Архивная публикация 2007 года: "Тактика без стратегии"
Москва больше не хочет тратиться на Белоруссию: Союзное государство не склеивается, Лукашенко верен себе — так какой резон дотировать если не противников, то и не друзей?Виртуальный союз
Конфликт между Москвой и Минском сделал явным то, что и раньше никакого секрета не составляло. По большому счету, российско-белорусская интеграция начала свое превращение в миф в тот момент, когда Борис Ельцин определился с преемником, а народ этого преемника счастливо принял и поддержал. Если до появления Владимира Путина Александр Лукашенко еще мог надеяться на собственную политическую карьеру в едином государстве, то при Путине все дороги в большую российскую политику для него оказались отрезаны. А значит, и единое государство (со всеми требующимися для этого жертвами) теряло для него всякий смысл: ради чего чем-то жертвовать?
Полагаться на личные отношения двух президентов тоже не приходилось. Никакой «химии» между Лукашенко и Путиным не возникло. Путин сразу как-то холодно отнесся к Лукашенко, к тому же, в отличие от Ельцина, Путин никогда не испытывал личного комплекса вины в связи с распадом СССР. Ему может и не нравиться сам факт распада державы, на которую он трудился всю молодость, но он лишь принял наследство, а не сотворил его.
В результате переговоры о создании единого государства довольно скоро превратились в не имеющий особого отношения к реальности процесс, в котором, с одной стороны, вроде как что-то вяло происходит, а с другой — ровным счетом ничего не происходит. Минск заботила сохранность льготных цен и других косвенных дотаций, Москву — недопущение прихода на стратегически важную (соседнюю и транзитную) территорию врагов из НАТО. Любопытно, что Лукашенко вроде и поддерживали как изгоя для Европы и США и в то же время постоянно держали в голове как образец того, до чего доводить отношения с Западом НЕ НАДО. Наконец, в России до последнего времени существовало лобби, заинтересованное в сохранении белорусского нефтяного офшора.
При этом практические планы объединения имели слабое отношение к подписанным документам. В реальность появления единого государства, в котором Белоруссия и Россия пользовались бы равными правами, в Москве не верили, кажется, даже самые ярые сторонники объединения вроде Юрия Лужкова или Константина Затулина.
«История не дает примеров интеграции авторитарных государств. Они могут объединяться только путем поглощения одного другим», — комментирует руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Алексей Арбатов.
Москва долгое время не приближалась к белорусским взаимоотношениям — руки не доходили. Сначала своих проблем было достаточно, потом начало потряхивать Украину, Киргизию, Грузию. Надо было спасать свои позиции там, держаться, ругаться, препираться. Но итогом напряжений и разных потерь стало появление в России концепции энергетической сверхдержавы. И на этом спокойная жизнь для режима Лукашенко закончилась.
Последним рубежом оказались президентские выборы в Белоруссии, состоявшиеся весной прошлого года. Легитимность переизбранию Лукашенко на третий срок обеспечила поддержка России. Но никакими явными следствиями поддержка не обернулась. Можно с уверенностью предположить, что политическое покровительство Россия хотела конвертировать в корпоративную выгоду. Очевидно, Лукашенко не собирался делиться предприятиями.
И терпение Кремля лопнуло. Лукашенко припомнили и газ по внутрироссийским ценам, и нефтяной офшор, который «батька» организовал на территории Белоруссии, нарушив договор о Таможенном союзе (экспорт нефтепродуктов, полученных из нефти, которую Россия не облагает экспортной пошлиной, дает Белоруссии около 8% ВВП). «Газпром» предложил новый контракт на поставку газа по $200 за тысячу кубометров. А в начале декабря Россия ввела экспортную пошлину на поставки нефти в Белоруссию, правда, так и не денонсировав договор о Таможенном союзе.
Решение было логичным и правильным. Только вот последствия оказались неожиданными и неприятными.
Готовые головы
Казалось, начиная переговоры с Минском, «Газпром» учел прошлогодние ошибки и сделал все, чтобы защититься от упреков в энергетическом шантаже. Цена за тысячу кубометров перед началом решающей стадии переговоров была снижена до $105, даже дружественная Армения платит много больше. Белорусам был предложен щадящий, рассчитанный на 5 лет график перехода на европейские цены на газ, Украина о такой милости год назад и мечтать не могла. Цена транзита российского газа по территории Белоруссии повышена почти вдвое. Обошлось на сей раз (во всяком случае, пока) и без мутных схем с участием структур вроде разных «рос-, укр-, бел- энерго». Наконец, российская сторона согласилась с предложенной Минском оценкой «Белтрансгаза» в $5 млрд. «Газпром» получит лишь 50% акций и только через четыре года. Белорусское государство сохраняет за собой «золотую акцию», то есть в управлении предприятием российский монополист участвовать не сможет.
Причем, как считает директор минского Центра Мизеса экономист Ярослав Романчук, в договоре о покупке «Газпромом» доли в «Белтрансгазе» заложены значительные риски: приватизация прошла с нарушением прописанных в белорусском законодательстве процедур (так, не был проведен, даже формально, тендер) и в будущем может быть признана недействительной.
В целом на переговорах с Минском по газу Россия выглядела чуть ли не жертвой и с точки зрения пиара переиграла Лукашенко вчистую. Если бы переговоры сорвались, то виноватым выглядел бы «батька», а не «Газпром».
Более того, по некоторым сведениям, Москва держала в голове прошлогодний украинский провал прежде всего с точки зрения пиара и готовилась к тому, чтобы подобное не повторилось с Белоруссией. Накануне Нового года ключевых телевизионных людей на российских каналах попросили по возможности избежать отпусков и отъездов, спикер «Газпрома» Сергей Куприянов снова стал главной «говорящей головой» всех телеканалов и радиостанций. Но беда пришла со стороны, которую не просчитали. Хотя вполне могли.
Не ждали
Вместо проблем с транзитом газа Лукашенко организовал проблемы с транзитом нефти. После чего в глазах Европы, по крайней мере на несколько дней, Россия вновь превратилась в ненадежного соседа.
Россия к такому повороту оказалась не готова. Когда Минск начал самовольно забирать экспортную нефть из «Дружбы», у «Транснефти» не осталось другого выбора, кроме как перекрыть кран и оставить европейских покупателей без сырья. В результате и без того потрепанная репутация России как надежного поставщика энергоресурсов получила очередную пробоину.
«Когда возникают трудности, самое меньшее, что можно сделать, — это начать консультации», — словно детей, отчитывала российских партнеров канцлер Германии Ангела Меркель. Комментарии других видных европолитиков были жестче.
Сетовать на то, что Запад развернул очередную кампанию по травле России с целью «оказать давление на ее внутреннюю и внешнюю политику» (В.В.Путин), в данном случае не приходится. В Москве почему-то до сих пор не усвоили: аргументы типа «а Лукашенко первый начал» в Европе мало кого трогают. Ни Украина, ни тем более Белоруссия не рассматриваются ЕС в качестве равноправных субъектов в энергетических отношениях между Россией и Европой. Трудности Москвы с соседними транзитными странами, с точки зрения европейцев, — это ее трудности. И тот факт, что в результате напряжения с соседями страдают третьи страны (в реальности — конечные потребители, платежеспособные и надежные), лишь ухудшает имидж России. Еще во время газового кризиса с Украиной Москве дали понять, что такого рода «форс-мажор» в расчет приниматься не будет.
«Беларусь» против «Волги»
Москва больше не хочет тратиться на Белоруссию: Союзное государство не склеивается, Лукашенко верен себе — так какой резон дотировать если не противников, то и не друзей?Виртуальный союз
Конфликт между Москвой и Минском сделал явным то, что и раньше никакого секрета не составляло. По большому счету, российско-белорусская интеграция начала свое превращение в миф в тот момент, когда Борис Ельцин определился с преемником, а народ этого преемника счастливо принял и поддержал. Если до появления Владимира Путина Александр Лукашенко еще мог надеяться на собственную политическую карьеру в едином государстве, то при Путине все дороги в большую российскую политику для него оказались отрезаны. А значит, и единое государство (со всеми требующимися для этого жертвами) теряло для него всякий смысл: ради чего чем-то жертвовать?
Полагаться на личные отношения двух президентов тоже не приходилось. Никакой «химии» между Лукашенко и Путиным не возникло. Путин сразу как-то холодно отнесся к Лукашенко, к тому же, в отличие от Ельцина, Путин никогда не испытывал личного комплекса вины в связи с распадом СССР. Ему может и не нравиться сам факт распада державы, на которую он трудился всю молодость, но он лишь принял наследство, а не сотворил его.
В результате переговоры о создании единого государства довольно скоро превратились в не имеющий особого отношения к реальности процесс, в котором, с одной стороны, вроде как что-то вяло происходит, а с другой — ровным счетом ничего не происходит. Минск заботила сохранность льготных цен и других косвенных дотаций, Москву — недопущение прихода на стратегически важную (соседнюю и транзитную) территорию врагов из НАТО. Любопытно, что Лукашенко вроде и поддерживали как изгоя для Европы и США и в то же время постоянно держали в голове как образец того, до чего доводить отношения с Западом НЕ НАДО. Наконец, в России до последнего времени существовало лобби, заинтересованное в сохранении белорусского нефтяного офшора.
При этом практические планы объединения имели слабое отношение к подписанным документам. В реальность появления единого государства, в котором Белоруссия и Россия пользовались бы равными правами, в Москве не верили, кажется, даже самые ярые сторонники объединения вроде Юрия Лужкова или Константина Затулина.
«История не дает примеров интеграции авторитарных государств. Они могут объединяться только путем поглощения одного другим», — комментирует руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Алексей Арбатов.
Москва долгое время не приближалась к белорусским взаимоотношениям — руки не доходили. Сначала своих проблем было достаточно, потом начало потряхивать Украину, Киргизию, Грузию. Надо было спасать свои позиции там, держаться, ругаться, препираться. Но итогом напряжений и разных потерь стало появление в России концепции энергетической сверхдержавы. И на этом спокойная жизнь для режима Лукашенко закончилась.
Последним рубежом оказались президентские выборы в Белоруссии, состоявшиеся весной прошлого года. Легитимность переизбранию Лукашенко на третий срок обеспечила поддержка России. Но никакими явными следствиями поддержка не обернулась. Можно с уверенностью предположить, что политическое покровительство Россия хотела конвертировать в корпоративную выгоду. Очевидно, Лукашенко не собирался делиться предприятиями.
И терпение Кремля лопнуло. Лукашенко припомнили и газ по внутрироссийским ценам, и нефтяной офшор, который «батька» организовал на территории Белоруссии, нарушив договор о Таможенном союзе (экспорт нефтепродуктов, полученных из нефти, которую Россия не облагает экспортной пошлиной, дает Белоруссии около 8% ВВП). «Газпром» предложил новый контракт на поставку газа по $200 за тысячу кубометров. А в начале декабря Россия ввела экспортную пошлину на поставки нефти в Белоруссию, правда, так и не денонсировав договор о Таможенном союзе.
Решение было логичным и правильным. Только вот последствия оказались неожиданными и неприятными.
Готовые головы
Казалось, начиная переговоры с Минском, «Газпром» учел прошлогодние ошибки и сделал все, чтобы защититься от упреков в энергетическом шантаже. Цена за тысячу кубометров перед началом решающей стадии переговоров была снижена до $105, даже дружественная Армения платит много больше. Белорусам был предложен щадящий, рассчитанный на 5 лет график перехода на европейские цены на газ, Украина о такой милости год назад и мечтать не могла. Цена транзита российского газа по территории Белоруссии повышена почти вдвое. Обошлось на сей раз (во всяком случае, пока) и без мутных схем с участием структур вроде разных «рос-, укр-, бел- энерго». Наконец, российская сторона согласилась с предложенной Минском оценкой «Белтрансгаза» в $5 млрд. «Газпром» получит лишь 50% акций и только через четыре года. Белорусское государство сохраняет за собой «золотую акцию», то есть в управлении предприятием российский монополист участвовать не сможет.
Причем, как считает директор минского Центра Мизеса экономист Ярослав Романчук, в договоре о покупке «Газпромом» доли в «Белтрансгазе» заложены значительные риски: приватизация прошла с нарушением прописанных в белорусском законодательстве процедур (так, не был проведен, даже формально, тендер) и в будущем может быть признана недействительной.
В целом на переговорах с Минском по газу Россия выглядела чуть ли не жертвой и с точки зрения пиара переиграла Лукашенко вчистую. Если бы переговоры сорвались, то виноватым выглядел бы «батька», а не «Газпром».
Более того, по некоторым сведениям, Москва держала в голове прошлогодний украинский провал прежде всего с точки зрения пиара и готовилась к тому, чтобы подобное не повторилось с Белоруссией. Накануне Нового года ключевых телевизионных людей на российских каналах попросили по возможности избежать отпусков и отъездов, спикер «Газпрома» Сергей Куприянов снова стал главной «говорящей головой» всех телеканалов и радиостанций. Но беда пришла со стороны, которую не просчитали. Хотя вполне могли.
Не ждали
Вместо проблем с транзитом газа Лукашенко организовал проблемы с транзитом нефти. После чего в глазах Европы, по крайней мере на несколько дней, Россия вновь превратилась в ненадежного соседа.
Россия к такому повороту оказалась не готова. Когда Минск начал самовольно забирать экспортную нефть из «Дружбы», у «Транснефти» не осталось другого выбора, кроме как перекрыть кран и оставить европейских покупателей без сырья. В результате и без того потрепанная репутация России как надежного поставщика энергоресурсов получила очередную пробоину.
«Когда возникают трудности, самое меньшее, что можно сделать, — это начать консультации», — словно детей, отчитывала российских партнеров канцлер Германии Ангела Меркель. Комментарии других видных европолитиков были жестче.
Сетовать на то, что Запад развернул очередную кампанию по травле России с целью «оказать давление на ее внутреннюю и внешнюю политику» (В.В.Путин), в данном случае не приходится. В Москве почему-то до сих пор не усвоили: аргументы типа «а Лукашенко первый начал» в Европе мало кого трогают. Ни Украина, ни тем более Белоруссия не рассматриваются ЕС в качестве равноправных субъектов в энергетических отношениях между Россией и Европой. Трудности Москвы с соседними транзитными странами, с точки зрения европейцев, — это ее трудности. И тот факт, что в результате напряжения с соседями страдают третьи страны (в реальности — конечные потребители, платежеспособные и надежные), лишь ухудшает имидж России. Еще во время газового кризиса с Украиной Москве дали понять, что такого рода «форс-мажор» в расчет приниматься не будет.
«Беларусь» против «Волги»
| Как мы дружили Апрель 1996 года. Борис Ельцин и Александр Лукашенко подписывают договор об образовании сообщества России и Белоруссии, а 2 апреля 1997 года — договор о создании Союзного государства. 22 января 1998 года — подписано соглашение о единых условиях транзита. По нему товары, находящиеся в транзите, освобождаются от уплаты таможенных пошлин, налогов, сборов, а также от применения мер экономической политики. Это соглашение стало продолжением подписанного в 1995 году таможенного соглашения с Белоруссией, по которому Россия отказалась от взимания пошлины на сырую нефть и российская экспортная ставка устанавливалась на белорусской границе. Доходы распределялись так: 85% — в бюджет РФ, 15% — Белоруссии. 2001 год — Белоруссия в одностороннем порядке выходит из соглашения и устанавливает экспортные пошлины в несколько раз ниже российской ставки. По экспертным оценкам, из 20 млн. тонн нефти, переработанной в Белоруссии, внутри потребляется только 6 млн., 14 млн. идет на экспорт. Нефтяным компаниям стало выгодно перерабатывать нефть в Белоруссии, и она стала своего рода офшорной зоной. Март 2002 года — планировалось окончательное подписание Конституционного акта Союзного государства и вынесение его на референдум. Сроки подписания переносились, последнее упоминание о возможном подписании — середина 2006 года. Белоруссия, по выражению самого Лукашенко, «процесс не торпедировала». С российской стороны говорят, что документ выработан, и регулярно обещают его скорое подписание. Тормозят процесс разногласия, что делать сначала: подписывать акт или вводить единую валюту. Белорусы хотят сначала акт, Россия — валюту. Между тем бюджет Союзного государства ежегодно утверждается и осваивается: ныне это 3,78 млрд. рублей (2 млрд. в прошлом году). 1 января 2003 года — предполагалось, к этому сроку Союз обретет единую валюту — российский рубль. Лукашенко опасался, что, вводя чужую валюту, Белоруссия «окажется в роли подчиненного, второстепенного государства». Кроме того, он настаивал на двух эмиссионных центрах. Москва предлагала один — ЦБ РФ. 1 июня 2003 года — «Газпром» решает приобрести половину ОАО «Белтрансгаз». Переговоры завершились в декабре 2006 года, стороны сошлись на цене $5 млрд. 8 декабря 2006 года — после проведенных в ноябре переговоров Россия решает восстановить взимание экспортной пошлины на нефть по правилам до 1996 года, то есть на границе с Белоруссией ($45 за тонну). 10 января 2007 года — Россия и Белоруссия договариваются, что Белоруссия отменит пошлины за прокачку, а Россия возобновит переговоры по экспортной пошлине. |
Еще хуже были просчитаны последствия затяжного политического конфликта и торговой войны с Минском, на которую уже было решилось российское руководство. Конечно, закрытие российского рынка имело бы фатальные последствия для белорусского сельского хозяйства, нефтехимии, машиностроения, пищевой, легкой и мебельной промышленности. При этом для экономики России фактический разрыв договора о свободной торговле с Белоруссией, по оценке большинства экспертов, прошел бы почти незаметно (если, конечно, не считать соседа с рушащейся экономикой под боком, что не замедлит сказаться как минимум на приграничных областях самой России). Тем не менее у Лукашенко было чем ответить. Так, на территории Белоруссии расположен ряд важнейших российских военных объектов, статус которых, в отличие от военного имущества РФ на Украине, определен лишь межправительственными, а не межгосударственными соглашениями.
«Какие-то экономические, хозяйственные споры не должны повлиять на военное и военно-техническое сотрудничество между Россией и Белоруссией, между двумя братскими народами. Очень рассчитываю, что так оно и будет», — сказал министр обороны Сергей Иванов.
Однако под угрозой оказались два расположенных на территории «братского государства» объекта: радиолокационная станция (РЛС) системы раннего предупреждения о ракетном нападении «Волга» под Барановичами (Брестская область) и пункт управления атомными субмаринами в Вилейке (Минский район).
Станция в Барановичах — РЛС загоризонтного слежения, предназначенная для наблюдения за пусками ракет с территории Западной Европы. Данные РЛС замыкаются непосредственно на «ядерный чемоданчик» президента. Предположения, что Россия сможет легко заменить Барановичскую РЛС, как она заменила разрушенную в начале 90-х латвийскую РЛС в Скрунде, выглядят слишком оптимистичными. Во-первых, латание дыры в системе предупреждения о ракетном нападении, возникшей после потери Скрунде, заняло более 10 лет. Во-вторых, белорусская РЛС встала на боевое дежурство совсем недавно и является одной из самых современных станций этого типа. А миллиардные затраты на демонтаж одной и строительство другой станции в бюджет Минобороны РФ не заложены. Как сообщили на условиях анонимности офицеры российского Генштаба, «для поддержания уровня безопасности на прежнем уровне, при условии потери Барановичской РЛС, необходимо будет перевести войска ПВО данного направления в состояние постоянной повышенной боевой готовности, которую крайне сложно обеспечить и технически, и материально».
Потеря узла связи в Вилейке была бы менее болезненной, поскольку большую часть нагрузки могут взять на себя аналогичные станции под Новгородом и Краснодаром. Тем не менее это в значительной мере снизило бы надежность системы управления как подводным, так и надводным флотом в случае возникновения чрезвычайной ситуации. Кроме того, к прямым убыткам пришлось бы отнести четыре дивизиона С-300 (себестоимость каждого — около $13 млн., экспортная цена — $180 млн.), которые были безвозмездно переданы Минску для создания материальной базы под договор о совместном ПВО России и Белоруссии.
Есть и косвенный ущерб. По словам источников «Профиля» в Генштабе, не менее значимой для нас является потеря «буферного» пространства на Западном театре военных действий. То есть наши ВС, и прежде всего ВВС, при возникновении конфликта лишились бы пространства для маневра. Например, в Белоруссии находится более 12 аэродромов «подскока», на базе которых можно за несколько суток развернуть полноценную группировку ПВО.
Правда, до вывода российских военных объектов дело вряд ли дошло бы. Скорее, Минск потребовал бы полноценных платежей за аренду земли. Возможные расходы можно прикинуть уже сейчас. За РЛС Минск мог запросить от $5 млн. в год (столько мы платим Азербайджану за аналогичную станцию в Габале); пункт управления подводными лодками обойдется не дешевле чем в $200 млн., поскольку при оценке этого объекта Минск может ориентироваться на сумму, которую Россия платила за аренду аналогичной станции на Кубе.
Крушение стабильности
Впрочем, на подобные издержки можно было бы закрыть глаза, если бы все эти действия содержали ответы на вопросы: ради какой долгосрочной цели все это делается? Чего мы, собственно, хотим от Белоруссии? И какая Белоруссия нам в конце концов нужна? Но ответов нет.
В очередной раз вскрылась старая проблема российской политики: нефтегазовый прагматизм и мечты о доминировании на постсоветском пространстве в головах российского истеблишмента вытеснили ответы на вопросы, как, зачем и для чьего блага. При этом нет ни ясного понимания того, чего мы хотим получить от бывших советских республик, ни той «мягкой силы» со всем необходимым последующим инструментарием, которая позволила бы обеспечить доминирование России в СНГ на годы вперед. Например, реально действующей программы поддержки русского языка. Или программы господдержки российских инвесторов. Или систематической работы с элитами, которая дала бы возможность обеспечить поддержку российских интересов вне зависимости от политических пертурбаций у соседей.
В результате получается, что Россия не может «продать» свое очевидное экономическое превосходство на постсоветском пространстве. Что, например, получила Россия от запрета молдавских вин? Что она получит от снятия этого запрета? Россию совершенно напрасно называли экономическим шантажистом — жертва шантажа хотя бы точно знает, чего от нее хотят. Мы же, поднимая цены на газ и запрещая вино с «Боржоми», не выдвигали ясных требований и объяснений, а следовательно, не могли и внятно объяснить последствия ни своей настойчивости, ни чужой уступчивости.
В случае с Белоруссией проблемы, связанные с «дефицитом стратегии» в отношениях Москвы со странами ближнего зарубежья, становятся особенно явными — именно вследствие огромной зависимости республики от России. Введение пошлин на нефть и одновременное повышение цен на газ обернется для нее масштабным кризисом, поскольку нанесет непоправимый ущерб основным экспортно-ориентированным отраслям — нефтепереработке и производству минеральных удобрений.
Примерный сценарий кризиса, говорит Ярослав Романчук, можно просчитать уже сегодня. Дефицит торгового баланса приведет к девальвации национальной валюты и раскручиванию инфляции. Что, в свою очередь, вызовет отток средств населения из банков, а этого финансовая система Белоруссии может не выдержать. Параллельно будут расти цены и тарифы. В результате, по подсчетам Романчука, покупательная способность населения уже через полтора года упадет на 25—30%.
«Лукашенко сам приучил людей к иждивенчеству, когда рост доходов никак не зависел от роста производительности труда и финансовых показателей предприятий, — считает эксперт. — Зарплаты росли ежегодно на 17—20% при замороженном курсе белорусского рубля, ставки по кредитам были снижены до 3—4%. С одной стороны, этим белорусские власти стимулировали внутренний спрос, с другой — если финансовую систему страны начнет трясти, за все это придется платить. Люди в Белоруссии к этому не готовы».
Сейчас риторика Лукашенко строится на трех китах — национализме, православии и социализме. Но если социализм даст трещину, уверен Романчук, «батьку» могут перестать слушать.
На пороге еще одна революция?
Демонтаж режима Лукашенко почти неизбежно пройдет по антироссийскому сценарию, поскольку в Белоруссии попросту нет пророссийских политических сил, уверен Алексей Арбатов. «Существующая оппозиция режиму Лукашенко, подпольная или полуподпольная, имеет антироссийскую направленность. Россия этот режим много лет поддерживала, руководствуясь своими геополитическими, экономическими и стратегическими интересами. Но из-за того, что мы сейчас поссорились с Лукашенко, белорусская оппозиция не станет менее антироссийской», — считает эксперт.
«Лукашенко стал для Кремля большой обузой, и поэтому сейчас срочно подыскивают кандидатов на его место, вплоть до известных белорусских оппозиционеров, которые сидят в тюрьме, скоро выйдут на свободу или находятся в эмиграции. С ними уже идет работа», — рассказывает директор российских и азиатских программ вашингтонского Института мировой безопасности Николай Злобин.
«Надо было раньше это делать, а не сейчас, когда Лукашенко перекрыл транзит нефти! — сетует Арбатов. — России следовало поддержать умеренную оппозицию в Белоруссии. Надо было надавить на Лукашенко, чтобы он смягчил свое отношение к законопослушной оппозиции, позволил ей существовать в политическом поле». Впрочем, Путин, требующий от Лукашенко поделиться властью с сильной оппозицией, выглядел бы как минимум странно.
Проблема усугубляется тем, что у России пока нет отработанных механизмов смены власти. Ни для себя, ни тем более для соседей. Устроить здесь пророссийскую революцию Москва не сможет, да и не захочет. Возможный вариант — подготовить Лукашенко «системного» преемника, который при финансовой поддержке Москвы (своего рода «плана Маршалла», но его тоже пока нет) начал бы постепенную трансформацию белорусской экономики и обеспечил российские интересы в этой стране.
А времени осталось совсем немного. По расчетам Романчука, если Москва не пойдет на ослабление своей позиции, экономику Белоруссии может начать трясти всерьез через 12—15 месяцев после закрытия белорусского нефтяного офшора и повышения цен на газ. Даже если Россия проявит щедрость и согласится отдать Минску половину экспортной пошлины на нефть, Лукашенко получит отсрочку еще на 5—6 месяцев. Не больше.
Однако через 15 месяцев на дворе будет март 2008 года. И вряд ли кому-либо в России в это время будет дело до Белоруссии.
В подготовке материала принимал участие Евгений Верлин
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
