О том, каким ученым и человеком был Александр Пыжиков и какое влияние он оказал на изучение отечественной истории, «Профилю» рассказал писатель и общественный деятель Захар Прилепин:

Так часто было: вроде складывалась плюс-минус устоявшаяся картина, к которой все привыкли. Это здесь стоит, вон то ⎯ тут, а сверху лампочка вкручена, и в круге света сидит удовлетворенный историк.

И здесь появлялся Пыжиков и говорил: да нет, друзья мои, всё не так, в целом картина похожая, только всё наоборот должно лежать, а вот этого тут вообще не стояло, давайте я вынесу в коридор, потом сами выбросите на помойку. И окно открою, воздуха мало. И света будет гораздо больше. Потому что там, где у вас была тьма, ⎯ тоже много интересного.

Для меня это поразительное открытие: историческая наука ⎯ сама история ⎯ расширяется как вселенная. Еще вчера там была тьма ⎯ и вдруг освещение сделали ярче, и во тьме мы различили новые очертания, и это ⎯ очертания огромных материков. Чудо!

По типу Александр Пыжиков вовсе не был революционером, ниспровергателем, скандалистом. Ничего подобного. Он был ⎯ вдумайтесь в это удивительное слово, в его изначальный смысл ⎯ ученый. Отучился и стал ученый, как тот самый кот, и ходил по золотой цепи вокруг русской истории.

Самим своим видом он напоминал добродушного, казавшегося домашним кота, при этом своеобразно и неумолимо строгого ⎯ в первую очередь по отношению к истине.

Истину нельзя дать в обиду. Истина должна быть отвоевана и защищена. За самим понятием истины располагается вовсе не честь, и тем более не амбиции того или иного историка, ученого, а народ, его мудрость, его невероятное прошлое. Вот что оберегает истина, как самый надежный часовой.

Чуть искривлена оптика, ⎯ и мы теряем из поля зрения огромные пространства нашей памяти. Для того чтоб стоять на страже истины, надо обладать свободой неизъяснимой, сочетанием в себе поэтического и воинских начал.

Александр Пыжиков был свободно мыслящий человек. Независимый в суждениях ⎯ но не ради самого факта независимости, как чаще всего и случается у многих иных его коллег по ученому ремеслу, а ради высшей справедливости. И еще он был сильным человеком. Беспощадным в стремлении к истине.

Мы с ним виделись несколько раз. Что меня поражало в нем. Он не проповедовал, не давил, не настаивал ⎯ он с необычайным очарованием и почти животным проворством пересобирал мир заново.

Своеобразное журчание его речи (снова кот!), лишенное аффектации, настойчивого акцентирования драматических радзинских пауз, традиционно скрывающих череду банальностей и натяжек, будоражило и успокаивало одновременно.

Пыжиков не нуждался в ложной театральности, ему не надо было ничего акцентировать: вся его работа целиком была акцентированием истины. Как истинный ученый, он не стремился поставить себя, свое знание в центр науки и мироздания.

Зачастую он систематизировал догадки, давая минимальные акценты и отмечая пути, по которым следовало двигаться.
Он расставил для нас знаки и маяки ⎯ по этим знакам можно ориентироваться, прокладывая новые пути.

Недаром Пыжиков так ценил высказывание Андрея Белого: «…не событиями захвачено существо человека, а символами иного».
Он жил в мире символов, смысл которых узнал или опознал.

Он напоминал о ветрах русского фольклора, означавших не атмосферные явления, а движение духа. Об Алатырь-камне, на котором происходила трапеза Христа, но и вместе с этим – о мощнейшем дохристианском значении камней вообще: недаром валуны укладывались в основаниях православных храмов. Древние строители знали, что делали, ⎯ мы забыли об этом напрочь.
Посему, уверял Александр Пыжиков, Алатырь-камень ⎯ источник всех ветров, то есть вибраций нашего духа.

Он рассказывал о повитухах ⎯ и сам был повитухой рождения нашего обновленного духа. Он последовательно отрицал как вульгарно славянофильский ⎯ в угоду «казенной церкви», так и догматически марксистский взгляд на русскую историю.
В итоге Пыжиков создал свою ⎯ в целом не противоречащую прежним, но углубляющую их ⎯ концепцию истории.

Его концепция будет дополняться и будет оспариваться, что-то и в его картине мира будет переставлено, но ⎯ это была отличная работа, это был прорыв, он обучил нас если не зрению как таковому, то умению различать многие оттенки и забытые цвета.

Зрение это обращено внутрь нас как этноса, как народа, как нации. Всмотревшись, мы увидели поразительные просторы внутри нашей исторической памяти. Дух захватывает. Спасибо, учитель. Мы чувствуем солнечное тепло золотой цепи. Путешествие внутри собственного кровотока. Возвращаемся к себе ⎯ обретаем вселенную.