- Главная страница
- Архив
- Архивная публикация 1998 года: "Юлия Колерова: семья подобна сообщающимся сосудам"
Архивная публикация 1998 года: "Юлия Колерова: семья подобна сообщающимся сосудам"
Страстная любовь, однако, нисколько не помешала их учебе и карьере. Сегодня Модест Колеров -- начальник Управления общественных связей "МФК-Ренессанс", а его жена Юля -- ведущий куратор Центра современного искусства.Людмила Лунина: Юля, я очень хорошо помню, как вы, обнявшись, ходили на первые университетские лекции. А когда вы, собственно, познакомились?
Юлия Колерова: 28 августа столкнулись в коридоре учебного корпуса. Буквально через пару дней Модест предложил мне выйти за него замуж. А потом еще восемь лет мы думали, жениться нам или нет.
Л.Л.: В университете я Модеста побаивалась, он был строг и ехиден.
Ю.К.: Не ты одна. Где бы я ни работала, мои коллеги с большим пиететом относятся к Модесту и без сильной надобности даже не вступают с ним в телефонные разговоры. Но, с другой стороны, в университете у Модеста была еще и репутация человека, которому можно поплакаться в жилетку. Считалось, что он тонко понимает женщин, очень много о них знает и всегда найдет нужные слова. Ему вообще свойственно покровительственное отношение к людям -- и ко мне, и к нашему сыну, и к подчиненным.
Л.Л.: А чем Модест тебя поразил в вашу первую встречу?
Ю.К.: Это не он меня, а я его поразила.
Л.Л.: Своими молодостью и красотой?
Ю.К.: Не только. Я к месту процитировала любимых английских классиков, Шекспира и Китса. Мои молодость и красота в сочетании с интеллектом и произвели на Модеста впечатление.
Л.Л.: Он тоже цитировал классиков?
Ю.К.: Нет. Хотя потом оказалось, что он очень талантлив, работоспособен, много успевает, прекрасно представляет свои цели в жизни.
На последних курсах он начал заниматься историей философии, Петром Струве. Потом его научные изыскания расширились и охватили всю историю философии начала XX века. В этой области Модест был первопроходцем. Первое перестроечное издание сборников статей "Вехи" и "Из глубины" вышли с комментариями и предисловиями Модеста и его постоянного соавтора Николая Плотникова.
Эти и многие другие его работы цитируют, на них ссылаются до сих пор. Нередко его статьи крадут, переписывают без всяких ссылок, но это тоже специфический признак успеха.
Если бы у Модеста было сейчас время заниматься научной работой, думаю, ему неплохо было бы съездить в Амстердам, Париж, в Америку. Там прекрасные архивы Бердяева, Булгакова, Бориса Николаевского.
Л.Л.: Ты настолько в курсе всех его научных изысканий?
Ю.К.: Сейчас уже нет, а в 1989--1992 годах я просто работала на Модеста и его приятеля Колю Плотникова -- перепечатывала все их статьи.
В текст, как водится, постоянно вносились исправления и уточнения. Дом был превращен в машбюро. Компьютеров тогда не было, у нас стояли три печатные машинки -- две русские и одна с латинским шрифтом.
Л.Л.: Я помню, в МГУ ты выучила энное количество языков...
Ю.К.: К сожалению, у меня нет к языкам таланта. Восемь лет я учила латынь и пять лет -- древнегреческий. Плюс четыре года французский и почти четыре -- немецкий. И параллельно совершенствовала английский.
Л.Л.: А Модест?
Ю.К.: У него всегда был свободный испанский. В университете я потащила его учить немецкий. У нас был прекрасный преподаватель, полиглот, но по натуре диктатор. Модест у него учиться не смог. Сейчас в "МФК-Ренессанс" у него прелестная учительница "американского". Он очень ею доволен.
Что же ты не задаешь ваших традиционных вопросов, например: "Как вы можете охарактеризовать вашу семью?"
Л.Л.: И как ты ее охарактеризуешь?
Ю.К.: Знаешь, я не согласна, когда говорят, что хорошая семья получается из равных усилий двух супругов. Когда оба, как два паровоза, тянут один состав. Такое вряд ли возможно.
По моим наблюдениям, семья напоминает сообщающиеся сосуды: если у одного супруга дела более-менее нормально, у второго карьера стопорится, и наоборот.
Сейчас у Модеста все прекрасно, я же в состоянии размышлений. Было время, когда моя карьера развивалась динамично, а Модест переживал период метания.
Л.Л.: Это сразу после университета?
Ю.К.: Да, когда мы оба поступили в аспирантуру. Мы жили в прекрасном месте, на задворках американского посольства, без телефона. Когда знакомые ехали к нам в гости, то водителю такси обычно говорили: "В зоопарк!"
Гости шли, как ходоки к вождю. Ведь к нам можно было заглянуть на огонек в любое время суток, сославшись на то, что позвонить никак нельзя. Сваливались прямо на голову: "Вы тут случайно не спите?"
Для меня это было странное время. Надо было развлекать гостей, перепечатывать статьи Модеста да еще самой писать диссертацию. Я все время сидела в библиотеках.
Л.Л.: Я помню, тема у тебя была ужасная, в смысле совершенно необъятная. Готический собор.
Ю.К.: Да, "Готический собор. Проблемы историко-художественной интерпретации". Я очень обогатила Ленинскую библиотеку тем, что выписала из разных библиотек мира огромное количество книжек. А по правилам международного книжного обмена все книги, которые присылают из-за границы, сохраняются в ксероксе или фильмокопии. По теме: "Готическая архитектура" я закрыла нишу абсолютно.
Л.Л.: А почему ты не стала защищаться?
Ю.К.: У меня уже была готова половина диссертации. Но тут начался весь этот капитализм. Надо было элементарно зарабатывать на жизнь. Модест тоже писал диссертацию. И я пошла работать. В тот момент у меня это лучше получалось.
Я стала главным редактором газеты "Базар". Она выходила два раза в неделю на четырех, а потом на восьми полосах. Еще я делала приложение к "Вечернему клубу" -- писала, редактировала, верстала, журналистов искала. Только что не фотографировала.
Л.Л.: То есть все этапы создания газеты и журнала ты представляешь себе досконально?
Ю.К.: Более чем. Если дома поставить компьютер и сканер, я думаю, что одна без труда смогу сделать макет и полностью подготовить любое издание.
В ранге главного редактора газеты "Базар" я приняла участие в конкурсе красоты "Мисс Пресса".
Это было неплохое начинание: девушек отбирали не по тому, насколько они приятны лицом и совершенны фигурой, а по уму, живости и обаянию. Нас было двенадцать человек. Меня, наверное, взяли из-за должности: среди участниц не было ни одного главного редактора.
Мы провели превосходные две недели в Подмосковье -- сауна, танцы, шейпинг, макияж, стилист, парикмахер. Я похудела до 48 килограммов и отлично себя чувствовала. Потом поехали в круиз по Средиземному морю: Рим, Римини, Барселона, Мальта, Пальма-де-Мальорка.
Л.Л.: И это после университетского красного диплома...
Ю.К.: Да брось ты. Это было такое развлечение.
Л.Л.: Но об этих конкурсах рассказывают столько ужасных вещей. К тебе, часом, мужчины не приставали?
Ю.К.: Конечно, я там развлекалась на полную катушку.
Л.Л.: Нет, так в нашей образцово-показательной рубрике "Вторая половина" отвечать нельзя. Ответь, пожалуйста, что все мужики были тупы как пробки, никто не знал ни одного сонета Шекспира. Не на кого было глаз положить.
Ю.К.: Шекспира там не требовалось. Там были солнце, море, белый пароход, дивные страны. Но, если откровенно, на корабле было немало других женщин, к которым можно было приставать. Мы же, конкурсантки, все время находились на виду.
Л.Л.: А Модест как отнесся к твоей затее?
Ю.К.: Мне очень хотелось посмотреть Рим, и он не возражал. Тем более что я не стремилась занять на конкурсе первое место и, к счастью, не заняла.
По возвращении решила, что с журналистикой пора кончать. Ничего более интересного она не даст. И я пошла работать в Центр современного искусства.
1992--1993 годы были вообще расцветом современного московского искусства. Нас поддерживало Министерство культуры, кое-что продавалось, да и денег надо было не так много. На мне лежала вся организационная работа центра.
В Москву приезжали художники из-за рубежа -- восходящие "звезды". Когда я сегодня на Западе кому-нибудь говорю, что работала с Патрисом Юбером, на меня смотрят так, словно я позировала Пикассо. Юбер сейчас безумно знаменит, а когда-то в Москве он делал свою выставку.
При центре работало двадцать галерей. Это была восхитительная жизнь. Сейчас практически все закрылось.
Л.Л.: И когда эта жизнь стал затихать, ты ушла в декрет?
Ю.К.: Да. Но и будучи беременной, я устраивала выставки и параллельно работала пресс-секретарем и менеджером по рекламе в одной "модной" фирме -- там, где шьют модную одежду. И еще редактировала книгу о русских монастырях. Искала фотографов и журналистов и отправляла их по российским весям фотографировать монастыри. Одну пару даже поженила.
...Многие называют меня рациональным человеком. Я совершенно точно знаю день и час зачатия нашего ребенка. Все говорили, что это будет девочка,-- я ни на минуту не сомневалась, что рожу мальчика.
Я очень хотела поэкспериментировать и рожать в воде.
Л.Л.: А как Модест к этому отнесся?
Ю.К.: Знаешь, он замечателен тем, что может не советовать. Он был ни за и ни против. Какие-то важные вопросы нашей жизни он полностью перепоручает мне. И это касается не только рождения ребенка (кстати, родила я в нормальной частной клинике). Я же потом покупала квартиру и делала в ней ремонт.
Л.Л.: А как складывалась карьера у Модеста?
Ю.К.: Защитив кандидатскую диссертацию "Петр Струве и русский марксизм. Опыт политической биографии (1888--1901)", он работал одновременно в Институте национальных проблем, редактором в журнале "Вопросы философии", в газете "Сегодня", и тогда же его назначили начальником отдела Государственного архива. Плюс полтора года подрабатывал дворником -- за это нам и дали квартиру на Новинском бульваре. В конце концов его позвали на телевидение, и практически все прежние работы отпали сами собой. Потом он перешел в ОНЭКСИМ, а оттуда -- в "МФК-Ренессанс".
Л.Л.: Знаешь, у меня такое впечатление, что Модесту до сих пор сложно сделать выбор между наукой и, так сказать, нынешней его работой -- PR, журналистикой.
Ю.К.: Так это прекрасно, что он не может расстаться с историей. Я его в этом только поддерживаю. Он одно время хотел докторскую защитить. Но оказалось, что для этого надо преодолеть много чисто бюрократических препон.
Л.Л.: Вот сейчас ваша жизнь наладилась, а ты по-прежнему работаешь в Центре современного искусства, делаешь выставки. Не возникало желания дома посидеть, ребенком заняться?
Ю.К.: Ну, во-первых, я целый год занималась Филиппом. Мы каждый день куда-нибудь ходили -- в бассейн, на гимнастику и массаж. Потом я нашла отличную няню и снова пошла работать.
Моя активность -- это вторая натура. Может, если бы нас с детства иначе воспитывали: дескать, надо сидеть на шее у мужа и не работать... Но лично я так не могу. Один психотерапевт объяснил эту мою установку. В нашей семье когда-то бабушка содержала всю семью. Потом такой же жизненный сценарий реализовала моя мама.
Когда началась перестройка, отец (он химик по образованию) стал директором Института делового образования в Самаре (это филиал Открытого института Великобритании), а мама возглавила там отделение иностранного языка. Мама -- отличный преподаватель английского. Я не видела другого человека, более настроенного на делание денег и карьеры, чем она.
Точно так же активно всегда вела себя и я. Какая у меня раньше была реакция на стресс? Я искала себе новое дело, желательно посложнее. Сейчас я себе запретила принимать решения. Когда стресс, я расслабляюсь. Это специфически женское поведение. Надо стремиться вести себя сообразно своему полу.
Л.Л.: Но машину ты водишь сама?
Ю.К.: Да. У меня Ford Sierra. Я сама его купила, разобралась в устройстве, нашла поблизости приличную автомастерскую. В первый мой день за рулем пошел жуткий снег. Я позвонила Модесту, попросила, чтобы он забрал ребенка из садика. Но Модест мне строго сказал: "Купила машину -- ну и вперед".
Сам он машину не водит. У него служебный автомобиль с шофером. По выходным всю семью катаю я.
Л.Л.: Знаешь, у нас положено задавать обязательные вопросы про шмотки, подарки и отпуска...
Ю.К.: Что касается одежды, то Модесту сейчас шьют именные костюмы в одной американской фирме. На подкладке пиджака его монограмма. Я же люблю одежду от "Дольче и Габбана", "Кензо".
Дарим мы друг другу парфюм, причем любим пользоваться одной маркой, например "Хьюго Босс".
Недавно я была на двухнедельных курсах для кураторов современного искусства в Австрии, привезла Модесту из Вены платиновые запонки. Самой большой проблемой оказалось купить к ним рубашку с дырочками в манжетах.
Отдых мы предпочитаем познавательный. В этом году собираемся в Швецию или в Ирландию.
Л.Л.: А Модест рассказывает тебе о своей работе? Ты ему что-то советуешь?
Ю.К.: Рассказывает иногда, вскользь. В подробности я не вникаю. Посоветовать же могу, если речь заходит о личных качествах того или иного сотрудника, которого я знаю. Я считаю, у меня лучше развита интуиция. Впрочем, Модест вполне профессионально руководит людьми и вряд ли мои советы уж очень сильно ему помогут.
Л.Л.: "МФК-Ренессанс" поддерживает какие-либо акции Центра современного искусства, где ты работаешь?
Ю.К.: Нет, это тоже принципиальная позиция Модеста. МФК дала деньги на фотобиеннале, потому что это общемосковское мероприятие и потому что фотография сейчас на взлете. Единственное, как они поддерживают современное искусство,-- это дают рекламу в "Художественном журнале".
Л.Л.: А как складывается ваша рабочая неделя?
Ю.К.: В будни Модест уезжает на работу часов в девять. По дороге он отвозит Филиппа в сад. Кстати, Филя отлично разбирается в марках машин. Он уже знает, что у папы Volvo, а у мамы Ford. У меня рабочий график свободный, я могу хоть целый день провести дома.
Вечером Модест возвращается в девять, иногда и позже. Если он ужинает в ресторане, дома мы лишь пьем чай.
По субботам Модест занимается наукой: или работает дома, или ездит в библиотеку. И опять же с сыном общается.
Филипп слушается его с полуслова. Когда дома нахожусь я, мир заканчивается, потому что ребенок знает, что со мной можно делать все, что угодно. Я человек мягкий.
Л.Л.: Вот вы сейчас обставляете свою новую квартиру. Ты не хочешь купить антикварную мебель? Искусствоведческое образование не дает о себе знать?
Ю.К.: Нет, мне нравятся пустые пространства и современная живопись на стенах. К антиквариату я равнодушна.
Р.S. Когда текст был практически готов, г-жа Колерова прислала по электронной почте письмо, процитировать которое интересно хотя бы за-ради художественного слога, каким оно написано.
"Дорогая Люда!
Мне кажется, я не совсем точно ответила на вопрос, в котором ты спрашивала, не хочу ли я сидеть дома с ребенком и стать хранительницей домашнего очага.
Я думаю, более верным ответом будет следующее, довольно традиционное, но как нельзя более искреннее утверждение: без сомнения, на первом месте в моей жизни стоит семья -- мой муж и наш сын. Обоих я безумно люблю и не могу представить себя вне того круга счастья, в котором мы сейчас живем. Муж, который тебя прекрасно знает, любит и оберегает,-- это действительно большое приобретение. Если моя работа этому счастью каким-то образом будет мешать, я оставлю ее, не колеблясь.
И еще, в дополнение об увлечениях Модеста: он многие годы, больше десяти лет, покупал букинистические книги. Это увлечение пришло от отца. И сейчас в нашей библиотеке (даже после того как половина ее была роздана в библиотеки) есть прекрасные экземпляры "Мира искусства", "Золотого руна", "Аполлона", номера "Русского богатства" и "Русской мысли", все прижизненные издания Андрея Белого, сборники Ахматовой, издания Сологуба, Мережковского, "Cor Ardens" Вячеслава Иванова 1911 года.
Это к вопросу об антикварной мебели. Каждому свое".
Страстная любовь, однако, нисколько не помешала их учебе и карьере. Сегодня Модест Колеров -- начальник Управления общественных связей "МФК-Ренессанс", а его жена Юля -- ведущий куратор Центра современного искусства.Людмила Лунина: Юля, я очень хорошо помню, как вы, обнявшись, ходили на первые университетские лекции. А когда вы, собственно, познакомились?
Юлия Колерова: 28 августа столкнулись в коридоре учебного корпуса. Буквально через пару дней Модест предложил мне выйти за него замуж. А потом еще восемь лет мы думали, жениться нам или нет.
Л.Л.: В университете я Модеста побаивалась, он был строг и ехиден.
Ю.К.: Не ты одна. Где бы я ни работала, мои коллеги с большим пиететом относятся к Модесту и без сильной надобности даже не вступают с ним в телефонные разговоры. Но, с другой стороны, в университете у Модеста была еще и репутация человека, которому можно поплакаться в жилетку. Считалось, что он тонко понимает женщин, очень много о них знает и всегда найдет нужные слова. Ему вообще свойственно покровительственное отношение к людям -- и ко мне, и к нашему сыну, и к подчиненным.
Л.Л.: А чем Модест тебя поразил в вашу первую встречу?
Ю.К.: Это не он меня, а я его поразила.
Л.Л.: Своими молодостью и красотой?
Ю.К.: Не только. Я к месту процитировала любимых английских классиков, Шекспира и Китса. Мои молодость и красота в сочетании с интеллектом и произвели на Модеста впечатление.
Л.Л.: Он тоже цитировал классиков?
Ю.К.: Нет. Хотя потом оказалось, что он очень талантлив, работоспособен, много успевает, прекрасно представляет свои цели в жизни.
На последних курсах он начал заниматься историей философии, Петром Струве. Потом его научные изыскания расширились и охватили всю историю философии начала XX века. В этой области Модест был первопроходцем. Первое перестроечное издание сборников статей "Вехи" и "Из глубины" вышли с комментариями и предисловиями Модеста и его постоянного соавтора Николая Плотникова.
Эти и многие другие его работы цитируют, на них ссылаются до сих пор. Нередко его статьи крадут, переписывают без всяких ссылок, но это тоже специфический признак успеха.
Если бы у Модеста было сейчас время заниматься научной работой, думаю, ему неплохо было бы съездить в Амстердам, Париж, в Америку. Там прекрасные архивы Бердяева, Булгакова, Бориса Николаевского.
Л.Л.: Ты настолько в курсе всех его научных изысканий?
Ю.К.: Сейчас уже нет, а в 1989--1992 годах я просто работала на Модеста и его приятеля Колю Плотникова -- перепечатывала все их статьи.
В текст, как водится, постоянно вносились исправления и уточнения. Дом был превращен в машбюро. Компьютеров тогда не было, у нас стояли три печатные машинки -- две русские и одна с латинским шрифтом.
Л.Л.: Я помню, в МГУ ты выучила энное количество языков...
Ю.К.: К сожалению, у меня нет к языкам таланта. Восемь лет я учила латынь и пять лет -- древнегреческий. Плюс четыре года французский и почти четыре -- немецкий. И параллельно совершенствовала английский.
Л.Л.: А Модест?
Ю.К.: У него всегда был свободный испанский. В университете я потащила его учить немецкий. У нас был прекрасный преподаватель, полиглот, но по натуре диктатор. Модест у него учиться не смог. Сейчас в "МФК-Ренессанс" у него прелестная учительница "американского". Он очень ею доволен.
Что же ты не задаешь ваших традиционных вопросов, например: "Как вы можете охарактеризовать вашу семью?"
Л.Л.: И как ты ее охарактеризуешь?
Ю.К.: Знаешь, я не согласна, когда говорят, что хорошая семья получается из равных усилий двух супругов. Когда оба, как два паровоза, тянут один состав. Такое вряд ли возможно.
По моим наблюдениям, семья напоминает сообщающиеся сосуды: если у одного супруга дела более-менее нормально, у второго карьера стопорится, и наоборот.
Сейчас у Модеста все прекрасно, я же в состоянии размышлений. Было время, когда моя карьера развивалась динамично, а Модест переживал период метания.
Л.Л.: Это сразу после университета?
Ю.К.: Да, когда мы оба поступили в аспирантуру. Мы жили в прекрасном месте, на задворках американского посольства, без телефона. Когда знакомые ехали к нам в гости, то водителю такси обычно говорили: "В зоопарк!"
Гости шли, как ходоки к вождю. Ведь к нам можно было заглянуть на огонек в любое время суток, сославшись на то, что позвонить никак нельзя. Сваливались прямо на голову: "Вы тут случайно не спите?"
Для меня это было странное время. Надо было развлекать гостей, перепечатывать статьи Модеста да еще самой писать диссертацию. Я все время сидела в библиотеках.
Л.Л.: Я помню, тема у тебя была ужасная, в смысле совершенно необъятная. Готический собор.
Ю.К.: Да, "Готический собор. Проблемы историко-художественной интерпретации". Я очень обогатила Ленинскую библиотеку тем, что выписала из разных библиотек мира огромное количество книжек. А по правилам международного книжного обмена все книги, которые присылают из-за границы, сохраняются в ксероксе или фильмокопии. По теме: "Готическая архитектура" я закрыла нишу абсолютно.
Л.Л.: А почему ты не стала защищаться?
Ю.К.: У меня уже была готова половина диссертации. Но тут начался весь этот капитализм. Надо было элементарно зарабатывать на жизнь. Модест тоже писал диссертацию. И я пошла работать. В тот момент у меня это лучше получалось.
Я стала главным редактором газеты "Базар". Она выходила два раза в неделю на четырех, а потом на восьми полосах. Еще я делала приложение к "Вечернему клубу" -- писала, редактировала, верстала, журналистов искала. Только что не фотографировала.
Л.Л.: То есть все этапы создания газеты и журнала ты представляешь себе досконально?
Ю.К.: Более чем. Если дома поставить компьютер и сканер, я думаю, что одна без труда смогу сделать макет и полностью подготовить любое издание.
В ранге главного редактора газеты "Базар" я приняла участие в конкурсе красоты "Мисс Пресса".
Это было неплохое начинание: девушек отбирали не по тому, насколько они приятны лицом и совершенны фигурой, а по уму, живости и обаянию. Нас было двенадцать человек. Меня, наверное, взяли из-за должности: среди участниц не было ни одного главного редактора.
Мы провели превосходные две недели в Подмосковье -- сауна, танцы, шейпинг, макияж, стилист, парикмахер. Я похудела до 48 килограммов и отлично себя чувствовала. Потом поехали в круиз по Средиземному морю: Рим, Римини, Барселона, Мальта, Пальма-де-Мальорка.
Л.Л.: И это после университетского красного диплома...
Ю.К.: Да брось ты. Это было такое развлечение.
Л.Л.: Но об этих конкурсах рассказывают столько ужасных вещей. К тебе, часом, мужчины не приставали?
Ю.К.: Конечно, я там развлекалась на полную катушку.
Л.Л.: Нет, так в нашей образцово-показательной рубрике "Вторая половина" отвечать нельзя. Ответь, пожалуйста, что все мужики были тупы как пробки, никто не знал ни одного сонета Шекспира. Не на кого было глаз положить.
Ю.К.: Шекспира там не требовалось. Там были солнце, море, белый пароход, дивные страны. Но, если откровенно, на корабле было немало других женщин, к которым можно было приставать. Мы же, конкурсантки, все время находились на виду.
Л.Л.: А Модест как отнесся к твоей затее?
Ю.К.: Мне очень хотелось посмотреть Рим, и он не возражал. Тем более что я не стремилась занять на конкурсе первое место и, к счастью, не заняла.
По возвращении решила, что с журналистикой пора кончать. Ничего более интересного она не даст. И я пошла работать в Центр современного искусства.
1992--1993 годы были вообще расцветом современного московского искусства. Нас поддерживало Министерство культуры, кое-что продавалось, да и денег надо было не так много. На мне лежала вся организационная работа центра.
В Москву приезжали художники из-за рубежа -- восходящие "звезды". Когда я сегодня на Западе кому-нибудь говорю, что работала с Патрисом Юбером, на меня смотрят так, словно я позировала Пикассо. Юбер сейчас безумно знаменит, а когда-то в Москве он делал свою выставку.
При центре работало двадцать галерей. Это была восхитительная жизнь. Сейчас практически все закрылось.
Л.Л.: И когда эта жизнь стал затихать, ты ушла в декрет?
Ю.К.: Да. Но и будучи беременной, я устраивала выставки и параллельно работала пресс-секретарем и менеджером по рекламе в одной "модной" фирме -- там, где шьют модную одежду. И еще редактировала книгу о русских монастырях. Искала фотографов и журналистов и отправляла их по российским весям фотографировать монастыри. Одну пару даже поженила.
...Многие называют меня рациональным человеком. Я совершенно точно знаю день и час зачатия нашего ребенка. Все говорили, что это будет девочка,-- я ни на минуту не сомневалась, что рожу мальчика.
Я очень хотела поэкспериментировать и рожать в воде.
Л.Л.: А как Модест к этому отнесся?
Ю.К.: Знаешь, он замечателен тем, что может не советовать. Он был ни за и ни против. Какие-то важные вопросы нашей жизни он полностью перепоручает мне. И это касается не только рождения ребенка (кстати, родила я в нормальной частной клинике). Я же потом покупала квартиру и делала в ней ремонт.
Л.Л.: А как складывалась карьера у Модеста?
Ю.К.: Защитив кандидатскую диссертацию "Петр Струве и русский марксизм. Опыт политической биографии (1888--1901)", он работал одновременно в Институте национальных проблем, редактором в журнале "Вопросы философии", в газете "Сегодня", и тогда же его назначили начальником отдела Государственного архива. Плюс полтора года подрабатывал дворником -- за это нам и дали квартиру на Новинском бульваре. В конце концов его позвали на телевидение, и практически все прежние работы отпали сами собой. Потом он перешел в ОНЭКСИМ, а оттуда -- в "МФК-Ренессанс".
Л.Л.: Знаешь, у меня такое впечатление, что Модесту до сих пор сложно сделать выбор между наукой и, так сказать, нынешней его работой -- PR, журналистикой.
Ю.К.: Так это прекрасно, что он не может расстаться с историей. Я его в этом только поддерживаю. Он одно время хотел докторскую защитить. Но оказалось, что для этого надо преодолеть много чисто бюрократических препон.
Л.Л.: Вот сейчас ваша жизнь наладилась, а ты по-прежнему работаешь в Центре современного искусства, делаешь выставки. Не возникало желания дома посидеть, ребенком заняться?
Ю.К.: Ну, во-первых, я целый год занималась Филиппом. Мы каждый день куда-нибудь ходили -- в бассейн, на гимнастику и массаж. Потом я нашла отличную няню и снова пошла работать.
Моя активность -- это вторая натура. Может, если бы нас с детства иначе воспитывали: дескать, надо сидеть на шее у мужа и не работать... Но лично я так не могу. Один психотерапевт объяснил эту мою установку. В нашей семье когда-то бабушка содержала всю семью. Потом такой же жизненный сценарий реализовала моя мама.
Когда началась перестройка, отец (он химик по образованию) стал директором Института делового образования в Самаре (это филиал Открытого института Великобритании), а мама возглавила там отделение иностранного языка. Мама -- отличный преподаватель английского. Я не видела другого человека, более настроенного на делание денег и карьеры, чем она.
Точно так же активно всегда вела себя и я. Какая у меня раньше была реакция на стресс? Я искала себе новое дело, желательно посложнее. Сейчас я себе запретила принимать решения. Когда стресс, я расслабляюсь. Это специфически женское поведение. Надо стремиться вести себя сообразно своему полу.
Л.Л.: Но машину ты водишь сама?
Ю.К.: Да. У меня Ford Sierra. Я сама его купила, разобралась в устройстве, нашла поблизости приличную автомастерскую. В первый мой день за рулем пошел жуткий снег. Я позвонила Модесту, попросила, чтобы он забрал ребенка из садика. Но Модест мне строго сказал: "Купила машину -- ну и вперед".
Сам он машину не водит. У него служебный автомобиль с шофером. По выходным всю семью катаю я.
Л.Л.: Знаешь, у нас положено задавать обязательные вопросы про шмотки, подарки и отпуска...
Ю.К.: Что касается одежды, то Модесту сейчас шьют именные костюмы в одной американской фирме. На подкладке пиджака его монограмма. Я же люблю одежду от "Дольче и Габбана", "Кензо".
Дарим мы друг другу парфюм, причем любим пользоваться одной маркой, например "Хьюго Босс".
Недавно я была на двухнедельных курсах для кураторов современного искусства в Австрии, привезла Модесту из Вены платиновые запонки. Самой большой проблемой оказалось купить к ним рубашку с дырочками в манжетах.
Отдых мы предпочитаем познавательный. В этом году собираемся в Швецию или в Ирландию.
Л.Л.: А Модест рассказывает тебе о своей работе? Ты ему что-то советуешь?
Ю.К.: Рассказывает иногда, вскользь. В подробности я не вникаю. Посоветовать же могу, если речь заходит о личных качествах того или иного сотрудника, которого я знаю. Я считаю, у меня лучше развита интуиция. Впрочем, Модест вполне профессионально руководит людьми и вряд ли мои советы уж очень сильно ему помогут.
Л.Л.: "МФК-Ренессанс" поддерживает какие-либо акции Центра современного искусства, где ты работаешь?
Ю.К.: Нет, это тоже принципиальная позиция Модеста. МФК дала деньги на фотобиеннале, потому что это общемосковское мероприятие и потому что фотография сейчас на взлете. Единственное, как они поддерживают современное искусство,-- это дают рекламу в "Художественном журнале".
Л.Л.: А как складывается ваша рабочая неделя?
Ю.К.: В будни Модест уезжает на работу часов в девять. По дороге он отвозит Филиппа в сад. Кстати, Филя отлично разбирается в марках машин. Он уже знает, что у папы Volvo, а у мамы Ford. У меня рабочий график свободный, я могу хоть целый день провести дома.
Вечером Модест возвращается в девять, иногда и позже. Если он ужинает в ресторане, дома мы лишь пьем чай.
По субботам Модест занимается наукой: или работает дома, или ездит в библиотеку. И опять же с сыном общается.
Филипп слушается его с полуслова. Когда дома нахожусь я, мир заканчивается, потому что ребенок знает, что со мной можно делать все, что угодно. Я человек мягкий.
Л.Л.: Вот вы сейчас обставляете свою новую квартиру. Ты не хочешь купить антикварную мебель? Искусствоведческое образование не дает о себе знать?
Ю.К.: Нет, мне нравятся пустые пространства и современная живопись на стенах. К антиквариату я равнодушна.
Р.S. Когда текст был практически готов, г-жа Колерова прислала по электронной почте письмо, процитировать которое интересно хотя бы за-ради художественного слога, каким оно написано.
"Дорогая Люда!
Мне кажется, я не совсем точно ответила на вопрос, в котором ты спрашивала, не хочу ли я сидеть дома с ребенком и стать хранительницей домашнего очага.
Я думаю, более верным ответом будет следующее, довольно традиционное, но как нельзя более искреннее утверждение: без сомнения, на первом месте в моей жизни стоит семья -- мой муж и наш сын. Обоих я безумно люблю и не могу представить себя вне того круга счастья, в котором мы сейчас живем. Муж, который тебя прекрасно знает, любит и оберегает,-- это действительно большое приобретение. Если моя работа этому счастью каким-то образом будет мешать, я оставлю ее, не колеблясь.
И еще, в дополнение об увлечениях Модеста: он многие годы, больше десяти лет, покупал букинистические книги. Это увлечение пришло от отца. И сейчас в нашей библиотеке (даже после того как половина ее была роздана в библиотеки) есть прекрасные экземпляры "Мира искусства", "Золотого руна", "Аполлона", номера "Русского богатства" и "Русской мысли", все прижизненные издания Андрея Белого, сборники Ахматовой, издания Сологуба, Мережковского, "Cor Ardens" Вячеслава Иванова 1911 года.
Это к вопросу об антикварной мебели. Каждому свое".
ЛЮДМИЛА ЛУНИНА
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".