Архивная публикация 2006 года: "Посол США Уильям БЕРНС: «Встреча «Восьмерки» в Петербурге – это больше, чем приятные ланчи»"

Посол США в России Уильям Бернс, приступивший к исполнению своих обязанностей в августе 2005 года, обсудил с главным редактором «Профиля» Георгием Бовтом перспективы председательства России в «Большой восьмерке» по завершении встречи в Москве министров финансов индустриально развитых стран и некоторые другие проблемы современной политической жизни. — В связи с состоявшейся недавно в Москве встречей министров финансов было много разговоров о том, что уровень российской экономики не соответствует членству в «Большой восьмерке». Какие трудности это создает для стран «Восьмерки» и чего ожидают крупнейшие индустриальные державы от председательства России в этом году? Что вы ждете от встреч в Санкт-Петербурге в июле нынешнего года помимо приятных обедов, ланчей и общих слов?

— Прежде всего позвольте сказать, что Россия прекрасно справилась с проведением встречи министров финансов. Это отметил и прилетавший сюда министр финансов США Джон Сноу. Российская экономика выросла и значительно продвинулась по сравнению с тем, что было 10 лет назад, когда я работал в нашем посольстве в Москве министром-советником по политическим вопросам. Это уже не поверженная, а растущая экономика. По мере того как она становится более открытой, продолжается и ее интеграция в глобальные экономические институты — начиная от процесса вступления в ВТО (что, я надеюсь, произойдет скорее раньше, нежели позже) до IPO. Думаю, по каждому аспекту этой интеграции полноценное участие России в «Восьмерке» станет укрепляться.

Когда мы оцениваем работу «Большой восьмерки», особенно встречу в верхах, которую Россия будет принимать, важно посмотреть на это как на возможность, шанс. Я всегда говорю моим российским друзьям, что на каждый такой саммит приезжает множество ваших хороших знакомых из мировых СМИ, и они сосредоточатся не на формальной повестке дня, их будет интересовать каждый аспект развития России и по отношению к остальному миру, и внутри страны. Я рассматриваю саммит в Петербурге как шанс продемонстрировать, в каком направлении движется Россия с точки зрения развития экономики, политической системы, как она использует свое влияние в мире. Мне кажется, этой возможностью следует воспользоваться.

Думаю, ответ на ваш вопрос заключается в следующем: встречи «Восьмерки» — это гораздо больше, чем приятные ланчи и хорошие заявления. Эти встречи предопределяют реальные шаги, ощутимые действия в энергетическом и неэнергетическом секторах экономики. Нечто такое, что показывает: смотрите, что Россия может предложить миру.

— И все же скажите, Россия — равноправная участница «Восьмерки»? Или другие члены смотрят на нее, как учитель на ученика?

— Я считаю, что Россия — важная участница «Большой восьмерки»...

— Важная или равноправная?

— Важная и равноправная. Речь идет об участии России в «Большой восьмерке» в тот год, когда она является принимающей стороной встречи стран-участниц. По всем вопросам, стоящим в повестке дня, Россия выступает как равноправная участница всех переговоров. Это соответствует действительности не только с точки зрения формальных пунктов повестки дня — энергетической безопасности, здоровья и образования, но и по всем другим вопросам. Когда лидеры «Восьмерки» соберутся вместе, то будут говорить об Иране, Ближнем Востоке и о прочих вещах, где слово России чрезвычайно важно.

— Если бы сенатор Маккейн услышал нас, он бы не согласился. Недавно он снова выступил с критикой России, призвав исключить ее из «Восьмерки», но Белый дом поддерживает членство России. Означает ли это, что по столь чувствительному вопросу, как демократия в России, США пошли на размен — мы закроем глаза на замедление демократических процессов, зато будем сотрудничать в области энергетики? Или: во имя глобальных интересов в области нераспространения или энергетики США делают вид, что не замечают свертывания многих демократических начинаний в России. Значит ли это, что энергетика более важна, чем демократия? Например, последний российский закон о неправительственных организациях вызвал критику в том числе и администрации Соединенных Штатов. Однако его обсуждение не включается в повестку дня «Восьмерки»...

— Вы объединили многие вопросы в одном. Прежде всего напомню: президент Буш дал ясно понять, что Россия остается и должна оставаться членом «Большой восьмерки». Мы очень надеемся на успешное председательство России в этом году.

Наши отношения имеют всеобъемлющий характер, и поэтому многие любят поговорить о разменах и сделках. Но в реальном мире в условиях столь многосторонних и многообразных отношений, как наши, есть области, где мы можем сотрудничать весьма эффективно, а есть области, где имеются разногласия. Это не должно никого шокировать. Главная проблема для правительств обеих стран и их граждан — как расширить области сотрудничества, как строить эти отношения.

Например, мы вместе очень эффективно работали в отношении иранской ядерной программы в связи с угрозой обладания Ираном атомным оружием. Существует более широкая область ядерной энергетики, где Россия и США могут продемонстрировать передовой подход. В этой сфере у наших двух стран уникальная историческая ответственность. Не только с точки зрения развития мирной ядерной энергетики, но и с точки зрения нераспространения. Есть много интересных идей. Скажем, двустороннее взаимодействие в обеспечении топливного цикла.

В области экономики в наших, равно как и в российских, интересах видеть Россию включенной в мировые торговые институты, будь то ВТО или другие организации глобальной экономики. Но есть и области разногласий. Например, в отношении стран—соседей России. И в отношении того, как мы относимся к вопросам стабильности. Наши страны заинтересованы в стабильности в этом регионе. С американской точки зрения, стабильность — это не статический феномен. То есть если правительства и общества не открывают новых возможностей людям, не отвечают на озабоченность граждан, это сеет семена нестабильности, играя на руку экстремистам. Как это происходит в Узбекистане или в других местах, что вызывает у нас обеспокоенность. Со стороны США это не попытка подорвать роль России или продвигать американские интересы за счет России. Однако у нас возникает законный вопрос о том, что подразумевается под стабильностью в том или ином регионе. Конечно, у нас нет ответов на все вопросы. Это часть мира, которая известна вашей стране гораздо лучше, чем нам, и где интересы России в истории, культуре, языке, экономике гораздо глубже, чем американцы могли бы рассчитывать добиться даже в течение многих лет. Тем не менее я считаю, что следует поддерживать честный диалог, чтобы сократить различия в наших взглядах и подходах.

Мы также очень ясно выражали нашу озабоченность в связи с тем, что нам кажется излишней централизация власти в России. Об этом говорили и госсекретарь Райс, и президент Буш. Мы говорим об этом не потому, что у нас есть ответы на все вопросы, а потому, что наш опыт и опыт многих обществ в мире доказывает: система сдержек и противовесов, открытые средства массовой информации — очень важные составляющие, которые помогают справляться с вызовами, возникающими перед обществом. В российском обществе коррупция — серьезная проблема. Многие россияне это признают. Можно ли бороться с коррупцией иначе, как не с помощью независимых от государства СМИ, которые вынуждают чиновников быть подотчетными народу?

И в отношении закона о неправительственных организациях между нами есть различия в подходах. Тут мы ясно высказывались, как и представители российских НКО, и европейцы, и другие. Некоторые наши вопросы были учтены после принятия закона в первом чтении. Мы сохраняем озабоченность некоторыми формулировками закона, в частности определением «политическая деятельность», применяемыми в отношении НКО. Как закон будет исполняться? Этот вопрос возникает у многих, включая членов Думы и Общественной палаты. С нашей точки зрения, в интересах России, чтобы гражданское общество в вашей стране росло и развивалось, а НКО могли бы вносить свой вклад в этот процесс, будь то здравоохранение либо образование или другие области. В этом случае мы тоже должны быть честными друг перед другом.

— Вы упомянули страны ближнего зарубежья. В последнее время у восточно-европейских стран—соседей России, таких как Польша и др., возник вопрос в отношении поставок российского газа. Каково ваше отношение к этой проблеме и как вам видится будущее российско-американского энергетического диалога, особенно в связи с паузой, возникшей из-за дела ЮКОСа? В последнее время гораздо меньше переговоров на эту тему.

— Разрешите начать с поставок российского газа на Украину. Мы приветствовали заключение соглашения между Россией и Украиной. Мы прекрасно понимаем заинтересованность России как поставщика энергоносителей в приведении цен в соответствие с мировыми рыночными ценами. Другое дело, что в современной глобальной экономике такого рода вещи делаются открыто, с учетом интересов и производителей, и потребителей. Итак, достижение соглашения приветствовалось всеми как шаг, который сможет показать, что Россия остается сторонницей действий на основе ясного подхода, базирующегося на понятных на энергетическом рынке правилах. Думаю, России следует продолжать двигаться в этом же направлении.

В отношении энергетического диалога. В прошлом мы вели такой диалог. Порой нам не хватало конкретных шагов. Хотя некоторые очень конкретные шаги были предприняты. Например, «Сахалин-1». Exxon Mobil вложила от $4,5 млрд. до $5 млрд. прямых инвестиций в этот проект. ConocoPhillips эффективно сотрудничает с «ЛУКОЙЛом». Так что нам есть что предложить друг другу.

На горизонте еще несколько очень конкретных шагов. Это Штокмановское газовое месторождение, об освоении которого консорциум объявит в первом квартале 2006 года. Расширение Каспийского трубопровода продолжает обсуждаться, однако этот проект также из разряда тех, что выгодны для всех нас. Поэтому диалог важен, но будет лучше, если он перейдет в плоскость практических шагов.

В контексте встречи «Большой восьмерки» в Петербурге, мне кажется, большие возможности открываются для России, если она представит видение своего энергетического будущего. Скажем, план развития на следующие 10—20 лет: как будут поставляться нефтепродукты на мировой рынок, как пойдут трубопроводы к Тихому океану, на Север, на Балтику, как будет развиваться Каспийский трубопроводный консорциум и др. Как будет происходить нефтедобыча на Штокмановском месторождении и на других сахалинских проектах.

— Кстати, у нас, кажется, появился новый аспект диалога. Например, недавно г-н Богданчиков поехал в Лондон в плане подготовки к IPO «Роснефти», а там его встретили британские приставы и вручили повестку о привлечении свидетелем по делу «Юганскнефтегаза». Полгода назад министр Христенко получил аналогичную повестку в американский суд. Что, такие события теперь тоже станут частью энергетического диалога?

— Как дипломат, я за многие годы научился не комментировать правовые вопросы. Могу только повторить, что диалог между нами на уровне министров идет успешно, и визит господина Христенко, равно как и пребывание сопровождавшей его делегации, был очень успешным. Президент Буш беседовал с ними около часа. Думаю, перед нами открывается много возможностей.

— А на что американские инвесторы жалуются больше всего в России и можете ли вы назвать примеры успешных американских инвестиций?

— Энергетический сектор — не единственное, что Россия может предложить миру. Возьмем несколько конкретных примеров, где у американского бизнеса в России дела идут неплохо. Alcoa купила завод в Самаре, вложив в него четверть миллиарда долларов. Под Санкт-Петербургом успешно работает завод Ford. Boeing, инвестировав $1,5 млрд. в Россию, создал конструкторское бюро в Москве, где работают 1300 высококвалифицированных российских инженеров и проектировщиков. Такие компании, как Intel и Microsoft, серьезно присматриваются к тому, что я называю самым важным достоянием и капиталом России, — к ее интеллектуальному потенциалу. Intel создала лабораторию в Нижегородском госуниверситете, который я посетил несколько недель назад. Microsoft включила Нижегородский университет в десятку мировых центров компьютерного бизнеса в мире.

Инвесторы видят растущий потребительский рынок. Видят человеческий капитал. Но они видят и множество трудностей. Те же, что известны и российским бизнесменам: коррупцию и бюрократию, нередко — отсутствие предсказуемости в налоговой системе. Но, несмотря на это, возможности привлекают, и я уверен, мы увидим еще много успехов американского бизнеса, придут и торговля, и инвестиции.

— Перейдем к моей любимой теме — визы.

— Я не удивлен...

— По статистике, количество отказов россиянам в получении американских виз снижается, количество нарушений россиянами американских иммиграционных законов — тоже. Находившаяся недавно в Москве замгоссекретаря по консульским вопросам Мора Харти заявила о возможности перехода к пятилетним визам для россиян. Это кажется фантастической идеей. Какова сейчас ситуация с консульскими переговорами?

— Что касается срока действия виз, то наша политика в отношении как России, так и других стран основывается на взаимности. Мы готовы увеличить нынешний срок (в настоящее время максимальное время действия виз США для россиян составляет два года. — «Профиль») до пяти лет. Однако это будет зависеть от желания России перейти с максимальной продолжительности виз, выдаваемых американцам, от одного года на более длительный срок.

После 11 сентября 2001 года мы многому научились. С нашей стороны существовала понятная необходимость укрепить внутреннюю безопасность и исправить некоторые недостатки иммиграционной системы. Но чего нам удалось добиться в течение последних лет, особенно в России, — так это сделать более ясной процедуру получения виз, сократить время ожидания. Как результат — люди считают этот процесс более гибким и предсказуемым. В прошлом году мы выдали на 20% больше неиммиграционных виз, чем в предыдущем. Более чем на 50% увеличили выдачу студенческих виз для российских студентов, отправляющихся в США. 88% заявлений на неиммиграционные визы получают одобрение. Мне кажется, мы движемся в направлении, которое служит интересам наших обществ. Очень надеюсь, что мы сможем продвинуться вперед и в отношении продолжительности сроков действия виз, но повторяю — перед нами улица с двусторонним движением.

— Вы один из ведущих специалистов Госдепа по Ближнему Востоку, долго работали на этом направлении. Поэтому не могу не спросить вас об американском видении нынешней ситуации в регионе, особенно в связи с приглашением в Москву лидеров победившей на выборах в Палестине группировки ХАМАС.

— Дело палестинцев выбирать парламент, тех, кто будет возглавлять правительство. И они сделали свой выбор. Однако единственная возможность для палестинцев двигаться вперед — а это невероятно трудный путь, но повторяю — единственный, как, впрочем, и для израильтян, — путь к признанию обоих государств. Если вы стремитесь к прогрессу на пути ближневосточного урегулирования, если вы хотите признания устремлений палестинцев, но при этом хотите защищать интересы Израиля, вам нужно создать правительство, которое будет сторонником признания обоих государств, признает право Израиля на существование, а также то, что единственное средство достижения этого — дипломатические, мирные средства, а не насилие. Однако это не то, за что ХАМАС выступает сегодня.

Россия — участник ближневосточного «квартета» и формально не признает ХАМАС в качестве террористической организации. Она приняла решение использовать свой прямой выход на палестинцев, чтобы донести до них высказанную мною позицию. Иными словами, дать понять палестинцам, что и для них, и для любого правительства, возглавляемого ХАМАС, единственный путь, по которому можно двигаться вперед, — это признание основополагающих критериев мирного процесса. Посмотрим, что из этого получится и какова будет реакция ХАМАС. Самое важное здесь — содержание того послания, которое Россия попытается донести до них. Все, что мы слышали от высокопоставленных российских представителей, убеждает нас: послание это будет прямым и жестким.