Апрель, 1972 год. Советник президента США по национальной безопасности Генри Киссинджер прибыл с конфиденциальным визитом в Москву. Месяцем ранее Киссинджер уже «открыл» Китай для США: в феврале в обстановке секретности состоялась встреча президента Ричарда Никсона и председателя Мао Цзэдуна. Переговоры с советским руководством о контроле над вооружениями и предотвращении ядерной войны не обещали стать легкой прогулкой. На встрече с министром иностранных дел СССР Андреем Громыко Киссинджер, если верить этой легенде, решил подшутить над советской делегацией на «шпионскую тему». Рассматривая какой-то лист бумаги, он поднес его поближе к большой люстре, под которой сидел, и громко произнес: «Могу ли я попросить доставить в мой номер два экземпляра этого документа?» Громыко не растерялся от смешков публики и быстро ответил: «Сожалею, господин Киссинджер, но поскольку скрытые камеры Кремля были установлены еще во времена правления Ивана Грозного, их линзы не смогут различить мелкий шрифт документа».

Навыку искать общий язык с непримиримыми противниками Киссинджер обучался с юности. В 1945-м, всего через семь лет после эмиграции его еврейской семьи в Америку, он вернулся в нацистскую Германию рядовым военной разведки армии США и был поставлен на ответственный участок в федеральной земле Гессен с миссией, как гласит его биография, «проводить денацификацию округа». Именно умение налаживать контакты будет служить Киссинджеру верой и правдой на протяжении всей холодной войны и станет основой его знаменитой «челночной дипломатии».

100 лет Генри Киссинджеру – теоретику и практику международных отношений

Рожденный еще в Веймарской республике Хайнц Альфред Киссинджер (эту фамилию «придумала» их роду его прапрабабушка, изменив окончание названия баварского курортного городка Бад-Киссинген) стал воплощением «американской мечты», пройдя путь от эмигранта до архитектора Pax Americana. Он прожил сразу несколько эпох и сам в итоге стал человеком-эпохой, писать эпитафию которому сложно как минимум по двум причинам. Во-первых, потому что нерассказанных историй о его жизни почти не осталось. Во-вторых, потому что Киссинджер – это не просто мыслитель, историк или политический деятель. Это феномен, бренд и миф одновременно.

«Нам никогда не рассказывали о Киссинджере в школе и вообще почти не говорили о Вьетнаме. Поэтому первый раз я узнал о Киссинджере из эпизода "Симпсонов" 1993 года», – написал один из пользователей популярного в Америке форума Reddit.

Это показательный комментарий. Как это часто бывает с масштабными личностями, их лучше знают за рубежом, чем на родине. В России Киссинджера почитали и продолжают почитать за политический реализм, трезвость суждений. Но, наверное, еще больше за то, что в его версии реализма России отводилась роль важного исполнителя, а в самом Киссинджере нам виделся образ такого «коллективного Запада», с которым можно было бы наладить отношения, с которым в принципе можно эти отношения иметь. Кеннан предлагал нас «сдерживать», Бжезинский – разваливать, а Киссинджер – вовлекать в соуправление, как бы предписывал Венский конгресс – пожалуй, его любимый период в мировой истории. Такой подход подкупал. Особенно на фоне безудержной русофобии и непрекращающихся попыток нанести «стратегическое поражение».

Почему в России любят реалистскую школу международных отношений

Но сейчас в мире доминируют иные настроения, и Киссинджер со своим реализмом все больше выпадал из мейнстрима «антиколониального дискурса». Поэтому и в некрологах ведущих западных изданий на первый план выносятся его спорные политические решения и преступные деяния в Камбодже, Вьетнаме и Чили, а дипломатические заслуги обставляются множеством «но». В пантеоне госсекретарей он a, но не the – первый среди равных, но те же Джордж Шульц и Джеймс Бейкер проработали госсекретарями каждый дольше Киссинджера и за свой вклад в дело укрепления роли США в мире пользуются в дипломатическом сообществе Америки не меньшим пиететом, хотя в «медийности» Киссинджеру, конечно, уступают. Запрос на «киссинджерианство» как школу дипломатии есть и всегда будет, но пока ему сложно пробиться через наслоения идеологем.

Если наследие Киссинджера-политика оценивается неоднозначно, то его академическая карьера – ролевая модель международника. Он прошел образцовый профессиональный путь от преподавателя Гарварда до госсекретаря США и советника по национальной безопасности (Киссинджер – единственный в американской истории, кто некоторое время совмещал обе должности), а потом фактически до политконсультанта всего мира. Он написал почти обо всех основных сюжетах истории и современности международных отношений, и каждая его книга становилась событием для современников и пополняла перечень работ, обязательных к прочтению для международников.

Значительную часть его личного успеха обусловило то, что на протяжении своей жизни Киссинджер умел оказываться подле нужных себе и стране людей и вовремя менять покровителей – от Рокфеллера к Никсону, от Никсона к Форду и снова к Рокфеллерам. Больше всего краснеть ему приходилось из-за Никсона: тот отправлял его давать интервью журналистам, зная, как Киссинджер в первые годы на высоком посту стыдился своего немецкого акцента. А как-то публично, в присутствии египетского министра иностранных дел Исмаила Фахми, Никсон назвал Киссинджера «мой еврейский мальчик» (my Jew boy). Но в целом высокие покровители Генри не обижали. На момент смерти его суммарное состояние составило $400 млн: из них годовой доход самого Киссинджера – $70 млн, $100 млн – стоимость объектов принадлежащей ему недвижимости, чуть больше $90 млн – доходы по инвестициям, остальное – «мелочи», включая парк более чем из 30 люксовых автомобилей.

В шаге от армагеддона: 60 лет с начала Карибского кризиса

Киссинджер тонко чувствовал конъюнктуру международной жизни. Когда только появилось ядерное оружие, он был в авангарде исследователей темы ядерного сдерживания; когда все думали, что история закончилась, он взялся резюмировать эволюцию международных отношений в ставшей уже эпической «Дипломатии»; когда США в очередной раз задумались о своей роли в мире, Киссинджер вслух задался вопросом «Нужна ли Америке внешняя политика?»; когда руководство США осознало, кто будет главным противником их страны в XXI веке, бывший госсекретарь рассказал о Китае в одноименной книге, поместив туда весь предыдущий опыт работы с этой страной-цивилизацией; когда в Вашингтоне забеспокоились о миропорядке, Киссинджер нашел что сказать и по этому поводу; когда все побежали писать про искусственный интеллект, Киссинджер провел несколько месяцев в Кремниевой долине, чтобы впоследствии рассказать, каким будет век ИИ. Его последней работой стала книга о лидерстве – своеобразное завещание своим согражданам, повествующее об ответственном управлении хрупкой структурой этого мира. Умение оставаться актуальным во все времена – талант не только государственного деятеля, но и ученого.

Генри Киссинджер как-то вспоминал, что, будучи профессором в Гарварде, он приходил на вечеринки, забивался в угол и утомлял своими рассказами тех немногих, кто слушал его рассуждения о внешней политике. Спустя годы его спросили, сделал ли его опыт работы на посту госсекретаря более интересным оратором. «Не совсем, – ответил Киссинджер, – но сейчас, когда я хожу на вечеринки, люди стоят в очереди, чтобы только поскучать в моей компании».

Противники Киссинджера вряд ли будут по нему скучать. Но вот международникам его «скучных» рассуждений о внешней политике точно будет не хватать.

Автор – директор Института международных исследований МГИМО