была уготована недолгая жизнь -- он с юности болел туберкулезом и малокровием. Воспитывался он в доме деда по матери и гимназию заканчивал экстерном на родине Ильича и Керенского -- в Симбирске. В 1907-м, пятнадцати лет от роду, Генка примкнул к нижегородским анархистам. Через год попался на крючок охранки и обещал с ней сотрудничать (компрометирующие чекистского маршала документы в 1935 году изъял из архива его приятель, начальник Горьковского управления НКВД Матвей Погребинский). Опасных для империи затей не бросил: неплохо освоил скупку и перепродажу динамита, ездил в Москву за "пудом гремучего студня" и вынашивал планы ограбления банка в Нижнем. В 1912 году Ягоду задержали в Москве: будучи евреем, он не имел права жить в Москве и поселился там по подложному паспорту. Филеры отметили, что молодой человек имел намерение перейти в православие и устроиться на работу в старой столице. Бдительные охранители не дали сбыться этим планам -- материала на задержанного, проходившего в донесениях под кличкой Сыч, было вполне достаточно, и Ягоду выслали на два года в Симбирск, где он благополучно проживал в доме деда на Лосевой улице. Если бы "царских сатрапов" осенила любимая идея Генриха Григорьевича о привлечении антигосударственных элементов к полезному труду на благо общества, вряд ли юный туберкулезник дожил бы даже до победы Октября, ставшего для Ягоды поистине великим.
Тропой троюродного брата
300-летие дома Романовых позволило Ягоде пробыть в ссылке ровно половину срока, и осенью 1913-го он вполне легально поселился в Петербурге, для чего наверняка ему пришлось креститься. В столице империи он уже назвался большевиком, работал статистиком и сотрудничал в легальном партийном журнале "Вопросы страхования". Помогли связи троюродного брата Якова Свердлова -- об анархистском прошлом не вспомнили даже следователи в 1937 году, а ведь за одну принадлежность к небольшевистским организациям запросто могли произвести во "враги народа". Так и остался Генрих Григорьевич большевиком с 1907 года...
В 1915-м его мобилизовали. Ягода дослужился до ефрейтора 20-го стрелкового полка, а осенью 1916 года был ранен и демобилизован. Вернувшись в Петроград, с головой ушел в революцию, работал в военной организации большевиков и Петроградском совете, поучаствовал и в захвате власти в октябре. Переворот круто изменил жизнь скромного статистика -- новой бюрократии крайне нужны были грамотные делопроизводители, а родство и тесное знакомство с председателем ВЦИК Свердловым позволяли рассчитывать на хорошую карьеру. 26-летнего Генриха устроили управляющим делами Высшей военной инспекции -- он ведал демобилизацией старой армии, выезжал на многочисленные в 1918 году фронты и вскоре вырос в чине до зампреда инспекции. Ягода оказался неплохим организатором, и даже ранняя смерть Свердлова в марте 1919 года на его продвижении по службе не отразилась.
Молодого трудоголика приметил Феликс Дзержинский -- в конце 1919-го Ягоду назначили управделами Особого отдела ВЧК. Управлять делами ему определенно нравилось -- меньше чем через год он стал отправлять ту же должность в масштабах всея Чека, не заставило себя ждать и назначение заместителем Дзержинского. Бывший анархист был не просто чрезвычайно работоспособен -- он умел проявлять инициативу и мог четко реализовать указания сверху, по ходу их творчески переработав. Именно в таких кадрах нуждался на пути к единоличной власти товарищ Сталин, но, достигнув вершины, "кремлевский горец" безжалостно избавлялся от людей, излишне склонных к самостоятельным поступкам. Ягода отнюдь не был "усердным ничтожеством", как о нем отзывался изгнанный с большевистского олимпа Троцкий. Напротив, его сгубила склонность к созидательной работе -- к концу жизни за те же грехи вождь замыслил избавиться и от Лаврентия Берии, перенявшего в бытность шефом НКВД многие черты стиля Ягоды.
Родоначальник большого террора
Ягода приложил руку практически ко всем славным страницам чекистской истории. Под началом Дзержинского он участвовал в высылке неугодных интеллигентов в 1922-м: его подписи на бумагах знаменитых пассажиров "философского парохода" Питирима Сорокина и Николая Бердяева. Генрих Григорьевич занимался возвращением из эмиграции бывших врангелевцев и белоказаков, запрещал к исполнению песню "Яблочко", организовывал чекистское обеспечение коллективизации, готовил печально известный закон "о пяти колосках" 1932 года, руководил строительством Беломорско-Балтийского канала, давал указания отлавливать профессиональных нищих в Москве, находил время для Болшевской трудкоммуны ОГПУ, которая призвана была перековывать беспризорников и юных правонарушителей.
При Дзержинском и сменившем его Вячеславе Менжинском Ягода неизменно был на хорошем счету у Сталина, даже демарш Артузова и некоторых других недовольных чекистов, не сработавшихся с Генрихом Григорьевичем, на его карьере не отразился. Менжинский все чаще болел, и власть на Лубянке в начале 30-х фактически перешла к Ягоде. 10 июля 1934 года он возглавил НКВД и де-юре.
Заслуги Ягоды были оценены по достоинству. С конца 20-х он был инициатором решительных мер по отношению к реальным и гипотетическим врагам режима -- оппозиционерам, "вредителям" из числа "бывших", миллионам крестьян, не склонных восторгаться коллективизацией. Жесткая линия Ягоды полностью соответствовала намерениям Сталина, но и сам шеф Лубянки был горячим поклонником репрессивных методов. До большого террора и массовых казней оставался лишь маленький шажок, хотя еще в начале 30-х годов в лагерях для политзэков порядки были блаженные: чекисты играли с "контингентом" в волейбол, дозволялось устраивать диспуты, родственники и знакомые допускались без ограничений...
При всем при этом Генрих Григорьевич был вполне современным по нынешним меркам руководителем. Утвердившись во власти по блату, он постарался сколотить вокруг себя команду верных людей, способных взяться за любое дело и хранить язык за зубами. В 1938-м все они благополучно проследовали вслед за патроном в преисподнюю. Прекрасно понимая, что с кончиной Свердлова и Дзержинского мощных рычагов для продвижения вверх по карьерной лестнице не осталось, он приложил максимум усилий для возвращения из-за границы "буревестника революции" Максима Горького. Со Свердловым Ягода на всякий случай породнился еще раз, в 20-е годы женившись на Иде Авербах, племяннице покойного Якова Михайловича. Брат Иды, неистовый борец за пролетарскую литературу Леопольд Авербах, ездил к Горькому в Италию и умолял вернуться в страну победившего социализма. Знаменитый земляк поддался и по возвращении усердно воспевал деяния "мужественного и стойкого революционера". Беломор-канал, построенный руками ста тысяч зэков за 20 месяцев, стал для Ягоды роскошной пиаровской акцией. Открытым в августе 1933-го водным путем проплыл не только Сталин, но и группа восторженных литераторов, отечественных и заграничных. "Я увидел воров и бандитов (нынче ударников), -- восхищался язвительный обычно Михаил Зощенко, -- которые произносили речи человеческим языком, призывая товарищей по работе брать теперь с них пример. Мне не приходилось раньше видеть ГПУ в роли воспитателя, и то, что я увидел, было для меня чрезвычайно радостным". В основанной Горьким "Истории фабрик и заводов" увидел свет проникновенный панегирик Беломор-каналу и его созидателям-чекистам. Ягода после этого стал одним из самых "раскрученных" советских вождей, несмотря на то, что являлся всего лишь кандидатом в члены ЦК партии.
Бриллиантовая рука Лубянки
Декларированные большевиками идеи социальной справедливости Ягода никогда не разделял. Рожденный в семье ювелира, он с детства привык к сытой, обеспеченной жизни. На простых граждан и их страдания ему было по большому счету наплевать -- Генрих Григорьевич и вправду был врагом народа. Его заботили лишь собственное благополучие и достаток большой семьи. И еще здоровье -- на лубянской службе туберкулезника Ягоду лечили лучшие профессора.
Ягода, его родители и пять сестер, тесть Авербах с родней, а также особо приближенные лица роскошно жили в советской столице. У всех были квартиры в центре Москвы и уютные дачи в ближнем Подмосковье. Через неделю после ареста были аккуратно подсчитаны все "спецрасходы" по обслуживанию бывшего наркома и его семьи. Только за 9 месяцев 1936 года они составили 3 млн. 718 тысяч рублей -- деньги по тем временам громадные.
Генрих Григорьевич ни в чем себе не отказывал. Обыски на квартирах и даче Ягоды в Озерках длились девять дней и привели к поразительным результатам. Будь список наркомовского добра напечатан году этак в 1990-м, на фоне пустых прилавков, не было бы лучшей агитации против зверств советского режима. Ягода был фантастически запаслив. Только в его обширных закромах (у родителей с сестрами не искали) хранилось среди прочего: пальто мужских -- 21, дамских -- 9, кожаных -- 4, каракулевых -- 2, беличьих шуб -- 4, котиковых манто -- 2, кожаных и замшевых курток -- 11, гимнастерок коверкотовых (любимых Ягодой) -- 32, шляп дамских -- 22, мужских кальсон шелковых заграничных -- 43, кальсон заграничных "Егер" -- 26, трико дамских шелковых заграничных -- 70, сорочек дамских шелковых -- 68, сигарет заграничных разных, египетских и турецких, -- 11 075 штук. А еще ковры, меховые шкурки, отрезы ткани и прочее барахло в гигантских для семьи из трех человек количествах (сыну Ягоды, Генриху-младшему, в момент ареста отца было 8 лет). По иным позициям на всю оставшуюся жизнь должно было хватить. Неужто шеф Лубянки наивно надеялся, что Сталин отпустит его на покой, а накопленное тяжким непосильным трудом имущество пригодится?
Почти все вещички -- импортные. Сам Генрих Григорьевич за границу не выезжал ни разу: при царизме не привелось, а на чекистской службе не положено. Грезил, видать, о красивой импортной жизни. Верный человек Лурье, ведавший в НКВД строительством, а до того трудившийся "коммерческим директором кооператива НКВД", с середины 20-х годов регулярно наведывался в Европу и при помощи некоего Френкеля сбывал в обход наркомата финансов бриллианты и прочие конфискованные у арестованных драгоценности. Чекистский бизнес процветал, несмотря на то, что посол в Германии Крестинский слал Ягоде панические письма о том, что Лурье в открытую торгует бриллиантами и может бросить тень на советскую власть. Лурье был человеком энергичным, спортивным обществом "Динамо" успевал руководить и стадион в Петровском парке строить. Супруга его каждый год выезжала на фешенебельные западные курорты.
Шефу, само собой, -- подарки. По потребностям -- в списке барахла 11 порнографических фильмов, 3904 порнографических снимка и 1 "резиновый искусственный половой член". Последний экзотический по тем временам предмет -- для скучающей супруги Иды, ибо помимо государственных дел Генрих Григорьевич успевал и на сторону. Нарком питал нежные чувства к вдове сына Максима Горького, Надежде Алексеевне (Тимоше). Для нее на казенные деньги была куплена дача в Жуковке (160 тысяч рублей). В том же поселке обитала некая гражданка Галл. Дача стоила лубянской казне всего-то 25 тысяч, но кровать туда завезли за 30 тысяч...
Мавр сделал свое дело
Карьеру жизнелюбивого Ягоды сломало убийство Кирова. В сентябре 1934-го нарком предлагал Сталину снять с должности главу питерских чекистов Филиппа Медведя и поставить вместо него свирепого Леонида Заковского. Вождь санкционировал смену караула только после выстрелов в Смольном 1 декабря 1934 года. Далее сталинская машина террора уже работала помимо желания Ягоды. Расстрел в 1936-м Каменева и Зиновьева был лишь прелюдией -- Ягода начинал расстрельную кампанию "больших вождей" без особого энтузиазма. Вечером 26 сентября 1936 года ему позвонил начальник охраны Сталина Власик и сообщил о снятии с должности и назначении наркомом связи. Еще через полгода, 27 марта 1937-го, старый соратник Ягоды по НКВД Михаил Фриновский арестовал бывшего шефа.
На допросах последовали фантастические признания: шпионил, пытался отравить товарища Ежова парами ртути, вместе с врачами-вредителями сжил со свету Горького, его сына Максима, Менжинского и Куйбышева. Коллеги и приближенные, еще вчера лебезившие перед наркомом, наговаривали на него, а обласканный Ягодой поэт Владимир Киршон был подсажен к нему в камеру и исправно доносил о душевном состоянии бывшего наркома. Лубянский маршал, отправивший на смерть тысячи невинных людей, часто плакал...
15 марта 1938 года Ягоду расстреляли, приобщив его "злодеяния" к процессу Бухарина и Рыкова. Тридцатитрехлетнюю Иду казнили 16 июля. Отца, мать и всех сестер поначалу сослали в Астрахань, а затем отправили по разным лагерям. Восьмидесятилетний ювелир не протянул в Воркуте и года, 77-летняя мать скончалась в 1940-м в бухте Нагаево.
Сестра Таисия в 1966 году пыталась просить комитет партконтроля о реабилитации Ягоды, но тщетно. Не реабилитирован Генрих Григорьевич и поныне...
ФЕДОР АСПИДОВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
