Архивная публикация 2001 года: "Два генерала"
Джохар Дудаев и Руслан Аушев шли похожими путями. Однако один втянулся в бесперспективное военное противостояние с Россией, кончившееся для него плачевно, а второй стал одним из самых удачливых региональных лидеров.На Северном Кавказе трудно сделать политическую карьеру. Это правило верно и в отношении федеральных "варягов", которых в разное время назначали туда из Москвы улаживать острые ситуации (вспомним, как быстро закатилась звезда генерала Лебедя после Хасавюрта), и в отношении местных лидеров. В отличие от таких регионов, как Поволжье, Петербург, Урал, обильно поставляющих политические кадры на федеральную сцену, на Кавказе практически нет губернаторов, знакомых всей стране. Скандально известный борец с сионизмом Кондратенко, разумеется, не в счет. А фамилии Кокова, Джаримова, Магомедалиева мало что скажут широкой публике. Так уж сложилось, что нынешний Кавказ больше обращает на себя внимание драматическими новостями, а не лицами их участников.
И это вполне объяснимо. Регионы Северного Кавказа -- чуть ли не беднейшие в стране, и хотя из года в год на разных уровнях принимаются многочисленные программы их экономического развития, никаких перемен к лучшему так и не видно. На фоне разваливающейся экономики происходит пышный расцвет разного рода криминального бизнеса, начиная от браконьерства на Каспии и производства "паленой" водки и кончая наркотиками и похищениями людей. Наконец, на Кавказе уже десять лет идет война. В общем, поводов прославиться у местных руководителей нет. Не говоря уж о том, чтобы сделать федеральную карьеру.
И все же есть одно исключение, одна сверхудачная политическая карьера на Кавказе. Речь идет о президенте Республики Ингушетия генерале Руслане Султановиче Аушеве. Ингушский президент добился всего, о чем только может мечтать региональный руководитель в России: он пользуется практически полной самостоятельностью в своей "внутренней политике", успешно сочетает эту самостоятельность со всеми плюсами федеральной финансовой помощи и, наконец, является весьма влиятельным политиком общероссийского уровня. Но -- по порядку.
Президент-парадокс
Ингушетию даже с большой натяжкой трудно назвать трамплином в большую политику. Составляют ее три отделившихся в 1992 году от Чечено-Ингушской АССР района (Сунженский, Назрановский и Малгобекский), которые никогда не отличались высоким экономическим развитием. Республика, доставшаяся Аушеву, практически не имела промышленности, если не считать нескольких нефтяных скважин, а ее сельское хозяйство находилось на уровне позапрошлого века. Нельзя сказать, что с тех пор Ингушетия стала кавказским Гонконгом: ее промышленная база пополнилась лишь кирпичным заводом, принадлежащим главе "Славнефти" этническому ингушу Михаилу Гуцериеву, и несколькими предприятиями пищепрома. В инвестиционных рейтингах регионов республика также стабильно занимает одно из последних мест. Уровень безработицы, по оптимистическим оценкам, данным самим Аушевым в одном из его недавних "посланий парламенту и народу Республики Ингушетия", составляет около 50%.
Отражается ли это на политических позициях Аушева внутри республики? Нисколько. Более того, придя к власти в Ингушетии в феврале 1993-го в качестве харизматического национального лидера, сравнимого по популярности с ранним Ельциным в России или Дудаевым в Чечне, Аушев не только не растратил свой рейтинг, но и укрепил его, несмотря на все перипетии бурных постперестроечных лет. Оппозиции у президента практически нет, а сторонники за него горой. За все время своего правления в Ингушетии генерал трижды участвовал в президентских выборах -- в феврале 1993-го, марте 1994-го и марте 1998-го, неизменно набирая почти 100% голосов.
При этом власть, которой пользуется у себя в республике ингушский президент, огромна даже по кавказским меркам. Она не исчерпывается контролем над республиканской экономикой, в которой госсектор занимает основные позиции. К этому надо добавить свои МВД и судебную систему, практически ручной муфтият. Президенту есть дело буквально до всего, вплоть до театров, которые он журит за недостаточное внимание к национальной драматургии. Про облегченное отношение ингушских властей к российскому законодательству говорилось много, самый нашумевший пример -- известный президентский указ, разрешающий многоженство. У самого Аушева жена, правда, одна, но, поздравляя женщин Ингушетии с Международным женским днем, он всерьез сказал: "Желаю вам, чтобы вы рожали только мальчиков и не обижались на мужей, когда те приводят в дом вторую жену".
В республике вообще принято ставить пресловутую "национальную специфику", особенно тейповые отношения, на которых Аушев мечтает воспитывать молодежь, выше каких бы то ни было юридических норм. Аушев, например, любит повторять, что тейповые отношения являются стержнем ингушского общества, что их нужно возрождать. Между тем тейповые отношения, как и всякое наследие родо-племенного прошлого, помимо симпатичных обычаев (например, помощи богатых членов тейпа бедным) включают установления, решительно расходящиеся с современным правом,-- ту же кровную месть. Вполне может быть, что генерал использует уважение народа к национальным обычаям в своих целях -- недавно, например, всячески поддерживаемый им Совет старейшин едва не сместил прокурора.
Столь же парадоксальны отношения ингушского президента с Москвой.
Во-первых, фактический суверенитет не мешает Ингушетии стабильно сидеть на игле федеральных субсидий. Доля собственных средств в ее бюджете, по данным того же президентского послания, составляет чуть более 20%.
Во-вторых, роль Аушева в общероссийской политике слишком велика по сравнению с реальным экономическим весом его республики. Крупных промышленных предприятий общероссийского значения в Ингушетии нет. Население невелико даже по кавказским масштабам -- менее 250 тысяч человек, считая беженцев из Пригородного района Северной Осетии, живущих в республике со времени осетино-ингушского конфликта 1992 года. Другую республику такого масштаба в Москве и не замечали бы. Но не Ингушетию с ее президентом Русланом Аушевым. Он на порядок чаще, чем кто-либо из кавказских президентов, появляется на телеэкране. А как лидер национальной республики в составе РФ Аушев сравним по известности и влиятельности только с президентом Татарстана Минтимером Шаймиевым.
Причем это сравнение оказывается явно в пользу генерала. Аушев, лидер республики, живущей за счет федеральных субсидий, позволяет себе такую оппозиционность по отношению к Москве, на которую даже в самые лихие годы суверенизации не отваживался глава крупного региона-донора Шаймиев.
Ингушский президент уже почти два года остается одним из самых жестких критиков операции в Чечне, отставая в этом смысле разве что от Сергея Ковалева. Нынешняя голодовка в лагерях чеченских беженцев на территории Ингушетии явно пользуется негласной поддержкой президента Аушева. Может быть, именно поэтому в недрах МВД созрел план срочного перемещения беженцев в Чечню.
Аушев -- давний сторонник переговоров Москвы с Масхадовым, а именно на таких переговорах настаивают голодающие беженцы.
Наконец, в отличие от большинства губернаторов, молча проглотивших федеральную реформу Путина, Руслан Аушев осуждал ее в полный голос, открыто называл ошибкой и пугал возвращением к унитарному государству. Понятно, почему подобное фрондерство генерала легко сходило ему с рук при Ельцине: тогда федеральная власть была слаба и губернаторов вообще старались не трогать. Но сейчас, когда глав регионов отрешают от власти и за меньшие "проступки", феномен Ингушетии совершенно уникален.
Работа над ошибками
В чем кроются причины аушевского успеха и как сумел президент крошечной кавказской республики занять столь внушительное место на российской политической сцене?
Парадокс Аушева становится более понятным, если сопоставить его с другим известным кавказским лидером, тоже генералом и тоже вайнахом,-- Джохаром Дудаевым.
Биографии двух генералов очень похожи. Оба родились в Казахстане и помнят времена ссылки чеченцев и ингушей в Среднюю Азию. Оба сумели сделать блестящую карьеру в советских Вооруженных силах. Дудаев дослужился до должности командующего военным округом, Аушев прославился в Афганистане, став в 1982 году Героем Советского Союза. Для Кавказа такие карьеры значили особенно много: здесь авторитет соплеменников, ставших "большими людьми" вне малой родины, традиционно очень высок.
Оба генерала еще при советской власти были известны и популярны в своей республиках. Крушение СССР застало их практически в одинаковом положении харизматических национальных лидеров, с которыми связывались большие ожидания и надежды соплеменников. И именно в этот момент параллельные, казалось бы, пути Дудаева и Аушева разошлись.
Джохар Дудаев в 1991 году поторопился. Он стремился в максимально короткие сроки сконцентрировать в своих руках всю власть в республике, причем ради этого готов был идти и на весьма непопулярные, даже откровенно диктаторские шаги вроде насильственного роспуска Верховного совета Чечено-Ингушетии, чистки рядов приведшего его к власти Общенационального конгресса чеченского народа от нелояльных членов.
По мере того как усиливалось влияние Дудаева внутри республики, росла его политическая слепота. Генерал настолько вошел во вкус борьбы за власть, что не заметил, где надо остановиться. А фетиш "чеченской независимости", за которым погнался Дудаев, означал прямой вызов России. Национально-освободительная фразеология завела генерала настолько далеко, что возвращаться было уже поздно. Опрометчиво брошенные в массы лозунги пришлось воплощать в жизнь.
Путь борьбы за создание независимого чеченского государства, на который встал генерал Дудаев, ознаменовал закат его политической карьеры. Конечно, Россия проиграла первую чеченскую войну, но ведь и генерал Дудаев ее отнюдь не выиграл.
Некогда популярный среди российской демократической общественности политик приобрел репутацию едва ли не фашиста, доставшаяся ему республика, обладавшая к началу 90-х самой развитой на Северном Кавказе промышленностью, была практически полностью разрушена. Физическая смерть Дудаева лишь зафиксировала его политический крах.
История прихода в политику Руслана Аушева обросла многими легендами, возникшими, по большей части, с его собственной подачи. Ингушский лидер якобы испытывал отвращение к любым политическим играм, и лишь настоятельные просьбы страдающего ингушского народа заставили его взять на себя груз президентской должности.
Однако при взгляде на политическую биографию генерала трудно отделаться от мысли, что он внимательно следил за карьерой Дудаева и многому научился на ошибках чеченского лидера.
Еще в ходе перестроечных бурь Аушев продемонстрировал блестящее владение одной из главных составляющих политического искусства -- умением выжидать. Хотя его путь в политику начался, как и у подавляющего большинства представителей современной российской элиты, с памятного съезда народных депутатов 1989 года, генерал-афганец предпочитал в то время держаться в тени, не примыкая ни к одной из конкурирующих депутатских группировок и почти демонстративно занимаясь "конкретным делом" -- проблемами ветеранов Афганистана. Не участвовал он и в тогдашней бурной политической жизни на Кавказе. Аушев не оставил никакого следа ни в шумной кампании по отделению Ингушетии от Чечено-Ингушской АССР, ни в событиях дудаевской "революции" осени 1991 года.
Будущий ингушский президент практически остался в стороне от борьбы ингушей за передачу в состав их республики Пригородного района Северной Осетии, борьбы, приведшей к кровавым столкновениям в ноябре 1992 года. Аушев появился на Кавказе уже после того, как "горячая" фаза межэтнического конфликта была завершена. И оказался в нужное время в нужном месте.
Надо сказать, что осетино-ингушский конфликт стал катастрофой для Ингушетии. Попытка "административно переподчинить" Пригородный район окончилась неудачей. Изгнание ингушей из Северной Осетии, в котором непосредственное участие принимали российские войска, привело к тому, что республику наводнили беженцы, и породило ненависть к Москве. Наконец, политические лидеры ингушей Бесултан Сейнароев, Бембулат Богатырев, Иса Кодзоев, властители дум перестроечной эпохи, всю свою деятельность направлявшие на "раскручивание" конфликта, утратили всякий кредит доверия.
И в этот момент появился Аушев. Генерал, депутат, известный в Москве лидер ветеранов-афганцев. Новый для Ингушетии политик, не ассоциировавшийся с неприятным недавним прошлым.
Интересно, что политический потенциал генерала попытались сначала использовать московские власти, назначившие его заместителем главы временной администрации в районе конфликта. Однако такая роль Аушева не устраивала. Он быстро ушел в отставку, сославшись на проосетинскую позицию главы администрации. И буквально сразу же ингуши позвали его обратно. В феврале 1993-го Руслан Аушев победил на выборах президента республики. К слову, "призвание на президентство" происходило дважды: сначала в 1993 году, а затем год спустя, когда Аушев, добившись принятия республиканской конституции и назначив дату президентских выборов, отказался от участия в них.
Его опять всенародно просили -- и упросили. Здесь и кроется одна из причин прочности аушевской власти: "призванный" лидер всегда неуязвим.
Будучи президентом Ингушетии, Руслан Аушев не стал повторять ошибки Дудаева. Хотя все предпосылки для возникновения сепаратизма в Ингушетии тогда существовали, президент понял, что чеченский путь -- тупиковый. Гораздо выгоднее для него было занять позицию лидера, способного удержать ингушей от радикальных действий вроде мести осетинам или отделения от России. Ситуация на Кавказе делала такого лидера незаменимым для Москвы.
Начало чеченского конфликта в конце 1994 года только усилило незаменимость Аушева. После того как он удержал ингушей от мести за "чеченских братьев", федеральное руководство могло позволить ему все, что угодно. Дружественный нейтралитет по отношению к воюющей Чечне, занятый тогда Ингушетией, хотя и вызывал критику в прессе, не имел ровным счетом никаких последствий для генерала. Ведь с точки зрения увязшей в войне Москвы, это было лучше, чем открытое противостояние. Опасение центральных властей "как бы не было хуже" обеспечил ингушскому президенту беспрецедентную даже для регионального лидера ельцинской эпохи свободу. Именно в период первой чеченской кампании и после ее завершения генерал Аушев сумел выстроить систему собственной власти в республике и приобрел благодаря своей позиции "миротворца" и "посредника" несопоставимую с реальным экономическим весом Ингушетии роль в федеральной политике.
Что дальше?
Руслан Аушев не просто хорошо поработал над ошибками Дудаева. Можно смело сказать, что без чеченского лидера не состоялась бы карьера ингушского. Аушев привык существовать на фоне мятежной Чечни, и его противостояние Москве было бы невозможно, если в головах федеральных чиновников не было бы совершенно четкого понимания, что ингушский президент, каким бы он ни был, все же не Басаев. Да и позиции центральной власти на Кавказе при Ельцине были настолько слабы, что Москва была довольна и полулояльностью местных лидеров.
Вопрос только в том, сможет ли Аушев и дальше строить свою политику в том же ключе. Он блестяще освоил искусство ловли рыбы в мутной воде переходного периода. Однако этот период постепенно уходит в прошлое, а вместе с ним удаляются политики, подобные ингушскому президенту. Что же касается Чечни, то, несмотря на все ошибки и поражения, Москва проявляет гораздо большую решимость, чем в первую войну, причем отвергает все попытки ингушского президента сыграть столь привычную ему роль "посредника". Кстати, возможно, именно с этим связана жесткая оппозиционность Руслана Аушева по отношению к Путину: тот не хочет слушать мудрые советы "правильного" вайнахского лидера.
Да и от губернаторов Москва сейчас требует гораздо больше, чем два-три года назад. Во всяком случае, им стало гораздо сложнее сочетать внешнюю лояльность с внутренней самостийностью. И их отказ от сепаратизма центральные власти воспринимают уже не как неожиданный подарок, а как нечто само собой разумеющееся. Самые внимательные уже уловили, куда ветер дует: достаточно взглянуть, как "построился" перед новым российским президентом Кирсан Илюмжинов. Хватит ли у ингушского лидера политического чутья, чтобы найти свое место в новой политической системе? Или афганец Аушев повторит судьбу афганца Руцкого?
Джохар Дудаев и Руслан Аушев шли похожими путями. Однако один втянулся в бесперспективное военное противостояние с Россией, кончившееся для него плачевно, а второй стал одним из самых удачливых региональных лидеров.На Северном Кавказе трудно сделать политическую карьеру. Это правило верно и в отношении федеральных "варягов", которых в разное время назначали туда из Москвы улаживать острые ситуации (вспомним, как быстро закатилась звезда генерала Лебедя после Хасавюрта), и в отношении местных лидеров. В отличие от таких регионов, как Поволжье, Петербург, Урал, обильно поставляющих политические кадры на федеральную сцену, на Кавказе практически нет губернаторов, знакомых всей стране. Скандально известный борец с сионизмом Кондратенко, разумеется, не в счет. А фамилии Кокова, Джаримова, Магомедалиева мало что скажут широкой публике. Так уж сложилось, что нынешний Кавказ больше обращает на себя внимание драматическими новостями, а не лицами их участников.
И это вполне объяснимо. Регионы Северного Кавказа -- чуть ли не беднейшие в стране, и хотя из года в год на разных уровнях принимаются многочисленные программы их экономического развития, никаких перемен к лучшему так и не видно. На фоне разваливающейся экономики происходит пышный расцвет разного рода криминального бизнеса, начиная от браконьерства на Каспии и производства "паленой" водки и кончая наркотиками и похищениями людей. Наконец, на Кавказе уже десять лет идет война. В общем, поводов прославиться у местных руководителей нет. Не говоря уж о том, чтобы сделать федеральную карьеру.
И все же есть одно исключение, одна сверхудачная политическая карьера на Кавказе. Речь идет о президенте Республики Ингушетия генерале Руслане Султановиче Аушеве. Ингушский президент добился всего, о чем только может мечтать региональный руководитель в России: он пользуется практически полной самостоятельностью в своей "внутренней политике", успешно сочетает эту самостоятельность со всеми плюсами федеральной финансовой помощи и, наконец, является весьма влиятельным политиком общероссийского уровня. Но -- по порядку.
Президент-парадокс
Ингушетию даже с большой натяжкой трудно назвать трамплином в большую политику. Составляют ее три отделившихся в 1992 году от Чечено-Ингушской АССР района (Сунженский, Назрановский и Малгобекский), которые никогда не отличались высоким экономическим развитием. Республика, доставшаяся Аушеву, практически не имела промышленности, если не считать нескольких нефтяных скважин, а ее сельское хозяйство находилось на уровне позапрошлого века. Нельзя сказать, что с тех пор Ингушетия стала кавказским Гонконгом: ее промышленная база пополнилась лишь кирпичным заводом, принадлежащим главе "Славнефти" этническому ингушу Михаилу Гуцериеву, и несколькими предприятиями пищепрома. В инвестиционных рейтингах регионов республика также стабильно занимает одно из последних мест. Уровень безработицы, по оптимистическим оценкам, данным самим Аушевым в одном из его недавних "посланий парламенту и народу Республики Ингушетия", составляет около 50%.
Отражается ли это на политических позициях Аушева внутри республики? Нисколько. Более того, придя к власти в Ингушетии в феврале 1993-го в качестве харизматического национального лидера, сравнимого по популярности с ранним Ельциным в России или Дудаевым в Чечне, Аушев не только не растратил свой рейтинг, но и укрепил его, несмотря на все перипетии бурных постперестроечных лет. Оппозиции у президента практически нет, а сторонники за него горой. За все время своего правления в Ингушетии генерал трижды участвовал в президентских выборах -- в феврале 1993-го, марте 1994-го и марте 1998-го, неизменно набирая почти 100% голосов.
При этом власть, которой пользуется у себя в республике ингушский президент, огромна даже по кавказским меркам. Она не исчерпывается контролем над республиканской экономикой, в которой госсектор занимает основные позиции. К этому надо добавить свои МВД и судебную систему, практически ручной муфтият. Президенту есть дело буквально до всего, вплоть до театров, которые он журит за недостаточное внимание к национальной драматургии. Про облегченное отношение ингушских властей к российскому законодательству говорилось много, самый нашумевший пример -- известный президентский указ, разрешающий многоженство. У самого Аушева жена, правда, одна, но, поздравляя женщин Ингушетии с Международным женским днем, он всерьез сказал: "Желаю вам, чтобы вы рожали только мальчиков и не обижались на мужей, когда те приводят в дом вторую жену".
В республике вообще принято ставить пресловутую "национальную специфику", особенно тейповые отношения, на которых Аушев мечтает воспитывать молодежь, выше каких бы то ни было юридических норм. Аушев, например, любит повторять, что тейповые отношения являются стержнем ингушского общества, что их нужно возрождать. Между тем тейповые отношения, как и всякое наследие родо-племенного прошлого, помимо симпатичных обычаев (например, помощи богатых членов тейпа бедным) включают установления, решительно расходящиеся с современным правом,-- ту же кровную месть. Вполне может быть, что генерал использует уважение народа к национальным обычаям в своих целях -- недавно, например, всячески поддерживаемый им Совет старейшин едва не сместил прокурора.
Столь же парадоксальны отношения ингушского президента с Москвой.
Во-первых, фактический суверенитет не мешает Ингушетии стабильно сидеть на игле федеральных субсидий. Доля собственных средств в ее бюджете, по данным того же президентского послания, составляет чуть более 20%.
Во-вторых, роль Аушева в общероссийской политике слишком велика по сравнению с реальным экономическим весом его республики. Крупных промышленных предприятий общероссийского значения в Ингушетии нет. Население невелико даже по кавказским масштабам -- менее 250 тысяч человек, считая беженцев из Пригородного района Северной Осетии, живущих в республике со времени осетино-ингушского конфликта 1992 года. Другую республику такого масштаба в Москве и не замечали бы. Но не Ингушетию с ее президентом Русланом Аушевым. Он на порядок чаще, чем кто-либо из кавказских президентов, появляется на телеэкране. А как лидер национальной республики в составе РФ Аушев сравним по известности и влиятельности только с президентом Татарстана Минтимером Шаймиевым.
Причем это сравнение оказывается явно в пользу генерала. Аушев, лидер республики, живущей за счет федеральных субсидий, позволяет себе такую оппозиционность по отношению к Москве, на которую даже в самые лихие годы суверенизации не отваживался глава крупного региона-донора Шаймиев.
Ингушский президент уже почти два года остается одним из самых жестких критиков операции в Чечне, отставая в этом смысле разве что от Сергея Ковалева. Нынешняя голодовка в лагерях чеченских беженцев на территории Ингушетии явно пользуется негласной поддержкой президента Аушева. Может быть, именно поэтому в недрах МВД созрел план срочного перемещения беженцев в Чечню.
Аушев -- давний сторонник переговоров Москвы с Масхадовым, а именно на таких переговорах настаивают голодающие беженцы.
Наконец, в отличие от большинства губернаторов, молча проглотивших федеральную реформу Путина, Руслан Аушев осуждал ее в полный голос, открыто называл ошибкой и пугал возвращением к унитарному государству. Понятно, почему подобное фрондерство генерала легко сходило ему с рук при Ельцине: тогда федеральная власть была слаба и губернаторов вообще старались не трогать. Но сейчас, когда глав регионов отрешают от власти и за меньшие "проступки", феномен Ингушетии совершенно уникален.
Работа над ошибками
В чем кроются причины аушевского успеха и как сумел президент крошечной кавказской республики занять столь внушительное место на российской политической сцене?
Парадокс Аушева становится более понятным, если сопоставить его с другим известным кавказским лидером, тоже генералом и тоже вайнахом,-- Джохаром Дудаевым.
Биографии двух генералов очень похожи. Оба родились в Казахстане и помнят времена ссылки чеченцев и ингушей в Среднюю Азию. Оба сумели сделать блестящую карьеру в советских Вооруженных силах. Дудаев дослужился до должности командующего военным округом, Аушев прославился в Афганистане, став в 1982 году Героем Советского Союза. Для Кавказа такие карьеры значили особенно много: здесь авторитет соплеменников, ставших "большими людьми" вне малой родины, традиционно очень высок.
Оба генерала еще при советской власти были известны и популярны в своей республиках. Крушение СССР застало их практически в одинаковом положении харизматических национальных лидеров, с которыми связывались большие ожидания и надежды соплеменников. И именно в этот момент параллельные, казалось бы, пути Дудаева и Аушева разошлись.
Джохар Дудаев в 1991 году поторопился. Он стремился в максимально короткие сроки сконцентрировать в своих руках всю власть в республике, причем ради этого готов был идти и на весьма непопулярные, даже откровенно диктаторские шаги вроде насильственного роспуска Верховного совета Чечено-Ингушетии, чистки рядов приведшего его к власти Общенационального конгресса чеченского народа от нелояльных членов.
По мере того как усиливалось влияние Дудаева внутри республики, росла его политическая слепота. Генерал настолько вошел во вкус борьбы за власть, что не заметил, где надо остановиться. А фетиш "чеченской независимости", за которым погнался Дудаев, означал прямой вызов России. Национально-освободительная фразеология завела генерала настолько далеко, что возвращаться было уже поздно. Опрометчиво брошенные в массы лозунги пришлось воплощать в жизнь.
Путь борьбы за создание независимого чеченского государства, на который встал генерал Дудаев, ознаменовал закат его политической карьеры. Конечно, Россия проиграла первую чеченскую войну, но ведь и генерал Дудаев ее отнюдь не выиграл.
Некогда популярный среди российской демократической общественности политик приобрел репутацию едва ли не фашиста, доставшаяся ему республика, обладавшая к началу 90-х самой развитой на Северном Кавказе промышленностью, была практически полностью разрушена. Физическая смерть Дудаева лишь зафиксировала его политический крах.
История прихода в политику Руслана Аушева обросла многими легендами, возникшими, по большей части, с его собственной подачи. Ингушский лидер якобы испытывал отвращение к любым политическим играм, и лишь настоятельные просьбы страдающего ингушского народа заставили его взять на себя груз президентской должности.
Однако при взгляде на политическую биографию генерала трудно отделаться от мысли, что он внимательно следил за карьерой Дудаева и многому научился на ошибках чеченского лидера.
Еще в ходе перестроечных бурь Аушев продемонстрировал блестящее владение одной из главных составляющих политического искусства -- умением выжидать. Хотя его путь в политику начался, как и у подавляющего большинства представителей современной российской элиты, с памятного съезда народных депутатов 1989 года, генерал-афганец предпочитал в то время держаться в тени, не примыкая ни к одной из конкурирующих депутатских группировок и почти демонстративно занимаясь "конкретным делом" -- проблемами ветеранов Афганистана. Не участвовал он и в тогдашней бурной политической жизни на Кавказе. Аушев не оставил никакого следа ни в шумной кампании по отделению Ингушетии от Чечено-Ингушской АССР, ни в событиях дудаевской "революции" осени 1991 года.
Будущий ингушский президент практически остался в стороне от борьбы ингушей за передачу в состав их республики Пригородного района Северной Осетии, борьбы, приведшей к кровавым столкновениям в ноябре 1992 года. Аушев появился на Кавказе уже после того, как "горячая" фаза межэтнического конфликта была завершена. И оказался в нужное время в нужном месте.
Надо сказать, что осетино-ингушский конфликт стал катастрофой для Ингушетии. Попытка "административно переподчинить" Пригородный район окончилась неудачей. Изгнание ингушей из Северной Осетии, в котором непосредственное участие принимали российские войска, привело к тому, что республику наводнили беженцы, и породило ненависть к Москве. Наконец, политические лидеры ингушей Бесултан Сейнароев, Бембулат Богатырев, Иса Кодзоев, властители дум перестроечной эпохи, всю свою деятельность направлявшие на "раскручивание" конфликта, утратили всякий кредит доверия.
И в этот момент появился Аушев. Генерал, депутат, известный в Москве лидер ветеранов-афганцев. Новый для Ингушетии политик, не ассоциировавшийся с неприятным недавним прошлым.
Интересно, что политический потенциал генерала попытались сначала использовать московские власти, назначившие его заместителем главы временной администрации в районе конфликта. Однако такая роль Аушева не устраивала. Он быстро ушел в отставку, сославшись на проосетинскую позицию главы администрации. И буквально сразу же ингуши позвали его обратно. В феврале 1993-го Руслан Аушев победил на выборах президента республики. К слову, "призвание на президентство" происходило дважды: сначала в 1993 году, а затем год спустя, когда Аушев, добившись принятия республиканской конституции и назначив дату президентских выборов, отказался от участия в них.
Его опять всенародно просили -- и упросили. Здесь и кроется одна из причин прочности аушевской власти: "призванный" лидер всегда неуязвим.
Будучи президентом Ингушетии, Руслан Аушев не стал повторять ошибки Дудаева. Хотя все предпосылки для возникновения сепаратизма в Ингушетии тогда существовали, президент понял, что чеченский путь -- тупиковый. Гораздо выгоднее для него было занять позицию лидера, способного удержать ингушей от радикальных действий вроде мести осетинам или отделения от России. Ситуация на Кавказе делала такого лидера незаменимым для Москвы.
Начало чеченского конфликта в конце 1994 года только усилило незаменимость Аушева. После того как он удержал ингушей от мести за "чеченских братьев", федеральное руководство могло позволить ему все, что угодно. Дружественный нейтралитет по отношению к воюющей Чечне, занятый тогда Ингушетией, хотя и вызывал критику в прессе, не имел ровным счетом никаких последствий для генерала. Ведь с точки зрения увязшей в войне Москвы, это было лучше, чем открытое противостояние. Опасение центральных властей "как бы не было хуже" обеспечил ингушскому президенту беспрецедентную даже для регионального лидера ельцинской эпохи свободу. Именно в период первой чеченской кампании и после ее завершения генерал Аушев сумел выстроить систему собственной власти в республике и приобрел благодаря своей позиции "миротворца" и "посредника" несопоставимую с реальным экономическим весом Ингушетии роль в федеральной политике.
Что дальше?
Руслан Аушев не просто хорошо поработал над ошибками Дудаева. Можно смело сказать, что без чеченского лидера не состоялась бы карьера ингушского. Аушев привык существовать на фоне мятежной Чечни, и его противостояние Москве было бы невозможно, если в головах федеральных чиновников не было бы совершенно четкого понимания, что ингушский президент, каким бы он ни был, все же не Басаев. Да и позиции центральной власти на Кавказе при Ельцине были настолько слабы, что Москва была довольна и полулояльностью местных лидеров.
Вопрос только в том, сможет ли Аушев и дальше строить свою политику в том же ключе. Он блестяще освоил искусство ловли рыбы в мутной воде переходного периода. Однако этот период постепенно уходит в прошлое, а вместе с ним удаляются политики, подобные ингушскому президенту. Что же касается Чечни, то, несмотря на все ошибки и поражения, Москва проявляет гораздо большую решимость, чем в первую войну, причем отвергает все попытки ингушского президента сыграть столь привычную ему роль "посредника". Кстати, возможно, именно с этим связана жесткая оппозиционность Руслана Аушева по отношению к Путину: тот не хочет слушать мудрые советы "правильного" вайнахского лидера.
Да и от губернаторов Москва сейчас требует гораздо больше, чем два-три года назад. Во всяком случае, им стало гораздо сложнее сочетать внешнюю лояльность с внутренней самостийностью. И их отказ от сепаратизма центральные власти воспринимают уже не как неожиданный подарок, а как нечто само собой разумеющееся. Самые внимательные уже уловили, куда ветер дует: достаточно взглянуть, как "построился" перед новым российским президентом Кирсан Илюмжинов. Хватит ли у ингушского лидера политического чутья, чтобы найти свое место в новой политической системе? Или афганец Аушев повторит судьбу афганца Руцкого?
ЮРИЙ ЗВОНАРЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
