Архивная публикация 2000 года: "Костя в горле"
История перестройки еще не написана. Мифы о демократизации еще ждут своего Гомера. И какие мифы! Какие характеры! Дело писателей, коробка из-под ксерокса, оборона Белого дома. А Беловежские соглашения! А Лебедь под шубой, под буркой то есть! А репетиция оркестра на Неметчине!Нет, не будет уж тех героев. Естественный отбор выпестовал новый тип государственных мужей, не менее, конечно же, достойных воспевания, но ни характером, ни мастью, ни шириной жеста ни в какое сравнение не идущих с титанами перестройки. Были времена, прошли былинные. Только и осталось что анекдоты.
Нет, нет, постойте! А обнаженные тылы генпрокурора! Не говоря уж о гэкачепе. Стон! Эпоха начиналась как анекдот и закончилась в один день, под праздник, под выстрелы хлопушек и пробок от шампанского. "А поутру они проснулись" -- кажется, так это называется.
Так вот, слушайте. Дело было накануне всенародного референдума "да-да-нет-да". И было совершенно очевидно, что с молодежью у новой власти абзац. Не пойдет эта самая молодежь голосовать в пользу старого Бэна. Не те уже времена. Да и вообще, чтобы солидному человеку удалось возбудить молодую кровь... Бывает, но редко. И передается из уст в уста столетиями.
Однако.
Накануне этого самого референдума один мой знакомый, находившийся на достаточно интимном расстоянии от власти и по долгу службы должный разруливать ситуацию с молодежью, оказывается на званом обеде вместе с лучшими людьми. Во главе стола, понятно, большой Бэн. По праву и по леву руку -- гиганты мысли, отцы русской демократии, наливают и закусывают. И, понятно, обсуждают, что с этой несознательной молодежью делать. И тут моему знакомому в голову приходит совершенно гениальная идея: надо, соображает он, накануне референдума раздать медали и награды рок-музыкантам, которые играли на баррикадах в роковые минуты обороны Белого дома. Мысль-то гениальная, только подступиться к Ельцину никакой возможности нет. Вокруг него референты, помощники, охранники -- как голубей возле помойки. Так проходит час, другой. Приятель мой понимает окончательно, что идея и впрямь роскошная. И, осознав, что до конца обеда остается минут семь, в отчаянии пишет на салфетке, что по итогам социологического опроса рейтинг Бориса Николаевича поднимется на 17% -- и главное, среди молодежи, если он немедленно наградит медалями музыкантов, которые играли на баррикадах и так зверски популярны среди этой самой молодежи. И с замирающим сердцем передает эту салфетку Ельцину. Тот пробежал ее глазами и велит референтам звать господина Шнейдера (а именно так зовут моего приятеля) к себе. Два одиночества встретились, идея прошла на ура. И уже через несколько минут целый департамент занимался составлением списков и т.п. и т.д. Курьеры, курьеры, пять тысяч одних курьеров поскакали по городам и весям разыскивать свободолюбивую богему по ее тараканьим углам, которые она почему-то предпочитает тщательно прибранной лакейской. Тем более что до референдума оставались считанные дни, а значит, до вручения наград уже даже и не считанные, потому что считать, в сущности, было уже нечего.
Надо сказать, в основном музыканты отыскались сразу. Однако с Костей Кинчевым, руководителем группы "Алиса" возникли неожиданные проблемы. Потому что дома его не было. И жена, святая женщина, не могла сказать ничего определенного по поводу его местонахождения. Вышел -- и все тут. День вышел, два вышел. Все нервничают. Через два дня уже и орден вручать, а Кинчева нет. Не нервничает только жена. Зато Шнейдер уже в обморочном состоянии. И вот в день награждения, в восемь утра, звонит он еще раз по телефону (номер он уже выучил) и еще раз слышит, что Кости нет. Шнейдер бледнеет, жалеет о том дне, когда его мама познакомилась с его папой, и говорит, что ждать больше не может.
Ну ладно, говорит жена Кинчева, я вам продиктую некоторые адреса, где он может быть. А может и не быть. И диктует ему девятнадцать адресов в разных концах города. Хоть что-то. Ничто так не окрыляет, как надежда, особенно пустая. Рано утром мой приятель садится на машину с мигалкой и на дикой скорости несется по городу. Королевич Елисей, понимаешь. И по четырнадцатому адресу он находит Кинчева. Нельзя сказать, что это его обрадовало. Во всяком случае, однозначно. Ибо Костя был опухший с перепоя, заросший щетиной, в непотребных джинсах и майке.
Шнейдер начинает ему что-то говорить о Кремле и Ельцине и понимает, что с неменьшим успехом мог бы читать сонеты Шекспира по-английски. Костя категорически не способен на нем, Шнейдере, сфокусироваться.
-- Все, Костя,-- потеряв терпение сказал тогда мой приятель,-- идем!
-- Куда?
-- В Кремль! Тебе президент орден будет вручать.
-- А на фига мне орден и этот ваш президент?
В такой заднице с такими грандиозными планами, подумал мой приятель. И, зажмурив глаза, произнес длинную витиеватую речь о том, что поклонники "Алисы" будут потрясены, когда узнают, что Кинчева так ценит президент, что настоящий талант вообще должен быть оценен и кто скажет, что это не так. Шнейдер еще раз повторил тезис про поклонников "Алисы" и увидел, что пьяные глаза Кинчева смотрят на него довольно доброжелательно.
-- Ну а в Кремль-то я как попаду? -- спросил Костя довольно членораздельно.
-- Уж это я беру на себя,-- сказал Шнейдер, облегченно вздохнув. И тут его взгляд упал на босые ноги Кинчева.-- А ты что, босиком в Кремль пойдешь?
-- А у меня нету ботинок,-- ласково улыбаясь, сказал Костя.
Шнейдер застонал.
-- Ребята, у кого есть ботинки? -- спросил он пеструю, но равно пьяную компанию.
Как говорил классик, дай ответ. Не дает ответа. Шнейдер, чеканя шаг, отправился в прихожую и на глазок выбрал из свалки обуви два одинаковых ботинка, которые налезли на Костины ноги. Такой роскоши, как носки, обнаружить так и не удалось.
Костю под белы руки, в ботинках на босу ногу, свели вниз, посадили в машину. Тем более что церемония награждения вот-вот начнется. Весь недолгий путь мой приятель посвятил тому, чтобы запечатлеть в одурманенном мозгу Кинчева информацию о целях поездки.
-- Костя, едем в Кремль, понял? Там будет президент. Вручит тебе медаль. Дыши лучше в сторону. Вышел, руку пожал, "спасибо" сказал. И это все. Не чуди.
И вот машина подъезжает к Кремлю. До вручения медали непосредственно Кинчеву остается двадцать минут. Шнейдер облегченно вздыхает второй раз. И протягивают руку:
-- Паспорт давай!
-- Какой паспорт? Да у меня его сроду не было,-- говорит Кинчев.
-- Ты что, с дуба упал? Тебя президент ждет.
-- Так ты же сказал, что проведешь.
-- Проведу. Но с паспортом же!
Шнейдер вспоминает картинку из школьного учебника по литературе "Допрос коммуниста" и, взяв Кинчева за рукав, подводит его к первому блок-посту или как там это у них в Кремле называется. Милиционер внимательно смотрит на ксиву Шнейдера, делает ему под козырек, но Кинчева пропускать категорически отказывается.
-- Ты понимаешь, что ты делаешь?! -- орет интеллигентнейший Шнейдер на несчастного милиционера.-- Ему через десять минут президент орден будет вручать!
-- Приказ есть приказ,-- вытянувшись в струнку, говорит милиционер.
-- Завтра тебя здесь не будет! Давай звони своему начальнику!
Начальник -- и это ощущается с этой стороны провода -- трепещет, покрывается холодным потом, но с другой стороны церемония награждения вот-вот начнется. И, зажмурив глаза, дает приказ пропустить этого типа в ботинках на босу ногу и в наколках в Кремль.
Остается добавить, что таких постов было три.
На втором сцена повторилась один в один.
Когда подъезжали к третьему посту, Шнейдер уже был готов хорошо поставленным голосом требовать к себе начальника караульной службы. Потому что через пять минут президент будет вручать Косте Кинчеву медаль за заслуги перед демократией... Но осекся.
Не третьем посту стоял совсем молоденький солдатик. Который, увидев Кинчева, вдруг начал оседать по стенке и сказал тихим голосом:
-- Кинчев! Живой Кинчев! Какие люди в Кремле! -- и засуетился в поисках бумажки.-- Автограф, Костя, пару слов!
На глазах у Кинчева выступают слезы, и они с солдатиком бросаются друг к другу в объятия.
А еще через три минуты Шнейдер, бледный и злой, втолкнул Кинчева в зал, где происходило награждение.
--...Константину Кинчеву,-- услышал он.
И Костя, с трудом соблюдая равновесие, в ботинках на босу ногу пошел целоваться с президентом.
История перестройки еще не написана. Мифы о демократизации еще ждут своего Гомера. И какие мифы! Какие характеры! Дело писателей, коробка из-под ксерокса, оборона Белого дома. А Беловежские соглашения! А Лебедь под шубой, под буркой то есть! А репетиция оркестра на Неметчине!Нет, не будет уж тех героев. Естественный отбор выпестовал новый тип государственных мужей, не менее, конечно же, достойных воспевания, но ни характером, ни мастью, ни шириной жеста ни в какое сравнение не идущих с титанами перестройки. Были времена, прошли былинные. Только и осталось что анекдоты.
Нет, нет, постойте! А обнаженные тылы генпрокурора! Не говоря уж о гэкачепе. Стон! Эпоха начиналась как анекдот и закончилась в один день, под праздник, под выстрелы хлопушек и пробок от шампанского. "А поутру они проснулись" -- кажется, так это называется.
Так вот, слушайте. Дело было накануне всенародного референдума "да-да-нет-да". И было совершенно очевидно, что с молодежью у новой власти абзац. Не пойдет эта самая молодежь голосовать в пользу старого Бэна. Не те уже времена. Да и вообще, чтобы солидному человеку удалось возбудить молодую кровь... Бывает, но редко. И передается из уст в уста столетиями.
Однако.
Накануне этого самого референдума один мой знакомый, находившийся на достаточно интимном расстоянии от власти и по долгу службы должный разруливать ситуацию с молодежью, оказывается на званом обеде вместе с лучшими людьми. Во главе стола, понятно, большой Бэн. По праву и по леву руку -- гиганты мысли, отцы русской демократии, наливают и закусывают. И, понятно, обсуждают, что с этой несознательной молодежью делать. И тут моему знакомому в голову приходит совершенно гениальная идея: надо, соображает он, накануне референдума раздать медали и награды рок-музыкантам, которые играли на баррикадах в роковые минуты обороны Белого дома. Мысль-то гениальная, только подступиться к Ельцину никакой возможности нет. Вокруг него референты, помощники, охранники -- как голубей возле помойки. Так проходит час, другой. Приятель мой понимает окончательно, что идея и впрямь роскошная. И, осознав, что до конца обеда остается минут семь, в отчаянии пишет на салфетке, что по итогам социологического опроса рейтинг Бориса Николаевича поднимется на 17% -- и главное, среди молодежи, если он немедленно наградит медалями музыкантов, которые играли на баррикадах и так зверски популярны среди этой самой молодежи. И с замирающим сердцем передает эту салфетку Ельцину. Тот пробежал ее глазами и велит референтам звать господина Шнейдера (а именно так зовут моего приятеля) к себе. Два одиночества встретились, идея прошла на ура. И уже через несколько минут целый департамент занимался составлением списков и т.п. и т.д. Курьеры, курьеры, пять тысяч одних курьеров поскакали по городам и весям разыскивать свободолюбивую богему по ее тараканьим углам, которые она почему-то предпочитает тщательно прибранной лакейской. Тем более что до референдума оставались считанные дни, а значит, до вручения наград уже даже и не считанные, потому что считать, в сущности, было уже нечего.
Надо сказать, в основном музыканты отыскались сразу. Однако с Костей Кинчевым, руководителем группы "Алиса" возникли неожиданные проблемы. Потому что дома его не было. И жена, святая женщина, не могла сказать ничего определенного по поводу его местонахождения. Вышел -- и все тут. День вышел, два вышел. Все нервничают. Через два дня уже и орден вручать, а Кинчева нет. Не нервничает только жена. Зато Шнейдер уже в обморочном состоянии. И вот в день награждения, в восемь утра, звонит он еще раз по телефону (номер он уже выучил) и еще раз слышит, что Кости нет. Шнейдер бледнеет, жалеет о том дне, когда его мама познакомилась с его папой, и говорит, что ждать больше не может.
Ну ладно, говорит жена Кинчева, я вам продиктую некоторые адреса, где он может быть. А может и не быть. И диктует ему девятнадцать адресов в разных концах города. Хоть что-то. Ничто так не окрыляет, как надежда, особенно пустая. Рано утром мой приятель садится на машину с мигалкой и на дикой скорости несется по городу. Королевич Елисей, понимаешь. И по четырнадцатому адресу он находит Кинчева. Нельзя сказать, что это его обрадовало. Во всяком случае, однозначно. Ибо Костя был опухший с перепоя, заросший щетиной, в непотребных джинсах и майке.
Шнейдер начинает ему что-то говорить о Кремле и Ельцине и понимает, что с неменьшим успехом мог бы читать сонеты Шекспира по-английски. Костя категорически не способен на нем, Шнейдере, сфокусироваться.
-- Все, Костя,-- потеряв терпение сказал тогда мой приятель,-- идем!
-- Куда?
-- В Кремль! Тебе президент орден будет вручать.
-- А на фига мне орден и этот ваш президент?
В такой заднице с такими грандиозными планами, подумал мой приятель. И, зажмурив глаза, произнес длинную витиеватую речь о том, что поклонники "Алисы" будут потрясены, когда узнают, что Кинчева так ценит президент, что настоящий талант вообще должен быть оценен и кто скажет, что это не так. Шнейдер еще раз повторил тезис про поклонников "Алисы" и увидел, что пьяные глаза Кинчева смотрят на него довольно доброжелательно.
-- Ну а в Кремль-то я как попаду? -- спросил Костя довольно членораздельно.
-- Уж это я беру на себя,-- сказал Шнейдер, облегченно вздохнув. И тут его взгляд упал на босые ноги Кинчева.-- А ты что, босиком в Кремль пойдешь?
-- А у меня нету ботинок,-- ласково улыбаясь, сказал Костя.
Шнейдер застонал.
-- Ребята, у кого есть ботинки? -- спросил он пеструю, но равно пьяную компанию.
Как говорил классик, дай ответ. Не дает ответа. Шнейдер, чеканя шаг, отправился в прихожую и на глазок выбрал из свалки обуви два одинаковых ботинка, которые налезли на Костины ноги. Такой роскоши, как носки, обнаружить так и не удалось.
Костю под белы руки, в ботинках на босу ногу, свели вниз, посадили в машину. Тем более что церемония награждения вот-вот начнется. Весь недолгий путь мой приятель посвятил тому, чтобы запечатлеть в одурманенном мозгу Кинчева информацию о целях поездки.
-- Костя, едем в Кремль, понял? Там будет президент. Вручит тебе медаль. Дыши лучше в сторону. Вышел, руку пожал, "спасибо" сказал. И это все. Не чуди.
И вот машина подъезжает к Кремлю. До вручения медали непосредственно Кинчеву остается двадцать минут. Шнейдер облегченно вздыхает второй раз. И протягивают руку:
-- Паспорт давай!
-- Какой паспорт? Да у меня его сроду не было,-- говорит Кинчев.
-- Ты что, с дуба упал? Тебя президент ждет.
-- Так ты же сказал, что проведешь.
-- Проведу. Но с паспортом же!
Шнейдер вспоминает картинку из школьного учебника по литературе "Допрос коммуниста" и, взяв Кинчева за рукав, подводит его к первому блок-посту или как там это у них в Кремле называется. Милиционер внимательно смотрит на ксиву Шнейдера, делает ему под козырек, но Кинчева пропускать категорически отказывается.
-- Ты понимаешь, что ты делаешь?! -- орет интеллигентнейший Шнейдер на несчастного милиционера.-- Ему через десять минут президент орден будет вручать!
-- Приказ есть приказ,-- вытянувшись в струнку, говорит милиционер.
-- Завтра тебя здесь не будет! Давай звони своему начальнику!
Начальник -- и это ощущается с этой стороны провода -- трепещет, покрывается холодным потом, но с другой стороны церемония награждения вот-вот начнется. И, зажмурив глаза, дает приказ пропустить этого типа в ботинках на босу ногу и в наколках в Кремль.
Остается добавить, что таких постов было три.
На втором сцена повторилась один в один.
Когда подъезжали к третьему посту, Шнейдер уже был готов хорошо поставленным голосом требовать к себе начальника караульной службы. Потому что через пять минут президент будет вручать Косте Кинчеву медаль за заслуги перед демократией... Но осекся.
Не третьем посту стоял совсем молоденький солдатик. Который, увидев Кинчева, вдруг начал оседать по стенке и сказал тихим голосом:
-- Кинчев! Живой Кинчев! Какие люди в Кремле! -- и засуетился в поисках бумажки.-- Автограф, Костя, пару слов!
На глазах у Кинчева выступают слезы, и они с солдатиком бросаются друг к другу в объятия.
А еще через три минуты Шнейдер, бледный и злой, втолкнул Кинчева в зал, где происходило награждение.
--...Константину Кинчеву,-- услышал он.
И Костя, с трудом соблюдая равновесие, в ботинках на босу ногу пошел целоваться с президентом.
ИВАН ШТРАУХ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
