Наш старый новый друг

«А потом ты выпьешь моего вина, милый мой, радость моя, выпьешь и вспомнишь мой смех. Мой грубый крестьянский смех, да? И как я люблю жизнь. Ступай же, лови каждое мгновение и, главное, будь счастлив». Это последние слова из книги Жерара Депардье. Что-то вроде напутствия или, как говорит он сам, наследства: именно слово, по его мнению, является эквивалентом бессмертия, имеет подлинную, непреходящую ценность и власть над временем. Не завещание, но дар. Дар детям, близким людям и когда-то любившим его чужакам, который он хочет оставить после себя. Впрочем, уже оставил, а жизнь продолжается. И жить ему по-прежнему невероятно интересно.

Пытаться хоть как-то пересказать его книгу – занятие в целом бесполезное. Не потому, что судьба Депардье не укладывается в стандартные рамки истории, как раз очень даже укладывается: никакого намека на собственное величие, никаких попыток превознести себя над другими, поддержать сложившуюся вокруг имени легенду. Он добился многого просто потому, что хотел этого гораздо сильнее, чем остальные. В целом же повесть его жизни, несмотря на множество драматических эпизодов, проста и прозрачна. Иные переживали куда больше, но звездного блеска их судьбе это не придавало.

Уникальными его мемуары делает язык – не просто инструмент для передачи определенного набора идей и воспоминаний, а божество, которому поклоняется автор. Его рассказ – акт священнодействия, таинственный ритуал, в который оказывается вовлечен читатель, невольный соучастник происходящего.

«Такие дела…» – не исповедь, не попытка прилюдно признаться в собственных грехах и ошибках, отстранившись таким образом от содеянного, построить уютную оградку вокруг пекла, горящего внутри. Речь здесь именно о приятии поступков, от которых – раскаивайся сколько угодно – на самом деле уже никуда не деться, не отгородиться; их не списать на ошибки юности или состояние аффекта. То, с чем так или иначе придется жить и без чего твоя сегодняшняя жизнь была бы невозможна, нравится тебе это или нет.

Депардье считает, что стал актером более или менее случайно, и не относится к профессии как к единственному делу своей жизни, не цепляется за воспоминания о собственных удачах и не льет крокодильих слез над очевидными провалами. «Так получилось, что у меня есть способности к актерской игре, но у меня еще тысяча других способностей, потому что мне все интересно». У него нет иллюзий по поводу возраста, что, возможно, помогло ему не превратиться с годами в «сумасшедшую балерину».

Он состарился и обрюзг, но не утратил ясности ума, порождающего новые идеи одну за другой. Захотел – стал виноделом. Захотел – написал поваренную книгу, дав ей гордое название «Моя кухня». Придумал специальные часы в защиту мира – и тут же воплотил замысел вместе со швейцарским часовым домом Quinting. Теперь вот мемуары. И во всем он идет до конца, пока не добьется ощутимого результата.

Не так важно, по большому счету, написал он книгу самостоятельно или кому-то надиктовал, работал в одиночестве или прибегал к чьей-то помощи. Важно, что он с самого начала представлял себе, как книга должна выглядеть, какими должны быть ритм и структура. Как и прочие его идеи, она сидела внутри, вызревала, дожидаясь своего часа, а кто в итоге помог ей появиться на свет, большой роли не играет.

Тридцать девять коротких, но неизменно существенных и эмоционально заряженных эпизодов, из которых сложилась его судьба. Он ни разу не скатывается в торопливый пересказ, а, тщательно отобрав события, раскрывает каждое с помощью истории, наблюдения, штриха. Главы и главки подогнаны друг к другу, как вагоны поезда в немецкой игрушечной железной дороге. Масштаб уменьшен, детали сжаты, но в итоге возникает цельная картина мира, пусть и ограниченного рамками композиции.

Уплотнив свою жизнь до объемов небольшого романа, Депардье дает нам возможность увидеть ее ровно такой, какой она видится ему самому, и заговорить с ним на одном языке – универсальном языке его прозы. Свои личные переживания, свои страсти, свои мысли он делает частью нашей общей читательской памяти.

С тем, что он пишет, вовсе не обязательно соглашаться: у многих во время чтения, скорее всего, не раз и не два возникнет чувство внутреннего противоречия, если не протеста. Суждения Депардье о семье, о верности, о долге далеки от общепринятых. Но стоит хотя бы попытаться взглянуть на все под несколько иным углом. И тогда, как знать, многое может перемениться.

Приступая к чтению, вы наверняка припомните, что держите в руках книгу человека, которого за последние несколько лет кто только не обвинял в жадности, измене родине, поверхностном отношении к сложившимся традициям, в чем угодно еще. Кто только не отпускал шуточек по разным поводам и без. Скажем больше, о Депардье в последнее время чуть ли не принято шутить. Matreshka, babushka, samovar, привет, Жерар.

Закончив чтение, вы вряд ли станете вновь над ним смеяться. Хотя бы потому, что теперь будете знать: когда произносите или выслушиваете очередную сомнительную колкость по поводу какой-нибудь его экстравагантной выходки или неудачной роли в малобюджетном российском фильме, в этот самый момент старый толстяк смеется над вами. А в конечном счете – ему вообще плевать. Он любит жизнь и любит своих друзей. И пока ему отвечают взаимностью, Депардье все нипочем.

Более того, стоит узнать его чуть ближе, как вы оказываетесь в западне: не любить уже невозможно. Если вы давно не пересматривали его фильмы и успели подзабыть, каков он на самом деле – он сам, а не образ, искаженный массмедиа, эта книга станет верным и действенным напоминанием. Поставишь ее на полку – и Депардье, с его страстью к жизни, вечными поисками и стремлениями уже навсегда с тобой. «Почему бы и нет? – думаешь ты. – И, кстати, как назывался тот фильм, где они с Катрин Денев в главных ролях? Надо будет пересмотреть».