26 апреля 2024
USD 92.13 -0.37 EUR 98.71 -0.2
  1. Главная страница
  2. Архив
  3. Архивная публикация 2006 года: "«Газпром» – серьезная головная боль России»"

Архивная публикация 2006 года: "«Газпром» – серьезная головная боль России»"

«Газпром» популяризирует в России «энергетическую мифологию», прикрывая реальные проблемы газовой отрасли мнимыми. О том, в какой тупик это может завести российский ТЭК, «Профилю» рассказал президент Института энергетической политики Владимир Милов.Из исследования «Актуальные проблемы газовой отрасли», подготовленного Институтом энергетической политики, следует, что «Газпром» занимается подменой приоритетов. Проблемы, которые монополист навязывает в качестве основных — споры вокруг цен на газ для Украины и Белоруссии, необходимость замещения газа другими видами топлива на внутреннем рынке и забота о капитализации «Газпрома», — не имеют ничего общего с реальными проблемами газовой отрасли. А реальность между тем не радужная: падение добычи газа при продолжающемся росте внутреннего спроса, отсутствие достаточных инвестиций в газодобычу и препятствия для развития бизнеса независимых производителей. Затягивание с решением этих проблем грозит обернуться коллапсом для газовой отрасли.

— Владимир Станиславович, ваше исследование, скорее, похоже на хорошо аргументированное разоблачение.

— Мы попытались обратить внимание на необходимость признать, что болезнь существует, и понять, что за лекарством далеко ходить не надо. Нам уже не верят, что мы можем исполнять свои обязательства по поставкам газа.

— Появление термина «энергетическое оружие» и его частое применение по отношению к России — вы об этом?

— До появления такой практики отношения между Россией и Западом в сфере энергетики строились исключительно на коммерческой основе. К сожалению, в последнее время российская сторона по своей инициативе начала эти отношения взламывать. Мы демонстративно закрываем двери перед иностранными инвесторами. Выкручиваем руки центральноазиатским странам, чтобы не пустить их на европейские рынки. В общем, стало ясно, что Россия намерена использовать свой энергетический потенциал для достижения политических целей. В долгосрочной перспективе это принесет нам больше вреда, поскольку репутационный ущерб вполне способен обернуться материальными потерями. Я думаю, европейские компании скоро выставят России совершенно новые, неблагоприятные условия закупок газа. Например, для начала предложат отвязать формулу цены при поставках газа от цены на нефть.

— Но Европа зависит от поставок российского газа. Что должно случиться, чтобы европейцы пошли на откровенно враждебные действия в отношении «Газпрома»?

— Зависимость Европы от российского газа сильно переоценена. Только в двух странах доля импорта газа из России в общей структуре потребления первичной энергии выше 20% — в Венгрии и Словакии. К тому же газ, в отличие от нефти, является заменяемым ресурсом. На газомазутных станциях его легко заменят на мазут. И если учесть, что Россия получает более 90% своих нефтегазовых доходов с европейского рынка, мы увидим, что слова о «взаимозависимости» действительно приобретают реальное значение.

— «Газпром» планирует внедриться и на газораспределительный рынок Европы...

— Пока ничего не получается. Между прочим, до того, как возникла тенденция мешать энергетику с политикой, российские компании спокойно покупали за рубежом активы. Сейчас даже появление такого покупателя, как Алексей Мордашов, никак формально не связанного с правительством, вызывает подозрение, что это проекция российского политического влияния. Если бы в России вместо «Газпрома» существовало несколько крупных газодобывающих частных компаний и если бы власть не политизировала так энергетику, то можно было бы купить ту же Centrica без проблем.

— Иностранные компании заинтересованы в сотрудничестве с «Газпромом»: их манят российские запасы газа. Но самый амбициозный проект — освоение Штокмана — продвигается медленно. Почему, по вашему мнению, «Газпром» уже несколько раз переносил объявление конечного списка партнеров по Штокману?

— Потому что он не в состоянии сдвинуть этот проект с мертвой точки. Кроме того, основные лоббистские силы внутри самого «Газпрома» не хотят этого делать. Как они работают? У них до сих пор годичный финансовый план и годичная инвестпрограмма утверждаются в марте начавшегося финансового года. И это у компании, работающей с проектами, длительность которых в среднем превышает десять лет! Ну, представьте, что «Газпром» начнет реально работать на Штокмане. Это означает, что как минимум на 5—7 лет, если он будет контролировать более 50% в проекте и проект будет развиваться за счет акционерного финансирования, он должен омертвить несколько миллиардов долларов. Вместо того чтобы купить на них какой-нибудь актив в Европе, он должен будет закапывать их в недра, море, инфраструктуру, которые начнут генерировать наличность только после 2012 года. Честно говоря, нынешнее руководство «Газпрома» не производит впечатления людей, которые думают о том, где они будут после 2012 года.

— Ну, в общем, и прежнее руководство «Газпрома» не слишком активно занималось Штокманом…

— История со Штокманом тянется с конца 90-х годов. Складывается ощущение, что произойдет то, что однажды уже произошло на Сахалине: каким-то образом удастся заманить иностранных инвесторов, которые все-таки сделают этот проект, потому что они, в отличие от наших, привыкли к длинным инвестиционным циклам. Наши же компании до сих пор живут постсоветской ментальностью инвестирования проектов за счет собственных средств и еще очень краткосрочных циклов планирования. Это — не лечится. Та же история с освоением Ямала это доказывает. В 1993 году, когда «Газпром» получал лицензии на Ямал, предусматривалось, что ямальские месторождения будут введены в разработку к концу 90-х годов. Но до сих пор ничего не сделано. Им продлили лицензии до 2008—2012 годов. Но теперь топ-менеджеры «Газпрома» в интервью говорят о том, что не видят никаких оснований спешить с освоением Ямала.

— Почему вопрос цен на газ для Украины и Белоруссии вы отнесли к разряду мнимых проблем газовой отрасли?

— Это не является серьезной самостоятельной проблемой просто потому, что объемы поставок газа на постсоветский рынок небольшие. Я вообще не понимаю, чего столько шума устроили из-за этих поставок на Украину? И это в то время, когда надо думать о том, чтобы формировать себе устойчивые рынки в северо-западной Европе. «Газпрому» надо сосредоточивать усилия совсем на других приоритетах, а не на тех, которые он преподносит публике как главные. Что, кстати, еще больше вызывает подозрение в том, что эти приоритеты являются политически мотивированными.

— В вашем исследовании утверждается, что главная проблема «Газпрома» — падение добычи газа при растущем внутреннем спросе. Однако сам «Газпром» заявляет, что в его планах наращивание добычи до 610—630 млрд. кубометров к 2030 году.

— В конце 90-х годов, когда «Газпром» возглавлял Рем Вяхирев, он обещал: не смотрите, что добыча не растет, вот только мы введем Заполярное, вы увидите, как добыча пойдет вверх. В 2005 году Заполярное вышло на полную проектную мощность — 100 млрд. кубометров. Но общий объем добычи газа «Газпромом» не растет! Это значит, что падение добычи на базовых месторождениях, прежде всего на Уренгое, настолько серьезно, что ввод Заполярного не смог переломить ситуацию. Представляете, в какую яму проваливаются Уренгой и Ямбург? При этом введение Ямала откладывается на неопределенный срок. Даже если завтра из Стабфонда начнут туда инвестировать столько, сколько надо, — а на всю программу освоения Ямала нужно чуть больше, чем у нас есть сегодня в Стабфонде, — то все равно раньше 2012 года мы ямальского газа не увидим.

Вопрос: что будет происходить все это время? Ясно уже, что падение добычи в Надым-Пуртазовском районе — история, которую от нас прячут. А дело-то серьезное. Вот в этом году впервые у нас начали ограничивать по газу электростанции летом. Представьте себе, что такое для РАО ЕЭС, когда у них резкий рост спроса на энергию, получить телеграмму об ограничении поставок газа. В результате в январе—феврале РАО ЕЭС тратило около $50 млн. в неделю, не предусмотренных ни в бюджете, ни в тарифах, на покупку мазута. На который, между прочим, буквально за одну ночь цена поднялась с 2 тыс. до 10 тыс. рублей.

Такого масштаба проблем в энергетике у нас не было с конца 80-х годов. К тому же нынешняя ситуация имеет ярко выраженную специфику — дифференциация между пиковым и абсолютным спросом гораздо сильнее, чем в те годы. Максимум электроэнергетических нагрузок вырос всего за шесть лет на 20 тыс. мегаватт. Это мощность двух оптово-генерирующих компаний. При этом рост спроса на электроэнергию был, если не ошибаюсь, всего 8% за эти шесть лет, а рост максимума нагрузок в два раза больше — 15%. Такая же ситуация реплицируется и на газ: то есть рост пиковых спросов в холодные периоды гораздо выше, чем абсолютный рост по году. Но, к сожалению, газовая отрасль не справляется с этим. Потому что она занимается такими вещами, как Украина, диверсификация топливного баланса и капитализация «Газпрома».

Между тем реальные трудности «Газпрома» приведут к серьезным проблемам на внутреннем рынке.

— Так, может быть, действительно стоит пересмотреть энергетический баланс?

— Из-за того, что ситуация с другими энергоносителями очень ограничена по возможностям и часто неэффективна по экономическим показателям, выбор у потребителей зачастую такой: либо развиваться на газе, либо вообще ничего не делать. Никто не будет строить котельную в Одинцовском районе, рассчитывая возить уголь из Красноярска.

У нас не случайно складывается такой энергобаланс. Доминировать газ будет все равно, потому что нет иного варианта. Угольные станции можно развивать только как централизованные крупные объекты, работающие на рынок, и то надо считать их конкурентоспособность. С атомом ситуация еще хуже. Главная проблема с АЭС заключается в том, что они не гибки по графику. Они могут выдавать всю свою мощность только ровным графиком днем, ночью… На колебания графика потребления электричества они не в состоянии реагировать. Это для диспетчеров катастрофическая проблема.

— То есть когда советское руководство принимало решение о введении газовой паузы, действовало правильно?

— Оно приняло абсолютно правильное решение. В мире очень быстро поняли, что газ — не только эффективное топливо с точки зрения технологий и выработки энергии, у него есть и масса косвенных преимуществ, образующих серьезный интегральный эффект. Это решение просто лежало на поверхности. Но сейчас, как мне видится, мы из ситуации, которую называют газовой паузой, скатываемся в газовую яму.

— Как из нее выбираться?

— На мой взгляд, если отвлечься от истерики и мифов, то складывается некая рациональная картинка, в сторону которой ситуация будет двигаться, если все отдать на откуп рыночным силам.

— Отношение к рыночным силам лучше всего демонстрирует планомерное истребление независимых производителей газа.

— Я не соглашусь с вами. Потому что, во-первых, влияние рыночных сил будет сохраняться и как раз они не дадут ситуации приобрести катастрофический характер. В данном случае под рыночными силами я подразумеваю нефтяную и угольную отрасли, которые вернуть под полный госконтроль будет сложно.

— А опыт ЮКОСа? А непонятная ситуация с ТНК-ВР? Вы считаете, что все уже закончилось?

— Безусловно, не закончилось. Но пока дальнейшего развития не наблюдается.

— Однако нормальное развитие бизнеса независимых связано с решением вопроса о равноправном доступе к трубе, против чего так рьяно выступает «Газпром».

— Да, в нынешних условиях подобное развитие событий совершенно невозможно. Для такого шага нужны серьезные преобразования. Это вообще отдельная история. Когда я работал замминистра топлива и энергетики, я не мог добиться от «Газпрома» элементарных вещей. Например, когда готовилось постановление о доступе к трубопроводам, вышедшее в мае 2001 года, в нем содержался пункт, по поводу которого развернулась жесточайшая борьба. Речь шла о том, что уполномоченный федеральный орган получает от «Газпрома» на регулярной основе информацию о структуре загрузки трубы. Где сколько пустого места, где сколько заполнено? «Газпром» отказался предоставлять такую информацию, сославшись на гостайну.

Я лично могу сказать, что на основе той информации, которую я знаю, в России большинство участков спорных трубопроводов, где есть отказы в доступе к трубе, имеет средний уровень свободной мощности, позволяющий пропустить в среднем 20—25% дополнительных объемов газа. То есть в трубе место у нас есть. Я так понимаю, что этого тоже не хотят рассказывать.

Но «Газпром» может хотя бы прекратить ухудшать условия для деятельности независимых — принимать их газ в трубу и т.д. Тогда, по крайней мере, до 2012 года можно будет безо всяких усилий со стороны «Газпрома» закрыть дыру в газовом балансе, которая у нас возникает.

— Продолжая тему независимых производителей: как думаете, чем закончится история ТНК-ВР с Ковыктой?

— Мне кажется, основная проблема этого проекта связана не с «Газпромом» или отношениями ТНК-ВР с органами власти, а с позицией Китая, который является единственным и главным рынком сбыта.

— Китайцы жалуются, что готовы вести переговоры, а российская сторона их тормозит...

— На какой основе они готовы вести переговоры? Они остановились несколько лет назад на $40 за тысячу кубометров на границе. Китай считает, что цены выше $40 им просто невыгодны. И, как я понимаю, минимальная цена, которая нужна российской стороне, — $75.

— Отсутствие договоренности с китайцами может привести к отзыву лицензии на Ковыкту — проект-то не реализуется предусмотренными темпами.

— Разговоры об отзыве лицензии идут все время. Ну пусть уж в конце концов отберут ее. Будет интересно на это посмотреть: насколько российские власти в состоянии последовательно отстаивать свою точку зрения. Мне кажется, все это напоминает какой-то затяжной шантаж с целью обеспечить передачу этой лицензии на коммерческой основе, а затем последующее ее продление на демпинговых условиях.

С другой стороны, в ситуации по Ковыкте нет даже попытки консенсусной работы. Четыре года назад правительство назначило «Газпром» координатором газовых проектов в Восточной Сибири. И за все это время монополист так и не смог провести внятные переговоры с оператором основного газового месторождения.

— Как вы думаете, почему «Газпром» не развивает проекты, связанные со сжиженным природным газом (СПГ)?

— «Газпром» — это классическое советское предприятие, где даже научная и инженерная мысль до сих пор работает по советским законам. Некую активность в «Газпроме» в этом плане проявляют только менеджеры, пришедшие в компанию из таких сфер, как маркетинг, инвестиционный, банковский бизнес. Но они не находят в «Газпроме» проектной, технической, инвестиционной поддержки. Кроме того, есть совершенно простая причина, чтобы объяснить нелюбовь к СПГ: в «Газпроме» действует огромное подрядное лобби — строители. В основном, естественно, газопроводов. В этом сегменте действует лучшая система вывода денег из компании. Это очень мощное лобби, оказывающее сильное сопротивление проектам СПГ.

— «Газпром» покупает за $13 млрд. «Сибнефть», скупает активы в электроэнергетике, планирует экспансию в атомную энергетику. Зачем?

— Во-первых, у «Газпрома» появились большие возможности для финансовых инвестиций. Во-вторых, в «Газпроме» появились люди, которые всю жизнь занимались финансовыми инвестициями, для них это сфера более привычная, выгодная и понятная, чем весь этот газ. Эти приобретения обозначаются лейблом «диверсификация». Но это не имеет производственного смысла.

— Не логичнее было бы инвестировать эти средства в разведку и добычу?

— Вот это вопрос приоритетов. Они не заинтересованы во вложениях денег в длинные рискованные производственные проекты, которые не скоро генерируют наличность.

— То есть вольно или невольно взята ориентация на развал компании? Ведь для любой нормальной нефтегазовой компании инвестиции в разведку и добычу — основа существования.

— Да. Развал компании — это то, куда двигается вся ситуация.

— Сколько лет при таких темпах на это потребуется?

— Думаю, лет через пять мы станем свидетелями деградации основного производственного бизнеса. Думаю также, что будет подготовлена целая серия приемов для минимизации остроты этой ситуации. В основном с использованием административного ресурса. Во-первых, уже сегодня «Газпром» имеет низкие налоги. Во-вторых, они постоянно лоббируют повышение внутренних цен. В-третьих, при помощи сказок о диверсификации энергобаланса «Газпром» будет просто ограничивать лимиты и отсоединять потребителей.

— Это уже какой-то фильм-катастрофа. Нереально.

— Почему нереально? Мазута в стране — залейся. «Газпром» уже усвоил главный урок: отключение газа сходит ему с рук. Думаю, скоро «Газпром» направит в правительство красивую бумажку, где предложит, скажем, в течение четырех-пяти лет перевести 20—30 тыс. мегаватт установленной мощности с газа на другие виды топлива. При этом укажут, что мазут есть, а дальше — это уж как хотите. Они не будут заниматься предотвращением развала компании. Последствия развала будут преодолеваться с помощью административного ресурса. «Газпром» — это серьезная головная боль России.

Сейчас есть только две вещи, которые могут спасти газовую отрасль и сам «Газпром», — конкуренция и профессиональный международный крупный энергетический капитал.

«Газпром» популяризирует в России «энергетическую мифологию», прикрывая реальные проблемы газовой отрасли мнимыми. О том, в какой тупик это может завести российский ТЭК, «Профилю» рассказал президент Института энергетической политики Владимир Милов.Из исследования «Актуальные проблемы газовой отрасли», подготовленного Институтом энергетической политики, следует, что «Газпром» занимается подменой приоритетов. Проблемы, которые монополист навязывает в качестве основных — споры вокруг цен на газ для Украины и Белоруссии, необходимость замещения газа другими видами топлива на внутреннем рынке и забота о капитализации «Газпрома», — не имеют ничего общего с реальными проблемами газовой отрасли. А реальность между тем не радужная: падение добычи газа при продолжающемся росте внутреннего спроса, отсутствие достаточных инвестиций в газодобычу и препятствия для развития бизнеса независимых производителей. Затягивание с решением этих проблем грозит обернуться коллапсом для газовой отрасли.

— Владимир Станиславович, ваше исследование, скорее, похоже на хорошо аргументированное разоблачение.

— Мы попытались обратить внимание на необходимость признать, что болезнь существует, и понять, что за лекарством далеко ходить не надо. Нам уже не верят, что мы можем исполнять свои обязательства по поставкам газа.

— Появление термина «энергетическое оружие» и его частое применение по отношению к России — вы об этом?

— До появления такой практики отношения между Россией и Западом в сфере энергетики строились исключительно на коммерческой основе. К сожалению, в последнее время российская сторона по своей инициативе начала эти отношения взламывать. Мы демонстративно закрываем двери перед иностранными инвесторами. Выкручиваем руки центральноазиатским странам, чтобы не пустить их на европейские рынки. В общем, стало ясно, что Россия намерена использовать свой энергетический потенциал для достижения политических целей. В долгосрочной перспективе это принесет нам больше вреда, поскольку репутационный ущерб вполне способен обернуться материальными потерями. Я думаю, европейские компании скоро выставят России совершенно новые, неблагоприятные условия закупок газа. Например, для начала предложат отвязать формулу цены при поставках газа от цены на нефть.

— Но Европа зависит от поставок российского газа. Что должно случиться, чтобы европейцы пошли на откровенно враждебные действия в отношении «Газпрома»?

— Зависимость Европы от российского газа сильно переоценена. Только в двух странах доля импорта газа из России в общей структуре потребления первичной энергии выше 20% — в Венгрии и Словакии. К тому же газ, в отличие от нефти, является заменяемым ресурсом. На газомазутных станциях его легко заменят на мазут. И если учесть, что Россия получает более 90% своих нефтегазовых доходов с европейского рынка, мы увидим, что слова о «взаимозависимости» действительно приобретают реальное значение.

— «Газпром» планирует внедриться и на газораспределительный рынок Европы...

— Пока ничего не получается. Между прочим, до того, как возникла тенденция мешать энергетику с политикой, российские компании спокойно покупали за рубежом активы. Сейчас даже появление такого покупателя, как Алексей Мордашов, никак формально не связанного с правительством, вызывает подозрение, что это проекция российского политического влияния. Если бы в России вместо «Газпрома» существовало несколько крупных газодобывающих частных компаний и если бы власть не политизировала так энергетику, то можно было бы купить ту же Centrica без проблем.

— Иностранные компании заинтересованы в сотрудничестве с «Газпромом»: их манят российские запасы газа. Но самый амбициозный проект — освоение Штокмана — продвигается медленно. Почему, по вашему мнению, «Газпром» уже несколько раз переносил объявление конечного списка партнеров по Штокману?

— Потому что он не в состоянии сдвинуть этот проект с мертвой точки. Кроме того, основные лоббистские силы внутри самого «Газпрома» не хотят этого делать. Как они работают? У них до сих пор годичный финансовый план и годичная инвестпрограмма утверждаются в марте начавшегося финансового года. И это у компании, работающей с проектами, длительность которых в среднем превышает десять лет! Ну, представьте, что «Газпром» начнет реально работать на Штокмане. Это означает, что как минимум на 5—7 лет, если он будет контролировать более 50% в проекте и проект будет развиваться за счет акционерного финансирования, он должен омертвить несколько миллиардов долларов. Вместо того чтобы купить на них какой-нибудь актив в Европе, он должен будет закапывать их в недра, море, инфраструктуру, которые начнут генерировать наличность только после 2012 года. Честно говоря, нынешнее руководство «Газпрома» не производит впечатления людей, которые думают о том, где они будут после 2012 года.

— Ну, в общем, и прежнее руководство «Газпрома» не слишком активно занималось Штокманом…

— История со Штокманом тянется с конца 90-х годов. Складывается ощущение, что произойдет то, что однажды уже произошло на Сахалине: каким-то образом удастся заманить иностранных инвесторов, которые все-таки сделают этот проект, потому что они, в отличие от наших, привыкли к длинным инвестиционным циклам. Наши же компании до сих пор живут постсоветской ментальностью инвестирования проектов за счет собственных средств и еще очень краткосрочных циклов планирования. Это — не лечится. Та же история с освоением Ямала это доказывает. В 1993 году, когда «Газпром» получал лицензии на Ямал, предусматривалось, что ямальские месторождения будут введены в разработку к концу 90-х годов. Но до сих пор ничего не сделано. Им продлили лицензии до 2008—2012 годов. Но теперь топ-менеджеры «Газпрома» в интервью говорят о том, что не видят никаких оснований спешить с освоением Ямала.

— Почему вопрос цен на газ для Украины и Белоруссии вы отнесли к разряду мнимых проблем газовой отрасли?

— Это не является серьезной самостоятельной проблемой просто потому, что объемы поставок газа на постсоветский рынок небольшие. Я вообще не понимаю, чего столько шума устроили из-за этих поставок на Украину? И это в то время, когда надо думать о том, чтобы формировать себе устойчивые рынки в северо-западной Европе. «Газпрому» надо сосредоточивать усилия совсем на других приоритетах, а не на тех, которые он преподносит публике как главные. Что, кстати, еще больше вызывает подозрение в том, что эти приоритеты являются политически мотивированными.

— В вашем исследовании утверждается, что главная проблема «Газпрома» — падение добычи газа при растущем внутреннем спросе. Однако сам «Газпром» заявляет, что в его планах наращивание добычи до 610—630 млрд. кубометров к 2030 году.

— В конце 90-х годов, когда «Газпром» возглавлял Рем Вяхирев, он обещал: не смотрите, что добыча не растет, вот только мы введем Заполярное, вы увидите, как добыча пойдет вверх. В 2005 году Заполярное вышло на полную проектную мощность — 100 млрд. кубометров. Но общий объем добычи газа «Газпромом» не растет! Это значит, что падение добычи на базовых месторождениях, прежде всего на Уренгое, настолько серьезно, что ввод Заполярного не смог переломить ситуацию. Представляете, в какую яму проваливаются Уренгой и Ямбург? При этом введение Ямала откладывается на неопределенный срок. Даже если завтра из Стабфонда начнут туда инвестировать столько, сколько надо, — а на всю программу освоения Ямала нужно чуть больше, чем у нас есть сегодня в Стабфонде, — то все равно раньше 2012 года мы ямальского газа не увидим.

Вопрос: что будет происходить все это время? Ясно уже, что падение добычи в Надым-Пуртазовском районе — история, которую от нас прячут. А дело-то серьезное. Вот в этом году впервые у нас начали ограничивать по газу электростанции летом. Представьте себе, что такое для РАО ЕЭС, когда у них резкий рост спроса на энергию, получить телеграмму об ограничении поставок газа. В результате в январе—феврале РАО ЕЭС тратило около $50 млн. в неделю, не предусмотренных ни в бюджете, ни в тарифах, на покупку мазута. На который, между прочим, буквально за одну ночь цена поднялась с 2 тыс. до 10 тыс. рублей.

Такого масштаба проблем в энергетике у нас не было с конца 80-х годов. К тому же нынешняя ситуация имеет ярко выраженную специфику — дифференциация между пиковым и абсолютным спросом гораздо сильнее, чем в те годы. Максимум электроэнергетических нагрузок вырос всего за шесть лет на 20 тыс. мегаватт. Это мощность двух оптово-генерирующих компаний. При этом рост спроса на электроэнергию был, если не ошибаюсь, всего 8% за эти шесть лет, а рост максимума нагрузок в два раза больше — 15%. Такая же ситуация реплицируется и на газ: то есть рост пиковых спросов в холодные периоды гораздо выше, чем абсолютный рост по году. Но, к сожалению, газовая отрасль не справляется с этим. Потому что она занимается такими вещами, как Украина, диверсификация топливного баланса и капитализация «Газпрома».

Между тем реальные трудности «Газпрома» приведут к серьезным проблемам на внутреннем рынке.

— Так, может быть, действительно стоит пересмотреть энергетический баланс?

— Из-за того, что ситуация с другими энергоносителями очень ограничена по возможностям и часто неэффективна по экономическим показателям, выбор у потребителей зачастую такой: либо развиваться на газе, либо вообще ничего не делать. Никто не будет строить котельную в Одинцовском районе, рассчитывая возить уголь из Красноярска.

У нас не случайно складывается такой энергобаланс. Доминировать газ будет все равно, потому что нет иного варианта. Угольные станции можно развивать только как централизованные крупные объекты, работающие на рынок, и то надо считать их конкурентоспособность. С атомом ситуация еще хуже. Главная проблема с АЭС заключается в том, что они не гибки по графику. Они могут выдавать всю свою мощность только ровным графиком днем, ночью… На колебания графика потребления электричества они не в состоянии реагировать. Это для диспетчеров катастрофическая проблема.

— То есть когда советское руководство принимало решение о введении газовой паузы, действовало правильно?

— Оно приняло абсолютно правильное решение. В мире очень быстро поняли, что газ — не только эффективное топливо с точки зрения технологий и выработки энергии, у него есть и масса косвенных преимуществ, образующих серьезный интегральный эффект. Это решение просто лежало на поверхности. Но сейчас, как мне видится, мы из ситуации, которую называют газовой паузой, скатываемся в газовую яму.

— Как из нее выбираться?

— На мой взгляд, если отвлечься от истерики и мифов, то складывается некая рациональная картинка, в сторону которой ситуация будет двигаться, если все отдать на откуп рыночным силам.

— Отношение к рыночным силам лучше всего демонстрирует планомерное истребление независимых производителей газа.

— Я не соглашусь с вами. Потому что, во-первых, влияние рыночных сил будет сохраняться и как раз они не дадут ситуации приобрести катастрофический характер. В данном случае под рыночными силами я подразумеваю нефтяную и угольную отрасли, которые вернуть под полный госконтроль будет сложно.

— А опыт ЮКОСа? А непонятная ситуация с ТНК-ВР? Вы считаете, что все уже закончилось?

— Безусловно, не закончилось. Но пока дальнейшего развития не наблюдается.

— Однако нормальное развитие бизнеса независимых связано с решением вопроса о равноправном доступе к трубе, против чего так рьяно выступает «Газпром».

— Да, в нынешних условиях подобное развитие событий совершенно невозможно. Для такого шага нужны серьезные преобразования. Это вообще отдельная история. Когда я работал замминистра топлива и энергетики, я не мог добиться от «Газпрома» элементарных вещей. Например, когда готовилось постановление о доступе к трубопроводам, вышедшее в мае 2001 года, в нем содержался пункт, по поводу которого развернулась жесточайшая борьба. Речь шла о том, что уполномоченный федеральный орган получает от «Газпрома» на регулярной основе информацию о структуре загрузки трубы. Где сколько пустого места, где сколько заполнено? «Газпром» отказался предоставлять такую информацию, сославшись на гостайну.

Я лично могу сказать, что на основе той информации, которую я знаю, в России большинство участков спорных трубопроводов, где есть отказы в доступе к трубе, имеет средний уровень свободной мощности, позволяющий пропустить в среднем 20—25% дополнительных объемов газа. То есть в трубе место у нас есть. Я так понимаю, что этого тоже не хотят рассказывать.

Но «Газпром» может хотя бы прекратить ухудшать условия для деятельности независимых — принимать их газ в трубу и т.д. Тогда, по крайней мере, до 2012 года можно будет безо всяких усилий со стороны «Газпрома» закрыть дыру в газовом балансе, которая у нас возникает.

— Продолжая тему независимых производителей: как думаете, чем закончится история ТНК-ВР с Ковыктой?

— Мне кажется, основная проблема этого проекта связана не с «Газпромом» или отношениями ТНК-ВР с органами власти, а с позицией Китая, который является единственным и главным рынком сбыта.

— Китайцы жалуются, что готовы вести переговоры, а российская сторона их тормозит...

— На какой основе они готовы вести переговоры? Они остановились несколько лет назад на $40 за тысячу кубометров на границе. Китай считает, что цены выше $40 им просто невыгодны. И, как я понимаю, минимальная цена, которая нужна российской стороне, — $75.

— Отсутствие договоренности с китайцами может привести к отзыву лицензии на Ковыкту — проект-то не реализуется предусмотренными темпами.

— Разговоры об отзыве лицензии идут все время. Ну пусть уж в конце концов отберут ее. Будет интересно на это посмотреть: насколько российские власти в состоянии последовательно отстаивать свою точку зрения. Мне кажется, все это напоминает какой-то затяжной шантаж с целью обеспечить передачу этой лицензии на коммерческой основе, а затем последующее ее продление на демпинговых условиях.

С другой стороны, в ситуации по Ковыкте нет даже попытки консенсусной работы. Четыре года назад правительство назначило «Газпром» координатором газовых проектов в Восточной Сибири. И за все это время монополист так и не смог провести внятные переговоры с оператором основного газового месторождения.

— Как вы думаете, почему «Газпром» не развивает проекты, связанные со сжиженным природным газом (СПГ)?

— «Газпром» — это классическое советское предприятие, где даже научная и инженерная мысль до сих пор работает по советским законам. Некую активность в «Газпроме» в этом плане проявляют только менеджеры, пришедшие в компанию из таких сфер, как маркетинг, инвестиционный, банковский бизнес. Но они не находят в «Газпроме» проектной, технической, инвестиционной поддержки. Кроме того, есть совершенно простая причина, чтобы объяснить нелюбовь к СПГ: в «Газпроме» действует огромное подрядное лобби — строители. В основном, естественно, газопроводов. В этом сегменте действует лучшая система вывода денег из компании. Это очень мощное лобби, оказывающее сильное сопротивление проектам СПГ.

— «Газпром» покупает за $13 млрд. «Сибнефть», скупает активы в электроэнергетике, планирует экспансию в атомную энергетику. Зачем?

— Во-первых, у «Газпрома» появились большие возможности для финансовых инвестиций. Во-вторых, в «Газпроме» появились люди, которые всю жизнь занимались финансовыми инвестициями, для них это сфера более привычная, выгодная и понятная, чем весь этот газ. Эти приобретения обозначаются лейблом «диверсификация». Но это не имеет производственного смысла.

— Не логичнее было бы инвестировать эти средства в разведку и добычу?

— Вот это вопрос приоритетов. Они не заинтересованы во вложениях денег в длинные рискованные производственные проекты, которые не скоро генерируют наличность.

— То есть вольно или невольно взята ориентация на развал компании? Ведь для любой нормальной нефтегазовой компании инвестиции в разведку и добычу — основа существования.

— Да. Развал компании — это то, куда двигается вся ситуация.

— Сколько лет при таких темпах на это потребуется?

— Думаю, лет через пять мы станем свидетелями деградации основного производственного бизнеса. Думаю также, что будет подготовлена целая серия приемов для минимизации остроты этой ситуации. В основном с использованием административного ресурса. Во-первых, уже сегодня «Газпром» имеет низкие налоги. Во-вторых, они постоянно лоббируют повышение внутренних цен. В-третьих, при помощи сказок о диверсификации энергобаланса «Газпром» будет просто ограничивать лимиты и отсоединять потребителей.

— Это уже какой-то фильм-катастрофа. Нереально.

— Почему нереально? Мазута в стране — залейся. «Газпром» уже усвоил главный урок: отключение газа сходит ему с рук. Думаю, скоро «Газпром» направит в правительство красивую бумажку, где предложит, скажем, в течение четырех-пяти лет перевести 20—30 тыс. мегаватт установленной мощности с газа на другие виды топлива. При этом укажут, что мазут есть, а дальше — это уж как хотите. Они не будут заниматься предотвращением развала компании. Последствия развала будут преодолеваться с помощью административного ресурса. «Газпром» — это серьезная головная боль России.

Сейчас есть только две вещи, которые могут спасти газовую отрасль и сам «Газпром», — конкуренция и профессиональный международный крупный энергетический капитал.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».