Безубыточная психология

Новые ставки платы лесозаготовителей за объемы лесных ресурсов и площади лесных участков были введены постановлением российского правительства от 11 ноября 2017 года. Как и в предыдущих аналогичных документах, они устанавливаются путем введения повышательных коэффициентов относительно соответствующих базовых ставок, заданных в 2010 году. Так, ставки платы за заготовку древесины в 2018 году будут применяться с коэффициентом 2,17, в 2019 году - с коэффициентом 2,38 и в 2020 году - с коэффициентом 2,62. Учитывая, что в 2017 году коэффициент был 1,51, это означает, что платежи лесозаготовителей по данной статье должны в этом году вырасти на 44%.

Необходимость повышения ставок чиновники обосновали просто – необходимостью повышения доходности лесного хозяйства как отрасли в целом. Ряд экспертов при этом отмечал, что новые коэффициенты выбраны, видимо, не случайно – именно такие их показатели делают финансирование лесного хозяйства безубыточным с точки зрения федерального бюджета без реформирования самой системы этого финансирования. Иными словами, власти для решения бюджетных проблем пошли самым простым с точки зрения аппаратно-административной логики путем: увеличили сборы с бизнеса.

Стоит также заметить, что решение правительства стало для участников рынка довольно неожиданным. Менее чем за год до этого, 14 декабря 2016-го правительство уже выпускало постановление, регламентирующее коэффициенты ставок платежей за лесозаготовку и аренду участков: в 2017 году - 1,51, в 2018 году - 1,58, в 2019 году - 1,65. Постановление 2017 года предусматривает рост цен в 2018 году на 37% выше запланированного уровня, в 2019 году – на 44% выше.

Решение властей вызвало бурную реакцию лесозаготовщиков. Союз лесовладельцев Нижегородской области даже подготовил письмо на имя президента Владимира Путина, в котором просил главу государства поручить правительству пересчитать коэффициенты ставок, сделав повышение сборов более плавным и менее болезненным для отрасли. А профильные интернет-форумы буквально взорвались от потока возмущенных откликов. Интересно, что наибольшее неудовольствие бизнесменов вызвало не повышение ставок как таковое, а сам механизм принятия решения. Точнее – нежелание чиновников вникать в тонкости функционирования отрасли, способствовать ее развитию, замена реального регулирования формальными подходами с непонятным экономическим содержанием, принятие решений, способствующих вытеснению мелких игроков крупными структурами, мешающих развитию реальной рыночной конкуренции.

Братская могила

Первое, что вызывает недоумение участников рынка – «уравнительный» подход к индексации «лесных сборов». Они повышаются пропорционально текущим платежам вне зависимости от специфики конкретного участка, размеру этих текущих платежей и т.п.

Между тем, для лесопромышленных предприятий это вопрос принципиальный, поскольку реальный объем выплат за пользование лесными ресурсами даже для аналогичных участков может существенно различаться. Дело в том, что нормативные документы определяют только минимальные ставки соответствующих платежей – в зависимости от района, транспортной доступности участка, размера, типа и качества древесины. Реально же цена вопроса решается на аукционах.

Таким образом получается, что если аукцион прошел в честной борьбе, арендатор заплатил за участок высокую цену, то и повышение платежей в результате пропорциональной индексации для него будет наибольшим. За участки же, доставшиеся арендаторам, скажем, по итогам конкурса с одним участником, либо формального конкурса с аффилированными участниками, то есть по минимальной цене, и доплачивать придется по минимуму.

Теоретически в этом есть логика: если лес выше качеством – он и стоить должен дороже, и реальная конкуренция на конкурсе должна возникнуть, а реальную цену должен определять аукцион. На практике, однако, все не так просто.

Во-первых, аукционы не всегда проходят безупречно чисто. А сколько собственник «выдоит» с участка на размеры сборов не влияет – нормативные документы определяют только минимальные объемы платежей, вне зависимости от эффективности бизнеса. Причем эти платежи привязаны к неким абстрактным кубометрам древесины, а не, скажем, к среднерыночным ценам продукции или контрактным ценам по ее отпуску, что вызывает серьезные сомнения в экономической обоснованности их взимания. Более того, как сетует на форуме «Лесной форум Гринпис России» руководитель АНО «Ассоциация экспертов по оценке лесоматериалов» Алексей Карасов, нет ни одной методики измерений, внесенной в «Федеральный реестр методик измерений» по определению качества и стоимости лесных ресурсов, в том числе - запасов древесины на корню, определения количества и качества заготовленной древесины, определения количества и качества вывезенной с лесосеки древесины. Очевидно, что это открывает широкое поле для «вариативности» при определении даже минимальных размеров платежей.

Во-вторых, что крайне важно, покупка участков в условиях высокой конкуренции, по высоким ценам, как правило, интересна в первую очередь эффективным собственникам – тем, кто способен получить с него отдачу за счет использования современных технологий, грамотной организации бизнес-процессов и т.д. Это подразумевает, в том числе финансовое планирование, использование заемных средств. Но о каких финансовых планах может идти речь, когда правительство ежегодно меняет правила игры?

«С точки зрения горизонта планирования инвестиций в лесозаготовительной отрасли, да и в сельском хозяйстве в целом, речь должна идти как минимум о нескольких годах, иначе проект просто не успеет начать генерировать прибыль,- говорит аналитик инвестиционной компании “Финам” Анатолий Вакуленко. – Если же речь о модернизации производства, сроки финансового планирования резко возрастают. Например, в деревообработке типичные условия предоставления лизинговых кредитов на закупку оборудования – на срок до 7 лет. Понятно, что если в течение этого срока резко меняются правила игры, например – возрастает удельный вес расходов, связанных с налогами и сборами, все расчеты рушатся и инвестиции могут не только не окупиться, но даже стать непосильным бременем для предприятия».

«Со стороны государства это некрасиво», отмечает один из участников рынка, поскольку в 2016 году правительство продекларировало ставки на 2018-2019 гг., а в 2017-м их резко повысило. «Что даже на два года планировать ничего нельзя?», - задается он вопросом. Таким образом государство, столь часто меняя уровень сборов косвенно демотивирует внедрение новых технологий и инвестиции в отрасль в целом, ставя в заведомо менее выгодное положение устойчивых лесопользователей с долгосрочным планированием. При пропорциональном повышении минимальных платежей за аренду сильнее всего будут страдать те, кто и так уже платит больше всех, отмечает руководитель лесного отдела Гринпис России Алексей Ярошенко. «Этот принцип уже очень давно сформулирован - "кто везет, на том и едут"», - замечает он.

«Минимальная плата и превышение над ней должны индексироваться по-разному. Минимальная плата - это административная величина, вроде налога, превышение - рыночная. Пропорциональная индексация того и другого приводит к ситуации, при которой чем больше арендатор платит, тем хуже ему становится при каждой индексации, и в конце концов платежи за каждый участок, полученный по результатам торгов, должны достигнуть уровня, при котором арендатор гарантированно обанкротится», - считает еще один участник дискуссии.

Наконец, в-третьих, особенности самого лесопромышленного бизнеса таковы, что его чувствительность к уровню сборов крайне неоднородна. Доля сборов в себестоимости продукции не особо велика – в среднем порядка 10%. Но и средняя рентабельность предприятий отрасли также низкая– по экспертным оценкам, на уровне тех же 10%. Это означает, что даже при этих средних параметрах рост сборов в 1,5 раза способен опустить рентабельность до уровня ниже ставок по банковским депозитам или по государственным облигациям – видам вложений средств гораздо менее хлопотным, чем реальный бизнес. Если же речь идет о «дорогом» участке, полученном в ходе конкурентных аукционных торгов, где доля сбором в себестоимости продукции достигает, скажем, 20%, полуторократный рост сборов может вывести рентабельность в отрицательную зону и просто «убить» бизнес.

«Мы считаем, что резкий рост стоимости арендной платы за использование лесов не только не целесообразен, но и не обусловлен экономически. По сравнению с 2017 годом отпускная цена на пиломатериалы и иные продукты лесопереработки осталась неизменной, затраты на лесозаготовку в связи с увеличением стоимости ГСМ и ухудшением климатических условий только возросли, возросли также затраты на лесохозяйственные мероприятия в связи с увеличением их объемов, заводы, комбинаты по переработке древесины простаивают из-за нехватки сырья и отсутствия оборотных средств. 2017 год стал очень тяжелым для лесной промышленности, а увеличение стоимости арендной платы по договорам аренды лесных участков, только усугубит ситуацию», - излагает свою позицию в письме Владимиру Путину Союз лесовладельцев Нижегородской области.

Кому это выгодно

Еще один момент, вызывающий возмущение участников рынка – резкое повышение сборов в лесозаготовительной отрасли в первую очередь бьет по малому и среднему бизнесу, в меньшей степени затрагивая крупный.

Дело в том, что большинство крупных компаний работают в рамках приоритетных инвестиционных проектов в области освоения лесов, для участников которых стоимость аренды лесов снижена в два раза. Такие проекты предусматривают участие инвестора в создании и модернизации объектов лесной и лесоперерабатывающей инфраструктуры (дорог, складов, центров переработки древесины и т.п.). При этом «входной билет» весьма дорог – для получения статуса приоритетного стоимость инвестиционного проекта должна быть не менее 300 млн рублей, сумма явно неподъемная даже для среднего бизнеса, не говоря уже о малом.

Таким образом, резкое повышение сборов в наименьшей степени отразится именно на крупном бизнесе – рост удельной доли сборов в себестоимости продукции у них окажется вдвое меньше, чем у малых и средних предприятий.

«Краткосрочный эффект от повышения сборов будет заключаться в резком падении маржи по отрасли,- говорит аналитик инвесткомпании «Открытие Брокер» Тимур Нигматуллин. - Однако это оценки «температуры в среднем по больнице». Примерно половина оборота приходится на малые и средние предприятия, которые, в отличие от крупного бизнеса, не могут экономить на издержках за счет эффекта масштаба. Их маржа станет нулевой или даже отрицательной. Крупный бизнес тоже понесет потери, но станет лишь чуть менее рентабельным. Тем не менее, уже на горизонте 1-2 лет за счет сокращения доли небольших компаний крупный бизнес сможет захватить долю рынка и не только отбить эти дополнительные издержки, но и нарастить маржу за счет повышения цен в условиях снижения конкуренции. Одновременно не исключен рост доли "черного рынка"».

«Исполнителям приоритетных инвестпроектов, в том числе "липовых"», будет проще всего, а в наихудших условиях окажутся арендаторы, получившие лесные участки через реальные торги в первые годы после введения нынешнего Лесного кодекса. И, по сложившейся традиции, добросовестные лесопользователи в среднем пострадают значительно сильнее недобросовестных», - резюмирует один из участников обсуждения на интернет-форуме.

Вопрос о «липовых» инвестпроектах выходит, разумеется, за рамки экономического анализа (хотя возможность келейности при решении подобных вопросов очевидна – например, потому, что льгота действует на период от заключения контракта до истечения срока окупаемости проекта, что оставляет широкое поле для маневра на стадии планирования). Вместе с тем, нельзя не отметить еще ряд важных моментов.

Прежде всего, основная цель предоставления подобных льгот – стимулирование инвестиций в отрасль. 50% льгота по сборам для инвестпроектов была введена в 2007 году, логично посмотреть на динамику инвестиций в основной капитал за прошедший период. Данные Росстата показывают, что эти инвестиции приходят крайне неоднородно. Например, в 2008 году – рост на 41% по отношению к 2007-му, в 2009-м – двукратное падение (все данные – в сопоставимых ценах). В 2011-м – рост в 2,5 раза, в 2013-м – 1,5-кратный спад. Эти данные слабо коррелируют как с данными по экономике в целом, так и с данными по динамике инвестиций в основной капитал в сельском хозяйстве. Напрашивается вывод: это не нормально идущий инвестиционный процесс, определяемый потребностями рынка, а скорее разовые инвестиционные решения отдельных крупных игроков, принятые в процессе взаимодействия с властями.

Второй момент – собственно, место малого и среднего бизнеса в развитии отрасли. Речь даже не о правительственных программах поддержки малого и среднего предпринимательства и соответствующих декларациях, а о соображениях абсолютно прагматических.

Сейчас, по оценкам экспертов, на долю МСП приходится порядка 50% «лесного» рынка. Новые, резко повышенные для данного сегмента, ставки, объективно создают преимущества крупным предприятиям. Да, эти пониженные ставки обусловлены участием крупного бизнеса в инвестиционных проектах. Но почему столь высока планка для инвестиционных льгот? Чем хуже, с точки зрения интересов государства, если, условно говоря, среднее предприятие вложит 100 рублей в строительство 10 км дороги или в модернизацию относительно варианта, когда крупное вложит 1000 рублей в строительство 100 км? Ответ очевиден – ничем, кроме того, что сложнее администрировать. А сложнее администрировать – потому что вместо стандартных инвестиционных льгот, предусмотренных, в том числе для средних предприятий в других отраслях, в лесном хозяйстве принята немного иная схема. Краткая суть которой такова: сборы – не налоги, администрирование – точечное, силами Минприроды. То есть вместо стандартного и прозрачного «инвестиционного конвейера» - крайне запутанная схема.

Далее, специфика лесного хозяйства – в долгосрочности вложений, деревья – не указы правительства, за неделю не появляются. Именно поэтому малый и средний бизнес – основа стабильности таких систем. Малый и средний бизнес – зачастую семейный, передается по наследству, он заинтересован, в том числе в восстановлении ресурсов, передаче потомкам. Что у нас в этом плане? Тот же Росстат сообщает: с 2007-го по 20015 год (то есть в период действия «инвестиционных» арендных льгот) лесовосстановление в России сократилось с 873 до 803 гектаров в год (-8%). Иными словами, нынешняя система, мягко говоря, не способствует инвестициям в восстановление ресурсной базы.

Дорога в никуда

И, наконец, вопрос целеполагания и долгосрочных последствий принятого решения – не только для лесозаготовительной, но и для смежных отраслей.

«Лесозаготовка, согласно официальным данным статистики, - стабильно низкорентабельная отрасль, количество предприятий и численность работников в которой постоянно уменьшается,- отмечает руководитель налогового направления консалтинговой компании SRG Маргарита Есипова. – Увеличение ставки сборов может привести к повышению цен на их продукцию – иначе трудно будет сохранить даже минимальную рентабельность. Следовательно, пострадают не только малые и средние предприятия, занимающиеся лесозаготовкой, но и предприятия, использующие в последующем это сырье в своих производствах (изготовление картона, ДСП, мебели, бумаги и проч.), качество которых и так оставляет желать лучшего по сравнению с зарубежными конкурентами. Без повышения же цен отрицательная рентабельность некоторых предприятий только увеличится и приведет к банкротству. Да, останутся сильные игроки, у которых в принципе инвестиционные льготы; вопрос в том, пойдут ли эти деньги на развитие отрасли, на развитие лесных хозяйств и смогут ли эти игроки компенсировать оборудованием и рабочими местами выбывающие из отрасли малые и средние предприятия».

«Повышение стоимости арендной платы не уменьшит затраты на лесозаготовку и дальнейшую переработку, не увеличит покупательскую способность потребителя, а лишь ухудшит положение лесопользователей и с большой вероятностью приведет к гибели мелких и средних лесоперерабатывающих предприятий, что в свою очередь неминуемо увеличит рост безработицы и социальной напряженности в регионах, где экономика держится на лесной отрасли», - отмечают в письме президенту нижегородские лесовладельцы.

Также можно отметить, что практика показывает: малый и средний бизнес всегда предпочитают выстраивание отношений с себе подобными. Фермеры – с фермерскими продуктовыми магазинами, небольшие деревообрабатывающие предприятия – с фирмами, специализирующимися в сфере индивидуального коттеджного строительства и т.п. Причина очевидно – «большой» производитель или ритейлер часто «не видит» маленького контрагента, не учитывает его особенностей, это характерно для всех отраслей экономики.

В данном плане логично выглядела бы политика государства в сфере лесного хозяйства, направленная именно на поощрение малого и среднего бизнеса и связанных с ним производств: гибкость, скажем, небольшой мебельной фабрики, выше, чем у крупного производства, она может более оперативно следовать за тенденциями рынка. И, самое главное, это уже не продукция лесозаготовителей, речь идет о продукции более высокого уровня передела и, соответственно, о гораздо более высокой норме прибыли для отрасли в целом.

За примерами далеко ходить не надо. Вот, например, какую интересную статистику приводит банк «Интеза» (российская «дочка» крупнейшего итальянского банка «ИнтезаСанпаоло»). По его данным, знаменитая на весь мир итальянская мебель делается исключительно на малых и средних предприятиях, в этой отрасли нет ни одной мебельной фабрики, относящейся к крупному бизнесу, при этом основная доля продукции производится на экспорт.

У нас же, похоже, о необходимости увеличения глубины передела продукции (читай – повышения эффективности производства), похоже, никто не думает. Решения принимаются по простой логике: бюджету нужны деньги – давайте увеличим сборы с бизнеса. К чему это может привести, довольно выразительно описал в интернете один из участников рынка: «Для части арендаторов, кто реально поторговался (на аукционе – Ред.) и у кого платеж в бюджет субъекта в несколько раз больше минимального, приведет к сворачиванию их лесного бизнеса. А реально будет так: с 2018 года такие арендаторы перестанут платить вообще и выведут активы, если они были. Будут рубить, пока договор не будет расторгнут в судебном порядке. При наличии некоторых навыков этот процесс может занять от полугода до года».

Отсчет, как говорится, пошел.