Как освободиться от чужой власти

У «Племени» и масса других призов: например, Гран-при фестиваля «Зеркало», Гран-при и приз «ФИПРЕССИ» на Ереванском смотре «Золотой абрикос» и многие другие (всего около 30 наград).

«Племя» рассказывает о молодом человеке, попадающем в интернат для слабослышащих. За внешней благостностью учебного заведения (в начале фильма мы видим первый звонок, цветы, благодарных учеников и радушную дирекцию) скрывается жизнь совсем иная. Местная криминальная группировка занимается разбоем, творит дедовщину и выступает в роли сутенеров. Девушками по вызову работают две подруги из интерната. Главный герой быстро начинает жить по здешним правилам. Все актеры в картине — непрофессиональные.

Сразу стоит сказать, что просмотр «Племени» — занятие непростое. Позабыв об изначально оговоренных условиях — жестовый язык без субтитров, — поначалу ждешь объяснения происходящего на привычном для себя языке. Потом мало-помалу начинаешь все больше разбираться в том, что происходит. Разговоры становятся более прозрачными благодаря контексту, универсальности ситуаций и эмоциям персонажей. Но сложность в том, что мы все же приучены воспринимать в кино не только изображение, но и текст, пусть и в виде титров (в немых фильмах, например). Поэтому, смотря «Племя», с непривычки иногда бывает трудно сконцентрироваться на происходящем.

Несмотря на возможность таких проблем (у кого-то их и вовсе не возникнет), Слабошпицкий справился со сложнейшей задачей. В искусстве всегда занимаются поисками нового языка, и украинский режиссер нашел его тогда, когда, казалось бы, ничего нового уже и не придумаешь. Парадоксально, но новый язык заключается в отсутствии языка, языка вербального.

Впрочем, подобные идеи витают в воздухе: в фильме-победителе «Кинотавра»-2014 — «Испытании» Александра Котта — также не звучит ни одного слова. Можно вспомнить и снятые в последние годы стилизованные под немое кино европейские картины: оскароносного «Артиста» Мишеля Хазанавичуса, любимое синефилами «Табу» Мигеля Гомеша и замечательную испанскую трагикомическую «Белоснежку» (но во всех трех все же были субтитры).

Слабошпицкий делает задачу вдвойне сложной. Он ограничивает себя еще и с помощью средних и общих планов, на которых снята вся картина. Крупный план давал бы возможность максимально приблизиться к героям, узнать о них больше, проникнуться их чувствами. Средний же создает дистанцию между зрителем и персонажами. Несмотря ни на что, в какой-то момент полностью погружаешься в их жизнь и даже не сопереживаешь им, а почти на физиологическом уровне чувствуешь их боль и — очень редкую — радость. С более традиционным сопереживанием сложнее: на протяжении всего фильма трудно определиться, как относишься к героям.

«Племя» — фильм не в последнюю очередь о любви. В нем есть несколько очень откровенных сцен, в которых показано зарождение и развитие этого чувства. Мы видим удивление героини и поначалу (с непривычки) неприятие того, что кто-то, оказывается, может искренне заботиться не только о себе, но и о тебе; не только следовать правилам, но и нарушать их.

Картина полна не только смелыми любовными сценами, но и очень жесткими и натуралистичными (чего стоит один финал). Это гиперреализм, но излишне чувствительных спасут все те же средние планы. Впрочем, все равно ничто не заставит камеру отвернуться в сторону во время самых суровых эпизодов.

Можно рассматривать «Племя» как картину исключительно о мире глухих. Мире, где, не подчиняясь правилам, становишься изгоем, мире, который похож на наш, но существует совершенно отдельно. Он самодостаточен и изолирован. В нем свои подпольные врачи, своя мафия. Контакты с обычными людьми происходят в основном по криминальным поводам. В нем преподаватели и ученики — одного поля ягоды: и те, и те замешаны в преступлениях. И сбежать некуда. Можно воспринимать картину как очень конкретную человеческую историю, историю пути, который проходит главный герой.

К моменту премьеры фильма на Каннском фестивале в кино уже начали осмыслять события на Майдане («Майдан» Сергея Лозницы). «Племя» некоторые считают картиной очень актуальной, в том числе для России. То общество, в котором обитают герои ленты, напоминает наше современное российское. Во многом это так и есть.

По мысли известного кинокритика Андрея Плахова, это кино, в сущности, о том, как люди преодолевают немоту и начинают бороться с системой. «О том, как племя, разобщенное коррупцией и нетерпимостью, превращается в народ, состоящий из свободных личностей». Свободными-то они становятся, но положительной характеристикой в данном случае это не назовешь. И если голливудские «Голодные игры» достаточно убедительно склоняют на сторону революции в качестве единственного способа борьбы с тоталитаризмом, то «Племя», напротив, показывает весь ее ужас. Стать свободным от чужой власти можно, лишь превзойдя ее по степени аморальности. Никакого очищающего эффекта, только еще большее отчаяние. Выхода нет.