26 апреля 2024
USD 92.13 -0.37 EUR 98.71 -0.2
  1. Главная страница
  2. Архив
  3. Архивная публикация 2000 года: "Этика и психология семейной жизни"

Архивная публикация 2000 года: "Этика и психология семейной жизни"

Не исключено, что такие разные таланты проявились у г-на Лопутина в полную силу благодаря профессиональной поддержке: его жена Вита Панченко по специальности врач-психотерапевт.Вита Панченко: В 1983 году я окончила Второй медицинский институт, потом ординатуру по психотерапии, работала в остром мужском отделении 15-й психиатрической больницы. Мне пришлось оставить работу, когда наша дочь Яна пошла в школу.
Нателла Болтнянская: Так сильно надоела больница?
В.П.: Два напряженно работающих человека для одной семьи слишком много. Мужчины меньше защищены в жизни, и профессиональная самореализация для них важнее. Понятно, что пластической хирургией дома заниматься нельзя. А вот психотерапией вполне возможно. Каждый человек, особенно женщина, должен владеть основами психотерапии, и тогда будут семья, уют, тепло в доме. И в том, что это все есть у нас, безусловно, моя заслуга.
Н.Б.: Евгений Лапутин -- известный пластический хирург. А вы сами его услугами пользовались?
В.П.: Да, я делала подтяжку верхних век. Что-либо еще менять не хочу, но если появится необходимость, обращусь к хирургу Евгению Лапутину: он виртуоз и у меня к нему блат.
Я вообще положительно отношусь к пластической хирургии. Лица большинства женщин с возрастом приобретают отпечаток обреченности и усталости. Если в этой ситуации может помочь скальпель, то зачем же от него отказываться? Актерам, телеведущим, политикам пластическая хирургия продлевает профессиональную жизнь. Для них операции почти служебная необходимость.
Но в любом случае, на это надо идти только ради самого себя. Очень часто пациенты преследуют иные цели, например сохранить или завоевать кого-то. Но ведь понятно, что сами по себе форма носа или количество морщинок под глазами роли не играют.
Н.Б.: Говорят, что врачам непросто оперировать близких.
В.П.: Скорее, наоборот: непросто было мне. Когда я лежала на операционном столе, считая секунды до окончания операции, Женя начал бродить по операционной и вслух мечтать о том, что получит на ужин. Я готова была его убить, но обещала все, что угодно, так как один глаз еще не был зашит. Он оперировал и наших мам.
Н.Б.: Евгений Борисович занимается пластической хирургией двенадцать лет. А где он учился?
В.П.: В Третьем медицинском. Затем работал нейрохирургом в Склифе. Я была против работы Жени в Институте красоты. Нейрохирургия казалась мне высокой врачебной наукой, в то время как пластическая хирургия представлялась подобием парикмахерского искусства. И потом, я боялась, что Институт красоты -- это какие-то необыкновенные красотки, одна из которых может увести моего мужа.
Только когда он начал работать и я увидела первые положительные результаты, я поняла, что его новая профессия сродни искусству и не менее экстремальна, чем нейрохирургия.
Н.Б.: А как насчет красоток?
В.П.: Пациентки должны быть влюблены в своего врача, особенно если речь идет о пластическом хирурге. Частенько они готовы продолжить знакомство и после операции. Я занимаю партнерскую позицию и нередко работаю секретарем Жени. Дружеские отношения с пациентами -- одна из составляющих его профессии, и к этому надо относиться спокойно. Моя задача -- поддерживать мужа и, когда надо, по-человечески сочувствовать пациенткам.
Что же касается красоток, то, не будучи фаталисткой, я все же уверена, что, если в моей жизни все будет идти от сердца, ничего плохого со мной и моими близкими не произойдет.
Н.Б.: А как вы с Евгением Лопутиным познакомились?
В.П.: Нас познакомил Женин друг, с которым я встречалась. Что странно, Женя не то чтобы мне не понравился -- я его не заметила. На следующий день он пригласил меня в кино -- я отказалась. И отказывалась еще много раз.
Месяца через три мы случайно встретились на дне рождения у общего приятеля. Женя начал мне звонить, потом я ему. Разговоры с ним стали как наркотик: его эрудиция, нестандартность мышления, эмоциональность покоряли безвозвратно. Но все четыре года мы не виделись и жили каждый своей жизнью.
Потом года полтора мы просто встречались. Денег у нас не было, и мы в основном гуляли по улицам. Я очень далеко жила, и, вероятно, ему элементарно надоело меня провожать за город. Женя поставил ультиматум: или я выхожу за него замуж, или мы прекращаем всякие отношения. А мне не то что за него -- вообще замуж не хотелось. Но терять его тоже было жалко. Пришлось пойти в загс.
Н.Б.: Менее романтичной истории я не слышала.
В.П.: А в наших отношения и не было особой романтики, они начинались не с вулканической страсти, а с общения. Женя вообще всю романтику прячет глубоко внутрь. А для меня любовь -- это не страсть, а необходимость иметь рядом конкретного человека, желание раствориться в нем, потребность слышать его голос, смотреть ему в глаза, прикасаться к руке. Многие люди слишком много говорят о любви, но любовь не сиюминутное происшествие. За любовь часто принимают бурлящую физиологию. На мой же взгляд, это чувство приходит потом.
Н.Б.: Считается, что потом приходит привычка.
В.П.: Привычка -- это страшно. Нельзя смотреть на близкого человека как на шкаф. Должна быть потребность в общении. Мы разговариваем постоянно, нам не так уж важно -- о чем. Хотя последнее время Женя так сильно занят, что у меня иногда возникает желание записаться к нему на прием, чтобы он уделил мне больше времени.
Н.Б.: Евгений Лапутин -- весьма разносторонняя личность. Пластический хирург, главный редактор "Новой юности", научный редактор косметологического журнала Kosmetik International, кандидат в мастера по конькобежному спорту, играет в футбол и теннис. И все это в одном флаконе. А каков он в быту?
В.П.: Разный. Вместо любовно приготовленного кулинарного изыска он может попросить бутерброд с колбасой. А еще он никогда в жизни не танцевал, но однажды услышал "Мумий Тролля" -- и подтанцовывал под него почти всю новогоднюю ночь. В быту же он абсолютно беспомощен.
Что касается Лапутина-литератора, то он мне одно время очень мешал жить. Его рабочий кабинет находился у нас на кухне. А творить он мог или вечером, или в выходные. Нормальные люди в это время отдыхают, ходят в кино и в гости, а он стучал на пишущей машинке.
Откровенно говоря, я не могу читать рукописи, так что прочитала его тексты, когда он начал издаваться. И сразу же поняла, что он как-то не по-современному хорошо владеет русским языком.
Я стала читать других наших авторов, и это еще больше укрепило меня во мнении, что Женя -- лучший. Я так говорю не потому, что я его жена, или не только поэтому. Просто у меня есть собственное мнение, и я уверена в своей правоте. Мне очень нравится его стиль, то, как он пишет. В его литературе есть определенная музыка, магия.
Н.Б.: Ну, как известно, на вкус и цвет...
В.П.: А вкус надо воспитывать. В этом проблема современности: воспитательный процесс ослаб. Получилось, что великая русская литература сама по себе, а современная жизнь -- сама по себе. Большинство сегодня зачитывается бульварными романами, а настоящая литература требует определенных интеллектуальных усилий. Женя подсунул нашей дочери Воннегута, когда ей было 8 лет,-- и был прав.
И традиции для воспитания вкуса важны. Закладывать крахмальную салфетку за воротник порой весьма утомительно, но строгий обеденный ритуал дисциплинирует и возвышает. Переодевайтесь к обеду и -- на здоровье -- чувствуйте себя элитой.
Н.Б.: Знаете, сейчас такое время, когда чувствовать себя элитой мешает элементарное отсутствие денег.
В.П.: Если речь идет о проблемах социальных, то, на мой взгляд, первые, кого нужно обеспечить средствами любым путем,-- врачи, учителя и милиция. Это база, на которой держится общество.
В любом американском городе, в любой провинции пойдешь налево -- увидишь "Макдоналдс", направо -- церковь, прачечную, супермаркет и полицейский участок.
Мы семнадцать лет жили в Чертанове. Это другой город -- не Москва. Там вообще нет инфраструктуры, которая, безусловно, главный признак цивилизации. На первый взгляд, это такие мелочи! Но я вам как психолог говорю: они определяют модели поведения. И не одного человека, а масс, миллионов. В Америке есть жесткая социальная структура -- и там, например, подростки до определенного возраста хиппуют, курят марихуану, а потом надевают белые воротнички и становятся яппи. В нашей стране структуры нет: ты в семнадцать лет можешь оттягиваться по полной программе и вдруг поймешь, что тебе уже сорок, ты не сделал ни шага вперед и перспектив у тебя нет.
Н.Б.: А ваша 17-летняя дочь Яна сейчас оттягивается по полной программе?
В.П.: Наша дочь Яна учится на первом курсе РГГУ, на факультете психологии.
Н.Б.: Пошла по маминым стопам?
В.П.: Не только по моим. У меня психиатры мама и сестра. Мы не давили на Яну. Наверное, она сама рассудила, что знания по психологии необходимы во всех сферах жизни -- и на работе, и в семье.
Мне очень нравится наша дочь. Я знаю и ее недостатки, и ее достоинства, но, по большому счету, она хороший, умный и честный человек.
Н.Б.: Это результат воспитания?
В.П.: У нас в семье никогда не было диктата со стороны старших. Как только у Яны появилось собственное мнение -- это произошло лет в пять,-- мы это мнение стали учитывать. Она у нас повзрослела довольно рано, поскольку привыкла общаться со взрослыми. У нас не было закрытых для обсуждения тем. Ей сейчас бывает трудно общаться с подростками, она читает книжки, и ее интересы только тряпками и тусовками не ограничиваются.
Однажды, еще когда она училась в школе, ей захотелось пойти поработать. Не ради денег. Ей хотелось дела. Это странно, но она пошла вытряхивать пепельницы в один ресторан, где официантами подрабатывали студенты Щукинского училища. И провела там все каникулы.
Казалось бы, что можно для себя найти в ресторане? Но для нее это была возможность испытать себя, влиться в новый коллектив, ей там было интересно.
Н.Б.: Яна -- благополучный ребенок. Считается, что такие дети плохо приспособлены к жизни.
В.П.: Я верю в то, что в ее жизни будет все в порядке. Вообще, порядок в чьей-либо жизни -- дело рукотворное. Важно не опускать руки, и все будет хорошо.

Не исключено, что такие разные таланты проявились у г-на Лопутина в полную силу благодаря профессиональной поддержке: его жена Вита Панченко по специальности врач-психотерапевт.Вита Панченко: В 1983 году я окончила Второй медицинский институт, потом ординатуру по психотерапии, работала в остром мужском отделении 15-й психиатрической больницы. Мне пришлось оставить работу, когда наша дочь Яна пошла в школу.

Нателла Болтнянская: Так сильно надоела больница?

В.П.: Два напряженно работающих человека для одной семьи слишком много. Мужчины меньше защищены в жизни, и профессиональная самореализация для них важнее. Понятно, что пластической хирургией дома заниматься нельзя. А вот психотерапией вполне возможно. Каждый человек, особенно женщина, должен владеть основами психотерапии, и тогда будут семья, уют, тепло в доме. И в том, что это все есть у нас, безусловно, моя заслуга.

Н.Б.: Евгений Лапутин -- известный пластический хирург. А вы сами его услугами пользовались?

В.П.: Да, я делала подтяжку верхних век. Что-либо еще менять не хочу, но если появится необходимость, обращусь к хирургу Евгению Лапутину: он виртуоз и у меня к нему блат.

Я вообще положительно отношусь к пластической хирургии. Лица большинства женщин с возрастом приобретают отпечаток обреченности и усталости. Если в этой ситуации может помочь скальпель, то зачем же от него отказываться? Актерам, телеведущим, политикам пластическая хирургия продлевает профессиональную жизнь. Для них операции почти служебная необходимость.

Но в любом случае, на это надо идти только ради самого себя. Очень часто пациенты преследуют иные цели, например сохранить или завоевать кого-то. Но ведь понятно, что сами по себе форма носа или количество морщинок под глазами роли не играют.

Н.Б.: Говорят, что врачам непросто оперировать близких.

В.П.: Скорее, наоборот: непросто было мне. Когда я лежала на операционном столе, считая секунды до окончания операции, Женя начал бродить по операционной и вслух мечтать о том, что получит на ужин. Я готова была его убить, но обещала все, что угодно, так как один глаз еще не был зашит. Он оперировал и наших мам.

Н.Б.: Евгений Борисович занимается пластической хирургией двенадцать лет. А где он учился?

В.П.: В Третьем медицинском. Затем работал нейрохирургом в Склифе. Я была против работы Жени в Институте красоты. Нейрохирургия казалась мне высокой врачебной наукой, в то время как пластическая хирургия представлялась подобием парикмахерского искусства. И потом, я боялась, что Институт красоты -- это какие-то необыкновенные красотки, одна из которых может увести моего мужа.

Только когда он начал работать и я увидела первые положительные результаты, я поняла, что его новая профессия сродни искусству и не менее экстремальна, чем нейрохирургия.

Н.Б.: А как насчет красоток?

В.П.: Пациентки должны быть влюблены в своего врача, особенно если речь идет о пластическом хирурге. Частенько они готовы продолжить знакомство и после операции. Я занимаю партнерскую позицию и нередко работаю секретарем Жени. Дружеские отношения с пациентами -- одна из составляющих его профессии, и к этому надо относиться спокойно. Моя задача -- поддерживать мужа и, когда надо, по-человечески сочувствовать пациенткам.

Что же касается красоток, то, не будучи фаталисткой, я все же уверена, что, если в моей жизни все будет идти от сердца, ничего плохого со мной и моими близкими не произойдет.

Н.Б.: А как вы с Евгением Лопутиным познакомились?

В.П.: Нас познакомил Женин друг, с которым я встречалась. Что странно, Женя не то чтобы мне не понравился -- я его не заметила. На следующий день он пригласил меня в кино -- я отказалась. И отказывалась еще много раз.

Месяца через три мы случайно встретились на дне рождения у общего приятеля. Женя начал мне звонить, потом я ему. Разговоры с ним стали как наркотик: его эрудиция, нестандартность мышления, эмоциональность покоряли безвозвратно. Но все четыре года мы не виделись и жили каждый своей жизнью.

Потом года полтора мы просто встречались. Денег у нас не было, и мы в основном гуляли по улицам. Я очень далеко жила, и, вероятно, ему элементарно надоело меня провожать за город. Женя поставил ультиматум: или я выхожу за него замуж, или мы прекращаем всякие отношения. А мне не то что за него -- вообще замуж не хотелось. Но терять его тоже было жалко. Пришлось пойти в загс.

Н.Б.: Менее романтичной истории я не слышала.

В.П.: А в наших отношения и не было особой романтики, они начинались не с вулканической страсти, а с общения. Женя вообще всю романтику прячет глубоко внутрь. А для меня любовь -- это не страсть, а необходимость иметь рядом конкретного человека, желание раствориться в нем, потребность слышать его голос, смотреть ему в глаза, прикасаться к руке. Многие люди слишком много говорят о любви, но любовь не сиюминутное происшествие. За любовь часто принимают бурлящую физиологию. На мой же взгляд, это чувство приходит потом.

Н.Б.: Считается, что потом приходит привычка.

В.П.: Привычка -- это страшно. Нельзя смотреть на близкого человека как на шкаф. Должна быть потребность в общении. Мы разговариваем постоянно, нам не так уж важно -- о чем. Хотя последнее время Женя так сильно занят, что у меня иногда возникает желание записаться к нему на прием, чтобы он уделил мне больше времени.

Н.Б.: Евгений Лапутин -- весьма разносторонняя личность. Пластический хирург, главный редактор "Новой юности", научный редактор косметологического журнала Kosmetik International, кандидат в мастера по конькобежному спорту, играет в футбол и теннис. И все это в одном флаконе. А каков он в быту?

В.П.: Разный. Вместо любовно приготовленного кулинарного изыска он может попросить бутерброд с колбасой. А еще он никогда в жизни не танцевал, но однажды услышал "Мумий Тролля" -- и подтанцовывал под него почти всю новогоднюю ночь. В быту же он абсолютно беспомощен.

Что касается Лапутина-литератора, то он мне одно время очень мешал жить. Его рабочий кабинет находился у нас на кухне. А творить он мог или вечером, или в выходные. Нормальные люди в это время отдыхают, ходят в кино и в гости, а он стучал на пишущей машинке.

Откровенно говоря, я не могу читать рукописи, так что прочитала его тексты, когда он начал издаваться. И сразу же поняла, что он как-то не по-современному хорошо владеет русским языком.

Я стала читать других наших авторов, и это еще больше укрепило меня во мнении, что Женя -- лучший. Я так говорю не потому, что я его жена, или не только поэтому. Просто у меня есть собственное мнение, и я уверена в своей правоте. Мне очень нравится его стиль, то, как он пишет. В его литературе есть определенная музыка, магия.

Н.Б.: Ну, как известно, на вкус и цвет...

В.П.: А вкус надо воспитывать. В этом проблема современности: воспитательный процесс ослаб. Получилось, что великая русская литература сама по себе, а современная жизнь -- сама по себе. Большинство сегодня зачитывается бульварными романами, а настоящая литература требует определенных интеллектуальных усилий. Женя подсунул нашей дочери Воннегута, когда ей было 8 лет,-- и был прав.

И традиции для воспитания вкуса важны. Закладывать крахмальную салфетку за воротник порой весьма утомительно, но строгий обеденный ритуал дисциплинирует и возвышает. Переодевайтесь к обеду и -- на здоровье -- чувствуйте себя элитой.

Н.Б.: Знаете, сейчас такое время, когда чувствовать себя элитой мешает элементарное отсутствие денег.

В.П.: Если речь идет о проблемах социальных, то, на мой взгляд, первые, кого нужно обеспечить средствами любым путем,-- врачи, учителя и милиция. Это база, на которой держится общество.

В любом американском городе, в любой провинции пойдешь налево -- увидишь "Макдоналдс", направо -- церковь, прачечную, супермаркет и полицейский участок.

Мы семнадцать лет жили в Чертанове. Это другой город -- не Москва. Там вообще нет инфраструктуры, которая, безусловно, главный признак цивилизации. На первый взгляд, это такие мелочи! Но я вам как психолог говорю: они определяют модели поведения. И не одного человека, а масс, миллионов. В Америке есть жесткая социальная структура -- и там, например, подростки до определенного возраста хиппуют, курят марихуану, а потом надевают белые воротнички и становятся яппи. В нашей стране структуры нет: ты в семнадцать лет можешь оттягиваться по полной программе и вдруг поймешь, что тебе уже сорок, ты не сделал ни шага вперед и перспектив у тебя нет.

Н.Б.: А ваша 17-летняя дочь Яна сейчас оттягивается по полной программе?

В.П.: Наша дочь Яна учится на первом курсе РГГУ, на факультете психологии.

Н.Б.: Пошла по маминым стопам?

В.П.: Не только по моим. У меня психиатры мама и сестра. Мы не давили на Яну. Наверное, она сама рассудила, что знания по психологии необходимы во всех сферах жизни -- и на работе, и в семье.

Мне очень нравится наша дочь. Я знаю и ее недостатки, и ее достоинства, но, по большому счету, она хороший, умный и честный человек.

Н.Б.: Это результат воспитания?

В.П.: У нас в семье никогда не было диктата со стороны старших. Как только у Яны появилось собственное мнение -- это произошло лет в пять,-- мы это мнение стали учитывать. Она у нас повзрослела довольно рано, поскольку привыкла общаться со взрослыми. У нас не было закрытых для обсуждения тем. Ей сейчас бывает трудно общаться с подростками, она читает книжки, и ее интересы только тряпками и тусовками не ограничиваются.

Однажды, еще когда она училась в школе, ей захотелось пойти поработать. Не ради денег. Ей хотелось дела. Это странно, но она пошла вытряхивать пепельницы в один ресторан, где официантами подрабатывали студенты Щукинского училища. И провела там все каникулы.

Казалось бы, что можно для себя найти в ресторане? Но для нее это была возможность испытать себя, влиться в новый коллектив, ей там было интересно.

Н.Б.: Яна -- благополучный ребенок. Считается, что такие дети плохо приспособлены к жизни.

В.П.: Я верю в то, что в ее жизни будет все в порядке. Вообще, порядок в чьей-либо жизни -- дело рукотворное. Важно не опускать руки, и все будет хорошо.

НАТЕЛЛА БОЛТНЯНСКАЯ

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».