Архивная публикация 2007 года: "«До сих пор снится, что танцую»"

Татьяна Ратманская, супруга худрука балета Большого театра Алексея Ратманского, была первой балериной, для которой он поставил балет. С тех пор она — его муза, хоть и не танцующая.— О чем вы подумали сегодня, как только проснулись?

— О том, чтобы днем урвать минуточку поспать. Кажется, в этом городе никто не высыпается. И ребенком надо заниматься, и домом, и Алексея вечером встретить. Я никогда не ложусь, пока не дождусь его.

— Как вы попали в балет? Реализовывали амбиции родителей?

— Нет, не родителей — сестры. Она пыталась танцевать, но не сложилось, поэтому отвела меня. Я, как любая девочка, представляла себя в пачке и на пальчиках, но лишь в мечтах — заниматься балетом в жизни я не хотела. Но взяли сразу. И в десять лет я уже думала только о балете.

— А о принцах мечтали?

— Не помню. Честно говоря, от принцев меня уже немножко тошнит (смеется) — слишком уж важная категория в балете.

— А Алексей разве не принц?

— Нет, это не сказка — это жизнь. А «принцеобразные» мужчины меня настораживают.

— После того как вы были примой в Киевском театре оперы и балета имени Шевченко, вы с мужем десять лет провели за границей. Пришлось перекраивать мозги?

— Да. Было трудно принять их законы, перестроить тело, мозги — вообще все. Алексей мне, конечно, очень помог. Я приняла и поняла, что заграничный театр мне ближе, чем советский. В глобальном смысле слова. У нас какой-то узкий взгляд на балет, искусство, мир в целом. Я бы не хотела эту тему развивать, потому что кто-нибудь обязательно возмутится: «Ну почему она должна говорить об этом, о Большом?» Поэтому пусть говорит Алексей.
— Что вам понравилось за границей?

Татьяна Ратманская родилась на Украине. По окончании Киевского хореографического училища в 1985—1993 годах работала в Киевском театре оперы и балета им. Шевченко. В 1993—1995 годах танцевала в Королевском балете Виннипега (Канада), в 1999—2004 годах — в Королевском датском балете, в 2003-м выступала с труппой Kopenhgagen International Ballet. Танцевала в балетах М. Петипа, Л. Иванова, Дж. Баланчина, М. Фокина, Б. Нижинской, Ф. Аштона, А. де Милль, С. Лифаря, К. Макмиллана, А. Алонсо, Дж. Ноймайера, А. Тюдора, Л. Лавровского, С. Уэлша, А. Бурнонвиля, П. Лакотта, Х. Ландера, П. Мартинса. Первая исполнительница партий в балетах Алексея Ратманского «Взбитые сливки» (1994), «98 шагов» (1995), «Юрлиберлю» (1995), «Сарабанда» (1996), «Вода» (1999), «Сон Турандот» (2001), «Щелкунчик» (2001), «Болеро» (2002), «Анна Каренина» (2004). Как приглашенная солистка (1996—1997) выступала в спектаклях Имперского русского балета в Москве, Санкт-Петербурге, Токио, Париже, Берлине, Братиславе, Праге, Вильнюсе. Принимала участие в постановках балетов «Светлый ручей» в Латвийской национальной опере (Рига, 2004) и «Болеро» в Большом театре в программе «Мастерская современной хореографии» (2004). В Большом театре выступила как ассистент балетмейстера-постановщика в балетах «Болт» (2005) и «Игра в карты» (2005).

— Пунктуальность, особенно в Дании. Волей-неволей приобщаешься к новым правилам. Попробуй не оплати вовремя квитанцию — поставят на такой счетчик! А как они умеют праздновать и отдыхать! Например, каждое воскресенье банки, магазины, офисы — все закрыто, кстати, и театр тоже. Всей семьей мы отправлялись в парк, музей, лес, к морю. Мне этого сейчас очень не хватает. У Алексея такой плотный график! Когда он появляется дома, я шучу: «Ого, у нас в доме что-то экзотическое завелось», хожу вокруг, не зная, что для него сделать — покормить или поговорить, а может, помолчать?

— Заграница вас европеизировала?

— Да, изменила привычки, в чем-то характер. И теперь мне здесь трудно, скажем так, не легко.

— В России?

— Ну, в России совсем трудно! (Смеется.) Народ у нас суровый, необщительный. По отдельности — в дружбе, семье — мы замечательные, а вот в массе... раздавят, переступят и пойдут дальше. Свои квартиры холят-лелеют, а выйдя за порог, забывают, что и лестничная площадка, и улицы — это тоже своя территория: могут плюнуть, бросить мусор прямо на пол. Мне один датчанин сказал: «Я бы не смог у вас жить, вы живете в сейфах». И правда, миллион замков-дверей при отсутствии ощущения принадлежности к окружающему миру.

Вообще, у меня стерлось ощущение родины — я везде иностранка. Это плохо. Вот датчане везде размахивают красными флажками, любят родину, и я бы хотела любить что-нибудь. Завидую им. И в быту в России по-прежнему непросто.

— Значит, сыну Василию повезло, что он родился в Дании?

— Повезло, что вообще родился! (Смеется.) Мне нравится, как там воспитывают детей: считаются с их мнением, дают свободу. В результате они быстро становятся самостоятельными, по-взрослому общаются с воспитателями. У нас детей за людей не считают. Когда я видела свою воспитательницу, меня бросало в дрожь. Там этого нет.

Василий успел пожить за границей какое-то время, и теперь ему легко общаться с самыми разными людьми. Как только мы переехали в Москву, он начал приглашать в гости детей: «Приходи ко мне домой, посмотришь, как я живу!» В Дании это принято, у нас подобные предложения напрягают — мам, не детей. Как-то у сына был конфликт с мальчиком, и вдруг он приглашает его к нам домой, объяснив: «Я пригласил поговорить, пообщаться, понять, что к чему...» Теперь они дружат.

— Но что-то вас здесь порадовало?

— Да. Наконец-то можно говорить по-русски. Не надо мучиться, можно сказать все, что хочешь.

— Сложно было адаптироваться в Большом?

— Это Алексей входил в коллектив, я-то просто переехала. Иногда работаю его ассистентом. Но коллектив действительно нелегкий. Вот сейчас ставлю в Хельсинки одну из постановок Алексея — «Анну Каренину». Там артисты работают по каким-то другим законам и правилам, и все очень nice. К театральным сплетням и разговорам отношусь спокойно — я их просто не слушаю: в конце концов, вокруг такие же люди, как и я, — не боги на Олимпе.

— Поработав в Большом, многие прирастают к нему буквально кожей.

— Я рада, что работала во многих театрах, а не сидела всю жизнь в одном. У меня был огромный репертуар, много педагогов, знакомых танцовщиков. Это колоссальный опыт, ведь каждый балетный коллектив индивидуален. Когда танцовщик говорит: «Я проработал здесь 10 лет!» — я удивляюсь: «Ну и что в этом хорошего? Ну, танцевал свое «Лебединое озеро», репетировал с одним педагогом и несколькими партнершами — и это карьера?»

— Есть друзья в Большом?

— Нет, что вы. В основном я дружу с людьми, которых знаю еще со школы. И ощущаю себя абсолютно самодостаточной.

— Нынешние постановки Большого могли бы привлечь ваше внимание?

— В «Игре в карты» много интересной работы. С удовольствием станцевала бы балет Твайлы Тарп, который сейчас ставят в Большом. Мне стыдно, что когда-то, только приехав в Канаду и совершенно не ориентируясь в современных танцевальных направлениях, я крутила носом: «Что это еще за Твайла Тарп!» Потом влюбилась в ее хореографию, станцевала несколько балетов.

— В чьей хореографии вы лучше всего раскрылись как танцовщица?

— Конечно, мне абсолютно подходила хореография Алексея. Но и Баланчин тоже, например его «Серенада». Канадские коллеги меня даже прозвали «мисс Баланчин». Хорошо смотрелась и в балетах Аштона.

— Алексей Ратманский говорил в своих интервью: «Жалею, что в последнее время практически ничего не ставлю для жены. Мой стиль сформировался на ней — на ее пластике, на ее ногах. У нее очень красивые ноги, благодаря ей я сконцентрировался на ногах». Получается, вы — его муза?

— Да, надеюсь. Это классное ощущение.

— Когда он начал для вас ставить, отношения уже зародились?

— Мы уже были вместе. Сначала была пара, потом балет, сначала личное, потом работа, а не наоборот.

— Эмоции помогают в работе?

— Да, это было здорово! Особенно на сцене. Только «подумаешь» «сковырнуться», никто и не заметит — тут же подхватит. Интуитивно получалось. Жалко, что мы больше не танцуем.

— То, что вы отказались от танцевальной карьеры и большую часть времени занимаетесь семьей, — это судьба, обстоятельства или сознательный выбор?

— Я никогда не делала ставку на семью. Но когда появился ребенок, жизнь изменилась. Раньше приходила в зал за час до начала класса, делала урок на полу. Сейчас даже на класс не хожу.

— Почему вы стали ассистентом Алексея?

— Я только закончила танцевать, и тут Алексея пригласили в Ригу ставить «Светлый ручей». Он предложил помогать в работе с артистами. Я поняла, что это следующий шаг, новая работа. У меня даже мысли не было отказаться.

— Помимо работы есть какие-то простые женские радости, например шопинг?

— Шопинг люблю, честно признаюсь, и не считаю это грехом.

— Что покупаете: одежду, сувениры, что-то еще?

— Только не сувениры. Мы часто переезжаем, а потому их не заводим. У нас вообще немного вещей, вот только Василий с игрушками разросся. Дома на полках лишь то, чем все время пользуемся. Родственники удивляются, а я шучу: «Леш, если начнется война, у нас запасов не будет». Иногда бегаю в ЦУМ, за одеждой например. Но без фанатизма. У нас есть другой «грех» — обожаем путешествовать, лучше всего, конечно, втроем. Мы никогда не отдыхаем друг от друга. Последний раз были в Хельсинки. Я прокатилась на велосипеде по канату, хотя ужасно боялась. Потом один мальчик сказал маме: «А у Василия мама — настоящая женщина!» «Да? Почему?» — заинтересовалась мама. «Она так боялась, но смогла себя перебороть!» — ответил ребенок.

— Кстати, об одежде. Алексей очень демократичен: джинсы, футболка, а недавно я любовалась его бордовыми кедами...

— (Смеется.) Мы как-то гуляли вместе с Игорем Чапуриным, зашли в магазин, где Алексей и купил эти кеды. Игорь был сражен: «Вот интересно! В жизни бы на них не посмотрел. А какие замечательные!» Мы так хохотали!

А я перестала экстравагантно одеваться. Прожила в Скандинавии семь лет и прониклась тихим, спокойным, комфортным стилем и, как сказали бы в России, «никаким». Как только приехала в Москву, услышала за спиной: «Жене худрука балета надо бы шубу надеть». А у меня курточка. Подумала-подумала и сказала про себя: «Не дождетесь!»

— Вы умудрились не сбиться на пафос, и мне кажется, многим это нравится.

— Не думаю. Многим нравится как раз другое. А может быть, и надо дистанцию держать... Здесь, в Большом, больше ценят жесткость, иначе норовят плюнуть в спину. Понимаю, трудно ерестроиться. Как и нам в Канаде. Устроившись в Королевский балет Виннипега, мы организовали вечеринку. Из «мебели» дома были стены, ковер и кровать, которую мы соорудили прямо на полу. Пришло много гостей, даже директор труппы, которого мы не приглашали. Когда я открыла дверь и увидела его на пороге, подумала: «Мамочки!» А он как ни в чем не бывало зашел, так как на улице было тепло, снял штаны, надел шорты и лег рядом со всеми на пол. Это был шок! Но мы чудесно пообщались (смеется). На следующий день все пришли на работу, и никто не хлопал директора по плечу со словами: «Ну какой ты директор».

— С творцом сложно жить?

— Честно скажу, тяжело. Порой надо вовремя притихнуть. Все-таки у творцов все немножко по-другому устроено.

— Чего вам не хватает на данный момент?

— Хочу, чтобы жизнь поспокойнее была. Если честно говорить, то мне город не нравится.

В семье все в порядке, а в карьере... Знаете, мне до сих пор снится, что я танцую. Кстати, слышала, что Ратманский за театральный счет таскает на гастроли свою семью — это неправда, мы с Василием сами за себя платим. Так вот, когда труппа едет на гастроли, в голову приходят предательские мысли: «Случись что и не окажись замены, я бы вышла на сцену. Дачницей в «Светлом ручье», да хоть с канделябром постоять».