Сунгоркин был, безусловно, тем человеком, который приложил титанические усилия для создания современной российской журналистики в том виде, в котором мы ее сегодня знаем. Ну а лично для меня он навеки остался одним из самых важных людей в моей журналистской, да и просто человеческой судьбе.

Никогда не забуду, как на пятом курсе журфака я совершенно случайно оказался в редакции «Комсомолки» – самой тиражной молодежной газеты Советского Союза – со стопкой машинописных страничек. Это был огромный очерк о путешествии автостопом по Скандинавии, которое я совершил летом 1990 года. Писал исключительно для себя, без малейшей надежды где-то опубликовать: слишком необычным был для прессы того времени текст. Но так сложилось, что эта пухлая стопка попала на глаза Владимиру Сунгоркину, который тогда был еще в статусе восходящей звезды, но уже обладал авторитетом и влиянием на редколлегию. Он буквально вцепился в текст и мгновенно выдал резюме: «Этого парня надо брать в штат, толк с него будет!» И случилось чудо – мой текст пошел в номер, причем в огромном для ежедневной газеты объеме (3/4 полосы формата А2). Наутро я буквально проснулся знаменитым: опубликоваться в самой популярной советской газете тиражом 22 миллиона экземпляров – это в те годы дорогого стоило…

Меня действительно после этой публикации пригласили в штат и дали то, что называется «путевкой в жизнь». И все благодаря тому, что один из членов редколлегии увидел во мне что-такое, чего я сам еще не знал, и поверил в меня. У Сунгоркина вообще был редкий дар разглядеть потенциал в людях, которых он видел впервые. Огромная плеяда моих товарищей по «Комсомолке», получивших благословление от Владимира Николаевича Сунгоркина, не дадут соврать.

Каким он был в профессиональном и чисто человеческом общении? Очень непростым, противоречивым, местами циничным, фантастически работоспособным и очень смелым. Никто его, топ-менеджера, не заставлял лезть под пули во время расстрела Белого дома в октябре 1993-го или лететь в огнедышащую Чечню в самый разгар военной операции в мятежной республике, но он лез в гущу событий, потому что был профессионалом экстра-класса, который считал своим долгом лично увидеть картины творящейся на наших глазах современной истории.

Он первым в газете, да и, пожалуй, во всей тогдашней советской прессе стал создавать реальный бизнес. Коммерческие структуры очень быстро развивались и не только начинали приносить доходы редакционным коммерсантам, но и давали возможность подкармливать вечно голодных журналистов. При этом делал он все это с невероятным чувством юмора и зашкаливающей креативностью. Он вообще терпеть не мог шаблоны и требовал от всех постоянно создавать что-то новое, никогда до этого не существующее.

При нем в «Комсомолке» появилась интересная традиция «мозговых штурмов», когда самых энергичных редакционных выдумщиков вывозили на три дня в какой-нибудь подмосковный санаторий, на убой поили и кормили, и заставляли там день и ночь озвучивать самые бредовые идеи, которые затем реализовывались в виде очередного успешного проекта.

Так осенью 1993-го мы придумали и создали совершенно новый продукт – еженедельную «Толстушку». Так появлялись сумасшедшие акции, когда мы, молодые журналисты, выходили в народ, устраивали провокации и перфомансы, которые превращались в настоящее шоу. Например, перед очередными выборами в Думу мы собирали подписи в обмен на бутылку пива за несуществующих кандидатов, используя портреты Гельмута Коля и даже Билла Клинтона. Мы подметали Красную площадь, доводя до истерики сотрудников ФСО, сажали редиску перед входом в Министерство сельского хозяйства, а на 7 ноября 1996-го устроили на ВДНХ продажу праздничных продуктовых наборов за уже неактуальные советские деньги.

Это вызывало ажиотаж у публики, привлекало коллег-телевизионщиков, которые делали бойкие сюжеты про наши акции, и, конечно, косвенно поднимало тираж газеты. И за всеми этими задумками всегда стоял Сунгоркин. Казалось, он физически ненавидел любую рутину – как только в редакции появлялись признаки «закисания», Суня, как ласково звали его в коллективе, буквально выдавливал из нас свежие идеи и неожиданные авантюрные ходы.

Вообще, авантюризм был его одним из самых его сильных качеств. Его всегда тянуло в какие-то необыкновенные места, он по нескольку раз в год мотался на сплавы по сибирским рекам, бродил по плато Путорана, объездил самые отдаленные и фантастические места нашей необъятной страны, мечтал собрать экспедицию на Арарат, чтобы отыскать следы легендарного библейского ковчега… В свои 60 с гаком он жил и работал на всю катушку, по самому большому счету. И даже смерть он встретил как-то очень по-сунгоркински – не в больнице или на домашнем одре, а в очередной экспедиции на Дальнем Востоке.

Владимир Николаевич прожил долгую жизнь в журналистике, застав в ней и цеха с горячим свинцовым набором, и самые передовые цифровые медиаплатформы. И все-таки ушел он из этой жизни непозволительно рано. Впрочем, что значит ушел? Остались его идеи, проекты, структуры. В конце концов, остались все мы, получившие из его рук не только путевку в большую творческую жизнь, но живой пример того, как всё в этой жизни надо делать интересно, с выдумкой, по-настоящему.