Правда, это тогда казалось, что фильмов мало: что такое настоящее малокартинье, мы поняли только сейчас. Тогда Россия была представлена на всех главных фестивалях, и пять-шесть крупных режиссеров работали с редкой стабильностью. Сегодня не наберешь и трех. Фильмов много, но это "Елки". Даже "Ночной дозор" кажется уже недосягаемым шедевром.

Так вот: в российской литературе вроде бы хватает событий - то реклама чтения, то следствие по поводу рекламы чтения (не те писатели его рекламировали), то, наконец, книжный фестиваль на Красной площади, лично посещенный первыми лицами. Событий полно, а литературы при этом куда меньше, чем кинематографа при Ельцине: шорт-лист "Большой книги" короче и бедней обычного, первая половина Года литературы не отмечена ни одной серьезной литературной удачей, громких издательских проектов тоже не видно, и вообще литература удивительно соответствует уровню "Литературной газеты", как и культура в целом - газете "Культура". Не случайно их руководители Поляков и Ямпольская так довольны всем происходящим.

Рекламировать чтение в нынешней России - примерно то же, что нахваливать бикини на полюсе: хорошая вещь, но не сезон. Я почти уверен, что выслушаю в ответ: нынешние споры закономерно переходят на личности в отсутствии смыслов, что выдаю личный творческий кризис за общую беду. Проблема только в том, что творческим кризисом - очень сейчас уместным и даже закономерным - я как раз похвастаться не могу. На меня распространяются многие сегодняшние закономерности, и я не могу их не чувствовать: Ахматова сформулировала за всех - "петь не хочется под звон тюремных ключей". И дело тут не в количестве посадок, а в духе и запахе эпохи: такого духовного растления, как сейчас, Россия не знала и при Сталине.

Более антисоветской по духу эпохи, чем нынешняя, у нас не было ни в какие девяностые: формально возвращаясь к некоторым лозунгам и даже памятникам советской эпохи, сегодняшняя власть (при поддержке обывателя) наполняет их принципиально обратным, противоположным смыслом. Восстановить памятник Дзержинскому - принципиальному модернисту, при всех его грехах, - гораздо хуже, чем этот памятник поставить. Ностальгировать по Сталину, уже зная все о Сталине, - катастрофичнее, чем поддерживать его при жизни. Смыслом советской эпохи - даже в самые темные, сталинские ее годы - была радикальная реформация России, культ будущего, просвещение. Сегодня, когда число бюджетных мест в российских вузах только что решили сократить на сто тысяч, когда церковная и судебная цензура глушат любую новую мысль, когда российская наука бежит за рубеж и фонды вроде "Династии" объявляются иностранными агентами, а значительная часть национальной интеллигенции одержима самым пещерным реваншизмом, - говорить о просвещении как минимум забавно.

Советская пропаганда оболванивала население далеко не так цинично и, главное, примитивно, как ток-шоу на нынешних федеральных каналах. На фоне всего этого объявлять в России Год литературы и надеяться, что кто-то будет усиленно читать, - программа наивная и, боюсь, сугубо демонстративная: вот, мы боремся за будущее, за качество населения... Зададимся наивным вопросом - с таких вопросов часто начинаются прозрения: для чего мы, собственно, читаем? Чтение - способ получения информации, никаких особых духовных смыслов и высоких интеллектуальных подвигов за этим не стоит. Сколько ни читай, говаривал председатель Мао, умней не станешь. Делать вид, что начитанный человек духовней малограмотного, можно было триста лет назад, когда пропасть между ними и в самом деле была очевидна: книжники умели сомневаться, терпимей относились к чужому мнению, быстрей ориентировались в происходящем. Сегодня к чтению добавились десятки новых способов усвоения информации, от радио до гипнопедии, и само чтение сделалось занятием почти архаическим.

Я так и не понимаю до сих пор, в чем смысл его навязчивой пропаганды: ну, прочтет русский националист Достоевского, - что он из него вычитает? Он и из Бродского вычитывает только "плюнуть, что ли, в Днипро". Чтение не делает нас ни умнее, ни храбрее, ни утонченнее: литература учит лишь очень немногим и категорически невостребованным сегодня вещам. Во-первых, она информирует, то есть расширяет наш кругозор; во-вторых, она учит сопереживанию и тренирует воображение, заставляя проживать вместе с героем чужую жизнь; в-третьих, она - и это главное - дает нам опыт эстетического переживания, развивает вкус, заставляет предъявлять к миру не только этические или экономические, но прежде всего, эстетические претензии. А это не так уж мало. Главная беда сегодняшней России в том, что происходящее в ней прежде всего безвкусно, антиэстетично - остальное вытекает именно из этого.

На Красной площади сошлись все три, казалось бы, главные составляющие литературного процесса: писатели выступают, издатели торгуют и рекламируют, читатели слушают и раскупают. Все три звена, казалось бы, в наличии: издатели - и монополисты, и мелкие героические публикаторы маргинальной или авангардной литературы - представлены с небывалой полнотой. Писателей, кажется, могло быть даже поменьше. Читателей больше, чем когда-либо: невзирая на непогоду, на Красную площадь пришли сотни тысяч поклонников родной словесности. Нет какой-то последней составляющей, философского камня, который превратил бы все это в полноценную литературу, то есть в живой процесс поиска смыслов, ответов, а не в успешную распродажу паллиативов. Но чтобы литература стала подлинной, ей нужно как минимум вернуться в некую нравственную систему координат. А где ее взять, когда сегодня количественный показатель тотально преобладает над качественным? Важен свет на табло - вот единственный лозунг момента. Неважно, как выиграны выборы, важна цифра. Не принципиально, нарушен ли закон, - важно, доказуемо ли это и сколько это стоит. Неважно, есть ли в стране реальная оппозиция или она раздавлена неконституционными методами, - важно только, гарантирована ли власть.

Литература не живет количественными критериями - цифрами продаж, тиражами, даже количеством новинок. Литература, по сути, выполняет важнейшую задачу - подносит зеркало к лицу общества. Сегодняшняя российская литература подносит к его лицу то погремушку, то порнооткрытку, то фигу - все это очень увлекательно, но совершенно бессодержательно.

Нет, у нас есть, конечно, и Денис Драгунский, и Роман Сенчин (сей последний роман, увы, лишь копирует на путинскую прозу семидесятых), и Алексей Иванов, чей последний роман сделан примерно в половину его возможностей, но и в этом качестве Иванов лидирует в своей генерации. Нет у нас одного - надежды, потому что все благополучные сценарии развития отсечены. А перед цунами полы не моют. Все в России сегодня делается спустя рукава - именно потому, что неясно, много ли от всего этого останется. Кому интересна проза поздней Византии? Главным образом специалистам да будущим творцам очередного "Византийского урока".

Русская литература варится сегодня в давно прокисшем супе: темы и приемы ее - частью из прошлого, частью из позапрошлого века. Называть вещи своими именами она разучилась давно. Серьезный анализ действительности ей решительно не по зубам - такой анализ потребовал бы признать вслух слишком многие малоприятные вещи, а над каждым автором тяготеет диктатура формата плюс самоцензура, да и большинству издателей не хочется связываться с проблемами. Любой реализм для простоты объявлен журнализмом, злободневность - газетчиной, а читабельность - главным достоинством (причем речь идет о читабельности низшего сорта, то есть о простоте; для сюжетной динамики как раз нужна сложность).

В любом американском книжном магазине на стенде бестселлеров стоят книги по истории, социологии, политологии - и большая часть этих книг отнюдь не лоялистская и не ура-патриотическая; в России книги на эту тему - сплошь "геополитика" в исполнении героев все того же прямого эфира от Леонтьева до Носикова и Проханова.

Страна, отвергнувшая любые критерии, не может стать Родиной хорошей литературы: писателю неоткуда взять ее, а власть в ней не нуждается. Власти нужно именно плохое, а то и отвратительное: ведь тот, кто пишет плохо, во-первых, надежен и не предаст, а по-вторых, он как бы имеет на это право. Ведь плохо себя вести - это так нагло, а наглость - признак правоты.

Все это не значит, что в России сегодня не пишут хорошей литературы. Ее пишут - но издатель не возьмется раскручивать новое имя, ибо в условиях полного отсутствия вертикальной мобильности ее нет и в издательском деле. А на всем, что сегодня пишется мэтрами, тоже лежит отпечаток неполноты: новые романы лучших русских писателей словно сознательно ограждены от любого контакта с реальностью либо останавливаются в шаге от резкой констатации. Чтобы сказать новое слово или написать сильную книгу, надо не врать хотя бы себе. И главное - надо знать, зачем ты это делаешь, верить, что это зачем-то нужно. А когда ни одно слово ничего не весит и даже правда, сказанная в глаза, вызывает в лучшем случае усмешку, потому что ведь всем все понятно, - какая к черту мода на чтение? Идите фитнесом займитесь. Думаю, фестиваль, посвященный современному сериалу, был бы на Красной площади куда уместней, да и народу собрал бы побольше.

В общем, как ни печально, России очень долго еще отмываться от слоя серости, который покрыл ее сплошь, и еще дольше пересматривать собственную историю и литературу. Потому что это ведь она, русская классика, больше всего потерпела от происходящего. Это на нее легла тень от нынешних времен. Это ее идеалы сегодня скомпрометированы, ибо десять веков нашей истории и культуры кончились вот этим. Ментальная катастрофа уже случилась, прочие, как водится, впереди. И пока происходящее не будет понято - не будет нам ни литературы, ни моды на ее чтение, ни честных мероприятий на Красной площади.