Архивная публикация 2000 года: "Рыцарь печатного образа"
В октябре 1961 года в только что открывшемся Кремлевском дворце съездов заседал ХХII съезд партии. На нем Никита Хрущев произнес историческую фразу: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!" Последовала овация. Сидевший наверху, в гостевой ложе, старик с окладистой серебряной бородой не аплодировал. Он вообще мало что видел и слышал, однако рядом с ним неизменно восседал особист -- так, на всякий случай. Бывшему депутату Государственной думы, потомственному дворянину и ярому монархисту Василию Витальевичу Шульгину шел в то время 84-й год.Почему хочется вспомнить о нем именно сегодня? Потому что Шульгин явил собою классический пример человека власти на смене эпох. В современной России он, пожалуй, стал бы, как Борис Березовский, создавать "конструктивную оппозицию". Когда Россия уходит у нас из-под ног, соблазн проклясть ее слишком велик. Шульгин был из тех, кто готов был принимать ее любой. По примеру известного медиа-магната он пытался встроиться в каждую новую государственную машину.
Монархист, принявший отречение Николая II. Антисемит, яростно защищавший Бейлиса. Консерватор, помирившийся с большевиками. Беглец, восстановивший против себя большую часть эмиграции. В общем, даже на фоне российской истории ХХ века биография Шульгина поражает своей извилистостью.
Между тем начиналась его жизнь вполне обычно. Отец -- историк, из богатой помещичьей семьи. Перебравшись в Киев, Шульгин-старший считал себя русским, в то время как прикипевшие к земле родные давно числились украинцами. Виталий Шульгин редактировал правую газету "Киевлянин" вместе с Дмитрием Пихно, который после смерти коллеги унаследовал не только его газету, но и жену. Пихно стал идейным наставником юного Василия, который еще в гимназии пописывал заметки в "Киевлянин" под немудреным псевдонимом NN.
Монархизм Василия прошел испытание на прочность в Киевском университете, где задавали тон революционеры. "Идут славянофилы и нигилисты, у тех и у других ногти нечисты",-- любил он цитировать Прутковиану. Сам Василий спиртного не уважал, а досуг посвящал написанию толстого исторического романа об идеальном рыцаре -- князе Воронецком. Он и себя воображал рыцарем, призванным спасти обожаемую династию Романовых от грозивших ей революционеров и евреев. Последних на страницах "Киевлянина" он называл "раковой опухолью, разъедающей Россию". Но текущей политикой Шульгин особо не интересовался -- женился, завел детей, готовился к неспешной профессорско-пцблицистической карьере.
Однако грозные события ХХ века уже стояли на пороге.
"Нельзя оправдывать разбой!"
В 1905-м Шульгин (ему было восемнадцать лет от роду) записался добровольцем на японский фронт. Тут позорная война кончилась, и вольноопределяющегося Шульгина отправили наводить порядок в родной Киев, где революционеры после октябрьского манифеста распоясались окончательно. Он с отвращением наблюдал, как демонстранты рвали российские флаги и портреты царя. И ему же с его батальоном пришлось защищать евреев, которых "благонамеренные патриоты" собирались громить, не брезгуя при этом банальным грабежом. Другие командиры смотрели на бесчинства черносотенцев сквозь пальцы, но Шульгин приказал солдатам стрелять по погромщикам, отчеканив: "Добрыми намерениями нельзя оправдывать разбой". Благодарные еврейские старейшины поднесли ему подарки, которых он не взял: принципы для него и тогда были превыше всего.
Он собирался бороться не только против смутьянов, но и против неполадок государственной машины, которые, как предсказывал отчим Пихно, могут в конце концов погубить монархию. В конце 1906-го начинающий политик стал одним из немногих правых, избранных в Думу. Первая же его речь произвела впечатление. Нет, он не ругался и не бросался на оппонентов с кулаками, как яростный клоун Пуришкевич, прообраз нынешнего Жириновского. Неистовый бессарабец как раз был антиподом Шульгина, невзирая на известное смыкание взглядов и даже внешнее сходство: оба рано облысевшие, крепкие... В отличие от Пуришкевича, Шульгин говорил негромко и вежливо, с убийственным презрением обличая защитников революции. "Скажите откровенно, господа,-- обращался он к левой половине зала,-- нет ли у кого из вас бомбы за пазухой?" Левые депутаты благоразумно промолчали, а Шульгин стал новой парламентской звездой.
Он обладал не только импозантной внешностью -- высокий, стройный, с длинными холеными усами, но и незаурядным актерским дарованием. Его фразы становились пословицами. Например, такая: "Революция в России труслива, и потому я ее презираю".
Но эволюция монархиста шла не по дням, а по часам. В начале Первой мировой Шульгин снова пошел на фронт добровольцем и вскоре был демобилизован после ранения -- как любили напоминать остряки, в голову. Чем же еще, кроме контузии, можно было объяснить то, что депутат покинул фракцию националистов и вступил в союз с кадетами, которых прежде считал необходимым "перевоспитывать в Сибири"?! Созданный ими Прогрессивный блок стал штабом заговора против монархии.
В ноябре 1916-го новым его лозунгом становится "Монархия без Николая" -- никто, по мнению Шульгина, не делал для победы революции столько, сколько последний русский царь...
Тем не менее Февральская революция застала его врасплох. "Зверь вырвался из клетки!" -- восклицал он при виде пьяных и расхристанных "солдат революции" и публично жалел, что под рукой у него нет пулемета. Однако послушно сыграл отведенную ему роль -- поехал на станцию Дно и добился отречения Николая II от власти.
С корабля на свадьбу
Вернувшись в Киев, Шульгин вновь занялся журналистикой. Его "Киевлянин" отчаянно разносил сначала Временное правительство, потом большевиков. В январе 1918-го, когда красные заняли Киев, Шульгин был арестован, но вскоре освобожден. По его собственной версии, к спасению приложил руку секретарь горкома Юрий Пятаков, которого Пихно в свое время спас от каторги.
Скорее всего, большевики поняли, что вреда от живого Шульгина им не будет, а вот польза очень даже возможна. И действительно -- борясь против украинских националистов, редактор "Киевлянина" вбил клин между ними и белогвардейцами. Объединись Петлюра с белой армией, большевикам бы на Украине не устоять нипочем.
С приходом Петлюры Шульгин едва успел покинуть город. Меньше повезло его старшему сыну Василию: озверевшие петлюровцы растерзали его. Позже пропал без вести второй сын, Вениамин, поручик Добровольческой армии. Младшего, Дмитрия, эмигрантская судьба забросила в США -- он надолго исчез из поля зрения отца, и к его судьбе мы еще вернемся. В суматохе бегства потерялась и супруга, Екатерина.
Бежав на Дон, Шульгин стал министром национальностей в правительстве генерала Деникина. Белому движению он, скорее, мешал, чем помогал, поскольку требовал всемерного соблюдения законности и уважения прав гражданского населения. С отступающими белыми он попал в Крым, а потом и в Константинополь. На набитом битком пароходе он познакомился с генеральской дочерью Машей, вдвое моложе его. Очаровывать женщин он вообще умел -- галантен, обходителен, остроумен... Несмотря на разницу в возрасте и на обстановку переполненного парохода, между ними вспыхнул роман, который продолжился за границей. Совсем некстати обнаружилась прежняя супруга, но Василий Витальевич быстро добился ее согласия на развод.
"Рыцарь черной сотни"
В отличие от многих русских в эмиграции, Шульгин не бедствовал -- случившееся в Польше родовое имение приносило кое-какой доход. К тому же у бывшего депутата проснулся не только публицистический, но и литературный дар -- его мемуары широко расходились среди эмигрантов и попадали даже в Советскую Россию. Там к Шульгину относились хоть и отрицательно, но не без уважения. Даже выпускали про него книжки, именуя "рыцарем черной сотни". Видимо, за рыцарство его и избрали объектом чекистской провокации -- заманили в Россию по приглашению подставной организации "Трест".
В Москве и Ленинграде Шульгина плотно "пасли", показывая ему лишь то, что нужно было показать. Впрочем, главное он увидел. В итоге по возвращении он написал книгу "Три столицы", где доказывал: большевизм -- осознанный и неизбежный выбор России. Одни эмигранты, прочтя книжку, ругались на чем свет стоит. Другие же паковали чемоданы и собирались в Россию. Хотя им стоило задуматься: почему Шульгина выпустили обратно? Ведь с подлинными контрреволюционерами, которых удалось заманить в СССР, власти не церемонились.
Когда истинная роль "Треста" раскрылась, очарованный им "рыцарь" испытал ярость, смешанную со стыдом. Он отошел от политики и почти прекратил общение с эмигрантами -- правда, многие и сами не желали общаться с тем, кого считали предателем. Словно оправдываясь, он писал: "Что произошло бы, если бы я остался в Советском Союзе? Тогда бы я разделил судьбу миллионов несчастных русских людей, ставших рабами Сталина... Я не герой и не мудрец. Я уехал потому, что мне было не по плечу это героическое унижение".
Шульгин все больше путался в современной политике. На какое-то время примкнул к Гитлеру, считая его единственным спасителем Европы от большевизма. Однако то, что он увидел после оккупации Югославии немцами, быстро избавило его от иллюзий. В отличие от многих эмигрантов, Шульгин не стал ни бороться с немцами, ни служить им. Последнее спасло его от виселицы, но не от тюрьмы. В 1944-м явившиеся в освобожденные Сремски-Карловцы агенты Смерша начали по спискам арестовывать живших там русских. В их числе оказался и Шульгин. 66-летнего старика доставили в Москву и приговорили к 25 годам тюрьмы за антисоветскую деятельность.
"Я злой колдун"
Его невероятно крепкий организм выдержал все невзгоды. В 1956-м, на волне хрущевской оттепели, Шульгина выпустили и позволили поселиться во Владимире вместе с женой, которую привезли из ссылки. Наконец-то после всех житейских бурь они обрели подобие тихого семейного счастья -- разумеется, под недреманным оком КГБ. Все написанное Шульгиным оседало в чекистских архивах, включая книгу, в которой бывший антисоветчик хвалил Ленина и коммунизм. И не из страха -- он искренне считал, что Ленин спас Россию, вновь собрав ее после периода смуты. Позже он говорил: "Я считаю своим долгом засвидетельствовать, что Ленин стал святыней для миллионов".
Только одного Шульгин не мог простить большевикам -- убийства царской семьи. Он писал: "Я злой колдун, я убил четырех принцесс и сжег их тела огнем" -- принимая на себя вину за гибель царской семьи.
Но когда Шульгину напоминали о разных его высказываниях, он ссылался на Цицерона: "Только дураки всю жизнь не меняют убеждений".
Старый, согбенный, еле слышавший, говоривший надтреснутым тенорком, он обладал такой силой убеждения, такой ясной и яркой речью, какой в совковые времена Россия уже и не помнила.
За примерное поведение ему позволили принимать гостей и даже иногда выезжать в Москву. Постепенно к Шульгину началось паломничество полудиссидентской молодежи, для которой старик был живым символом несогласия (!) с властью. Всегда склонный к некоторой театральности, он начал подыгрывать этим настроениям. Например, писал в частном письме молодым друзьям: "Смотрели в Кремле балет. Балет этот очень занятный, в него вложена мысль. Представлено было, как добродетельная кукуруза борется со скверными сорняками. В смысле хореографическом интересно применение топота для изображения гнева".
Пожалуй, труднее всего было Шульгину отбиваться от обвинения в антисемитизме. Его книжка "Что нам в них не нравится", переизданная в России в 1993 году и разошедшаяся мгновенно, являет собой редчайший пример антисемитизма не пещерного, а скорее, как определял сам Шульгин, метафизического. Ненависти к конкретным представителям еврейства и тем более одобрения погромных настроений такое мировоззрение отнюдь не предполагало. Шульгин считал лишь, что русский и еврейский менталитет несовместимы, что противоречия их непреодолимы, что Россия не выдерживает демократии и благо тому, кто возродит ее как империю...
Однажды, при знакомстве с Юнной Мориц, чьи стихи восхитили Шульгина, поэтесса довольно резко высказалась насчет того, что именно единомышленники Шульгина громили в Киеве, на Подоле, ее родню. Старик не нашел что сказать в свое оправдание.
Он вообще несколько устал оправдываться к концу жизни, которая оказалась довольно долгой. Василий Шульгин умер 15 февраля 1976 года, немного не дожив до ста лет.
В октябре 1961 года в только что открывшемся Кремлевском дворце съездов заседал ХХII съезд партии. На нем Никита Хрущев произнес историческую фразу: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!" Последовала овация. Сидевший наверху, в гостевой ложе, старик с окладистой серебряной бородой не аплодировал. Он вообще мало что видел и слышал, однако рядом с ним неизменно восседал особист -- так, на всякий случай. Бывшему депутату Государственной думы, потомственному дворянину и ярому монархисту Василию Витальевичу Шульгину шел в то время 84-й год.Почему хочется вспомнить о нем именно сегодня? Потому что Шульгин явил собою классический пример человека власти на смене эпох. В современной России он, пожалуй, стал бы, как Борис Березовский, создавать "конструктивную оппозицию". Когда Россия уходит у нас из-под ног, соблазн проклясть ее слишком велик. Шульгин был из тех, кто готов был принимать ее любой. По примеру известного медиа-магната он пытался встроиться в каждую новую государственную машину.
Монархист, принявший отречение Николая II. Антисемит, яростно защищавший Бейлиса. Консерватор, помирившийся с большевиками. Беглец, восстановивший против себя большую часть эмиграции. В общем, даже на фоне российской истории ХХ века биография Шульгина поражает своей извилистостью.
Между тем начиналась его жизнь вполне обычно. Отец -- историк, из богатой помещичьей семьи. Перебравшись в Киев, Шульгин-старший считал себя русским, в то время как прикипевшие к земле родные давно числились украинцами. Виталий Шульгин редактировал правую газету "Киевлянин" вместе с Дмитрием Пихно, который после смерти коллеги унаследовал не только его газету, но и жену. Пихно стал идейным наставником юного Василия, который еще в гимназии пописывал заметки в "Киевлянин" под немудреным псевдонимом NN.
Монархизм Василия прошел испытание на прочность в Киевском университете, где задавали тон революционеры. "Идут славянофилы и нигилисты, у тех и у других ногти нечисты",-- любил он цитировать Прутковиану. Сам Василий спиртного не уважал, а досуг посвящал написанию толстого исторического романа об идеальном рыцаре -- князе Воронецком. Он и себя воображал рыцарем, призванным спасти обожаемую династию Романовых от грозивших ей революционеров и евреев. Последних на страницах "Киевлянина" он называл "раковой опухолью, разъедающей Россию". Но текущей политикой Шульгин особо не интересовался -- женился, завел детей, готовился к неспешной профессорско-пцблицистической карьере.
Однако грозные события ХХ века уже стояли на пороге.
"Нельзя оправдывать разбой!"
В 1905-м Шульгин (ему было восемнадцать лет от роду) записался добровольцем на японский фронт. Тут позорная война кончилась, и вольноопределяющегося Шульгина отправили наводить порядок в родной Киев, где революционеры после октябрьского манифеста распоясались окончательно. Он с отвращением наблюдал, как демонстранты рвали российские флаги и портреты царя. И ему же с его батальоном пришлось защищать евреев, которых "благонамеренные патриоты" собирались громить, не брезгуя при этом банальным грабежом. Другие командиры смотрели на бесчинства черносотенцев сквозь пальцы, но Шульгин приказал солдатам стрелять по погромщикам, отчеканив: "Добрыми намерениями нельзя оправдывать разбой". Благодарные еврейские старейшины поднесли ему подарки, которых он не взял: принципы для него и тогда были превыше всего.
Он собирался бороться не только против смутьянов, но и против неполадок государственной машины, которые, как предсказывал отчим Пихно, могут в конце концов погубить монархию. В конце 1906-го начинающий политик стал одним из немногих правых, избранных в Думу. Первая же его речь произвела впечатление. Нет, он не ругался и не бросался на оппонентов с кулаками, как яростный клоун Пуришкевич, прообраз нынешнего Жириновского. Неистовый бессарабец как раз был антиподом Шульгина, невзирая на известное смыкание взглядов и даже внешнее сходство: оба рано облысевшие, крепкие... В отличие от Пуришкевича, Шульгин говорил негромко и вежливо, с убийственным презрением обличая защитников революции. "Скажите откровенно, господа,-- обращался он к левой половине зала,-- нет ли у кого из вас бомбы за пазухой?" Левые депутаты благоразумно промолчали, а Шульгин стал новой парламентской звездой.
Он обладал не только импозантной внешностью -- высокий, стройный, с длинными холеными усами, но и незаурядным актерским дарованием. Его фразы становились пословицами. Например, такая: "Революция в России труслива, и потому я ее презираю".
Но эволюция монархиста шла не по дням, а по часам. В начале Первой мировой Шульгин снова пошел на фронт добровольцем и вскоре был демобилизован после ранения -- как любили напоминать остряки, в голову. Чем же еще, кроме контузии, можно было объяснить то, что депутат покинул фракцию националистов и вступил в союз с кадетами, которых прежде считал необходимым "перевоспитывать в Сибири"?! Созданный ими Прогрессивный блок стал штабом заговора против монархии.
В ноябре 1916-го новым его лозунгом становится "Монархия без Николая" -- никто, по мнению Шульгина, не делал для победы революции столько, сколько последний русский царь...
Тем не менее Февральская революция застала его врасплох. "Зверь вырвался из клетки!" -- восклицал он при виде пьяных и расхристанных "солдат революции" и публично жалел, что под рукой у него нет пулемета. Однако послушно сыграл отведенную ему роль -- поехал на станцию Дно и добился отречения Николая II от власти.
С корабля на свадьбу
Вернувшись в Киев, Шульгин вновь занялся журналистикой. Его "Киевлянин" отчаянно разносил сначала Временное правительство, потом большевиков. В январе 1918-го, когда красные заняли Киев, Шульгин был арестован, но вскоре освобожден. По его собственной версии, к спасению приложил руку секретарь горкома Юрий Пятаков, которого Пихно в свое время спас от каторги.
Скорее всего, большевики поняли, что вреда от живого Шульгина им не будет, а вот польза очень даже возможна. И действительно -- борясь против украинских националистов, редактор "Киевлянина" вбил клин между ними и белогвардейцами. Объединись Петлюра с белой армией, большевикам бы на Украине не устоять нипочем.
С приходом Петлюры Шульгин едва успел покинуть город. Меньше повезло его старшему сыну Василию: озверевшие петлюровцы растерзали его. Позже пропал без вести второй сын, Вениамин, поручик Добровольческой армии. Младшего, Дмитрия, эмигрантская судьба забросила в США -- он надолго исчез из поля зрения отца, и к его судьбе мы еще вернемся. В суматохе бегства потерялась и супруга, Екатерина.
Бежав на Дон, Шульгин стал министром национальностей в правительстве генерала Деникина. Белому движению он, скорее, мешал, чем помогал, поскольку требовал всемерного соблюдения законности и уважения прав гражданского населения. С отступающими белыми он попал в Крым, а потом и в Константинополь. На набитом битком пароходе он познакомился с генеральской дочерью Машей, вдвое моложе его. Очаровывать женщин он вообще умел -- галантен, обходителен, остроумен... Несмотря на разницу в возрасте и на обстановку переполненного парохода, между ними вспыхнул роман, который продолжился за границей. Совсем некстати обнаружилась прежняя супруга, но Василий Витальевич быстро добился ее согласия на развод.
"Рыцарь черной сотни"
В отличие от многих русских в эмиграции, Шульгин не бедствовал -- случившееся в Польше родовое имение приносило кое-какой доход. К тому же у бывшего депутата проснулся не только публицистический, но и литературный дар -- его мемуары широко расходились среди эмигрантов и попадали даже в Советскую Россию. Там к Шульгину относились хоть и отрицательно, но не без уважения. Даже выпускали про него книжки, именуя "рыцарем черной сотни". Видимо, за рыцарство его и избрали объектом чекистской провокации -- заманили в Россию по приглашению подставной организации "Трест".
В Москве и Ленинграде Шульгина плотно "пасли", показывая ему лишь то, что нужно было показать. Впрочем, главное он увидел. В итоге по возвращении он написал книгу "Три столицы", где доказывал: большевизм -- осознанный и неизбежный выбор России. Одни эмигранты, прочтя книжку, ругались на чем свет стоит. Другие же паковали чемоданы и собирались в Россию. Хотя им стоило задуматься: почему Шульгина выпустили обратно? Ведь с подлинными контрреволюционерами, которых удалось заманить в СССР, власти не церемонились.
Когда истинная роль "Треста" раскрылась, очарованный им "рыцарь" испытал ярость, смешанную со стыдом. Он отошел от политики и почти прекратил общение с эмигрантами -- правда, многие и сами не желали общаться с тем, кого считали предателем. Словно оправдываясь, он писал: "Что произошло бы, если бы я остался в Советском Союзе? Тогда бы я разделил судьбу миллионов несчастных русских людей, ставших рабами Сталина... Я не герой и не мудрец. Я уехал потому, что мне было не по плечу это героическое унижение".
Шульгин все больше путался в современной политике. На какое-то время примкнул к Гитлеру, считая его единственным спасителем Европы от большевизма. Однако то, что он увидел после оккупации Югославии немцами, быстро избавило его от иллюзий. В отличие от многих эмигрантов, Шульгин не стал ни бороться с немцами, ни служить им. Последнее спасло его от виселицы, но не от тюрьмы. В 1944-м явившиеся в освобожденные Сремски-Карловцы агенты Смерша начали по спискам арестовывать живших там русских. В их числе оказался и Шульгин. 66-летнего старика доставили в Москву и приговорили к 25 годам тюрьмы за антисоветскую деятельность.
"Я злой колдун"
Его невероятно крепкий организм выдержал все невзгоды. В 1956-м, на волне хрущевской оттепели, Шульгина выпустили и позволили поселиться во Владимире вместе с женой, которую привезли из ссылки. Наконец-то после всех житейских бурь они обрели подобие тихого семейного счастья -- разумеется, под недреманным оком КГБ. Все написанное Шульгиным оседало в чекистских архивах, включая книгу, в которой бывший антисоветчик хвалил Ленина и коммунизм. И не из страха -- он искренне считал, что Ленин спас Россию, вновь собрав ее после периода смуты. Позже он говорил: "Я считаю своим долгом засвидетельствовать, что Ленин стал святыней для миллионов".
Только одного Шульгин не мог простить большевикам -- убийства царской семьи. Он писал: "Я злой колдун, я убил четырех принцесс и сжег их тела огнем" -- принимая на себя вину за гибель царской семьи.
Но когда Шульгину напоминали о разных его высказываниях, он ссылался на Цицерона: "Только дураки всю жизнь не меняют убеждений".
Старый, согбенный, еле слышавший, говоривший надтреснутым тенорком, он обладал такой силой убеждения, такой ясной и яркой речью, какой в совковые времена Россия уже и не помнила.
За примерное поведение ему позволили принимать гостей и даже иногда выезжать в Москву. Постепенно к Шульгину началось паломничество полудиссидентской молодежи, для которой старик был живым символом несогласия (!) с властью. Всегда склонный к некоторой театральности, он начал подыгрывать этим настроениям. Например, писал в частном письме молодым друзьям: "Смотрели в Кремле балет. Балет этот очень занятный, в него вложена мысль. Представлено было, как добродетельная кукуруза борется со скверными сорняками. В смысле хореографическом интересно применение топота для изображения гнева".
Пожалуй, труднее всего было Шульгину отбиваться от обвинения в антисемитизме. Его книжка "Что нам в них не нравится", переизданная в России в 1993 году и разошедшаяся мгновенно, являет собой редчайший пример антисемитизма не пещерного, а скорее, как определял сам Шульгин, метафизического. Ненависти к конкретным представителям еврейства и тем более одобрения погромных настроений такое мировоззрение отнюдь не предполагало. Шульгин считал лишь, что русский и еврейский менталитет несовместимы, что противоречия их непреодолимы, что Россия не выдерживает демократии и благо тому, кто возродит ее как империю...
Однажды, при знакомстве с Юнной Мориц, чьи стихи восхитили Шульгина, поэтесса довольно резко высказалась насчет того, что именно единомышленники Шульгина громили в Киеве, на Подоле, ее родню. Старик не нашел что сказать в свое оправдание.
Он вообще несколько устал оправдываться к концу жизни, которая оказалась довольно долгой. Василий Шульгин умер 15 февраля 1976 года, немного не дожив до ста лет.
АНДРЕЙ ГАМАЛОВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
