Немягкая посадка
Дискуссия о текущем состоянии отечественной экономики стала одной из главных тем прошедшего в июне Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ-2025). Министр экономического развития Максим Решетников заявил, что «по ощущениям бизнеса» и по «индикаторам» российская экономика находится на грани рецессии или уже перешла в нее. Министр финансов Антон Силуанов предложил называть нынешнее положение дел не рецессией, а похолоданием; наконец, по версии главы Центробанка Эльвиры Набиуллиной, наша экономика всего лишь выходит из состояния перегрева, вызванного повышенным спросом.
Так или иначе, но торможение, причем довольно резкое, налицо. По данным Росстата, в первом квартале этого года рост ВВП составил 1,4%, рост промышленного производства – 1,1%. Для сравнения: в первом квартале 2024-го прирост ВВП достигал 5,4%, а рост промпроизводства – 5,6%.
Грозит ли российской экономике застой из-за дефицита инвестиций
В январе–марте 2025-го статистическое ведомство зафиксировало спад в 15 из 27 ключевых отраслей промышленности, среди которых добыча полезных ископаемых (за исключением угля и металлических руд), производство пищевых продуктов, напитков, одежды, мебели, машин и оборудования, автотранспортных средств. Наиболее заметный рост – плюс 10 процентных пунктов и более – отмечен лишь в отраслях, так или иначе связанных с оборонно-промышленным комплексом (ОПК). Это производство готовых металлических изделий (+18,2%), «прочих транспортных средств» (+35,8%), компьютеров, электронных и оптических изделий (+12,7%).
Прогнозные данные последних двух месяцев говорят о продолжении тренда на замедление. Так, по оценке Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), в мае 2025-го прирост ВВП в годовом исчислении будет колебаться в пределах 1,2–1,5%, в июне – до 1–1,4%. Правда, в мае был зафиксирован всплеск промпроизводства – плюс 2,6% в месячном исчислении. Однако эксперты ЦМАКП подчеркивают: около двух третей майского прироста «обусловлено резким скачком выпуска в секторах с доминирующим присутствием продукции ОПК», а оставшаяся треть – ростом производства в цветной металлургии. Без учета секторов «с доминирующим присутствием ОПК» индекс промпроизводства в мае оценивается в 98,3% год к году.
«Пока худшей точкой был март: очевидное втягивание в минус, – пояснил «Профилю» руководитель направления анализа и прогнозирования макроэкономических процессов ЦМАКП Дмитрий Белоусов. – Сейчас мы вышли на ноль или легкий плюс». Эксперт прогнозирует, что по итогам года прирост российского ВВП составит 1,3% – с учетом эффекта базы «это означает почти что ноль». Но главная проблема заключается в том, что прежние двигатели экономического роста перестали или перестают работать, а новых пока нет.
Сверкнул и погас
Некоторые эксперты связывают быстрый рост последних двух лет (3,6% в 2023 году и 4,1% в 2024-м) с бюджетным импульсом, т. е. стимулированием экономики за счет госрасходов. По оценке Минфина, в 2022–2023 годах этот импульс достигал 10% ВВП. Сейчас государственные расходы сокращаются, следовательно, замедляется и рост ВВП.
Очевидно, что продолжать наращивать расходы с такой же интенсивностью невозможно, потому что доходы бюджета ограниченны, говорит экономист Сергей Хестанов. Ведь что такое бюджетный импульс? Государство собирает больше налогов, а затем направляет эти деньги в те отрасли (или тем предприятиям), которые считает приоритетными, отсюда и неравномерность в развитии нашей экономики. В нынешних условиях собрать еще больше налогов невозможно, поскольку фискальная нагрузка и так велика. Если попытаться ее нарастить, бизнес «начнет сворачиваться». Другой путь – расти в долг. Минфин пытается привлекать средства на долговом рынке, но возможности здесь ограниченны, к тому же при нынешних ставках этот долг оказывается очень дорогим.
«То, что в 2025 году экономика будет показывать намного более скромный рост (как следовало из проекта бюджета), было ясно еще в 2023-м. Какой-то особой драмы в этом нет, все заложено в планы», – объясняет Сергей Хестанов. Впрочем, рост все равно остается ростом, хоть темпы его и радикально скромнее, чем год назад.
Дмитрий Белоусов считает, что сводить механизмы роста последних лет исключительно к бюджетному импульсу неверно. «Бюджетный импульс действительно был, он шел через инвестиционные каналы, создавая мультипликативный эффект», – говорит эксперт. Был и эффект от роста гособоронзаказа: металлургические производства, химическая промышленность и т. д. Важным фактором стало инфраструктурное строительство: дороги, логистические объекты, восстановление новых территорий. Другим драйвером явилась гонка зарплат. Своеобразным ориентиром здесь были выплаты военным, участвующим в спецоперации, – порядка 200 тыс. руб. в месяц. Лидерами зарплатной гонки выступили предприятия ОПК, за ними подтянулся и гражданский сектор (сказался дефицит рабочей силы).
Однако зарплатная гонка, похоже, подходит к концу: ресурсы для дальнейшего повышения бизнес по большей части уже исчерпал. Так, по данным Счетной палаты, в начале 2025-го зарплаты работников выросли на 5,2%, в то время как год назад этот рост составил 10%. Еще одна иллюстрация: согласно опросу, проведенному компанией Ancor Consulting, менее трети российских компаний (32%) планируют в текущем году повысить зарплаты сотрудникам больше, чем увеличили в 2024-м; 15% планируют повышение, но меньшее, чем в 2024-м; 9% поднимут зарплаты только тем, кому не повышали ранее; 35% не решили, увеличивать ли зарплаты, и 9% работодателей вообще не планируют индексацию зарплат.
Баррель упал ниже прогнозов: чем грозит российской экономике дешевая нефть
Наконец, не стоит возлагать большие надежды и на традиционный источник доходов (а следовательно, и роста ВВП) – экспорт углеводородов и иного сырья. На днях российский Минфин сообщил, что федеральный бюджет в июле может недополучить 25,82 млрд руб. нефтегазовых доходов. Согласно отчету Международного энергетического агентства (МЭА), суммарные доходы российских экспортеров от продажи нефти и нефтепродуктов в мае 2025-го сократились на $480 млн и достигли минимального значения с 2021 года.
Главная причина такого положения дел – снижение мировых цен. И, если верить прогнозам Института ВЭБ, сырьевая конъюнктура в ближайшие три года не сулит ничего хорошего. Так, средняя стоимость нефти марки Brent в этом году составит $72 за баррель, в 2026-м опустится до $68, а в 2027-м подрастет до $70. Не будем забывать, что российская нефть Urals имеет дисконт по отношению к Brent в $10–15. Цены на медь, алюминий, железную руду, стальной прокат, уголь в 2025–2027 годах ожидаются заметно ниже, чем в 2024-м.
Чем прирастать будем?
Итак, перед экономическими властями страны стоит задача воссоздавать механизмы роста. По версии Дмитрия Белоусова, для успешного развития нам необходим годовой прирост ВВП на уровне 2,7–3,2%. Ибо, с одной стороны, у государства имеется «социальный долг»: 30–40% населения живут в состоянии «предбедности», т. е. получаемых доходов им хватает только на еду и одежду. С другой стороны, весьма остро стоит проблема обновления основного капитала, речь идет прежде всего о машинах и оборудовании, а не о «бетоне» (иными словами, возведении новых объектов) и программном обеспечении. Наконец, так и не решена проблема импортозамещения. «Мы не смогли зацепиться за уход западных производителей, например, в сегменте легковых автомобилей, – сетует Дмитрий Белоусов. – Уход иностранных компаний освободил до двух третей рынка, но они уже заполнены китайцами. Было огромное окно возможностей, но мы его потеряли».
Сегодня главным и единственным драйвером экономического роста многие эксперты называют стимулирование инвестиций. Однако высокая процентная ставка ЦБ не только ограничивает доступ компаний к финансовым ресурсам, но и делает бессмысленными сами инвестиции. Зачем вкладывать деньги в производство, рисковать, когда можно без лишних тревог получать 20% годовых и больше, просто держа средства на депозитах?
По мнению директора Института народнохозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН Александра Широва, «исключительно жесткая» денежно-кредитная политика (ДКП) является одним из ключевых факторов замедления экономики и серьезным тормозом для инвестиций. Впрочем, он полагает, что мы входим в фазу, когда ДКП начинает смягчаться, а доступность кредитных средств и их роль для инвестирования будут расти.
Сейчас реальная процентная ставка (т. е. ставка за вычетом значения инфляции) составляет порядка 12–13%. Целью, по словам Широва, должна стать реальная ставка 3–5% – это значит, что при уровне инфляции 7–8% мы получим ключевую ставку не более 13%. Такое смягчение ДКП должно привести к повышению потребительской и инвестиционной активности, ведь и у населения, и у бизнеса накопился отложенный спрос, который «рано или поздно будет предъявлен на рынке».
Еще одним методом стимулирования, по версии Дмитрия Белоусова, мог бы стать инвестиционный маневр, т. е. сочетание госинвестиций и налоговых льгот для компаний, осуществляющих вложения в основные средства. Плюс стимулирование инвестиций в регионах: последние могли бы как минимум не увеличивать для предприятий арендные платежи, а то и снижать их в обмен на капиталовложения.
Сочетание перечисленных мер могло бы уже к концу 2025-го разогнать рост ВВП до 1,5% и выше, а в следующем году позволить выйти на показатели свыше 2,5%.
Впрочем, пока зампред ЦБ Алексей Заботкин от имени регулятора пообещал в июле снизить ставку лишь на 1 процентный пункт. Дальнейшее снижение возможно, если инфляция «продемонстрирует движение» к значению 4%, которое является целевым. Остается следить, что выберут экономические власти – борьбу с инфляцией или рост ВВП.
