Архивная публикация 2002 года: "Удар колокола"
Примерно то же происходит с обществом, когда случается трагедия, связанная с неожиданной гибелью множества людей: в первые дни думать и говорить о смерти психологически очень трудно, а потому начинаются остервенелые поиски виновных, выдвигаются и множатся версии, вычерчиваются схемы и графики. Словом, делается множество лишнего, суетного, отодвигающего страшный факт смерти на второй план.Шелуха
Примерно по такому сценарию развивалась ситуация вокруг столкновения в небе над Германией Ту-154М "Башкирских авиалиний" с транспортным "Боингом-757" компании DHL. Началось со взаимных обвинений: швейцарские диспетчеры сваливали вину на погибших летчиков Ту-154, которые то ли плохо знали английский, то ли медленно реагировали на предупреждения с земли. Российское транспортное начальство обвиняло, напротив, швейцарцев, которые слишком поздно дали летчикам команду снижаться, отключили на профилактический ремонт автоматическую систему предупреждения и вообще отнеслись к делу халатно. Зазвучал и непременный "патриотический" металл в голосе иных обозревателей: дескать, почему это у вас в Европе всегда русские виноваты?
Словом, живейшая дискуссия на эту тему продолжалась несколько дней, причем читатели и зрители СМИ узнали много чего для себя нового, в нормальной жизни не очень-то и нужного: и про схему действия чудесной системы TCAS, установленной на самолетах, летающих в европейском небе, и про недавнее сокращение высоты воздушного коридора с 600 до 300 метров, и даже про то, что один из летчиков Боинга-757 мечтал погибнуть именно в авиакатастрофе.
Почти так же, напомню, было и после гибели "Курска": каких только технических деталей и подробностей мы тогда не узнали: наверное, навсегда теперь запомним, что у подлодок этого класса два корпуса -- легкий и прочный, и никогда уже не выпадет из памяти выражение "технологические отверстия".
Все это, в сущности, попытки заговорить смерти зубы, побыстрее забыть о факте гибели детей, летевших в Испанию весело провести каникулы, да остановленных смертью на полпути. И опять же совершенно необязательно было нам знать, что среди погибших были дети высокопоставленных башкирских чиновников: перед смертью все равны.
И редко-редко в сообщениях СМИ слышался настоящий человеческий голос, передающий не суетную раскрутку горячей новости, а реальную потрясенность происшедшим. Характерно, что по-человечески и о человеческом говорили не те, кто искал виноватых, а те, кто искал останки погибших: "Ужасный запах, -- говорит пожарный Хеннинг Не, -- пахнет горелым мясом, сгоревшим грузом и сырой землей. Вы никогда не забудете этот запах, он всегда будет преследовать вас". Это из статьи "Земля с запахом смерти", опубликованной в "Зюддойче цайтунг".
В России меж тем возник даже легкий скандальчик чисто протокольного свойства: Башкирия объявила трехдневный траур и тут же обиделась на федеральные власти, которые ограничились только соболезнованием Путина семьям погибших. Журналисты засуетились и стали выяснять: а кто, собственно, и при каких обстоятельствах уполномочен у нас объявлять общенациональный траур? Выяснилось, что это прерогатива президента, а никаких формальных рамок (по какому случаю объявлять траур, а по какому -- нет) не существует. В связи с гибелью "Курска", например, общенациональный траур был объявлен (хотя и с опозданием), а в связи с наводнением на юге России дело обошлось трауром "региональным".
Словом, сразу же после трагедии на поверхности было много всяческой шелухи и мелкой журналистской моторики. Судить за это коллег по цеху, повторюсь, трудно: очень хочется побыстрее заговорить смерти зубы и по возможности развернуть ситуацию в сторону продолжающейся жизни, пусть даже "жизнь" заключается в выяснении вопроса о том, кто кого затаскает по судам и в каком размере выразится материальная компенсация потерпевшим.
"Человеческий фактор"
В ходе всех этих разборок прозвучало и многозначительное, но на самом деле довольно-таки тупое в сложившемся контексте словосочетание "человеческий фактор". Дескать, не техника подвела, а люди со свойственной им склонностью к безответственности в ответственных ситуациях.
Можно подумать, что если бы на Ту-154 или "Боинге" отказал какой-нибудь подшипник в двигателе, это не означало бы присутствия зловредного "человеческого фактора". Стоит напомнить, что природой люди вообще рождены ходить пешком по окрестностям родного селения, и все, что сверх этого, -- включая само желание жителя Башкортостана или Дальнего Востока отдохнуть на берегу Средиземного моря, -- есть итог многих тысяч лет развития этого самого "человеческого фактора".
Вот в чем действительно присутствует человеческий фактор (если договориться понимать под ним некую извечную нерациональность человеческого поведения и восприятия реальности), так это в совершенно разном отношении к событиям вроде бы одного характера -- ну, хотя бы к тем же катастрофам, плотность которых на единицу времени в последние годы явно возросла.
Никаких специальных социологических замеров по теме у меня сейчас под рукой нет, но думаю, что и мои личные эмпирические наблюдения не сильно врут: в частности, кажется мне, что небывалый июньский потоп на юге России, число прямых и доказанных жертв которого перевалило уже за сотню, не произвел на широкую общественность столь же удручающего воздействия, как гибель башкирского Ту-154 над Боденским озером. Арифметика (число жертв) той и другой трагедии сопоставимы, а тонус эмоционального отклика на них в обществе существенно разнится. В чем тут дело?
Конечно, трагедия на юге России разворачивалась постепенно, день за днем, "счетчик" количества жертв выдавал данные единицами, а не моментально, как в случае гибели самолета. Телезритель привыкал изо дня в день наблюдать на экране пейзаж разбушевавшейся стихии: операторы старались, и "картинка" была иногда чрезвычайно красивая, впору было иной раз не ужасаться, а восхищаться мощью неукротимой природы.
В человеке, между прочим, при всей его нынешней вписанности в сложную технологическую цивилизацию, осталось некое архаическое чувство родства с грозной природной силой. И потому даже тогда, когда природа направляет свою мощь на уничтожение самого человека и всего того, что им на земле создано, человек не может сдержать своего восхищения стихией. Так, например, Александр Блок, великий русский поэт, узнав о гибели "Титаника" в апреле 1912 года, записал в дневнике: "Гибель Titanicа, вчера обрадовавшая меня несказанно (есть еще океан)".
Вот и наш зритель новостей с Кубани и Ставрополья, заливаемых паводком, смутно ощущал что-то вроде этого: людей, конечно же, жалко, но "есть еще" природа! Не совсем мы ее задавили своей цивилизацией, и время от времени она способна показать нам свою силу!
С другой стороны, возьмите такую обыденную вещь, как пожар. В России около 30% населения живет в деревнях, да и многие наши так называемые города наполовину, а то и больше по-прежнему деревянные, и дома в них отапливаются обыкновенными дровяными печами. В каждой деревне, -- а деревень этих десятки тысяч! -- хотя бы раз в год случается пожар, и кто-нибудь гибнет в огне.
К примеру, в не таком уж и далеком от нас 2000 году на территории Российской Федерации случилось 245 866 пожаров, материальные потери от которых составили 32 077 693 000 рублей, причем погибло 16 264 человека, в том числе 735 детей и травмы получили 14 019 человек. Огнем было уничтожено 61 047 строений, 5997 единиц техники и 5295 голов скота.
Цифры чудовищные, из них следует, что каждый год на пожарах мы теряем столько же людей, сколько потеряли за десять лет войны в Афганистане, а волнует ли это кого-нибудь, кроме непосредственных участников событий да Госпожнадзора? Очень сомнительно, что волнует, да и вообще пожар в России -- дело привычное.
То есть получается, что погибнуть в результате какого-нибудь природного катаклизма -- наводнения, извержения вулкана, землетрясения, урагана, и даже пожара, большинство из которых вполне "рукотворны", -- как бы более "естественно" и менее "обидно" для общечеловеческого самолюбия, чем в результате техногенной катастрофы вроде столкновения поездов или самолетов. В первом случае люди погибают от того, от чего и десятки тысяч лет назад погибали, а во втором -- по вине созданной их же собственными руками, ими же самими управляемой техники.
За цивилизацию обидно
В сущности, каждая техногенная катастрофа -- это маленькое поражение цивилизации, и такие поражения люди переживают особенно болезненно.
Тут кроется корневой парадокс самой цивилизации: люди создают инфраструктуру и технику ради комфорта и безопасности (причем первым импульсом была, конечно, безопасность, а только потом комфорт), ради своей независимости от неконтролируемых природных сил, но по мере развития и сама цивилизация превращается как бы в одну из опаснейших стихий. Друг оборачивается врагом, и это чрезвычайно обидно.
С другой стороны, развивая инфраструктуру, изобретая все более и более совершенную технику, человек склонен свои силы и, главное, степень своего контроля и над природой, и над цивилизацией переоценивать. Дескать, если "на пыльных тропинках" далекой Луны давно уже красуются рифленые оттиски наших подошв, то уж с земными напастями мы как-нибудь справимся.
Особенно способствует появлению иллюзии защищенности жизнь в мегаполисах -- этих средоточиях цивилизации. Чего угодно боится житель мегаполиса -- уличного насилия, отравленного бензиновыми парами воздуха, даже взрыва бытового газа, -- но только не природных каких-нибудь катаклизмов вроде урагана или наводнения. Этого не может быть, -- почему-то думает он, и смотрит по телевизору сюжеты о тропических ливнях и смерчах с отчужденным любопытством (как будто бы все это происходит на другой планете), и оказывается в состоянии чрезвычайной растерянности, когда что-нибудь этакое, вроде московского урагана 1998 года, все-таки случается именно с ним.
Если вспомнить ближайшие месяцы, то какой, например, неприятной неожиданностью стала для тихой, суперцивилизованной и обустроенной Европы прошлая зима: ливни, снегопады и небывалые морозы просто парализовали там жизнь. Техники было много, но техника оказалась совершенно не приспособленной к создавшимся условиям, и европейцы были в шоке.
То есть человечество, обольщенное своими технологическими успехами, несколько, что ли, "демобилизовалось", расслабилось, забыло, на каком пути стало человечеством: на пути жестокой и бескомпромиссной борьбы с природой, и никуда от этого факта не денешься.
В этом смысле разного рода экологические движения с благородными лозунгами защиты окружающей среды от вредного воздействия человеческой деятельности выступают в качестве своеобразной "пятой колонны", дезориентирующей, а то и деморализующей человечество.
Никто ведь, собственно, и не спорит, что портить окружающую среду без крайней надобности -- и грешно, и нерасчетливо, но, с другой стороны, не нужно представлять себе природу в образе доброй и ласковой няньки человечества. Приверженцам этого строя мыслей не вредно было бы для пополнения жизненного опыта побывать в самом центре смерча или наводнения: образ прекрасной и невинной природы сразу же обрастет деталями и подробностями противоположной эмоциональной окраски.
Или уж таким людям надо прямо и честно признаться: да, мы настолько любим природу, что не имеем ничего против исчезновения с ее прекрасного лица раковой опухоли человечества.
А ежели нам все-таки желательно выжить в качестве вида homo sapiens, так никуда мы не денемся: помня о Чернобыльской катастрофе, все-таки будем развивать ядерную энергетику, и будем, несмотря на неодобрение всех вместе взятых церквей, заниматься генной инженерией. Человек не может, как того желают экологи-экстремисты, "вернуться в природу": там, где он делает хотя бы шаг назад, природа вчистую его переигрывает.
Взять хотя бы такую простую вещь, как прививки против оспы: двадцать лет назад медики отрапортовали, что над оспой одержана полная победа, и прививки были отменены. И что же? Немножко помедлив, оспа вернулась, а несколько непривитых поколений оказались перед ней беззащитны.
Так что спасение человечества -- в непрерывном совершенствовании созданной им цивилизации и, по возможности, в избавлении от комплекса "головокружения от успехов".
Ведь и в катастрофичности паводка на юге России две составляющих: с одной стороны, редкое природное явление, уникальное стечение обстоятельств, однако с другой -- ветхость и примитивность всей без исключения инфраструктуры, начиная от плотин и дамб и кончая элементарной связью. Бог знает, насколько меньше было бы жертв, если бы в густонаселенном и не самом бедном по российским меркам регионе мобильная телефонная связь была бы столь же популярна, как и в Москве.
Ну, и "человеческий фактор", разумеется, со счета не сбросишь: куда ж без него в России? Глядя на картины разрушенных мостов и прорванных плотин, обвалившихся дорог и затопленных под крыши поселков, вспоминаешь сразу две народные пословицы.
Одну древнюю: "Гром не грянет -- мужик не перекрестится", а вторую -- из легендарных сталинских времен, эпохи построения Беломорканала: "Без туфты и аммонала не построили б канала".
Это сколько ж туфты, то есть элементарных советских приписок, с помощью которых возводились (да и сейчас возводятся) тысячи важнейших объектов, всплыло на паводковой волне! Сколько украденных тонн цемента, песка, фиктивных "человеко-часов" и прочих тихих радостей "социалистического хозяйствования" бумерангом ударило вдруг по цветущему прежде краю! И одновременно -- сколько следов жульничества смыло наводнением на радость одним и на горе другим
Словом, смотришь по телевизору новостные программы, где сообщения о катастрофе над Германией сменяются эпическими картинами с затопленных просторов Кубани, и не знаешь, какая из трагедий тяжелее. Как говорят -- "обе хуже"...
Но в каждой содержится свой сигнал тревоги, который должен быть услышан. Иначе все эти сотни человеческих жертв напрасны. Давно уже понятно, по ком каждый раз звенит этот колокол.
Примерно то же происходит с обществом, когда случается трагедия, связанная с неожиданной гибелью множества людей: в первые дни думать и говорить о смерти психологически очень трудно, а потому начинаются остервенелые поиски виновных, выдвигаются и множатся версии, вычерчиваются схемы и графики. Словом, делается множество лишнего, суетного, отодвигающего страшный факт смерти на второй план.Шелуха
Примерно по такому сценарию развивалась ситуация вокруг столкновения в небе над Германией Ту-154М "Башкирских авиалиний" с транспортным "Боингом-757" компании DHL. Началось со взаимных обвинений: швейцарские диспетчеры сваливали вину на погибших летчиков Ту-154, которые то ли плохо знали английский, то ли медленно реагировали на предупреждения с земли. Российское транспортное начальство обвиняло, напротив, швейцарцев, которые слишком поздно дали летчикам команду снижаться, отключили на профилактический ремонт автоматическую систему предупреждения и вообще отнеслись к делу халатно. Зазвучал и непременный "патриотический" металл в голосе иных обозревателей: дескать, почему это у вас в Европе всегда русские виноваты?
Словом, живейшая дискуссия на эту тему продолжалась несколько дней, причем читатели и зрители СМИ узнали много чего для себя нового, в нормальной жизни не очень-то и нужного: и про схему действия чудесной системы TCAS, установленной на самолетах, летающих в европейском небе, и про недавнее сокращение высоты воздушного коридора с 600 до 300 метров, и даже про то, что один из летчиков Боинга-757 мечтал погибнуть именно в авиакатастрофе.
Почти так же, напомню, было и после гибели "Курска": каких только технических деталей и подробностей мы тогда не узнали: наверное, навсегда теперь запомним, что у подлодок этого класса два корпуса -- легкий и прочный, и никогда уже не выпадет из памяти выражение "технологические отверстия".
Все это, в сущности, попытки заговорить смерти зубы, побыстрее забыть о факте гибели детей, летевших в Испанию весело провести каникулы, да остановленных смертью на полпути. И опять же совершенно необязательно было нам знать, что среди погибших были дети высокопоставленных башкирских чиновников: перед смертью все равны.
И редко-редко в сообщениях СМИ слышался настоящий человеческий голос, передающий не суетную раскрутку горячей новости, а реальную потрясенность происшедшим. Характерно, что по-человечески и о человеческом говорили не те, кто искал виноватых, а те, кто искал останки погибших: "Ужасный запах, -- говорит пожарный Хеннинг Не, -- пахнет горелым мясом, сгоревшим грузом и сырой землей. Вы никогда не забудете этот запах, он всегда будет преследовать вас". Это из статьи "Земля с запахом смерти", опубликованной в "Зюддойче цайтунг".
В России меж тем возник даже легкий скандальчик чисто протокольного свойства: Башкирия объявила трехдневный траур и тут же обиделась на федеральные власти, которые ограничились только соболезнованием Путина семьям погибших. Журналисты засуетились и стали выяснять: а кто, собственно, и при каких обстоятельствах уполномочен у нас объявлять общенациональный траур? Выяснилось, что это прерогатива президента, а никаких формальных рамок (по какому случаю объявлять траур, а по какому -- нет) не существует. В связи с гибелью "Курска", например, общенациональный траур был объявлен (хотя и с опозданием), а в связи с наводнением на юге России дело обошлось трауром "региональным".
Словом, сразу же после трагедии на поверхности было много всяческой шелухи и мелкой журналистской моторики. Судить за это коллег по цеху, повторюсь, трудно: очень хочется побыстрее заговорить смерти зубы и по возможности развернуть ситуацию в сторону продолжающейся жизни, пусть даже "жизнь" заключается в выяснении вопроса о том, кто кого затаскает по судам и в каком размере выразится материальная компенсация потерпевшим.
"Человеческий фактор"
В ходе всех этих разборок прозвучало и многозначительное, но на самом деле довольно-таки тупое в сложившемся контексте словосочетание "человеческий фактор". Дескать, не техника подвела, а люди со свойственной им склонностью к безответственности в ответственных ситуациях.
Можно подумать, что если бы на Ту-154 или "Боинге" отказал какой-нибудь подшипник в двигателе, это не означало бы присутствия зловредного "человеческого фактора". Стоит напомнить, что природой люди вообще рождены ходить пешком по окрестностям родного селения, и все, что сверх этого, -- включая само желание жителя Башкортостана или Дальнего Востока отдохнуть на берегу Средиземного моря, -- есть итог многих тысяч лет развития этого самого "человеческого фактора".
Вот в чем действительно присутствует человеческий фактор (если договориться понимать под ним некую извечную нерациональность человеческого поведения и восприятия реальности), так это в совершенно разном отношении к событиям вроде бы одного характера -- ну, хотя бы к тем же катастрофам, плотность которых на единицу времени в последние годы явно возросла.
Никаких специальных социологических замеров по теме у меня сейчас под рукой нет, но думаю, что и мои личные эмпирические наблюдения не сильно врут: в частности, кажется мне, что небывалый июньский потоп на юге России, число прямых и доказанных жертв которого перевалило уже за сотню, не произвел на широкую общественность столь же удручающего воздействия, как гибель башкирского Ту-154 над Боденским озером. Арифметика (число жертв) той и другой трагедии сопоставимы, а тонус эмоционального отклика на них в обществе существенно разнится. В чем тут дело?
Конечно, трагедия на юге России разворачивалась постепенно, день за днем, "счетчик" количества жертв выдавал данные единицами, а не моментально, как в случае гибели самолета. Телезритель привыкал изо дня в день наблюдать на экране пейзаж разбушевавшейся стихии: операторы старались, и "картинка" была иногда чрезвычайно красивая, впору было иной раз не ужасаться, а восхищаться мощью неукротимой природы.
В человеке, между прочим, при всей его нынешней вписанности в сложную технологическую цивилизацию, осталось некое архаическое чувство родства с грозной природной силой. И потому даже тогда, когда природа направляет свою мощь на уничтожение самого человека и всего того, что им на земле создано, человек не может сдержать своего восхищения стихией. Так, например, Александр Блок, великий русский поэт, узнав о гибели "Титаника" в апреле 1912 года, записал в дневнике: "Гибель Titanicа, вчера обрадовавшая меня несказанно (есть еще океан)".
Вот и наш зритель новостей с Кубани и Ставрополья, заливаемых паводком, смутно ощущал что-то вроде этого: людей, конечно же, жалко, но "есть еще" природа! Не совсем мы ее задавили своей цивилизацией, и время от времени она способна показать нам свою силу!
С другой стороны, возьмите такую обыденную вещь, как пожар. В России около 30% населения живет в деревнях, да и многие наши так называемые города наполовину, а то и больше по-прежнему деревянные, и дома в них отапливаются обыкновенными дровяными печами. В каждой деревне, -- а деревень этих десятки тысяч! -- хотя бы раз в год случается пожар, и кто-нибудь гибнет в огне.
К примеру, в не таком уж и далеком от нас 2000 году на территории Российской Федерации случилось 245 866 пожаров, материальные потери от которых составили 32 077 693 000 рублей, причем погибло 16 264 человека, в том числе 735 детей и травмы получили 14 019 человек. Огнем было уничтожено 61 047 строений, 5997 единиц техники и 5295 голов скота.
Цифры чудовищные, из них следует, что каждый год на пожарах мы теряем столько же людей, сколько потеряли за десять лет войны в Афганистане, а волнует ли это кого-нибудь, кроме непосредственных участников событий да Госпожнадзора? Очень сомнительно, что волнует, да и вообще пожар в России -- дело привычное.
То есть получается, что погибнуть в результате какого-нибудь природного катаклизма -- наводнения, извержения вулкана, землетрясения, урагана, и даже пожара, большинство из которых вполне "рукотворны", -- как бы более "естественно" и менее "обидно" для общечеловеческого самолюбия, чем в результате техногенной катастрофы вроде столкновения поездов или самолетов. В первом случае люди погибают от того, от чего и десятки тысяч лет назад погибали, а во втором -- по вине созданной их же собственными руками, ими же самими управляемой техники.
За цивилизацию обидно
В сущности, каждая техногенная катастрофа -- это маленькое поражение цивилизации, и такие поражения люди переживают особенно болезненно.
Тут кроется корневой парадокс самой цивилизации: люди создают инфраструктуру и технику ради комфорта и безопасности (причем первым импульсом была, конечно, безопасность, а только потом комфорт), ради своей независимости от неконтролируемых природных сил, но по мере развития и сама цивилизация превращается как бы в одну из опаснейших стихий. Друг оборачивается врагом, и это чрезвычайно обидно.
С другой стороны, развивая инфраструктуру, изобретая все более и более совершенную технику, человек склонен свои силы и, главное, степень своего контроля и над природой, и над цивилизацией переоценивать. Дескать, если "на пыльных тропинках" далекой Луны давно уже красуются рифленые оттиски наших подошв, то уж с земными напастями мы как-нибудь справимся.
Особенно способствует появлению иллюзии защищенности жизнь в мегаполисах -- этих средоточиях цивилизации. Чего угодно боится житель мегаполиса -- уличного насилия, отравленного бензиновыми парами воздуха, даже взрыва бытового газа, -- но только не природных каких-нибудь катаклизмов вроде урагана или наводнения. Этого не может быть, -- почему-то думает он, и смотрит по телевизору сюжеты о тропических ливнях и смерчах с отчужденным любопытством (как будто бы все это происходит на другой планете), и оказывается в состоянии чрезвычайной растерянности, когда что-нибудь этакое, вроде московского урагана 1998 года, все-таки случается именно с ним.
Если вспомнить ближайшие месяцы, то какой, например, неприятной неожиданностью стала для тихой, суперцивилизованной и обустроенной Европы прошлая зима: ливни, снегопады и небывалые морозы просто парализовали там жизнь. Техники было много, но техника оказалась совершенно не приспособленной к создавшимся условиям, и европейцы были в шоке.
То есть человечество, обольщенное своими технологическими успехами, несколько, что ли, "демобилизовалось", расслабилось, забыло, на каком пути стало человечеством: на пути жестокой и бескомпромиссной борьбы с природой, и никуда от этого факта не денешься.
В этом смысле разного рода экологические движения с благородными лозунгами защиты окружающей среды от вредного воздействия человеческой деятельности выступают в качестве своеобразной "пятой колонны", дезориентирующей, а то и деморализующей человечество.
Никто ведь, собственно, и не спорит, что портить окружающую среду без крайней надобности -- и грешно, и нерасчетливо, но, с другой стороны, не нужно представлять себе природу в образе доброй и ласковой няньки человечества. Приверженцам этого строя мыслей не вредно было бы для пополнения жизненного опыта побывать в самом центре смерча или наводнения: образ прекрасной и невинной природы сразу же обрастет деталями и подробностями противоположной эмоциональной окраски.
Или уж таким людям надо прямо и честно признаться: да, мы настолько любим природу, что не имеем ничего против исчезновения с ее прекрасного лица раковой опухоли человечества.
А ежели нам все-таки желательно выжить в качестве вида homo sapiens, так никуда мы не денемся: помня о Чернобыльской катастрофе, все-таки будем развивать ядерную энергетику, и будем, несмотря на неодобрение всех вместе взятых церквей, заниматься генной инженерией. Человек не может, как того желают экологи-экстремисты, "вернуться в природу": там, где он делает хотя бы шаг назад, природа вчистую его переигрывает.
Взять хотя бы такую простую вещь, как прививки против оспы: двадцать лет назад медики отрапортовали, что над оспой одержана полная победа, и прививки были отменены. И что же? Немножко помедлив, оспа вернулась, а несколько непривитых поколений оказались перед ней беззащитны.
Так что спасение человечества -- в непрерывном совершенствовании созданной им цивилизации и, по возможности, в избавлении от комплекса "головокружения от успехов".
Ведь и в катастрофичности паводка на юге России две составляющих: с одной стороны, редкое природное явление, уникальное стечение обстоятельств, однако с другой -- ветхость и примитивность всей без исключения инфраструктуры, начиная от плотин и дамб и кончая элементарной связью. Бог знает, насколько меньше было бы жертв, если бы в густонаселенном и не самом бедном по российским меркам регионе мобильная телефонная связь была бы столь же популярна, как и в Москве.
Ну, и "человеческий фактор", разумеется, со счета не сбросишь: куда ж без него в России? Глядя на картины разрушенных мостов и прорванных плотин, обвалившихся дорог и затопленных под крыши поселков, вспоминаешь сразу две народные пословицы.
Одну древнюю: "Гром не грянет -- мужик не перекрестится", а вторую -- из легендарных сталинских времен, эпохи построения Беломорканала: "Без туфты и аммонала не построили б канала".
Это сколько ж туфты, то есть элементарных советских приписок, с помощью которых возводились (да и сейчас возводятся) тысячи важнейших объектов, всплыло на паводковой волне! Сколько украденных тонн цемента, песка, фиктивных "человеко-часов" и прочих тихих радостей "социалистического хозяйствования" бумерангом ударило вдруг по цветущему прежде краю! И одновременно -- сколько следов жульничества смыло наводнением на радость одним и на горе другим
Словом, смотришь по телевизору новостные программы, где сообщения о катастрофе над Германией сменяются эпическими картинами с затопленных просторов Кубани, и не знаешь, какая из трагедий тяжелее. Как говорят -- "обе хуже"...
Но в каждой содержится свой сигнал тревоги, который должен быть услышан. Иначе все эти сотни человеческих жертв напрасны. Давно уже понятно, по ком каждый раз звенит этот колокол.
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
