Эти цифры дают представление о прогрессе «зеленой» энергетики и степени интереса к ней в мире. Для развития возобновляемых источников энергии (ВИЭ) сошлись все факторы: политическая воля, социальный запрос, привлекательность для инвесторов. В разных странах с помощью «зеленой» энергии решают проблемы экологии, поддержки наукоемких отраслей, ускоренной электрификации, достижения энергобезопасности. В результате мир идет к масштабному переделу энергетического рынка, который нанесет чувствительный удар по угольной и нефтяной отраслям.

Россия за этими трендами драматически не поспевает. В стране вводятся «зеленые» электростанции, действуют меры господдержки, но и нынешние показатели сектора, и прогнозы по мировым меркам выглядят пока неубедительно. Причина здесь не одна, считают опрошенные «Профилем» эксперты: и власти, и бизнес, и простые обыватели в целом воспринимают «зеленые» технологии как модную экзотику, а не насущную необходимость. В перспективе это может дорого обойтись стране.

Солнце, воздух и вода

«Зеленая», альтернативная, безуглеродная, возобновляемая – энергетику нового типа называют по-разному, равно как и определяют ее границы. Общепризнаны три главных типа – энергия солнца, ветра и биомассы (последняя включает использование торфа, пеллетов, биогаза), а дальше начинаются нюансы. Так, различаются варианты классификации для «малых» типов – геотермальной энергетики, океанической (приливной и волновой), концентрированной солнечной тепловой энергетики (CSP), станций с сочетанием гидросолнечной и ветровой энергии.

Главный же вопрос – относить ли к «зеленой» энергетике ГЭС. С одной стороны, энергия рек неистощима, а значит, возобновляема. С другой – безвредность такого способа выработки энергии сомнительна (в «перегороженных» реках нарушается экологический баланс). В итоге экспертное сообщество REN21 в ежегодных отчетах Renewables Global Status Report показатели ГЭС учитывает, а BNEF относит к «зеленой» энергетике только малые ГЭС (проекты мощностью до 50 МВт). В некоторых источниках отрасль анализируют по сфере применения «зеленой» энергии: в электроэнергетике, в отоплении, на транспорте.

Вообще, ВИЭ имеют богатую историю: биотопливом топили с древних времен, электрогенерацию с помощью ветряков знали в Дании уже в XIX веке. Однако альтернативный статус «зеленой» энергетики (по отношению к угленефтегазовой) был осознан лишь в конце XX века, а мировая статистика ведется с 2000‑х годов.

Сегодня объемы производства «чистой» энергии бьют один рекорд за другим. По данным REN21, в 2017 году за счет этой энергии в мире эксплуатировалось 2195 ГВт мощностей. Рост за десятилетие превысил 100%, причем ветроэнергетика выросла в 4,5 раза, солнечная – в 25 раз. «Прирученная» позже ветровой, солнечная энергия пока отстает от нее по доле в «зеленом» энергобалансе (19% против 25%), но в начале 2020‑х годов должна вырваться вперед.

ВИЭ составляют самый быстрорастущий сегмент энергетики (+5,4% в среднем в год против +1,6% у «ископаемой» энергии), обеспечивая до 70% прироста мировой электрогенерации. Регулярно объявляется о новых рекордах энергоэффективности. Например, в прошлом году ветровая турбина в Дании за сутки принесла 20‑летний запас энергии для одного дома (216 МВт/ч), а в Шотландии две турбины на приливной станции обеспечили электричеством 2000 домов.

Дальше – больше. По прогнозу Международного энергетического агентства (МЭА), в ближайшие пять лет мощности ВИЭ вырастут на 43%. При этом МЭА, «Гринпис» и прочие прогнозисты хронически недооценивают темпы внедрения «зеленой» энергетики, что не раз вынуждало их пересматривать цифры в большую сторону.

По статистике REN21, сегодня ВИЭ дают 10% всей потребляемой в мире энергии (25% электроэнергии, 27% в отоплении, 3% на транспорте). Показатели по отдельным странам существенно выше. В США «зеленое» происхождение имеет 17% энергии, в Великобритании и Германии – около трети, в Дании и Швеции – более половины. Прошлым летом китайская провинция Цинхай с населением 5,6 млн человек целую неделю «питалась» исключительно возобновляемой энергией. Рекорд же по продолжительности «зеленой» диеты удерживает Коста-Рика – 300 дней на «чистой» энергии в 2017 году.

Политический климат

Главный драйвер развития ВИЭ – государственные и международные программы. Еще в ходе топливного кризиса 1970‑х годов на Западе начали искать, как ослабить зависимость от нефти. Аварии же на Чернобыльской АЭС в 1986 году и на японской «Фукусиме‑1» в 2011‑м вызвали скепсис в отношении атомной энергетики. Полностью закрыла свои атомные электростанции Италия, ее примеру хотят последовать Германия, Испания, Бельгия и Швейцария. Киотский протокол (1997) и Парижское соглашение (2015), подписанные странами–членами ООН, обеспечили международные ориентиры по ограничению выбросов CO2 и темпов глобального потепления.

Вместе с тем человечеству требуется все больше энергии: массовая цифровизация и ожидаемая Четвертая технологическая революция к середине века увеличат мировое энергопотребление на 30–50% (по разным оценкам). «Потребление, связанное с блокчейном, криптовалютами, растет по экспоненте, – приводит пример «зеленый» инженер HPBS Илья Завалеев. – Чтобы «намайнить» в домашних условиях один биткойн, энергии требуется, как целому городу. Экологи этим недовольны, складывается лобби против криптовалют.

Запретить их не получится, но активизируется интерес к «чистым» криптовалютам, полученным на «зеленой» энергии. Только с ее помощью человечество сможет пережить грядущую IT-революцию. И как в XX веке решалось, какая страна первой выйдет в космос, так сейчас решается, кто захватит рынок альтернативной энергетики».

Топ‑5 стран с наиболее благоприятными условиями для развития ВИЭ выглядит так: Китай, США, Германия, Индия, Австралия (индекс RECAI от Ernst&Young). Меры поддержки варьируются от страны к стране: гранты, займы, налоговые льготы, «зеленые» тарифы, оптовые аукционы, система чистого измерения и т. д. Нередко программы поддержки принимаются на городском или муниципальном уровне.

Всего на конец 2017 года о программах в сфере ВИЭ объявили 179 государств, из них 57 собираются целиком перейти на «зеленое» энергопотребление. В частности, Швеция планирует обеспечить нулевые выбросы углекислого газа на своей территории в 2045 году. Датская столица Копенгаген хочет достичь этого показателя уже к 2025‑му, став первым в мире «здоровым» городом.

Еще недавно казалось, что интерес к «зеленому» образу жизни будет ограничен преуспевающим Западом, поскольку для развивающихся стран важнее экономический рост, основанный на потреблении традиционной энергии. Но оказалось, что с помощью развития ВИЭ можно решать другие задачи. Так, Китай рассматривает «зеленую» проблематику не только как способ избавить свои мегаполисы от смога, но и как важное направление технологической модернизации, формирования отраслей будущего. Масштабные государственные вливания привели к тому, что именно Китай лидирует по объему «зеленых» мощностей (334 ГВт в 2017 году против 320 ГВт во всем ЕС). Поднебесная вырабатывает больше всего солнечной и ветровой энергии (и только в биоэнергетике уступает США), самостоятельно производя необходимое оборудование.

Другой случай у Индии. Страна, где миллионы человек до сих пор живут без электричества, занята скорейшей электрификацией. Принятая госпрограмма стоимостью $2 млрд охватит 40 млн семей в различных регионах страны: в их домах установят солнечные панели, сервис в течение пяти лет прилагается.

Помимо национальных правительств волевые решения по переходу на возобновляемую энергию принимают крупнейшие корпорации. В 2014 году для них был создан клуб RE100, и недавно число его участников как раз достигло сотни (среди них – 30 компаний из рейтинга Fortune 500). IKEA, JPMorgan, Citigroup, Google и другие корпорации пообещали «пересесть» на возобновляемую энергию уже в 2020 году. А автоконцерн Nissan утвердил стратегию Intelligent Mobility для содействия сознательному обществу будущего.

Деньги из ветра

В то же время альтернативную энергетику поддерживает «невидимая рука рынка». Стереотип о том, что эта отрасль принципиально нерентабельна и привлекает только «зеленых» энтузиастов, уходит в прошлое. Ценовая конкурентоспособность ВИЭ быстро растет. Особенно это касается солнечной энергетики: панели становятся эффективнее (в JinkoSolar смогли за год улучшить их КПД на 42%), себестоимость производства – ниже (при каждом удвоении солнечных мощностей она падает на 22%).

«Солнечная энергия – это кремниевые технологии, которые масштабно производятся в Китае. Процесс стандартизирован, инновации идут непрерывно, – объясняет Илья Завалеев. – С ветрогенераторами так не получится. Это старая, сложившаяся отрасль – машиностроение. У механизмов и лопастей такого потенциала для оптимизации нет».

В результате цена за солнечный киловатт-час стремится вниз. В 2015 году самым выгодным предложением было 5,84 цента (цент/кВтч) в Дубае. В 2016‑м в Мексике «сбросили» до 2,7 цента, в 2017‑м предложили 1,77 цента (около 1 руб./кВтч). По прогнозу IRENA, ВИЭ достигнут ценового паритета с традиционной энергетикой в 2020 году. А в Energy Watch (EWG) подсчитали, что если «озеленить» всю мировую энергетику, то уже на базе существующих технологий она окажется дешевле нынешней углеродной.

По объемам привлеченных инвестиций «зеленая» энергетика опережает углеродную уже с 2003 года. В 2017‑м проекты по ВИЭ получили $280 млрд инвестиций (без учета ГЭС) – для сравнения: проекты по ископаемому топливу привлекли $103 млрд, по ядерной энергии – $42 млрд (данные REN21). Любопытно, что если интерес американских инвесторов стабилен ($49 млрд в 2011 году, $41 млрд в 2017‑м), то в Европе он падает ($128 млрд в 2011‑м, $41 млрд в 2017‑м), а в Китае – растет ($48 млрд в 2011‑м, $127 млрд в 2017‑м). В 2013 году Поднебесная вырвалась в лидеры по вложенным суммам, а сегодня близка к отметке 50% мировых инвестиций.

В идеале же создается пиринговая (распределенная) энергосеть, где пользователи сами участвуют в выработке энергии (с помощью солнечных панелей на крыше дома или мини-ветряка на придомовом участке) и через «умные контракты» делятся излишками выработанной энергии, превращаясь в «просьюмеров» (producer + consumer – «производитель» + «потребитель»). В западных СМИ такая блокчейн-энергетика называется в числе самых ожидаемых технологий, которые меняют жизнь (enabling technology). Фактически на энергетический рынок распространяется модель Uber и Airbnb – экономики совместного потребления (sharing economy).

Примеры таких сетей уже появились. Нью-йоркский стартап LO3 Energy запустил пиринговую сетьMicrogrid, в Нидерландах аналогичный проект воплощает Vandebron, в Великобритании – Piclo. В Германии для развития пиринговых сетей приняли поправки в закон о ВИЭ, легализовавшие свободную торговлю выработанной электроэнергией. Сразу же появилась россыпь стартапов – Sonnen, Grid Singularity, Conjoule, Enyway.

«Мы создаем новые правила для энергетического рынка, на котором люди больше не зависят от корпораций и коммунальных предприятий», – говорит основатель Enyway Хейко фон Чишвиц. «Пока энергетики боятся такого будущего, не понимают, как такая система будет работать. Эта технология потенциально меняет весь экономический уклад», – комментирует Илья Завалеев.

Впрочем, пока на пути «зеленой» энергии в целом и пиринговых сетей в частности остается важный барьер. В отличие от энергии, добываемой на ТЭС, солнечная и ветровая не поддаются управлению, их «подачу» регулирует сама природа. В итоге в час пик выработанной нагрузки может не хватить, а при спаде потребления мощности простаивают. Выход из положения очевиден: накапливать произведенную энергию.

Но сегодня так работают далеко не все «зеленые» станции (по данным REN21, 75% накопителей сосредоточены в 10 странах). И если энергии выработано с избытком, остается сбрасывать цены до… нуля. Так, в Чили в 2016 году электроэнергия была бесплатна в течение 192 дней. А зимой 2017‑го в Германии производители энергии даже доплачивали абонентам до 50 евро за каждый потребленный МВт/ч. В иные же дни, когда солнце и ветер дают «сбой», Германии приходится значительно наращивать «грязную» угольную генерацию.

Причина в том, что стандартные литий-ионные аккумуляторы, используемые сегодня в электронике, не годятся для оптового хранения энергии. Их «кладовая» займет колоссальную площадь, а через несколько лет потребуется ее замена: в силу своей структуры литий-ионная батарея со временем теряет емкость.

Впрочем, случаи применения литий-ионных накопителей известны – например, Tesla Илона Маска в прошлом году построила 100‑мегаваттное хранилище в Австралии. Но в целом это направление бесперспективно, считает Михаил Лаврухин. «Есть более эффективные технологии хранения – гидроаккумулирующие электростанции, механические накопители, аккумуляторы на базе водорода», – перечисляет эксперт.

Главной же технологией будущего считаются проточные (ванадиевые) аккумуляторы, с помощью которых можно снизить стоимость накопления с нынешних $891–985 за 1 МВт/ч до $184–338 (расчеты Lazard and Enovation Partners). Первая система хранения на основе проточных аккумуляторов была установлена в 2013 году в Японии. Сегодня же на первое место по темпам установки вышел Китай. Год назад китайские власти выпустили руководство, стимулирующее компании развертывать системы накопителей. Планируется, что до 2020 года в стране будет создана сеть 100‑мегаваттных хранилищ, а в следующем десятилетии появятся гигантские хабы на 1 ГВт/ч. Параллельно в 2017 году в Даляне открылась фабрика по производству ванадиевых аккумуляторов Rongke Power проектной мощностью 3 ГВт/ч в год.

Есть и альтернативное решение: использовать в накопительных станциях отслужившие батареи электромобилей. После нескольких лет использования по прямому назначению их качества ухудшаются, но для стационарного хранения их все еще достаточно. «Вторая жизнь» батареи продлит общий срок службы на 5–10 лет, заодно частично решив вопрос ее утилизации, который встает тем острее, чем больше продается гаджетов и электрокаров. На этом поле пробуют действовать автоконцерны. Так, Nissan недавно запустил в Амстердаме крупнейшую в Европе систему производства и хранения энергии на батареях от электрокаров мощностью 3 МВт/ч. Ранее концерн вывел на британский рынок аналогичные системы для домашнего энергообеспечения (технология Vehicle-to-Grid – V2G). Кроме того, в японском Намиэ действует завод Nissan по переработке аккумуляторов от электромобилей, а улицы города освещаются фонарями, питающимися от все тех же батарей.

Согласно опросу участников саммита Energy Storage Summit 2017, в отрасли ожидают, что к 2022 году системами долгосрочного хранения энергии обзаведутся до 60% электростанций. В 2016–2030 годах мировой рынок хранения энергии вырастет в 12 раз, до 305 ГВт/ч суммарного объема хранилищ, прогнозирует BNEF. «Кто сможет решить проблему дешевого хранения энергии, тот и станет глобальным лидером в «зеленой» энергетике», – уверен Илья Завалеев.

Россия не «зеленеет»

Какую роль в этих процессах играет Россия? По мнению экспертов, у страны неизмеримый географический потенциал для «зеленой» энергетики, а миф о «темном северном крае» несостоятелен. «Перспективными районами для развития солнечной энергетики являются Тыва, Забайкальский и Приморский края, Еврейская автономная и Амурская области, – говорит директор департамента оценки и консультационных услуг российского офиса Swiss Appraisal Алексей Сергеев. – Строительство ветровой энергетики эффективно в горах Кавказа, Алтая и Крыма, геотермальной энергетики – на Камчатском крае, Курильских островах, Таманском полуострове. Биогазовые станции востребованы в сельскохозяйственной черноземной полосе. Они там и строятся: первая запущена в 2009 году в Калужской области, затем появились станции в Белгородской области и Мордовии. Строительство приливных электростанций актуально на берегах морей с высокими скалистыми берегами».

Современные солнечные и ветровые станции в России стали появляться в середине 2010‑х годов, в 2017‑м было введено 140 МВт мощности, в 2018‑м может быть введено 300 МВт (данные Минэнерго). При этом доля ВИЭ в энергобалансе страны составляет 0,2% (для сравнения: с помощью ТЭС Россия получает 65% электроэнергии, 18% – с помощью АЭС, 16% – с помощью ГЭС).

Ветроэнергетика РФ насчитывает 27 объектов мощностью 450 МВт (в 400 раз меньше, чем в Китае). Крупнейшие игроки – финский Fortum (совместно с «Роснано» планирует строительство ветряков на 1 ГВт в семи регионах, в январе 2018‑го в Ульяновской области запустил первый ветропарк мощностью 35 МВт), итальянский Enel (реализует проекты в Ростовской и Мурманской областях) и государственный «Росатом». Солнечная энергетика генерирует 280 МВт (почти в 500 раз меньше Китая) на 19 объектах. Главные игроки – «Хевел» («дочка» «Реновы» и «Роснано», управляет 16 станциями) и «Солар Системс» («дочка» китайской Amur Sirius, в планах – 17 станций к концу 2020‑го).

Власти регулярно обозначают интерес к возобновляемой энергии. Ее регулированию частично посвящен федеральный закон «Об электроэнергетике», а также постановления правительства № 426 от 03.07.2008, № 449 от 28.05.2013, № 117 от 17.02.2014 и распоряжение № 1‑р от 08.01.2009. При этом стратегические показатели по ВИЭ различаются от документа к документу. В «Энергостратегии РФ до 2030 года» целью заявлены 25 ГВт «зеленой» энергии в 2030 году. В «Основах энергетической политики РФ» в 2024 году предписано выработать 50 ГВт солнечным электростанциям, 25 ГВт – ветровым. В «Проекте энергостратегии РФ до 2035 года» намечены более скромные 20 ГВт. А в «Генеральной схеме размещения объектов электроэнергетики РФ до 2035 года» вовсе указаны 11,6 ГВт к этому же году.

Поддержка «зеленой» энергетики обеспечивается через договоры на поставку мощности (ДПМ): инвестор, построивший экологически чистую станцию, получает право 15 лет продавать энергию по регулируемому (повышенному) тарифу, что гарантирует ему доходность от 12% годовых. Программа действует до 2024 года, до конца текущего года Минэнерго решит, продлевать ли ее. По мнению «Роснано», продлить необходимо, чтобы к 2035 году в России сложился полноценный кластер ВИЭ и «зеленая» доля в энергобалансе страны достигла 5%. В противном случае будут свернуты уже имеющиеся начинания. В Минэнерго возражают: мол, кластер поддерживается искусственно, из карманов потребителей (на которых операторы сетей перекладывают издержки за повышенный тариф), в то время как общее энергопотребление в стране почти не растет (+0,5% в год против ожидаемых 3–4%). Стоит ли в таких условиях помогать «зеленым»?

Вообще разночтения по вопросам ВИЭ в кругах российской власти проявляются часто. Наиболее известна дискуссия главы «Роснано» Анатолия Чубайса и главы Сбербанка Германа Грефа на Гайдаровском форуме‑2017. «Солнечная энергетика в России уже состоялась. Это реальность, измеряемая десятками миллиардов рублей, которые на наших глазах возникают», – заявил Чубайс. «Я не вижу, зачем нам «солнце» при нашей сегодняшней дешевизне ресурсов. Я просто не вижу ни одного шанса в ближайшие 10 лет, что у нас какое-то «солнце» появится. Или «ветер». В карманах – может быть, но не в электроэнергетике», – парировал Греф.

В таком же духе высказывается президент Владимир Путин. По его мнению, движение в сторону «зеленой» энергетики – «безусловно, генеральный путь развития, правильный путь». И тут же президент добавляет: «Многие заговорили о том, что эра углеводородов идет к закату, что надо уже сейчас полностью переориентироваться на альтернативные источники энергии. Думаю, реальных оснований для таких далеко идущих выводов пока нет».

Тем временем замминистра энергетики Алексей Теслер заявил, что России не нужно копировать зарубежный опыт: если многим странам ВИЭ нужны для достижения энергобезопасности, то у нас «есть традиционные источники», поэтому не надо «гнаться за объемом мощности». Истинная цель ВИЭ – развитие энергетического машиностроения в России (отсюда – жесткие требования к локализации производства в ДПМ).

По мнению экспертов, эти высказывания, а также действия чиновников свидетельствуют о том, что на самом деле «зеленая» энергия России не особо и нужна. Подключение новых объектов генерации к сетям – максимально усложненная процедура, признается старший юрист энергетической практики Vegas Lex Александр Киселев. «Зеленую» электростанцию мало построить, нужно «влить» в рынок, чтобы она была правильно зарегистрирована, чтобы мощность доходила до потребителей. Тут много подводных камней. Отношения между подрядчиками, отчетность перед государством, технические и экономические обоснования – самостоятельно оформить все это бизнесмену нереально», – говорит он.

К тому же для бизнеса «зеленые» проекты выглядят слишком рискованными, отмечает Вадим Шаров: «Срок окупаемости электростанции составляет 15–20 лет, и это при минимальных ставках западных банков. Попробуй в течение этого срока отдавать Сбербанку 13% годовых! Никто в такой бизнес не пойдет, тем более в России, где планировать на 15 лет в принципе невозможно».

Да и в целом россиянам тема «зеленой» энергии неблизка. На Западе граждане озабочены экологией, поэтому процесс «озеленения» поддерживается снизу. У нас же к возобновляемой энергии относятся как к модному поветрию, рассуждает Илья Завалеев. «От обычного человека проблематика энергетического рынка скрыта, он платит фиксированный, вполне доступный тариф. Если бы он видел, как энергия торгуется на оптовом рынке, как меняются цены, мог участвовать в этом рынке, то заинтересовался бы и «зеленой» энергетикой. Сейчас же россияне попросту не видят ее в своей жизни, в лучшем случае – в качестве солнечной панели на светофоре. Когда всё всех устраивает, прорывным решениям взяться неоткуда», – резюмирует собеседник.

Между тем, если не заняться «зеленой» энергией сегодня, однажды в будущем можно очнуться и обнаружить, что мир изменился и нефть никому не нужна, предупреждает соучредитель Совета по экологическому строительству в России Алексей Поляков: «Власти и нефтяной бизнес России не замечают явных и сильных сигналов поступательного отказа всего мира от органического топлива. От него дистанцируются даже нефтедобывающие страны – Саудовская Аравия, ОАЭ, Норвегия, США. Это уже не первый звонок, а начало финального отсчета».