На всем протяжении своей истории Россия была и остается полиэтническим государством. Разнообразие национальных традиций потенциально является конкурентным преимуществом любого государства, поскольку несет в себе залог их взаимообогащения и, как следствие, становится важнейшим фактором, который обеспечивает поступательное развитие и общественный прогресс для всех народов, его населяющих.

В современной Российской Федерации живут без малого 200 народов. Если ставить задачу включить в школьную программу изучение истории каждого из них, то из системы общего образования придется удалять все остальные предметы. А если этого не делать, то будет ли с позиций этнического самосознания больших и малых неславянских народов России восприниматься в качестве Родины страна, в учебниках по истории которой они даже не упоминаются?

Почему слава и доблесть Александра Невского до сих пор не дают покоя ненавистникам русской истории

Дилемма сложная и даже за счет так называемого национально-регионального компонента школьных программ решается лишь отчасти. Однако, учитывая вышесказанное, какие-то шаги по исправлению ситуации представляются очевидными. Например, почему бы на форзаце школьных учебников по истории России просто не перечислить народы, входящие в ее состав в описываемый период. Что мешает назвать – и найти для этого место в учебнике, например, в виде приложения к нему – наиболее выдающихся героев, в том числе Советского Союза и России, представляющих ее этническое многообразие.

В контексте возвращения Крыма в «родную гавань» представляется вполне актуальным помещение в учебник по истории ХХ века рассказа об Ахмет-Хане Султане, летчике-асе Великой Отечественной войны, испытателе, освоившем более 100 летательных аппаратов после ее окончания, дважды Герое Советского Союза, гордиться которым по праву должны не только лакинский и крымскотатарский, но и все остальные народы России.

В этой связи важно отметить, что даже имевшая внутреннюю логику советская школьная программа по истории напрасно не объясняла, что второй по численности народ РСФСР, а именно татары, не имеет никакого отношения ни по языку, ни по происхождению к монголам. Может быть, тогда и в современном Татарстане поменьше бы заигрывали с Чингисханом и его наследниками, которые, по сути, были палачами их собственных (волжские булгары) предков, а заодно и предков многих тюркоязычных народов Восточной Европы (половцы, торки, берендеи и др.).

Начало нашествия

Столь обширное этнографическое отступление потребовалось для того, чтобы дать решительный отпор всем попыткам пересмотреть значение и разрушительные, катастрофические последствия Батыева погрома и установления системы ордынского ига и не обидеть при этом татар как самый многочисленный после русских народ России. Это было именно монгольское, а не тюркское нашествие и монгольское же, а не татарское иго.

В отечественной историографии сложилась определенная традиция объяснять причины поражения древнерусских земель феодальной раздробленно­стью и княжеским междоусобием. Это верно, но только в самых общих чертах. Процесс политического дробления некогда единого государства был объективным, и инициатором его была отнюдь не княжеская власть. Она только реагировала и подчинялась естественному социальному и политическому структурированию, идущему от способов объединения и само­управления «земли». Победа же над войском монго­лов вовсе не зависела от способности князей создать совместное военное объ­единение.

Парадокс эпохи феодальной раздробленности состоит в том, что с появлением профессиональных княжеских дружин отмирает традиция народного опол­чения, которая некоторое время еще сохранялась в период Киевской Руси. Теперь вооруженная и профессиональная оборона является прямой функцией и обязанностью князя и его дружины. Подобные явления вообще присущи процессу государствообразования, возможному только при условии разделе­ния труда. Во всей Европе основу национальных вооруженных сил также со­ставляли королевские дружины. И подобных «армий» вполне хватало не толь­ко для эффективной защиты государства, но иногда и для захвата чужих терри­торий.

Что же касается межкняжеских столкновений, то они, как правило, не затрагивали остальное население, которое в них за редким исключением и не участвовало. Кстати, в первом столкновении с небольшим разведывательным отрядом татаро-монголов (под командованием темников Чингисхана Джебе и Субэдея находилось два собственно монгольских тумена и один набранный в Закавказье), произошедшем в 1223 году на реке Калке, приняла участие именно коалиция половецких и русских князей. Жестокое поражение последних на­глядно показало, что отражение нового нашествия невозможно без примене­ния новой тактической схемы.

Анализ динамики похода Батыя в пределы Северо-Восточной Руси говорит о стремлении хана подтолкнуть князей к объедине­нию своих дружин, чтобы в одном генеральном сражении – а в своей победе он нисколько не сомневался – решить исход всей кампании, поскольку професси­онального сопротивления в таком случае оказывать было бы некому. Похоже, что единственно правильная тактика заключалась в отказе от встречи с врагом в открытом пространстве, где монгольское конное войско не знало равных. Только укрепленные стены городов и крепостей могли сдержать натиск кочевников.

Владимир, мощная белокаменная крепость, оставленная князем Юрием Всеволодовичем для собирания ополчения на реке Сити, не устоял и трех дней. А вот маленький Торжок, не выведший свои полки в открытое поле, продер­жался две недели. Небольшой город Козельск, не имевший каменных оборо­нительных сооружений, в течение семи недель сдерживал ураганный натиск Батыевых полчищ. Город Данилов и крепость Холм остались непокоренными. Оценив неприступность крепости Кременец, Батый и вовсе отказался от ее штурма.

Беспрецедентная катастрофа

О численности войска Батыя, захватившего Русь в 1237–1241 годах, в научной литературе нет единого мнения. Утвердившаяся в исследованиях XIX сто­летия цифра 300 тыс. человек в современной историографии оспаривается многими исследователями. Одни, доверяя сообщениям восточных авторов, ука­зывают на 120 тыс. человек, другие, основываясь на подсчетах возможности прокормить армию в условиях затяжного похода вдали от своего тыла, склоня­ются к мысли о 30–40 тыс. человек. Но в любом случае (хотя, как представ­ляется, сообщения восточных источников вполне правдоподобны: начало по­хода Батыя пришлось на осень, т.е. на время, когда собран урожай) равноцен­ное, исключительно конное войско не удалось бы собрать не только в русских землях, но и во всей Европе в целом.

Со школьной скамьи, при первом же знакомстве с отечественной историей, в сознании навсегда откладываются чудовищные картины Батыева разорения. Однако целенаправленная популяризация и массовое издание в наше «малотиражное» время в миллионах экземпляров научной и художествен­ной литературы так называемого евразийского направления, представляющей ордынское иго чуть ли не как благо, или серии книг математика и академика РАН А.Н. Фоменко, в которых факт нашествия отрицается вообще, заставляют еще раз напомнить о хорошо известных фактах.

Все дошедшие до нас письменные (включая китайские, арабские, иранские, армянские, грузинские и западноевропейские) источники однозначны и единодушны в оценке завоеваний монголов: катастрофа, настолько беспрецедентная по своим масштабам, что не поддается описанию. Разные русские летописные традиции описывают нашествие Батыя практически в одинаковых выражениях: «И не оста во граде ни един живых: вси равно умроша и едину чашу смертную пиша».

Известия письменных источников полностью подтверждаются и данными археологии. Из 1500 городов и укрепленных поселений домонгольской эпохи, открытых археологами, мы знаем по названиям около 300, потому что после нашествия они так и не были восстановлены. Самый яркий пример – современная Рязань (бывший Переяславль-Рязанский), которая не имеет никакого отношения к исторической древней Рязани, где сегодня находится не­большой поселок.

По результатам раскопок на месте древней столицы Рязанского княжества, проведенных известным археологом В.П. Даркевичем в 1977–1979 годах на подоле вблизи Оки, были открыты массовые захоронения, датируемые второй четвертью XIII века. Их изучение показало: из 143 вскрытых погребений (братских могил) большинство принадлежит мужчинам в возрасте от 30 до 40 лет и женщинам от 30 до 55 лет. Много детских захоронений – от грудных младенцев до детей 6–10 лет.

Схожая картина открывается и по результатам археологического изучения Киева. Украинский археолог П.П. Толочко насчитал в домонгольском Киеве 10 тыс. домов. В результате взятия его войсками Батыя археологически видны только горизонты пожарищ, уничтоживших практически всю городскую застройку. Проезжавший по Киевщине шесть лет спустя папский легат Плано Карпини так описал открывшу­юся его глазам картину: «Произвели они (монголы. – Г.А.) великое избиение в зем­ле Руссии, разрушали города и крепо­сти и убили людей, осадили Киев, ко­торый был столицей Руссии, и после долгой осады они взяли его и убили жи­телей города; отсюда, когда мы ехали через их землю, мы находили бесчис­ленные головы и кости мертвых людей, лежавших в поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: ед­ва существует двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве. Подвигаясь отсюда, они сражениями опустошили всю Руссию».

Уже в XII веке нет ни одного экономического, социального или культурного показателя, по которому бы Древняя Русь уступала Западной Европе. Земледелие пришло к классическому двух-трехполью, необычайно разнообразными и развитыми были ремесло и торговля, страна покрылась сетью городов, по численности населения в несколько раз превосходивших города сред­невековой западноевропейской цивилизации. Киев, Новгород, Владимир име­ли население порядка 30–50 тысяч. Всего, по приблизительным подсчетам, в домонгольской Руси в XIII веке прожива­ло около 11 млн человек. Такое количество населения восстано­вится лишь к XVII веку.

Князь, полководец, святой: наследие Александра Невского через 800 лет

Неменьший урон от нашествия понесла и Русская православная церковь. Самые величественные храмы и богатые монастыри строились в столицах, наи­более крупных городах или около них. После взятия города монголами оста­валось только пепелище. Во всех 16 епископиях домонгольской Руси велось каменное строительство. В результате нашествия секрет мастерства русских зодчих был утерян. Когда в конце XV века Иван III затеял строительство Ус­пенского собора, то своды храма рухнули и за помощью пришлось обращаться к иностранцам. В XIII же веке строили так, что, если сами не взорвали, стоит по сегодняшний день.

К этому можно доба­вить, что на кровоточащие земли была наложена дань, которая в сравне­нии с выплатами собственным князьям была в десятки раз больше. Правы были историки XIII века: масштабы постигшей катастрофы настолько велики, что просто не укладываются в со­знании. Наверное, именно поэтому современной исторической наукой недоста­точно учитываются последствия ордынского ига с точки зрения его влияния на последующее национально-государственное развитие России, вступавшее в пря­мое противоречие с предшествующим опытом и традициями.

Поэтому парадокс современных концепций, отрицающих сам факт нашествия и ига, а также их популярность в среде некоторой части творческой интеллигенции при таких однозначных данных исторических источников, видимо, следует объяснять с позиций не исторической науки, а психолого-социологических наук.

Автор – кандидат исторических наук, профессор МПГУ