Архивная публикация 2005 года: "Суд да любовь"

Супруги-адвокаты Игорь и Людмила Труновы советуются друг с другом во всем: и как правильно воспитывать детей, и на какую статью закона опираться, отстаивая интересы заложников «Норд-Оста».Семейные дела

— Почему заложники «Норд-Оста» и их родственники обратились именно к вам?

Людмила Трунова: Поскольку народ у нас в стране в большинстве своем небогатый, то мы решили по субботам бесплатно принимать малообеспеченных людей: считаем это своим гражданским долгом. В Москве есть еще около десятка подобных пунктов. Когда к нам пришли первые пострадавшие во время захвата заложников в мюзикле «Норд-Ост», никто не думал, что их обращения создадут прецедент. Поначалу это была обыденная юридическая работа: когда погибает человек, у наследников возникает ворох проблем с оформлением надлежащих бумаг, получением пособий, пенсий, и они идут к юристам.

Сначала к нам пришла одна семья, потом вторая. И только через некоторое время появилась организация, которая объединила жертв терактов. Люди спрашивали: имеют ли они право получить компенсацию за моральный ущерб от государства?

Игорь Трунов: Я не готов был ответить сразу. Посмотрел закон «О борьбе с терроризмом» от 1998 года. В достаточно большом законе есть всего лишь одна маленькая статья о возмещении материального и морального вреда. Но судебной практики — ноль. Я обратился в Госдуму к авторам и разработчикам законопроекта за экспертным заключением: что они имели в виду, когда писали закон? С этим заключением мы обратились в суд с иском к правительству. Сумма в $1 млн. каждому пострадавшему была взята не с потолка. Мы отталкивались от того, что в практике наших судов уже были решения о взыскании $1 млн. за причиненный моральный вред.

— А почему Михаил Леонтьев назвал вас мародером?

Л.Т.: Он озвучивал проправительственную позицию, чтобы блокировать ситуацию с исками. Оскорблять родственников погибших было бы неэтично, и поэтому он выбрал меня. Тем не менее дела потерпевших от терроризма продолжаются, идут судебные заседания.

— Всех пропавших после штурма нашли?

Л.Т.: Одна ситуация так до сих пор и не ясна. Одна из наших клиенток — американка Елена Бурбан. На спектакле она была с мужем. После отравления газом осталась инвалидом. А труп ее мужа был найден на Ленинском проспекте. Он умер в «Норд-Осте», и никто не может внятно объяснить, как он попал на другой конец Москвы.

— А с террористами дела не приходилось иметь?

Л.Т.: Мне — нет, а Игорь представлял в суде потерпевших во время взрывов домов на Каширском шоссе, улице Гурьянова и в Волгодонске и допрашивал Адама Декушева и Юсуфа Крымшамхалова, приговоренных за организацию взрывов к пожизненному лишению свободы.

И.Т.: За взрывы домов в Москве и Волгодонске Декушев должен был получить от арабского террориста Абу Умара $4 тыс. Когда он приехал за деньгами, Абу Умар отказался платить: «Ты действовал по воле Аллаха, при чем здесь деньги?» Они поругались, и Декушев ушел от него в другой лагерь.

— Чем закончился процесс, на котором вы представляли интересы матерей Тимофея Носика и Сергея Бодрова, погибших под ледником в Северной Осетии?

Л.Т.: Валентина Николаевна Бодрова и Елена Александровна Зиничева (мама Тимофея Носика) подали иск к правительству РФ и правительству Республики Северная Осетия—Алания. Место гибели их сыновей — опасная зона с пульсирующим ледником. Ледник четыре раз сходил, четыре раза гибли люди и рушились дома. Это зона риска, и согласно закону там должны быть хотя бы предупреждающие щиты: «Опасно! Пульсирующий ледник». Если вы все-таки пошли и погибли, то это — ваша проблема, ведь вас предупредили. Но ситуацию с Сережей Бодровым и его съемочной группой можно назвать халатностью властей. Их никто не предупредил. Сергей Бодров был безумно популярен, его встречало все правительство Северной Осетии—Алании, а сейчас они говорят, что не знали о съемках. Мы подали иск на основе закона «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера». Нам отказали. Оказывается, недостаточно доказательств того, что матерям Бодрова и Носика был причинен моральный вред! Вся страна плакала у телевизора…

— А моральный вред, причиненный Марии Арбатовой передачей «Розыгрыш», доказан?

Л.Т.: Дело еще не закончено. Мы подали иск на сумму в $100 тыс. Маша была в шоке, когда ее так разыграли. В турфирме, где она якобы выиграла путевку, в подсобке будто бы избивали сотрудниц. Услышав крики, она, естественно, вмешалась. И тут узнала, что это передача «Розыгрыш». Это юмор, не совместимый с жизнью. Чулпан Хаматова рыдала, рассказывая, как ее «заминировали террористы». Очень смешно, правда? Сюжет с Арбатовой мы запретили выпускать в эфир.

Кстати, у передачи «Кресло» мы получили выигрыш Машиных сыновей — $11 тыс. Руководство передачи нам объяснило, что деньги выплачиваются лишь в случае, если сюжет выходит в эфир. Выход они оттягивали. Я составила исковое заявление, но до суда дело не дошло. Деньги сразу отдали. Потом оказалось, что то же самое произошло и с другими победителями.

Развела на свадьбу

— Познакомились вы, наверное, тоже в суде?

Л.Т.: Да. В 1987 году я работала в Хостинском районном суде города Сочи и готовилась стать судьей. В круг моих обязанностей входил в том числе и прием граждан. И вот однажды приходит Игорь и спрашивает: «Где тут у вас разводят побыстрее?» А в то время срок для примирения супругов был до полугода. Ну я и приняла самое активное участие в его разводе — поторопила судей.

И.Т.: Судебная система обеспечила всем — и развела, и сразу предоставила нового кандидата в жены (смеется).

Л.Т.: В знак благодарности «за мастерство скоростного развода» Игорь пригласил нас, девчонок-секретарей, в кооперативное кафе, которые в Сочи только начали открываться. После этого вечера мы стали часто встречаться, вместе обедали, а потом эти обеды плавно перетекли в совместные семейные завтраки.

— Брак вы оформили так же быстро, как развод?

Л.Т.: Нет, через четыре года. Когда наш роман был в разгаре, Игоря пригласили учиться в аспирантуру в Москву. Он уехал, а я осталась в Сочи и постоянно к нему моталась. Иногда жила в Москве по нескольку месяцев.

И.Т.: И потихоньку вещи перевозила. Подсуетилась на старте.

Л.Т.: Это правда. Часть моих вещей была дома, в Сочи, а часть — в Москве. К моменту официальной регистрации нашего брака все друзья уже воспринимали нас как супружескую пару. А новым знакомым и в голову не приходило, что мы не женаты. В какой-то момент Игорь прозаично сказал: «Возьми паспорт, заедем в ЗАГС».

— И никакой романтики?

Л.Т.: Абсолютно. Мне даже кажется, что я вроде как сама его туда затащила. Помните, в Москве было достаточно проблематично с проживанием и пропиской? Он-то переехал в Москву по ходатайству министерства, а вот я могла прописаться только к мужу. Как бы там ни было, но мы двинулись в сторону ЗАГСа. Приехали туда с двумя свидетелями, а их попросили подождать в коридоре: поскольку регистрация была не торжественной, то и свидетели оказались не нужны. Свадебных нарядов у нас тоже не было, хотя, конечно, одежда соответствовала торжественности события. Мы расписались и ушли. С друзьями отметили праздник в «вечернем общепите».

— Тяжело было освоиться в Москве?

Л.Т.: Сначала я не понимала, что такое Москва и чем она отличается от Сочи. Но когда я переехала в столицу насовсем, то мне стало грустно. Я в Москве потерялась. Но Игорь помог мне устроиться на работу в прокуратуру Москвы, и я втянулась. Я всегда была очень шустрая и активная. В Сочи я и заседания вела, и приговоры писала, и решения. Отработала полдня — и уже нечем заняться. Так я втайне от руководства в обеденное время бегала на море и занималась серфингом, благо у меня из окон кабинета море было видно как на ладони.

— Как вы стали юристом?

Л.Т.: Мне казалось, что это мое личное и самостоятельное решение. Но вообще-то мой дядя работает в Верховном суде РФ, а лучшая мамина подруга была адвокатом. Я начала работать в суде лет в 17—18. С тех пор и занимаюсь юриспруденцией.

— А где учились?

Л.Т.: Я окончила юридический факультет Кубанского государственного университета. Потом училась в аспирантуре и защитила кандидатскую диссертацию, а затем и докторскую. Защищалась в НИИ Генеральной прокуратуры. Было очень сложно.

— Тяжело справляться с двумя девочками и одним мальчиком?

И.Т.: Мы уже и на четвертого ребенка решились: для симметрии нужен еще один мальчик. Сейчас работаем над этим вопросом. Маленький ребенок — это такое удовольствие! Чем больше в семье детей, тем меньше они сидят на голове. Одного ребенка надо веселить, а тут они сами себя развлекают и помогают друг другу.

— Дети учатся в какой-то особенной школе?

И.Т.: Даня и Настя в четвертый класс пошли в традиционную школу. После платной частной школы нам пришлось на все лето нанимать репетиторов, чтобы они могли учиться в обыкновенной школе. Недотягивали до программы. А Ксения пока еще ходит в сад — ей пять лет.

— Как вы успеваете и работать, и с детьми заниматься?

Л.Т.: Мы встаем в четыре утра, пьем кофе и садимся работать до семи — писать книги. Это единственное свободное время в сутках. Наш домашний кабинет — это два компьютера, два стола и огромное количество книг. В семь дети просыпаются в школу. Мы вместе завтракаем, и начинается круговерть: отвести в школу — привести, суд, прокуратура, прием посетителей, ученики, лекции, экзамены и тому подобное.

И.Т.: Cегодня за ребенком лучше следит тот, у кого больше денег. Отсюда частные педагоги, кухарки, нянечки. С меня требуется только контроль.

Л.Т.: Не утрируй. Занимаемся, конечно, хотя и не без посторонней помощи. Например, мы сегодня рано встали и поехали с девчонками в бассейн — поплавать, понырять. Дети очень любят эти мероприятия. На выходные ходим «в ночное».

— Это как?

Л.Т.: Табуны мы, конечно, не пасем. Это семейный термин. В обычные дни дети рано ложатся спать — часов в девять. А по субботам мы разрешаем им нарушить режим и все поздно ложимся спать — смотрим всей семьей какой-нибудь фильм или ходим куда-нибудь, гуляем. В общем, как сейчас говорят, зажигаем.

— Наверное, вы строгие родители?

Л.Т.: Мы с Игорем разные: я — мягче, а он — тверже. Когда оба добрые, это расслабляет. Меня легко растрогать, я очень эмоциональна, и дети этим пользуются. А им, еще маленьким, трудно сопротивляться удовольствиям.

И.Т.: И тут вступает тяжелая артиллерия…

— Кстати, а если вы спорите с мужем, то как ведете себя — как жена или как адвокат?

Л.Т.: Я спорю, как умею, не задумываясь — адвокат я или просто женщина. Но мне кажется, что я спорю разумно и аргументированно. Если муж считает, что прав он, а я нет, соглашаюсь. Я лучше позже вернусь к этому вопросу, чем буду биться насмерть. Я бы даже не назвала то, что происходит между нами, спорами. Мы обсуждаем ту или иную ситуацию, и никто не повышает голоса — у нас отсутствуют элементы традиционных споров.

И.Т.: Людмила всегда уступает. Я более прямолинеен, жена — гибче. Я пытаюсь бороться с собой, но все равно, бывает, как ляпну...

— Вы вместе живете, вместе работаете, а как отдыхаете?

Л.Т.: Тоже вместе. Ездим путешествовать. В мае этого года мы собрались поехать всей семьей на Гоа. Заплатили деньги, уже пора вылетать, а билетов и путевок на руках нет до последнего дня. Звоним в турфирму, а они заявляют: «Извините, у нас тут главный застрелился, все счета обнулены». Я им: «Что значит «извините» – а поездка, а деньги?» Я пригрозила, что подам в суд, они — на дыбы. Правда, потом все-таки предоставили нам поездку в Тунис. В мае в Тунисе еще холодно, в отличие от Гоа. Это немцы туда ездят круглый год в гольф играть, но мы-то не немцы! Мы вообще ехали детей прогуливать. Впрочем, дети остались очень довольны — бассейн, море, парашюты.

— Отдыхаете в основном за границей?

Л.Т.: Нет, у нас в Сочи есть чудесный дом, мы его называем «дача» и летом туда периодически ездим.

В 1994 году мы с Игорем уехали в Польшу — открыли там свою юридическую фирму. Купили в Сопоте шикарную трехкомнатную квартиру с видом на море. Думали остаться в Польше, но так случилось, что вернулись обратно в Москву. Сейчас я очень жалею, что мы продали ту квартиру. Как было бы хорошо приезжать на лето с детьми в собственные апартаменты в пяти метрах от пляжа.

— В Подмосковье переезжать не собираетесь?

Л.Т.: Я пока не хочу жить за городом. В детстве все летние каникулы я проводила на Кубани, в деревне у бабушки и дедушки. Нас, внуков, там было человек десять. Так вот, дед будил нас в шесть-семь утра, давал в руки тяпки, и мы шли на прополку кукурузы. Я сначала все честно выполняла, а потом поняла, что не могу летом просыпаться так рано. Я стала потихоньку срубать эту кукурузу. Дедушка сначала пытался меня научить, как правильно полоть, а потом махнул рукой. В результате все внуки работали, а я спала на сеновале.

Мы с Игорем не дачники. Нам некомфортно добираться по пробкам два часа на работу и с работы. Конечно, мне нравится ездить к друзьям на дачу, но максимум на денек.

— Чем вы себя развлекаете в Москве?

Л.Т.: Мы расслабляемся в спортзале. Занимаемся атлетической гимнастикой, шейпингом, паримся в сауне, плаваем в бассейне. На день рождения старый школьный друг подарил мужу беговые лыжи. Теперь придется еще и на лыжах ходить.

— То есть вы стараетесь держать себя в форме...

Л.Т.: У нас есть проблема борьбы с лишним весом. Муж в прошлом — мастер спорта по боксу. Бывшим профессиональным спортсменам надо следить за фигурой, иначе можно быстро растолстеть. Я тоже склонна к полноте.

— Незаметно...

Л.Т.: Это результат упорной борьбы. Я вообще не ем сладкого, мучного и картошки.

— Кстати, а вы любите готовить?

Л.Т.: Только то, что быстро. Пиццу в микроволновке, курицу в духовке. Но бывает, когда есть немного времени, я устраиваю семье праздники. В выходные я готовлю вкусные и оригинальные блюда. А вообще, у нас в семье нет культа еды. Кухарку мы не берем хотя бы потому, что это автоматически приведет к бесконечному жеванию.

— Кто у вас главный в семье?

Л.Т.: Муж, конечно. Я и не претендую на роль главы семьи. У него лучше работает логика. Меня захлестывают эмоции, не хватает хладнокровия. А Игорь человек разумный.