Родовая травма бюджета

В разгар совещания, созванного Путиным, чтобы потолковать о новой госпрограмме вооружений, произошло, если верить не назвавшим себя очевидцам, что-то вроде скандала. Министр финансов Силуанов, этот общеизвестный затягиватель поясов на простых людях (21‑е место по популярности в рейтинге министров ВЦИОМ; оценка деятельности – 3,11 по пятибалльной шкале), поругался с народным любимцем, министром обороны Сергеем Шойгу (1‑е место в том же рейтинге популярности; 4,67 балла). Любимец народа требовал под эту госпрограмму 22 триллиона рублей на 2018 – 2025 годы, а скаредный финансист пытался отделаться 12 триллионами, ссылаясь на перегруженность бюджета военными тратами и желательность хоть как-то выполнять государственные обязательства перед нуждающимися согражданами. Встречные доводы полководца напоминали реплику курсанта-летчика из вампиловской пьесы: «У тебя каприз, а я дал себе слово не опаздывать». В том смысле, что в 2012‑м начальство дало себе слово обновить военную технику на 70%, а состоявшееся в последующие годы сокрушительное падение госдоходов, вызванное обвалом нефтяных цен, – это вовсе не повод, чтобы притормаживать набранный темп перевооружения. Глава нации предоставил спорщикам несколько месяцев на утряску разногласий. Но предварительная битва, которая во многом предопределит исход главной, состоится гораздо раньше. Федеральный бюджет на 2017 год надо будет принять уже в октябре. И по нему можно будет судить, чья возьмет.

Благодаря первой, далеко еще не выполненной до конца госпрограмме вооружений расходы по статье «Национальная оборона» выросли с 1,52 трлн руб. в 2011‑м до 3,18 трлн руб. в 2015‑м. А если добавить еще и сопутствующие траты, то в прошлом году российские военные расходы поднялись до 5% ВВП (оценка стокгольмского SIPRI). Для того чтобы грозить соседям, этого больше чем достаточно. И даже гораздо больше. А вот догнать супердержавы шансов все равно нет: китайские военные траты втрое, а американские – в девять раз выше. Не говоря о том, что российский военно-промышленный комплекс и не думает укладываться ни в собственные сметы, ни в утвержденные графики сдачи своих изделий. И как-то само собой вышло, что в 2016‑м текущее финансирование военных статей слегка сократилось, отставая от годового плана (примерно такого же по своим объемам, как и в прошлом году) процентов на пять, а то и на десять. Никакого политического смысла и никакой филантропии финансовое ведомство в эти урезки не вкладывает. Просто текущие государственные доходы, которые оно делит между алчущими, оказались на одну десятую меньше, чем было официально расписано при утверждении нынешнего бюджета. Еще суровее экономить на одних только социальных, образовательных и медицинских тратах становится задачей почти не решаемой и в любом случае политической, то есть такой, в которую Силуанов, как всякий умный чиновник путинской эпохи, углубляться не хотел бы.

Философия бюджетного проекта на 2017‑й, который Минфин попытается в октябре узаконить, ничего мудреного и высоконаучного в себе не несет: в следующем году (а желательно также и в 2018‑м и 2019‑м) зафиксировать главные государственные траты приблизительно на том же фактическом уровне, на котором они будут исполнены в 2016‑м.

Это означает, помимо прочего, и уменьшение расходов по военным статьям на несколько процентов, но вовсе не в реале, а только против текущего годового плана, который выполнен все равно не будет. Такое решение, даже если удастся его продавить, не будет пацифистским ни в одном из смыслов этого слова. Российские военные траты все равно останутся непомерно высокими и лишенными любой целесообразности, кроме лоббистской.

Вникать после этого в прочие детали бюджета, взвешивая экономическую и социальную целесо-образность отдельных направлений его расходов, – занятие условное. Невоенный бюджет России – это сейчас то, что осталось от военно-силового. Такая уж у него родовая травма. Если главную его часть удастся заморозить хотя бы на уровне, который еще как-то совместим с финансовым и социальным равновесием, – это максимум возможного в стране, где отсутствуют сколько-нибудь значимые хозяйственные лобби, рискующие противостоять военно-промышленному комплексу, а рядовые люди и знать не желают, что военные траты – это деньги, извлеченные из их карманов, которые можно было бы потратить на более насущные их нужды.