Архивная публикация 2005 года: "Собери себе Россию (ССР-2)"

Чудовищна и ужасна демоверсия rossia-dva для сонного ума граждан, потому и закроется к 15 февраля. Вид перформанса на третьем этаже ЦДХ вопиюще требует к воскрешению Никиту Сергеевича. Он-то бы это безобразие враз… Потому что ТА ВЛАСТЬ знала силу «извержения изобразительности» и вовремя кончала бардак — до возникновения последствий. Нынешним администраторам не до того. Вот, к примеру, фотоколлаж: Путин, Буш и бен Ладен исполняют пластическое трио на кроватке, в трусах с березовыми поленцами типа «член» (группа художников «Синие носы»). Позволительно ли такое? Эти и другие инсталляции, наверное, больше волнуют круто настроенных граждан из числа религиозно-патриотической общественности. Те, как бы невзначай подстрекая на погром, а заодно проясняя непонятные нюансы шибко актуального искусства, задаются вопросом в «Живом Журнале»: «К чему такие фамильярные намеки молдавского еврея, разве этому учили отцы и деды?» Спрашиваю у бабушки смотрительницы, были ли попытки вандализма к Объектам. Бабушка на всякий случай по-чекистски интересуется: а тебе-то что, милок? Конечно, Гельман — провокатор. А как же ему теперь иначе? Никак. Не пробиться сквозь гуттаперчевую культсреду к пластам глубокого залегания русского духа. Нужны подрывные работы. Правда, дело это по нынешним временам стремное. Творческие запреты с искусства, конечно, сняты, но способов контролировать его прибавилось. Скажем, почему бы не придумать за неплохой гонорар пару слоганов и культмассовых хеппенингов к очередным выборам. Одним — хороший материал для концептэкспериментов, другим — образ модной такой власти. Вот и пользуют добро-молодцев на манер попа Гапона.

Но у Гельмана все это теперь, похоже, в прошлом. Сейчас мастер инсталляций почувствовал миссию (ради торжества свободы и справедливости) и решил не абы как прибраться в избе, а поставить Новый Сруб. Для чего — и опыты деконструкции с самотыками, ликами, коллажами и муляжами. Сначала ведь надо разобраться, что мы собой такое представляем как народец-богоносец, каков вес нашей власти. Есть ли там, в глубинах народных, от кого эманировать. Есть ли к кому трансцендентировать? Непростые замахи. А что делать? Если диагноз — «Великий либерально-гуманистический проект, родившийся в век Просвещения, исчерпан» («Манифест постгуманизма». Илья Кормильцев). Правда, при ближайшем рассмотрении экспонатов появляется растерянность — не ясно, как все-таки культурные работники хотят отвести от нас вышеозначенную беду. Количество художественных приемов и изобразительных средств явно ограничено. Неужели изза такой вот ограниченности и не вышло ничего у Гельмана в Киеве с Януковичем? И поражает иссушенный мозг страшная догадка: ведь кому-то пришла в голову идея «о лике лидера и вере в него». Мол, «наш», гладкий-то, лучше, чем «их, западэнский», щербатый. В центральном зале висит абстракционистская графика Авдея Тер-Оганьяна. Привычка восприятия ищет хоть какой смысл изображения. А его нет, как нет его в структуре опоры ЛЭП. Несмотря на то, что Авдей подписывает каждое панно провокативными именами.

В руки можно взять каталог — текстовую версию «России-два». Он похож на сборник французских феноменологов культуры, где пишут о «неизбежной сумеречной легитимности власти», «о том, что идеи у нас вытеснили вещи» «и главная угроза — тотальная скука». Глаз же тем временем уперт в инсталляцию, повторяющую сюжеты, найденные в далеких 80-х. Тогда народ активно обсуждал подходы Виталия Комара и Алика Меламида. Сии уж теперь почтенные отцы эпатажа смело оперировали объектами соцреализма и западного поп-арта, задавая тон всему творческому проекту борьбы с «тоталитарным атеистическим государством». Все это было сильно и ново. Вспомнить хотя бы их «Выбор народа». Друзья брали опросы населения на разные темы: что такое счастье, какой ваш любимый цвет, что бы вы хотели увидеть в пейзаже? Составляли рейтинги и рисовали статистический образ оптимального мира. Часто саму работу выполняли национальные художники, что придавало результату больше достоверности. Гельман, в 90-х, организовывал такую работу.

А что сейчас? А то, что главная открытка инсталляции использует тот же прием. Дядя типа «мужик» в камуфляжных трусах, с суперживотом, в состоянии ничтожества лежит на диване. На стене коврик, портрет Че, тазик, котик. Показательно: на полотне совсем нету водки. Без которой вроде бы тут не должно обойтись! Кощунство? Нет, жестокая реальность. Наши квартиры так и выглядят. Наши люди нажираются пивом и коктейлем в банке, и даже в избе самогон уже неактуален. В головах у них тот же бардак, что у этого дядьки. Тут бы опытный куратор и должен указать, что здесь, мол, показана тень светлого образа «России-два», которому место у позорного столба. Или, наоборот, там места хватит всем смыслам, а любое поведение жителей страны-утопии приемлемо. Гельмангалерист, казалось, должен быть дополнен моралистом: люди, идущие «смотреть выставку», этого алкают. У нас ведь искусство воспринимают как Послание Мастера. Сильно привыкшие мы к инструкциям по эксплуатации. Но не таков наш Гельман. Потому не учит ничему.

С другой стороны, он знает, что есть смыслы, требующие реставрации. Так должно быть — в новой, честной России (два). И скажут тогда про нас на Западе — мол, «у них там и впрямь загорелся свет».

Хотя, по большому счету, для окончательного успеха проекта Гельмана надо бы шумно и «басманно» посадить. Тогда можно точно сказать: сей муж постарался во имя России-2. Потому что даже несильно опередившие свое время должны дожидаться поры своей адекватности в местах, отдаленных от обывательской суеты. И только когда уж «дорастут до понимания» все прочие, то и настанет время строить новую иллюзию. И уж тогда совместно будут привыкать к новой тюрьме. В ожидании Нового Галериста.