Архивная публикация 2000 года: "Дети подземелья"
1 июня -- Всемирный день защиты детей. По всему выходит, что наших детей надо защищать от нас.Грузите детей вагонами
Совершенно непонятно, откуда пошел миф об исключительной сердечности, доброте и бескорыстии русского народа. О его простоте и святости. Видимо, такое комплиментарное отношение к себе было уже вполне в ходу к тому времени, когда Достоевский определил русских как "народ-богоносец".
Между тем вот уже несколько лет у нас в "Фонде С.Дубова" выходит книжная серия "История России и Дома Романовых в мемуарах современников XVII--XX вв." Среди воспоминателей много иностранцев -- уже со времен царствования Алексея Михайловича они были частыми гостями при русском дворе, смотрели, дивились. Так вот, никто из них о русских так сладко не говорит. Напротив, иностранцы пишут о русских как о ленивых, плодовитых, жестких, очень себе на уме людях, которые даже в минуту самого, казалось бы, душевного расположения хорошо помнят свою выгоду и пользу. ("А у меня только рубль двадцать..." -- помните героиню Дорониной в момент светлого чувства в фильме "Три тополя на Плющихе"?).
Так вот, этот народ-богоносец мальчика-то царевича пустил в расход. И место расстрельное с землей сровнял, недолго думая. И мировой пожар раздул, и народу на войне десятки миллионов положил, и крадет сам у себя и своих детей вагонами. Потому что детей -- вагонами опять-таки -- есть куда определить.
Вы слышите, грохочут сапоги? Идет вторая чеченская война. И опять розовощекие, бритоголовые мальчики неловко и все-таки по-мужски утешают мам: "Да ладно, все будет в порядке". И небо, блин, такое голубое, и опять весна на белом свете.
И лежат они с разрубленной грудью, а в груди у них молоко -- кажется так за много лет до начала чеченской кампании писала Нина Садур.
Я вот тут с Кипра недавно вернулась. Ну оттяпали у них, у греков-киприотов, турки треть территории. И конечно, никому из греков это не нравится. И даже время от времени они устраивают демонстрации протеста. Но -- воевать?! Это мало того что весь туризм, а значит, вся экономика страны накроется медным тазом -- это ж и детей своих на убой посылать. И потому и я, и вы, и мы все -- каждый день чуть ли не шесть рейсов (вместе с чартерными) -- летим туда купаться, загорать и пить вино.
Я искренне не могу понять, что может быть цель, оправдывающая уничтожение мужского населения страны. Шесть тысяч молодых мужчин за две чеченские кампании -- по официальным сводкам. Плюс почти двенадцать тысяч покалеченных и раненых. Так ведь в Швейцарии, для сравнения, или в Болгарии молодых мужчин от восемнадцати до двадцати пяти всего-то не больше миллиона.
Сначала первая мировая, потом революция, потом гражданская, потом репрессии, потом вторая мировая, потом опять репрессии. Уж сколько было сказано, что в каждом поколении с дьявольской маниакальностью вырезались, уничтожались самые сильные и лучшие мужчины.
И никому не приходит в голову, что те, кто занимается сегодня бизнесом в России и пытается здесь что-то сделать,-- как раз из того единственного невырезанного поколения, которое родилось в пятидесятые--шестидесятые. Кстати, среди моих сверстников алкоголиков в разы меньше, чем в поколении моих родителей. Что тоже давало надежду.
Давало.
Чао, бамбино, sorry
Уже сегодня демографы говорят: в 2001 году число бесплатных мест в университетах будет равно числу выпускников. А потом ситуация будет еще хуже. Нет восемнадцатилетних, вернее, их очень мало. Бэби-бум, накрывший Европу и Америку, Россию обошел стороной. Мы единственная страна в Европе, где рождаемость резко падает. И при этом продолжаем воевать.
"В общем, они, конечно, больше любят своих бамбино, чем мы своих",-- печально констатировал наш фотограф Сережа Авдуевский, вернувшись из Италии.
Похоже, это так. Мы не любим своих детей. Это какое-то другое чувство. Мы относимся к ним с какой-то сладострастной мукой.
Помню, как была поражена очень жестким взглядом, которым окинул меня, зареванную, врач в детской реанимации. Так получилось, что мой сын сразу после рождения оказался там. Много лет спустя -- к этому времени сын уже пошел в школу, а мы с Алексеем Петровичем стали хорошими друзьями -- я спросила его, почему он так жестко на меня посмотрел тогда.
-- А я был уверен, что ты больше никогда не придешь.
-- ?!
-- Русские не приходят за своими детьми.
-- Леш, объясни.
-- Ну ты пойми. Я на жизнь смотрю вон оттуда. Из-за ванночки с физраствором, в которую мы опускаем умерших детей. Так вот, русские за ними не приходят. Грузины приходят, чтобы забрать тело и похоронить ребенка, армяне, евреи, чеченцы. А русские, если новорожденный умер в реанимации, не приходят за телом, не хоронят его. И даже в реанимацию не звонят. Шансов на спасение твоего ребенка было мало. И я был уверен, что тебя больше не увижу. Хотя слезы льют все, конечно, когда ребенок попадает в реанимацию.
Богоносец.
У меня за домом церковь. Несколько дней назад там отпевали мальчика. Его убил сосед за то, что мальчик, выйдя из своей квартиры, был недостаточно, по его мнению, вежлив. А рядом стояли гробы из Чечни -- потому что церковь рядом с ОМОНом.
Нет, мы не любим наших детей.
Байки из склепа
При всем том, убиенные царевичи, детская слезинка всегда сильно действовали на русского человека и имели определенное психотерапевтическое значение. Доводили его до самых отчаянных и светлых слез.
Так измученный и нечувствительный к обычным лекарствам организм сдается только на мощный антибиотик.
Не смерть героя, не изнасилование чистой красавицы, не трагедия друга, не крушение городов и царств способны поразить русского человека. В России это может стать лишь информацией. Только детская трагедия способна заставить затрепетать сердца. Меньшее уже не годится. Не берет. Это тоже к разговору о доброте.
Причем так было всегда. Никого ведь так не любили в русской истории, как убиенных царевичей. Вспомнить того же Димитрия, отвратительного и жестокого, по свидетельствам современников, мальчика. Да ведь и потрясающие по эмоциональному накалу сказания об убиении Бориса и Глеба из "Повести временных лет" -- о подростках.
Так кто готов отдать ребенка за Россию? Кто готов принести искупительную жертву? Только она уже была. Последний русский царь принес ее. Отдал своего мальчика в эту пасть.
И шесть тысяч мам отдали. Вот совсем недавно. Это не считая детей, убитых соседями и всеми остальными добрыми людьми. Мы же только на лицо ужасные, но добрые внутри.
И ничего.
В России проще произвести невинно убиенное дитя в святые, чем устроить ему нормальную жизнь.
Кстати, знаете, сколько лет после революции в России еще были беспризорники? До 1927 года! Это сколько же надо народу перебить, чтобы столько детей сиротами остались! А зато мы им потом детские дома, бесплатное образование и медицину, то-се. Ну, в общем, как чеченским детям.
Кстати, о нормальной жизни. Которая на языке педагогов, социологов называется средой формирования, воспитанием и т.д.
Так вот, с этим в России всегда была засада. Особенно хорошо это иллюстрируют русские сказки, которые, как ни крути, а выражают народную ментальность, национальные архетипы, представления нашего богоносца о ценностях, семейных ролях.
Начать с того, что любимый герой наших сказок Иванушка-дурачок. К загадочной русской душе и нашей особости это не имеет никакого отношения. Речь идет о том, что на Руси всегда были проблемы с воспитанием, а ранняя алкоголизация населения во все времена носила критический характер. Иначе с чего он, Иванушка, дурачок-то?
Кстати, этим наши сказки разительно отличаются от китайских или японских, где всегда подчеркивается момент воспитания младшего старшим. Как правило, старшая сестра учит и воспитывает младшего брата или мать жесткой рукой ведет сына к мудрости и возмужанию. (Потому-то японское чудо -- не чудо). Кстати, у тех же японцев сплошь и рядом встречаются мудрые старики и старухи, к которым молодежь обращается за советом. У нас же -- будем объективны -- старики в сказках выглядят крайне жалкими. Это или дуры бабы-яги, или старики-подкаблучники при злых женах, или старички-лесовички с большим коммунистическим приветом. Какая тут, ежам понятно, мудрость? И кто еще как не дурачок мог народиться у нелепого старичка и его тупой бабки -- в их землянке, их подземелье? И опять-таки понятно, отчего у этих двоих такая убогая старость.
Самое же главное -- все эти герои ощущают свое существование как случайное и в рамках допущенной случайности и ведут свою интригу.
Есть, однако, и другой тип сказочного героя. Тот же пушкинский Гвидон. Но и тут мы обнаруживаем, что момент обучения, воспитания, мужания юного царевича начисто игнорируется: "И растет ребенок сам не по дням, а по часам(!)".
Да что сказки! Исследователь Андрей Ястребов в своей книге "Бедность и богатство" вообще докопался недавно, что единственный положительный герой русской литературы -- кто бы вы думали? -- Чичиков! В толпе героев, населяющих нашу великую литературу, он единственный думает о семье, о будущих детях, о том, что он им оставит. Все остальные, люди из подполья, разрешают или сексуальные вопросы, или философские, или социальные, напрочь не отражая мелочь пузатую, которая шныряет под ногами. Ах нет, случаются моменты, когда герой замирает, сраженный детской слезинкою.
И ведь как заклеймен был литературоведами бедный Павел Иванович! А ведь ничьей слезы не пролил, чужого не взял. А все изобличен в подлости. Да кем! Может, будь у нас побольше Павлов Ивановичей, и жизнь была б нормальной.
Но нет, не укоренился этот тип, был затоптан, заплеван даже в качестве комического героя. Не выжил. Человек из подполья выжил, а Чичиков -- нет. Дети человека из подполья, уроки, которые тот преподал своим отпрыскам, и определяют лицо сегодняшней России.
Сага о пропащих
Мы -- дети победителей, написал Веллер.
У моей прабабки было четверо детей. Три девки и последний, поскребышек, красавчик сын Коля. Еще восемь деток умерли -- Бог дал, Бог взял. Коля был донельзя забалован, а потому категорически не приспособлен к работе. Оживлялся он, только когда речь шла о выпивке и охоте. Он умер в 1942 году в блокадном Ленинграде. Сестры, которые также оставались в Ленинграде, долго не могли пробраться к нему через замерзший неподвижный город. А когда добрались, выяснилось, что он умер, а перед смертью просил клюквы.
Старшая сестра Маня была остра на язык, рано начала курить и, что еще позорнее,-- вышла замуж за грузчика и большевика. Муж ее прославился тем, что, отправившись на партийный съезд (тот самый, расстрельный, где Сталин в прицел ружья смотрел в зал), встретил на вокзале друзей-грузчиков и так загудел, что весь съезд пропил. После чего очень быстро умер от рака.
Средняя сестра Женя была красавица, с тягой к изящной и дорогой жизни. И замуж вышла за Сашу Михайлова, а на самом деле фон Бокка. Свекровь ее, баронесса фон Бокк, наблюдая из кресла, поставленного у окна, на торжество социальной справедливости, говорила: "Какое странное время. Все работают, работают -- никто ничего не имеет. Все учатся, учатся -- никто ничего не знает". Муж бабушки Жени умер от страха -- встретил на работе человека, который знал о его дворянском происхождении. И сгорел в две недели. Детей, уж не знаю почему, у Жени и Мани не было.
Зато бабушка вышла замуж правильно -- за подающего большие надежды инженера. В 1937 году дед был лауреатом Сталинской премии (за военные дороги, которые он проектировал, и асфальтирование Дворцовой площади в Ленинграде). Тут его и расстреляли. Мою мать усыновил хороший добрый человек, дал ей свое имя (бабушка с ее бесцветными волосиками и маленькими серыми глазками умела трогать мужские сердца). Через год у матери появился брат. Сейчас это уже пожилой человек. В прошлом году пьяные милиционеры на машине сбили и изуродовали его восемнадцатилетних детей -- двойняшек Сашу и Дашу.
Так что от всех этих больших многодетных семейств Алферьевых, Нориновых, Михайловых, Глядинских и Пупковых остался один мальчик. Тот самый, который десять лет назад благодаря Алексею Петровичу счастливо избежал ванны с физраствором в детской реанимации на Велозаводской, 13.
Хотелось бы знать (как там у Ремарка?), что это будет за война, на которую он поспеет.
1 июня -- Всемирный день защиты детей. По всему выходит, что наших детей надо защищать от нас.Грузите детей вагонами
Совершенно непонятно, откуда пошел миф об исключительной сердечности, доброте и бескорыстии русского народа. О его простоте и святости. Видимо, такое комплиментарное отношение к себе было уже вполне в ходу к тому времени, когда Достоевский определил русских как "народ-богоносец".
Между тем вот уже несколько лет у нас в "Фонде С.Дубова" выходит книжная серия "История России и Дома Романовых в мемуарах современников XVII--XX вв." Среди воспоминателей много иностранцев -- уже со времен царствования Алексея Михайловича они были частыми гостями при русском дворе, смотрели, дивились. Так вот, никто из них о русских так сладко не говорит. Напротив, иностранцы пишут о русских как о ленивых, плодовитых, жестких, очень себе на уме людях, которые даже в минуту самого, казалось бы, душевного расположения хорошо помнят свою выгоду и пользу. ("А у меня только рубль двадцать..." -- помните героиню Дорониной в момент светлого чувства в фильме "Три тополя на Плющихе"?).
Так вот, этот народ-богоносец мальчика-то царевича пустил в расход. И место расстрельное с землей сровнял, недолго думая. И мировой пожар раздул, и народу на войне десятки миллионов положил, и крадет сам у себя и своих детей вагонами. Потому что детей -- вагонами опять-таки -- есть куда определить.
Вы слышите, грохочут сапоги? Идет вторая чеченская война. И опять розовощекие, бритоголовые мальчики неловко и все-таки по-мужски утешают мам: "Да ладно, все будет в порядке". И небо, блин, такое голубое, и опять весна на белом свете.
И лежат они с разрубленной грудью, а в груди у них молоко -- кажется так за много лет до начала чеченской кампании писала Нина Садур.
Я вот тут с Кипра недавно вернулась. Ну оттяпали у них, у греков-киприотов, турки треть территории. И конечно, никому из греков это не нравится. И даже время от времени они устраивают демонстрации протеста. Но -- воевать?! Это мало того что весь туризм, а значит, вся экономика страны накроется медным тазом -- это ж и детей своих на убой посылать. И потому и я, и вы, и мы все -- каждый день чуть ли не шесть рейсов (вместе с чартерными) -- летим туда купаться, загорать и пить вино.
Я искренне не могу понять, что может быть цель, оправдывающая уничтожение мужского населения страны. Шесть тысяч молодых мужчин за две чеченские кампании -- по официальным сводкам. Плюс почти двенадцать тысяч покалеченных и раненых. Так ведь в Швейцарии, для сравнения, или в Болгарии молодых мужчин от восемнадцати до двадцати пяти всего-то не больше миллиона.
Сначала первая мировая, потом революция, потом гражданская, потом репрессии, потом вторая мировая, потом опять репрессии. Уж сколько было сказано, что в каждом поколении с дьявольской маниакальностью вырезались, уничтожались самые сильные и лучшие мужчины.
И никому не приходит в голову, что те, кто занимается сегодня бизнесом в России и пытается здесь что-то сделать,-- как раз из того единственного невырезанного поколения, которое родилось в пятидесятые--шестидесятые. Кстати, среди моих сверстников алкоголиков в разы меньше, чем в поколении моих родителей. Что тоже давало надежду.
Давало.
Чао, бамбино, sorry
Уже сегодня демографы говорят: в 2001 году число бесплатных мест в университетах будет равно числу выпускников. А потом ситуация будет еще хуже. Нет восемнадцатилетних, вернее, их очень мало. Бэби-бум, накрывший Европу и Америку, Россию обошел стороной. Мы единственная страна в Европе, где рождаемость резко падает. И при этом продолжаем воевать.
"В общем, они, конечно, больше любят своих бамбино, чем мы своих",-- печально констатировал наш фотограф Сережа Авдуевский, вернувшись из Италии.
Похоже, это так. Мы не любим своих детей. Это какое-то другое чувство. Мы относимся к ним с какой-то сладострастной мукой.
Помню, как была поражена очень жестким взглядом, которым окинул меня, зареванную, врач в детской реанимации. Так получилось, что мой сын сразу после рождения оказался там. Много лет спустя -- к этому времени сын уже пошел в школу, а мы с Алексеем Петровичем стали хорошими друзьями -- я спросила его, почему он так жестко на меня посмотрел тогда.
-- А я был уверен, что ты больше никогда не придешь.
-- ?!
-- Русские не приходят за своими детьми.
-- Леш, объясни.
-- Ну ты пойми. Я на жизнь смотрю вон оттуда. Из-за ванночки с физраствором, в которую мы опускаем умерших детей. Так вот, русские за ними не приходят. Грузины приходят, чтобы забрать тело и похоронить ребенка, армяне, евреи, чеченцы. А русские, если новорожденный умер в реанимации, не приходят за телом, не хоронят его. И даже в реанимацию не звонят. Шансов на спасение твоего ребенка было мало. И я был уверен, что тебя больше не увижу. Хотя слезы льют все, конечно, когда ребенок попадает в реанимацию.
Богоносец.
У меня за домом церковь. Несколько дней назад там отпевали мальчика. Его убил сосед за то, что мальчик, выйдя из своей квартиры, был недостаточно, по его мнению, вежлив. А рядом стояли гробы из Чечни -- потому что церковь рядом с ОМОНом.
Нет, мы не любим наших детей.
Байки из склепа
При всем том, убиенные царевичи, детская слезинка всегда сильно действовали на русского человека и имели определенное психотерапевтическое значение. Доводили его до самых отчаянных и светлых слез.
Так измученный и нечувствительный к обычным лекарствам организм сдается только на мощный антибиотик.
Не смерть героя, не изнасилование чистой красавицы, не трагедия друга, не крушение городов и царств способны поразить русского человека. В России это может стать лишь информацией. Только детская трагедия способна заставить затрепетать сердца. Меньшее уже не годится. Не берет. Это тоже к разговору о доброте.
Причем так было всегда. Никого ведь так не любили в русской истории, как убиенных царевичей. Вспомнить того же Димитрия, отвратительного и жестокого, по свидетельствам современников, мальчика. Да ведь и потрясающие по эмоциональному накалу сказания об убиении Бориса и Глеба из "Повести временных лет" -- о подростках.
Так кто готов отдать ребенка за Россию? Кто готов принести искупительную жертву? Только она уже была. Последний русский царь принес ее. Отдал своего мальчика в эту пасть.
И шесть тысяч мам отдали. Вот совсем недавно. Это не считая детей, убитых соседями и всеми остальными добрыми людьми. Мы же только на лицо ужасные, но добрые внутри.
И ничего.
В России проще произвести невинно убиенное дитя в святые, чем устроить ему нормальную жизнь.
Кстати, знаете, сколько лет после революции в России еще были беспризорники? До 1927 года! Это сколько же надо народу перебить, чтобы столько детей сиротами остались! А зато мы им потом детские дома, бесплатное образование и медицину, то-се. Ну, в общем, как чеченским детям.
Кстати, о нормальной жизни. Которая на языке педагогов, социологов называется средой формирования, воспитанием и т.д.
Так вот, с этим в России всегда была засада. Особенно хорошо это иллюстрируют русские сказки, которые, как ни крути, а выражают народную ментальность, национальные архетипы, представления нашего богоносца о ценностях, семейных ролях.
Начать с того, что любимый герой наших сказок Иванушка-дурачок. К загадочной русской душе и нашей особости это не имеет никакого отношения. Речь идет о том, что на Руси всегда были проблемы с воспитанием, а ранняя алкоголизация населения во все времена носила критический характер. Иначе с чего он, Иванушка, дурачок-то?
Кстати, этим наши сказки разительно отличаются от китайских или японских, где всегда подчеркивается момент воспитания младшего старшим. Как правило, старшая сестра учит и воспитывает младшего брата или мать жесткой рукой ведет сына к мудрости и возмужанию. (Потому-то японское чудо -- не чудо). Кстати, у тех же японцев сплошь и рядом встречаются мудрые старики и старухи, к которым молодежь обращается за советом. У нас же -- будем объективны -- старики в сказках выглядят крайне жалкими. Это или дуры бабы-яги, или старики-подкаблучники при злых женах, или старички-лесовички с большим коммунистическим приветом. Какая тут, ежам понятно, мудрость? И кто еще как не дурачок мог народиться у нелепого старичка и его тупой бабки -- в их землянке, их подземелье? И опять-таки понятно, отчего у этих двоих такая убогая старость.
Самое же главное -- все эти герои ощущают свое существование как случайное и в рамках допущенной случайности и ведут свою интригу.
Есть, однако, и другой тип сказочного героя. Тот же пушкинский Гвидон. Но и тут мы обнаруживаем, что момент обучения, воспитания, мужания юного царевича начисто игнорируется: "И растет ребенок сам не по дням, а по часам(!)".
Да что сказки! Исследователь Андрей Ястребов в своей книге "Бедность и богатство" вообще докопался недавно, что единственный положительный герой русской литературы -- кто бы вы думали? -- Чичиков! В толпе героев, населяющих нашу великую литературу, он единственный думает о семье, о будущих детях, о том, что он им оставит. Все остальные, люди из подполья, разрешают или сексуальные вопросы, или философские, или социальные, напрочь не отражая мелочь пузатую, которая шныряет под ногами. Ах нет, случаются моменты, когда герой замирает, сраженный детской слезинкою.
И ведь как заклеймен был литературоведами бедный Павел Иванович! А ведь ничьей слезы не пролил, чужого не взял. А все изобличен в подлости. Да кем! Может, будь у нас побольше Павлов Ивановичей, и жизнь была б нормальной.
Но нет, не укоренился этот тип, был затоптан, заплеван даже в качестве комического героя. Не выжил. Человек из подполья выжил, а Чичиков -- нет. Дети человека из подполья, уроки, которые тот преподал своим отпрыскам, и определяют лицо сегодняшней России.
Сага о пропащих
Мы -- дети победителей, написал Веллер.
У моей прабабки было четверо детей. Три девки и последний, поскребышек, красавчик сын Коля. Еще восемь деток умерли -- Бог дал, Бог взял. Коля был донельзя забалован, а потому категорически не приспособлен к работе. Оживлялся он, только когда речь шла о выпивке и охоте. Он умер в 1942 году в блокадном Ленинграде. Сестры, которые также оставались в Ленинграде, долго не могли пробраться к нему через замерзший неподвижный город. А когда добрались, выяснилось, что он умер, а перед смертью просил клюквы.
Старшая сестра Маня была остра на язык, рано начала курить и, что еще позорнее,-- вышла замуж за грузчика и большевика. Муж ее прославился тем, что, отправившись на партийный съезд (тот самый, расстрельный, где Сталин в прицел ружья смотрел в зал), встретил на вокзале друзей-грузчиков и так загудел, что весь съезд пропил. После чего очень быстро умер от рака.
Средняя сестра Женя была красавица, с тягой к изящной и дорогой жизни. И замуж вышла за Сашу Михайлова, а на самом деле фон Бокка. Свекровь ее, баронесса фон Бокк, наблюдая из кресла, поставленного у окна, на торжество социальной справедливости, говорила: "Какое странное время. Все работают, работают -- никто ничего не имеет. Все учатся, учатся -- никто ничего не знает". Муж бабушки Жени умер от страха -- встретил на работе человека, который знал о его дворянском происхождении. И сгорел в две недели. Детей, уж не знаю почему, у Жени и Мани не было.
Зато бабушка вышла замуж правильно -- за подающего большие надежды инженера. В 1937 году дед был лауреатом Сталинской премии (за военные дороги, которые он проектировал, и асфальтирование Дворцовой площади в Ленинграде). Тут его и расстреляли. Мою мать усыновил хороший добрый человек, дал ей свое имя (бабушка с ее бесцветными волосиками и маленькими серыми глазками умела трогать мужские сердца). Через год у матери появился брат. Сейчас это уже пожилой человек. В прошлом году пьяные милиционеры на машине сбили и изуродовали его восемнадцатилетних детей -- двойняшек Сашу и Дашу.
Так что от всех этих больших многодетных семейств Алферьевых, Нориновых, Михайловых, Глядинских и Пупковых остался один мальчик. Тот самый, который десять лет назад благодаря Алексею Петровичу счастливо избежал ванны с физраствором в детской реанимации на Велозаводской, 13.
Хотелось бы знать (как там у Ремарка?), что это будет за война, на которую он поспеет.
ЕКАТЕРИНА ДАНИЛОВА
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
