05.07.2010 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2010 года: "ПРИВЕТ САВВЕ МОРОЗОВУ!"

"Дзин-н-нь!" Это кокнулась моя мечта о справедливости. Нельзя не признать, что глупая она была. В общем, фантазия, а не мечта. Как-то утром я проснулся от страшного грохота. Неви-димая сила сокру-шала что-то упрямое и могучее, равномерно нанося тяжелые удары.
"Бам-м-м-м, бам-м-м-м!" - разносилось в утренней ти-шине.
Поселок спал. Июнь только вступал в свои права. Лиловая кипень сирени рвалась в окно, а утренние птицы надрывались в свежей зелени.
"Бам-м-м-м!"
Я зашнуровал кроссовки и свистнул пса на пробежку. Волк привычно затрусил рядом, сразу взяв нужный темп. Мы добежали до леса, и тут я увидел ЭТО! У двухэтажной усадьбы на краю леса была снесена крыша. А странный механизм - смесь бульдозера и гигантского молота - колотил по стенам белого дома.
"Бам-м-м-м!"
Мой Волк присел и даже заскулил. Рамы были уже вынуты, и пустые глазницы окон демонстрировали голые стены и ободранные дверные проемы. Часть второго этажа уже поддалась молоту и рушилась. Таджики, похожие на обугленных кузнечиков, рыли у забора яму и, судя по тому, что оттуда хлестала вода, пытались перекрыть поток.
"Бам-м-м-м!" Грохнулся еще кусок стены. Экскаватор, до сих пор молчавший, затрещал мотором и начал цеплять ковшом отвалившуюся стену - рядом фырчал грузовик, уже почти забитый камнем и ломом. Больше из-за плотного забора было ничего не видно, и мы потрусили дальше.
"Это ж надо, - крутилось у меня в голове, - вот оно как повернулось!"
Белый дом был самым величественным сооружением в нашем небедном поселке в двадцати километрах от Москвы. Двухэтажный, с дву-мя боковыми крыльями, как это принято в усадьбах, обширным балконом на втором этаже, украшенным искусной ковкой, он был на искушенный взгляд аляповат и грубоват, но, несомненно, дорог и роскошен. Во всяком случае, магнат Савва Морозов со своим деревянным Абрамцево смотрелся бы рядом бедненько. Была в этом доме и некоторая странность. Так, его парадный вход с колоннами и роскошными коваными воротами почему-то смотрел в лес - туда и была подтянута отдельная дорога, а задник дома выходил как раз на улицу. И днем и ночью здесь слышался шум - работали мощные кондиционеры, что мне, человеку городскому, казалось странным - дом-то на краю большого леса. По вечерам свет здесь горел только в одной комнате, а окна в детской - на подоконниках там сидели куклы и игрушки - не включались.
Дом, как и водится в новой России, был обнесен мощным забором, утыканным видеокамерами. Хотя и охрана не дремала - ее можно было видеть и перед парадным входом, и у заднего выхода, - дверь в могучем заборе время от времени размыкалась, и несколько крепких кавказских юношей курили, перекидываясь не по-нашему. В проем калитки был виден вылизанный кусок леса, аллея роз, детский уголок с горкой и качелями.
И вот теперь, значит, ломают… Я вспомнил, как на майские праздники, мы, уже поддав, пошли с приятелями прогуляться по лесу и увидели омоновцев, в полной экипировке заходивших в белый дом. Спьяну мы подошли поближе, рискуя влипнуть в ненужные приключения, и увидели бойцов, перебегавших от ворот до замкнутого дома, услышали звон стекла на первом этаже - железную дверь омоновцы ломать не стали.
…На обратном пути я еще раз осмотрел разоренное гнездо. Видеокамеры по периметру забора уже свинтили.
Накормив Волка, я пошел варить кофе себе и Петровичу, мастеру, который как раз выкладывал плитку в ванной на первом этаже. Зажав зубами сигаретку, он прилаживал орнамент на стыке стен. Приход Петровича был праздником: он был лучшим мастером в округе - трезвым, работящим, не рвачом. Поэтому и работы у него были расписаны года на три вперед, а наниматели носились с ним как с писаной торбой. А кроме того, было у Петровича одно достоинство - как местный житель, знавший всех и каждого, он был в курсе всех мало-мальски значимых в округе событий.
- Александр Петрович, а чей это дом у леса? Ну, большой, белый? - спросил я его. - Сейчас сносят, слышите грохот? Уже и крышу сняли, второй этаж ломают.
- Я-то не знаю, нет. Но мужики говорят, что бандитов, которые оружием торгуют. У нас же тут все знают, где оружие купить, к кому подойти. Так вот все оттуда. Это ж не секрет, нет. Ломают, значит? Эх, правильно мой дедунька говорил: сколько веревочке ни виться, а конец будет. Все-таки значит, их взяли. Ну, уж давно бы пора, а то позор, все знают, а только милиция не знает. - Петрович покачал головой. - Спасибо за кофе, пора и за работу.
"Ах, вот оно как, - думал я, промывая чашки. - Значит, бандитское логово". Теперь и про ОМОН все понятно. А мужики-то местные до всякого ОМОНа все знали. Как там писал поэт: "Люди, в общем, мало знают, но они прекрасно чуют". И ведь писал-то в невинные застойные годы, а вывел формулу и на наши дикие времена. Поди докажи, что вор. Нет, не докажешь, но все знают. Поди докажи, что душегубец. Тоже нет. Но все знают. А как доказать, что подонок? Невозможно, но все, черт подери, знают! С этим коллективным недоказанным сделать ничего невозможно, оно не ложится в учебники истории, оно не поддается цитированию и соответственно опровержению, и именно с ним так нелепо сражается официальная пропаганда, нанося удары в воздух, - ведь цель размыта, расфокусирована. Ну, люди так говорят.
"Бам-м-м-м!"
Неужели власть и правда начала завинчивать гайки? Мысль о белом доме продол-жала волновать меня, как волнует в России всякого идея справедливости. Несправед-ливость уже не волнует - с ней все научились жить, приладились. А вот справедливость - это что-то новенькое. Дом, положим, снесут, а вернут ли в общее пользование кусок общего леса, который оттяпал владелец и прирезал к своему участку? Хорошо помню, как дядя из местной администрации обмерял участок и успокаивал меня - не волнуйтесь, ваш лес не тронем. Это я насчет кабеля волнуюсь, телефонный сигнал, дескать, плохой. Вот и смотрю, куда столбы поставить. И вот, пожалуйста - бах, и лес уже не мой, а мужика, торгующего оружием. И его детки резвятся под вековыми соснами. А сигнал все такой же скверный.
А вот эти выброшенные у ворот детские игрушки, раскуроченная детская площадка. Что думал о будущем своих детей этот человек, который торговал оружием? Хотел их обеспечить? Создать им золотое детство? Что отвечал им на вопрос, где работает папа? Наверное, говорил, что биз-несмен. И что будут думать дети о своем отце? И, правда, сколько веревочке ни виться…
Мысль моя обкатывала идею возмездия, как морская волна обтачивает камешки, мотая взад-вперед по берегу.
Спустя неделю грохот прекратился - от дома не осталось и следа, весь строительный мусор вывезли, и я, честно говоря, подзабыл о бывшем белом доме. Петрович закончил ванную и уже ставил баню у соседей. Поэтому несколько недель я не ездил за город. И вот в минувший уикенд добрался, наконец, до дачи. Поставив машину, я с Волком пошел к лесу - после душной и грязной Москвы хотелось вдохнуть свежего лесного воздуха.
На краю леса кипела работа. Огромные цементомешалки подъезжали одна за другой.
- Даже ночью работают, - поделился со мной Павел Антонович, мужик, живущий как раз напротив белого дома.
"Дзин-н-нь!"
Это кокнулась моя мечта о справедливости. Нельзя не признать, что глупая она была. В общем, фантазия, а не мечта.
- И что здесь будет? - спросил я, стараясь скрыть разочарование.
- А новый дом строят. Ребята из охраны говорят, тот плохой был. А этот будет большой, в три этажа, с бассейном. Видишь, как раз заливают фундамент, гонят цемент и днем, и ночью.
- Не шумно? - спросил я Павла Антоновича, человека вздорного и известного своими скандалами с соседями.
- Ничего, потерпим.
И то верно, потерпим.