Лицензия на излишества

Могилы сына ганзейского судовладельца, шпиона Джонни Йебсена не существует, есть только мемориальный камень на гамбургской Хартунгштрассе у дома 7 А: «Йоханн-Нильсен Йебсен, род. в 1917 г., убит в фев. 1945 г.» Тело Йебсена найти не удалось. Еще в феврале 1945 года гестапо допрашивало его в концентрационном лагере Заксенхаузен, затем Джонни застрелили, труп где-то закопали.

И тем не менее Йебсен оставил после себя след. Национальный архив в городе Кью содержит богатый материал о нем, собранный британской разведкой МИ‑5, на которую Йебсен, он же «Артист», работал с 1943 года в качестве двойного агента. А вместе со своим приятелем, югославским двойным агентом Душаном (Душко) Поповым Йебсен стал одним из прототипов Джеймса Бонда – супершпиона, придуманного писателем Яном Флемингом, который сам был высокопоставленным сотрудником управления военно-морской разведки Великобритании и руководителем нескольких спецподразделений.

Друзья-плейбои

Флеминг знал Йебсена и Попова. Во время Второй мировой он, как и они, бывал в Лиссабоне и ходил в то же казино в Эшториле. Едва ли найдется другой современник Яна Флеминга, олицетворяющий мир, который ассоциируется у нас с Джеймсом Бондом, начиная с «Доктора Нет» и заканчивая «007: Спектр», так, как Джонни Йебсен и Душко Попов. Прикрытием для них служил образ жизни плейбоев. Он открывал перед ними двери в высшее общество Лиссабона, Лондона и Нью-Йорка.

То, что в фильме кажется доведенной до абсурда версией послевоенного гедонизма, в их жизни обретало индивидуальные черты, а борьба против мерзостей фашизма как бы искупала пристрастие к красивой жизни. То, что в эпоху легких самолетов и современного массового потребления кажется нескончаемым рекламным роликом – автомобили, водка, дорогие вечерние наряды и еще более дорогие женщины, – тогда было миром, полным настоящих опасностей, и при неудачном стечении обстоятельств за все приходилось платить жизнью, а не просто кредитной карточкой.

Стиль жизни, при котором на первом плане оказываются развлечения, редко вызывал у Йебсена и Попова муки совести. Однако их «лицензия на излишества» имела практический смысл: избавить мир от Гитлера и его шайки.

Дружба Йебсена и Попова с самого начала была странной. Оба они – отпрыски из привилегированных семей. «Джонни однозначно был человеком из высшего общества Гамбурга. Он был не из верхних десяти тысяч, а из верхней тысячи», – говорит племянник Йебсена Бьорн Пленкерс, с которым «Шпигель» встретился в Дюссельдорфе. Пленкерс принес с собой свыше тысячи страниц материалов британских спецслужб.

Йебсен и Попов познакомились в 1936 году во Фрайбурге, где Йебсен изображал из себя английского аристократа: он редко выходил на улицу без зонта и не хотел иметь ничего общего с мелкобуржуазными манерами «коричневой» идеологии. В дискуссионном клубе оба друга высмеивали нацистов. Они щеголи, но было в них и что-то от бунтарей. Во всяком случае, их стиль жизни – это вызов здоровому восприятию простого народа. Йебсен ездит на автомобиле Mercedes 540 K, Попов – на BMW. «Мы оба питали общую большую слабость к классным тачкам и классным девушкам, у нас были деньги и на первое, и на второе», – напишет впоследствии Попов, который к тому же был не прочь покататься на лыжах в Альпах.

Шпион по случаю

Когда в 1937 году Попов собирается отметить защиту своей диссертации, утром в день отъезда его забрало гестапо. За этим последуют восемь дней и восемь ночей допросов.

Йебсен решает проблему так, как принято в «верхней тысяче». Он едет в соседнюю Швейцарию, чтобы избежать прослушки, и звонит по телефону отцу Попова. Тот обратился за помощью к югославскому премьеру, который, в свою очередь, позвонил Герману Герингу. Гестапо дало Попову 24 часа, чтобы покинуть Германию.

Но и после этого двое друзей не теряли друг друга из виду. В феврале 1940 года Йебсен приезжает к Попову в Белград. Он рассказывает, что не хотел призываться в вермахт и потому пошел в контрразведку, то есть печально известный абвер. Йебсен добавляет: «Гитлер делает из немцев дураков. И с их помощью он вполне может завоевать мир». Тогда же он предложил Попову поработать на абвер. На что тот ответил: «Я с удовольствием тебе помогу переждать войну. Но я не имею ни малейшего желания что-либо делать для твоих немцев». На следующее утро, как позднее напишет в воспоминаниях Попов, он отправился в британское консульство и предложил передавать те сведения, которые будет получать в качестве немецкого шпиона. Напуганный угрозой высадки немцев под кодовым названием «Морские львы», Лондон принял предложение.

У немцев Попов получил агентурную кличку «Иван». Он буквально излучает уверенность в себе. «Одевается хорошо, но небрежно. Брюки всегда кажутся длинноватыми. Любит белые шелковые рубашки с мягким воротом и шикарные галстуки. Улыбается совершенно свободно, показывая при этом все свои зубы. Лицо не отталкивающее, но и совсем непривлекательное», – говорится в его личном деле в МИ‑5.

«Иван» и Джонни – странная пара. Конечно, приятели-плейбои нуждаются друг в друге. Однако фрайбургские времена безусловной доверительности в прошлом. Они симпатизируют друг другу, но в то же время все больше используют друг друга, как шахматные фигуры. Причем Попов, которого шпионскому ремеслу учил как раз Йебсен, куда основательнее вводит друга в заблуждение.

Будучи двойным агентом, он передает англичанам главным образом те сведения, которые получает при помощи Йебсена. Возможно, Йебсен с самого начала об этом догадывается, возможно, он этого даже хочет. «Хотя я не говорил Джонни, что работаю на англичан, ничуть не сомневаюсь, что он все понимает», – говорится в докладной Попова для МИ‑5.

Хоть Йебсен и пытается проворачивать свои делишки в системе Третьего рейха, он не нацист, утверждает Попов, и никогда им не был. Попов описывает встречи двух друзей в эти годы как «рандеву на канате над пропастью».

В Лондоне Попов усердно работает на немцев, однако направляет им только информацию, прошедшую согласование с «Комитетом двойного креста» – подотделом МИ‑5 по дезориентации неприятеля. Главная цель – сделать так, чтобы Великобритания немцам казалась более сильной, чем она есть, что должно заставить их воздержаться от десантной операции «Морские львы». При виде горящего Лондона в те ночи, когда продолжалась операция «Молния», Попов клянется, что «ложь и обман» будут его самым действенным оружием.

Никакого дискомфорта у него такой подход не вызывает. Только своему другу Джонни ему бы хотелось сказать правду. Он регулярно пытается решить с вышестоящими руководителями в МИ‑5 вопрос о том, чтобы англичане взяли Йебсена в свою лодку. И всякий раз получает инструкцию продолжать держать Йебсена в неведении.

После того как Попов в Лондоне зарекомендовал себя, по собственному выражению, как «тигр вечеринок» и собрал коллекцию интрижек со светскими дамами, в МИ‑5 сочли, что он сможет работать из Лиссабона. По всей видимости, немцы очень довольны «Иваном» – равно как и англичане, которые ведут его под кличкой «Трицикл».

На периферии Европы

Лиссабон в то время был наводнен беженцами, новостями и дельцами, которые вели сомнительный бизнес на периферии Европы. Город был местом последней надежды для многих и бессовестных махинаций для некоторых. Попов оказывается в подчинении у тамошнего немецкого главы абвера. Агентурная кличка: «Лудовико фон Карстхофф».

Встречаясь в Португалии, друзья продолжают вести привычный веселый образ жизни. Йебсен ездил на Rolls-Royce, ночи напролет кутил в Лиссабоне и часто уже в предрассветных сумерках приводил каждый раз новых красоток на свою виллу в Эшториле. В Лиссабоне у Попова были интрижки с голливудскими звездами и с моделями из Vogue и Harper's Bazaar. Однажды Ян Флеминг видел в казино в Эшториле, как Попов поставил на кон в игре в баккара 50 000 долларов (которые должен был передать кому-то в Америке по поручению немцев) исключительно для того, чтобы утереть нос какому-то выскочке из Литвы. Цвет лица у Флеминга был, «как у хорошо отмокшего утопленника», – иронизировал впоследствии Попов.

«Иван» становится своего рода звездой не где-нибудь, а в немецких спецслужбах. Его манеры, непринужденность, идеальная, убедительная презентация своей информации из Великобритании делали Попова выдающимся представителем своего цеха. Товар: дезинформация. Гонорар: десятки тысяч долларов. Немцы ни разу не попросили у него ни одного авансового отчета. Им было нужно нечто большее. Они хотели, чтобы Попов в Америке построил новую немецкую шпионскую сеть. До этого американцы десятками раскрывали немецких агентов – «как шлюх на улице красных фонарей», возмущается руководитель Группы «I Запад» в абвере Карл Мауэр.

Лондон восхищен планами немцев. «Вы будете нашим человеком в Нью-Йорке», – говорит подполковник Т. А. Робертсон, важный планировщик в «Комитете двойного креста». Однако платить за все предоставили немцам. Попов садится в Boeing 314 и вылетает в Америку. В ручной клади – 40 000 долларов от Карстхоффа, 12 000 долларов собственной наличности и 8000 долларов от белградского банка Bailoni. «Иван» летит первым классом.

Перед этим Карстхофф передал Попову письменное доскональное задание: что именно от него требуется на Гавайях. Список вопросов, который позднее найдут в архивах МИ‑5. Под заголовком «База ВМС Пёрл-Харбор» – самые подробные инструкции по шпионажу в порту.

Миссия невыполнима

Приземлившись в Нью-Йорке, Попов продолжает купаться в роскоши. Он останавливается в отеле Waldorf Astoria и во время первой же прогулки по Бродвею покупает себе красный кабриолет «бьюик» – последний писк автомоды. ФБР Попов с гордостью сообщает, что должен раздобыть для немцев информацию о Пёрл-Харборе. Это подсказка: на порт, где базируется Тихоокеанский флот ВМС США, может планироваться удар. Попов с нетерпением ждет своей поездки на Гавайи – с красоткой в качестве прикрытия. Так ему советовали поступить и немцы, и англичане.

Однако дело начинает пробуксовывать. ФБР не хочет и слышать об этой поездке. Когда вместо Гавайев раздосадованный Попов отправляется со своей возлюбленной-моделью в красном «бьюике» в Майами, на пляже его повязывают два американских агента, напишет он впоследствии в «Супершпионе». Попова обвиняют в нарушении так называемого «мужского акта» – закона, запрещающего с аморальной целью перевозить женщин через границы штатов США. Они угрожают Попову годом тюрьмы.

Игра Попова, дававшая блистательные результаты в Европе, в Лондоне, Мадриде, Лиссабоне, Париже, Берлине и Дубровнике, в пуританской Америке вдруг проваливается. Плейбой, сорящий деньгами, кажется Джону Эдгару Гуверу олицетворением безнравственности, отвратительным типажом, человеком, которого можно использовать разве что в качестве липкой ленты от мух,  приманки для других двойных агентов. Ведь ему нельзя доверять, даже если он приносит информацию, полезную для страны. В 1942 году Гувер сделал очередной выговор Попову за его безудержный образ жизни.

«Я возглавляю самую чистую полицейскую организацию в мире, а вы появляетесь из ниоткуда, шесть недель шикуете в роскошном отеле на Парк-авеню, водите шашни с кинозвездами, нарушаете важный закон и пытаетесь всучить взятку моим подчиненным. Прямо скажу: я с этим мириться не намерен». Об этом инциденте Попов рассказывает в своей биографии «Супершпион», опубликованной в 1974 году.

Попов смотрел на мир совсем другими глазами, чем глава ФБР. В ответ на отповедь Гувера он изобразил полное непонимание: «Я не шпион, который разыгрывает из себя плейбоя, я человек, который всегда жил хорошо и лишь по воле случая стал шпионом. Враг ждет от меня, что я буду сохранять привычный для меня образ жизни, и если я в угоду вам начну снижать планку, абвер заподозрит неладное».

Немцы тоже недовольны Поповым, когда в 1942 году он возвращается в Лиссабон. Они оценивают его работу как «неудовлетворительную», но дают второй шанс – на заднем плане неизменно действует его заступник Джонни Йебсен.

Второй двойной агент

В течение 1942 года Йебсен все более недвусмысленно дает Попову понять, что тоже хотел бы работать на англичан и против нацистов. Это целый процесс. 18 сентября 1943 года подполковник Т. А. Робертсон пишет МИ‑5: «Йебсен очень хочет получить «перестраховку» от союзников. «Трицикл» передал много ценной информации, среди которой много достоверной, и почти вся она получена от Йебсена. Сейчас он впервые выступал в качестве информатора, признающего факт своей измены». Отныне англичане стали давать задания Йебсену, получившему агентурную кличку «Артист».

Игра, которую ведут «Артист» и «Трицикл», становится все опаснее. Оба все больше тревожатся, время от времени страдают паническими атаками, борются с бессонницей – коварным недугом агентов. Они глушат страх алкоголем, женщинами, никотином, деньгами, снотворным. В течение дня накачивают себя амфетаминами; Попов теперь всегда носит при себе оружие. «Специалисты по вывозу мусора», как они называют предполагаемых нацистских киллеров, подбираются к ним все ближе.

Тем временем война переходит в решающую фазу. Попов пишет МИ‑5: «Джонни делает все, что может, чтобы эта война завершилась. Джонни уверен, что она продлится от силы до Рождества».

Йебсен работает в Лиссабоне настолько результативно, что британская спецслужба хвалится, будто узнает содержание телеграмм из Берлина раньше самих немцев. В частности, ему было поручено раздобыть информацию о якобы чудесном оружии нацистов – V1. Но в первую очередь он должен был помочь дезориентировать немцев относительно истинного места высадки союзнических войск во Франции – это главная задача «Комитета двойного креста». Финт удался: Гитлер и его генералы поверили, что союзники высадятся в самом узком месте пролива Ла-Манш в районе Па-де-Кале, а не на плохо прикрытых берегах Нормандии, где на самом деле произошла высадка 6 июня 1944 года («Операция Оверлорд»).

Конец гастролей «Артиста»

Однако у Йебсена проблемы, которые уходят корнями еще в его берлинские годы. Тогда он проводил в Швейцарии валютные операции для высокопоставленных работников Службы безопасности (СД), организации, конкурирующей с контрразведкой абвера. Йебсен хотел таким образом собрать компромат на руководство СД. Но сейчас он попадает в немилость и опасается мести.

«Он боится, что гестапо, несмотря на защиту со стороны немецких спецслужб, расправится с ним без суда», – пишет Попов в одном досье для МИ‑5. В письме к Попову Йебсен прибегает к черному юмору. «Немцы, о которых я попрошу тебя не забывать, стреляют малость быстрее других и не обременяют себя судебными заседаниями и тому подобными старомодными еврейско-либералистическими штучками». Но у «специалистов по вывозу мусора» нет юмора, даже черного.

29 апреля 1944 года Йебсена вместе с его другом и коллегой по контрразведке Хайнцем Паулем Мольденгауэром вызывают в бюро Алоиса Шрайбера в Лиссабоне. Мольденгауэра и Йебсена избивают, накачивают снотворными, помещают в два чемодана и везут в багажнике большого «студебеккера» через границу на французский атлантический курорт Биарриц. Оттуда их доставляют самолетом в Берлин, в штаб-квартиру гестапо на улице Принца Альбрехта.

«Артист» задержан», – немногословно сообщает Т. А. Робертсон находящемуся в Лондоне Попову. Теперь англичане боятся, что Йебсен под пытками назовет настоящее место высадки, до которой остается всего несколько недель.

Агентурную сеть Попова из предосторожности перестают использовать. Но Йебсен молчит. Один свидетель рассказывал, как Йебсен, избитый до крови, на обратном пути в камеру гестапо просит: «Принесите чистую рубаху». Осенью 1944 года Йебсена переводят в концентрационный лагерь Заксенхаузен.

В феврале 1945 года нацисты еще раз вызывают его на допрос. В камеру Йебсен уже не вернется.

Тем временем Попов упорно и отчаянно пытается освободить своего друга. После завершения войны он несколько месяцев ищет убийцу, наконец ему удается найти его, но выстрелить он не может.

* * *

В 1950 году в Берлине официально подтвердили факт смерти Йебсена. Попов поселился в роскошном имении на Лазурном берегу, стал бизнесменом и после неудачного брака в 1962 году еще раз женился – на 19‑летней шведке, которая родила ему троих сыновей. В 1981 году Попов умер своей смертью у себя в имении. О Джеймсе Бонде он не раз говорил: «В реальной жизни этот тип не выжил бы и 48 часов».