Архивная публикация 2008 года: "Мировой экономический порядок"
Сейчас все говорят о новом мировом экономическом порядке, который должен прийти на смену существующему. Но чтобы определить, какие могут быть варианты этого порядка и какой из них предпочтительнее для нашей страны, следует четко понять, каков этот порядок сейчас и какие еще бывали мировые порядки. Здесь наблюдается определенная путаница.Мировой экономический порядок — это вовсе не тип экономики, господствующий в мире. То есть рабовладение, феодализм, капитализм и т.д. — это не мировые порядки, а экономические уклады, которые могут быть разными в разных странах. И можно не сомневаться, на предстоящей встрече G-20, как и на всех последующих такого рода встречах, будет обсуждаться что угодно, но никак не смена капитализма на что-то иное. Причем не столько из-за слепоты или консерватизма участников, сколько потому, что тут нет предмета обсуждения с другими странами — это сугубо внутреннее дело каждого, которое он, если захочет, будет решать сам у себя.
С древнейших времен экономические обмены существовали не только внутри каждого племени или государства, но и между ними. Мировой экономический порядок, независимо от того, называют его современники этим термином или нет, есть структура и функционирование этого транснационального экономического обмена. Откуда и куда в мире идут основные потоки товаров и денег, как осуществляется транспортировка товаров и расчеты денег, как это все регулируется — это и есть мировой экономический порядок. Таким образом, наличие более-менее единого мирового рынка — то, что сегодня называется глобализацией, — вовсе не есть обязательное условие осмысленности термина «мировой экономический порядок». Напротив, глобализация в ее экономических аспектах есть как раз один из вариантов такого порядка. Притом не очевидно, что наиболее выгодный нам (другим тоже, но для нас это существенно менее значимо).
Ошибочно думать, что в пропорции к размеру экономики объем внешней торговли стал значимым только в Новое время. Относительная автаркия свойственна лишь Средневековью, да и то это весьма условно — достаточно вспомнить Ганзейский союз да и наш торговый путь из варяг в греки. А во времена античности, в период Финикии и Вавилона, Эллады и Рима, вес внешнеторгового обмена в тогдашнем ВВП был едва ли не больше, чем сейчас. Следовательно, значительная роль экспорта-импорта в хозяйственном обороте сама по себе не есть отличительная особенность нынешнего мирового порядка. Конечно, раньше логистика больших товарных потоков была ограничена реками и морями-океанами (поэтому все великие торговые державы были прибрежными), а сейчас железнодорожный транспорт стал приемлемой альтернативой. Это существенно изменило характер товарных потоков на мировом рынке, как и набор его основных участников, — но это отличает от былых времен не XXI и даже не ХХ, а XIX век. Что же является отличительными особенностями времени нынешнего — после Второй мировой войны и особенно после распада мировой социалистической системы?
Первое — способ расчета. Это не частность — это то, каким, собственно, образом осуществляется транснациональный обмен. И в древности, и в Средние века расчеты осуществлялись или в драгметаллах, золоте и серебре, или путем натурального обмена (бартер). Драгметаллы, как правило, использовались не в слитках, а в виде золотых или серебряных денег чеканки той или иной страны (зачастую не являющейся участником обмена) — но это не принципиально, потому что их достоинство все равно определялось исключительно весом драгметалла. С Нового времени начинается быстрый закат натурального обмена (бартерные жульничества позднесоветского времени не в счет): он мало пригоден для рынка, где становится слишком много товаров разного типа. Интересно, что это привело к полной смене налоговой системы. Сначала на Руси (в Европе аналогично) брали мыто и тамгу, то есть в наших терминах сбор за право торговли в определенном месте и за право провоза через определенные территории, а также десятину (двадцатину, сороковину) — по-нынешнему налог на имущество. Да и что иное может быть облагаемой базой при господстве бартера — ведь заработок в результате его осуществления не посчитаешь, непонятно даже, в чем его считать. И лишь с переходом на чисто денежные расчеты появился подоходный налог. До середины ХХ века страны торговали, в сущности, за золото и серебро. То, что в реальности это осуществлялось за какие-то разновидности бумажных денег (банкноты, векселя, облигации), не важно, пока они обеспечивались золотом, как не важно было ранее, чей профиль вычеканен на золотой монете. А с послевоенного времени мир стал торговать исключительно на доллары — валюту одной из стран, к тому же отказавшейся от ее золотого (и какого-либо иного) обеспечения. Иные так называемые конвертируемые валюты — западноевропейских стран плюс Японии, Канады, Австралии и Гонконга — играли в мировых расчетах сугубо вторичную, чисто вспомогательную роль, независимо от объема их использования. Эта роль была полным аналогом роли рублей во внутренних расчетах в России в 90-х: у вас их в большинстве случаев готовы были взять (в основной части сделок они и использовались), но лишь потому, что существовал свободный обмен их на доллары. Введение евро ничего не изменило, лишь количество этих «свободно конвертируемых» друг в друга валют стало меньше. Такая система существует и поныне (пока!), являясь важнейшей частью нынешнего мирового экономического порядка.
Второе — движение капиталов. Деньги ведь могут перемещаться из страны в страну в качестве оплаты не только за товары, которые можно увезти, но и за приобретение нерезидентом страны в ней чего-либо недвижимого — дома, например. А почему тогда не промышленного предприятия? А если промышленного предприятия, то почему не фиктивного капитала — акций или иных ценных бумаг? Такой процесс приобрел массовый масштаб со второй половины XIX века, уже тогда транснациональное движение капиталов — например, из Британии и Германии в Америку или из Франции и Британии в Россию — было весьма значительным. Понятно, почему это не практиковалось ранее: вы, конечно, можете приобрести что-нибудь недвижимое в другой стране, но правители этой страны с той же легкостью могут в любой момент у вас это отнять. Равно если вы купили иностранную облигацию (то есть дали в долг), столь же несложно и приятно объявить, что иностранцам долги можно не отдавать. Все рассуждения о том, что правительство не будет так делать, потому что это-де отпугнет инвесторов и таким образом принесет потери в будущем, рано или поздно наталкивались на ответ: в будущем, может, и будут потери, зато в настоящем навар. Так что если один правитель так не поступал — поступал следующий. И потому этот процесс инвестирования в других странах пошел лишь тогда, когда западные страны почувствовали себя одной общностью, то есть реально одной большой сверхстраной, а в иных странах обещали защищать инвестиции своих граждан и корпораций силой оружия. Это — свободное транснациональное движение капиталов — сильно отличает ХХ и XXI век от предшествующих времен и является вторым важнейшим элементом нынешнего мирового экономического порядка. Именно оно в основном и называется глобализацией, и именно оно, а не большой объем экспорта, привело к образованию транснациональных корпораций.
Третье — способ регулирования общемирового финансового рынка. До Второй мировой войны он регулировался исключительно сам собой, как любой классический рынок, — резервной валютой становилась та, которую признавали таковой по факту участники рынка. В 20-е годы, например, это были доллар и фунт, а вот франк стать таковой валютой не смог, хотя французское правительство этого очень хотело. Но затем, как результат осмысления Великой депрессии, решили, что существует необходимость в общемировой (точнее, общезападной) конвенции на эту тему. Это и был Бреттон-Вудс, и главный его элемент — статус доллара как мировой резервной валюты — существует и поныне. Правда, Ямайская конференция начала 70-х годов отменила золотое обеспечение доллара по межгосударственным расчетам и установила плавающие валютные курсы — но доллар как единая резервная валюта остался. Остались и основные структурные элементы Бреттон-Вудса — например, Международный валютный фонд, от которого мы (как, впрочем, и весь мир) так натерпелись в 90-е годы. Но сейчас на повестке дня стоит качественно новый этап общемирового финансового регулирования, заключающийся в создании единых правил для игроков единого мирового финансового рынка из разных стран. Логика здесь простая: финансовый рынок при нынешнем мировом порядке един и интернационален, но любая транснациональная денежная транзакция регулируется исключительно национальным законодательством — страны-плательщика и страны-получателя. А они зачастую противоречат друг другу, не говоря уже о том, что эта транзакция как часть единой мировой системы транзакций насколько-то влияет на всех ее участников, а не только на этих двух. В явочном порядке это уже происходит: Центральные банки, в первую очередь западных стран, договариваются друг с другом о проведении скоординированной политики, даже в области чисто национального регулирования. Это третья особенность современного мирового экономического порядка, которая очевидно будет усиливаться. И в свете двух первых особенностей это представляется вполне разумным.
К каким реальным последствиям приводят эти три особенности современного мирового порядка? Главным образом к тому, что чистые сбережения всех стран, у кого они вообще есть — в количественном отношении это Китай, Япония, Россия, Индия, Бразилия, Саудовская Аравия и другие нефтедобывающие страны Ближнего Востока, — перетекают в страны Запада, в первую очередь в США и Великобританию, и служат там источником покрытия дефицита внешнеторгового баланса. Фантастические цифры притока капитала к нам или в Китай не должны вводить в заблуждение — это как раз особенность счета при нынешней финансовой системе: увеличение ЗВР, то есть количества долларов у нашего или китайского Центробанка, считается притоком, хотя на самом деле это отток в США! Попросту это означает, что наши с вами деньги, как и китайские и другие, финансируют даже не экономический рост в Америке (его в реальности и нет), а просто американское потребление. Такой вот экономический порядок — один зарабатывает, другой тратит то, что первый заработал. И добро бы это хоть стабильно работало — наши деньги при таком порядке все же к нам возвращались, хотя и в усеченном количестве и в пользу западных банкиров и инвесторов. Так американцы умудрились довести до кризиса даже этот кормящий их механизм! Это и побуждает власти нашей страны и других стран, реально обеспечивающих мировой рост экономики (а не потребления, как в США), требовать изменений существующего порядка. Это будет предметом обсуждения и на G-20, и после него.
В чем же заключаются требования? Иными словами, что именно будет обсуждаться на G-20? Во-первых, Россия будет требовать углубления единого для участников мирового рынка финансового регулирования, и с этим, в принципе, согласятся почти все. Наш президент будет делать упор на правилах прозрачности финансовых игроков, на регламентации деятельности рейтинговых агентств и их ответственности. В самом деле, как ответили, например, оба рейтинговых агентства-монополиста за свои сверхпозитивные оценки «Леман Бразерс», выданные и обнародованные за месяц до его банкротства? И за десятки других подобных случаев? Никак. А ведь их неосторожная оценка (или сознательно тенденциозная) может обвалить крупную корпорацию и даже страну, как и, наоборот, сориентировать вкладчиков на поддержку недостойного и неперспективного игрока! А что можно сказать о прозрачности западных гигантов после, например, истории с «Энроном»? Разве что вспомнить «самую прозрачную корпорацию России» — так раньше американские менторы называли «ЮКОС». В этих вопросах у нас будет много единомышленников.
Западные же партнеры — причем в этом вопросе партнеры без кавычек — будут в первую очередь требовать унификации и ужесточения законодательства в сфере банковской деятельности и ценных бумаг. Гарантированно потребуют регламентации рынка деривативов (без многих из которых не обойтись), ныне находящегося фактически в серой зоне, вне законодательного регулирования. Почти наверняка примут решение о сокращении разрешенного соотношения привлеченного капитала банков к собственному раза в три (в среднем с 12 до 4), что сильно сократит количество доступного капитала в мире, но увеличит стабильность финансовой системы и возможность поступательного развития. Наверняка договорятся унифицировать и ужесточить нормативы оценки банковских рисков при выдаче кредитов — с той же целью. Вряд ли Россия будет возражать против всего этого.
Основное, однако, будет в ином, и я ставлю это на последнее место исключительно для связности изложения. Россия и многие другие будут требовать пересмотра первой особенности нынешнего порядка, а именно статуса доллара как единой резервной валюты. Американцы будут сопротивляться, но, хорошо сознавая при этом, что отказаться от доллара можно и без их согласия. Уж, во всяком случае, для начала локально, в транзакциях между двумя конкретными странами (например, между Китаем и Россией) или в одной отрасли — например, в торговле нефтью. Поэтому дело не столько в американцах, сколько в том, что другие потенциальные кандидаты на роль резервной валюты пока не тянут: привлекательность евро и иены — используя модный ныне термин, этих деривативов доллара, — едва ли выше, чем у самого доллара, а юань и рубль имеют скорее долгосрочные, нежели краткосрочные перспективы. Но главная проблема в том, что корзина из нескольких, не связанных друг с другом валют не может быть резервной валютой в принципе: как бы вы отреагировали, если бы эталоном, например, длины объявили бы не один образец, как сейчас, а несколько разных?
В этом состоит главная слабость позиции России (как, впрочем, и всех остальных): резервная валюта может быть лишь одна, иное никогда не сможет стабильно функционировать, но мы на нее не тянем (да и не наш это путь — экономический империализм). Других кандидатов также не видно. И причина тому самая что ни на есть объективная — в мире сейчас даже близко нет такого явного экономического лидера, каким были США в 1945 году за пределами социалистической системы. Не вдаваясь в аргументацию, берусь утверждать, что Китай, при всех его успехах в превращении в мастерскую мира, не станет таковым еще много десятилетий, а скорее всего, никогда. То есть валютой для региональных или отраслевых расчетов рубль вполне может и должен стать, как и ряд других валют, но это никоим образом не сделает его резервной валютой. Не факт даже, что приблизит к этому. И не факт, что нам это надо.
С учетом этого, мне кажется, России имеет смысл выступить инициатором и мотором введения нового золотого стандарта. Это миф, что мировой добычи золота не хватит на обеспечение роста мировой экономики, — миф, специально запущенный авторами долларового мирового порядка. Для обеспечения 5% роста мировой экономики при покрытии золотом 25% денежной массы (это колоссально много!) действительно нужно до 10 тыс. тонн в год, при мировой добыче около 4 тыс. — но это при нынешней цене на золото! Международным соглашением ее ничего не стоит поднять в 10 раз. Вот если цену на золото установить ниже сложившейся на рынке, то это проигнорируют его участники, продавая по прежней высокой цене. А если установить выше, то что рынок сможет этому противопоставить? Не покупать его? Так если золото не товар, а деньги, то это не актуально — а критических применений в технике у золота нет. При этой цене достаточно 1000 тонн в год! Это не говоря о том, что при такой цене резко вырастут мировые запасы и добыча — востребованными станут нерентабельные ныне месторождения.
У этого предложения может оказаться немало союзников. Америке, конечно, очень не хочется терять статус резервной валюты и как следствие единственного в мире эмиссионного центра — но они начинают понимать, что это неизбежно. Но при таком варианте их золотой запас (самый большой в мире, невзирая на разговоры о его бессмысленности!) становится равным $2,5 трлн. А такое количество золота дает возможность иметь $10 трлн денежной массы, притом по определению полностью обеспеченной, в отличие от сегодняшних долларов. Неплохой спасательный круг для пускающегося в плавание по водам ответственной финансовой политики. Не меньший золотой запас в пропорции к ВВП и в ЕС. Его нет у Китая, но это вряд ли большая проблема, потому что зато у Китая самые большие в мире геологические запасы золота. И даже МВФ имеет золота около 3500 тонн — более $1 трлн при предлагаемой цене, а ведь проблема его нынешней недостаточной капитализации всеми осознается как критическая.
И ничего, что наше руководство не предложит это на G-20 и вообще не разделяет эту точку зрения. Жизнь, и в первую очередь неминуемое углубление мирового кризиса, все равно приведет его к поиску качественно новых подходов, и я надеюсь на то, что в результате предметной дискуссии оно разделит изложенный здесь взгляд. А ноябрьская встреча не последняя.
Сейчас все говорят о новом мировом экономическом порядке, который должен прийти на смену существующему. Но чтобы определить, какие могут быть варианты этого порядка и какой из них предпочтительнее для нашей страны, следует четко понять, каков этот порядок сейчас и какие еще бывали мировые порядки. Здесь наблюдается определенная путаница.Мировой экономический порядок — это вовсе не тип экономики, господствующий в мире. То есть рабовладение, феодализм, капитализм и т.д. — это не мировые порядки, а экономические уклады, которые могут быть разными в разных странах. И можно не сомневаться, на предстоящей встрече G-20, как и на всех последующих такого рода встречах, будет обсуждаться что угодно, но никак не смена капитализма на что-то иное. Причем не столько из-за слепоты или консерватизма участников, сколько потому, что тут нет предмета обсуждения с другими странами — это сугубо внутреннее дело каждого, которое он, если захочет, будет решать сам у себя.
С древнейших времен экономические обмены существовали не только внутри каждого племени или государства, но и между ними. Мировой экономический порядок, независимо от того, называют его современники этим термином или нет, есть структура и функционирование этого транснационального экономического обмена. Откуда и куда в мире идут основные потоки товаров и денег, как осуществляется транспортировка товаров и расчеты денег, как это все регулируется — это и есть мировой экономический порядок. Таким образом, наличие более-менее единого мирового рынка — то, что сегодня называется глобализацией, — вовсе не есть обязательное условие осмысленности термина «мировой экономический порядок». Напротив, глобализация в ее экономических аспектах есть как раз один из вариантов такого порядка. Притом не очевидно, что наиболее выгодный нам (другим тоже, но для нас это существенно менее значимо).
Ошибочно думать, что в пропорции к размеру экономики объем внешней торговли стал значимым только в Новое время. Относительная автаркия свойственна лишь Средневековью, да и то это весьма условно — достаточно вспомнить Ганзейский союз да и наш торговый путь из варяг в греки. А во времена античности, в период Финикии и Вавилона, Эллады и Рима, вес внешнеторгового обмена в тогдашнем ВВП был едва ли не больше, чем сейчас. Следовательно, значительная роль экспорта-импорта в хозяйственном обороте сама по себе не есть отличительная особенность нынешнего мирового порядка. Конечно, раньше логистика больших товарных потоков была ограничена реками и морями-океанами (поэтому все великие торговые державы были прибрежными), а сейчас железнодорожный транспорт стал приемлемой альтернативой. Это существенно изменило характер товарных потоков на мировом рынке, как и набор его основных участников, — но это отличает от былых времен не XXI и даже не ХХ, а XIX век. Что же является отличительными особенностями времени нынешнего — после Второй мировой войны и особенно после распада мировой социалистической системы?
Первое — способ расчета. Это не частность — это то, каким, собственно, образом осуществляется транснациональный обмен. И в древности, и в Средние века расчеты осуществлялись или в драгметаллах, золоте и серебре, или путем натурального обмена (бартер). Драгметаллы, как правило, использовались не в слитках, а в виде золотых или серебряных денег чеканки той или иной страны (зачастую не являющейся участником обмена) — но это не принципиально, потому что их достоинство все равно определялось исключительно весом драгметалла. С Нового времени начинается быстрый закат натурального обмена (бартерные жульничества позднесоветского времени не в счет): он мало пригоден для рынка, где становится слишком много товаров разного типа. Интересно, что это привело к полной смене налоговой системы. Сначала на Руси (в Европе аналогично) брали мыто и тамгу, то есть в наших терминах сбор за право торговли в определенном месте и за право провоза через определенные территории, а также десятину (двадцатину, сороковину) — по-нынешнему налог на имущество. Да и что иное может быть облагаемой базой при господстве бартера — ведь заработок в результате его осуществления не посчитаешь, непонятно даже, в чем его считать. И лишь с переходом на чисто денежные расчеты появился подоходный налог. До середины ХХ века страны торговали, в сущности, за золото и серебро. То, что в реальности это осуществлялось за какие-то разновидности бумажных денег (банкноты, векселя, облигации), не важно, пока они обеспечивались золотом, как не важно было ранее, чей профиль вычеканен на золотой монете. А с послевоенного времени мир стал торговать исключительно на доллары — валюту одной из стран, к тому же отказавшейся от ее золотого (и какого-либо иного) обеспечения. Иные так называемые конвертируемые валюты — западноевропейских стран плюс Японии, Канады, Австралии и Гонконга — играли в мировых расчетах сугубо вторичную, чисто вспомогательную роль, независимо от объема их использования. Эта роль была полным аналогом роли рублей во внутренних расчетах в России в 90-х: у вас их в большинстве случаев готовы были взять (в основной части сделок они и использовались), но лишь потому, что существовал свободный обмен их на доллары. Введение евро ничего не изменило, лишь количество этих «свободно конвертируемых» друг в друга валют стало меньше. Такая система существует и поныне (пока!), являясь важнейшей частью нынешнего мирового экономического порядка.
Второе — движение капиталов. Деньги ведь могут перемещаться из страны в страну в качестве оплаты не только за товары, которые можно увезти, но и за приобретение нерезидентом страны в ней чего-либо недвижимого — дома, например. А почему тогда не промышленного предприятия? А если промышленного предприятия, то почему не фиктивного капитала — акций или иных ценных бумаг? Такой процесс приобрел массовый масштаб со второй половины XIX века, уже тогда транснациональное движение капиталов — например, из Британии и Германии в Америку или из Франции и Британии в Россию — было весьма значительным. Понятно, почему это не практиковалось ранее: вы, конечно, можете приобрести что-нибудь недвижимое в другой стране, но правители этой страны с той же легкостью могут в любой момент у вас это отнять. Равно если вы купили иностранную облигацию (то есть дали в долг), столь же несложно и приятно объявить, что иностранцам долги можно не отдавать. Все рассуждения о том, что правительство не будет так делать, потому что это-де отпугнет инвесторов и таким образом принесет потери в будущем, рано или поздно наталкивались на ответ: в будущем, может, и будут потери, зато в настоящем навар. Так что если один правитель так не поступал — поступал следующий. И потому этот процесс инвестирования в других странах пошел лишь тогда, когда западные страны почувствовали себя одной общностью, то есть реально одной большой сверхстраной, а в иных странах обещали защищать инвестиции своих граждан и корпораций силой оружия. Это — свободное транснациональное движение капиталов — сильно отличает ХХ и XXI век от предшествующих времен и является вторым важнейшим элементом нынешнего мирового экономического порядка. Именно оно в основном и называется глобализацией, и именно оно, а не большой объем экспорта, привело к образованию транснациональных корпораций.
Третье — способ регулирования общемирового финансового рынка. До Второй мировой войны он регулировался исключительно сам собой, как любой классический рынок, — резервной валютой становилась та, которую признавали таковой по факту участники рынка. В 20-е годы, например, это были доллар и фунт, а вот франк стать таковой валютой не смог, хотя французское правительство этого очень хотело. Но затем, как результат осмысления Великой депрессии, решили, что существует необходимость в общемировой (точнее, общезападной) конвенции на эту тему. Это и был Бреттон-Вудс, и главный его элемент — статус доллара как мировой резервной валюты — существует и поныне. Правда, Ямайская конференция начала 70-х годов отменила золотое обеспечение доллара по межгосударственным расчетам и установила плавающие валютные курсы — но доллар как единая резервная валюта остался. Остались и основные структурные элементы Бреттон-Вудса — например, Международный валютный фонд, от которого мы (как, впрочем, и весь мир) так натерпелись в 90-е годы. Но сейчас на повестке дня стоит качественно новый этап общемирового финансового регулирования, заключающийся в создании единых правил для игроков единого мирового финансового рынка из разных стран. Логика здесь простая: финансовый рынок при нынешнем мировом порядке един и интернационален, но любая транснациональная денежная транзакция регулируется исключительно национальным законодательством — страны-плательщика и страны-получателя. А они зачастую противоречат друг другу, не говоря уже о том, что эта транзакция как часть единой мировой системы транзакций насколько-то влияет на всех ее участников, а не только на этих двух. В явочном порядке это уже происходит: Центральные банки, в первую очередь западных стран, договариваются друг с другом о проведении скоординированной политики, даже в области чисто национального регулирования. Это третья особенность современного мирового экономического порядка, которая очевидно будет усиливаться. И в свете двух первых особенностей это представляется вполне разумным.
К каким реальным последствиям приводят эти три особенности современного мирового порядка? Главным образом к тому, что чистые сбережения всех стран, у кого они вообще есть — в количественном отношении это Китай, Япония, Россия, Индия, Бразилия, Саудовская Аравия и другие нефтедобывающие страны Ближнего Востока, — перетекают в страны Запада, в первую очередь в США и Великобританию, и служат там источником покрытия дефицита внешнеторгового баланса. Фантастические цифры притока капитала к нам или в Китай не должны вводить в заблуждение — это как раз особенность счета при нынешней финансовой системе: увеличение ЗВР, то есть количества долларов у нашего или китайского Центробанка, считается притоком, хотя на самом деле это отток в США! Попросту это означает, что наши с вами деньги, как и китайские и другие, финансируют даже не экономический рост в Америке (его в реальности и нет), а просто американское потребление. Такой вот экономический порядок — один зарабатывает, другой тратит то, что первый заработал. И добро бы это хоть стабильно работало — наши деньги при таком порядке все же к нам возвращались, хотя и в усеченном количестве и в пользу западных банкиров и инвесторов. Так американцы умудрились довести до кризиса даже этот кормящий их механизм! Это и побуждает власти нашей страны и других стран, реально обеспечивающих мировой рост экономики (а не потребления, как в США), требовать изменений существующего порядка. Это будет предметом обсуждения и на G-20, и после него.
В чем же заключаются требования? Иными словами, что именно будет обсуждаться на G-20? Во-первых, Россия будет требовать углубления единого для участников мирового рынка финансового регулирования, и с этим, в принципе, согласятся почти все. Наш президент будет делать упор на правилах прозрачности финансовых игроков, на регламентации деятельности рейтинговых агентств и их ответственности. В самом деле, как ответили, например, оба рейтинговых агентства-монополиста за свои сверхпозитивные оценки «Леман Бразерс», выданные и обнародованные за месяц до его банкротства? И за десятки других подобных случаев? Никак. А ведь их неосторожная оценка (или сознательно тенденциозная) может обвалить крупную корпорацию и даже страну, как и, наоборот, сориентировать вкладчиков на поддержку недостойного и неперспективного игрока! А что можно сказать о прозрачности западных гигантов после, например, истории с «Энроном»? Разве что вспомнить «самую прозрачную корпорацию России» — так раньше американские менторы называли «ЮКОС». В этих вопросах у нас будет много единомышленников.
Западные же партнеры — причем в этом вопросе партнеры без кавычек — будут в первую очередь требовать унификации и ужесточения законодательства в сфере банковской деятельности и ценных бумаг. Гарантированно потребуют регламентации рынка деривативов (без многих из которых не обойтись), ныне находящегося фактически в серой зоне, вне законодательного регулирования. Почти наверняка примут решение о сокращении разрешенного соотношения привлеченного капитала банков к собственному раза в три (в среднем с 12 до 4), что сильно сократит количество доступного капитала в мире, но увеличит стабильность финансовой системы и возможность поступательного развития. Наверняка договорятся унифицировать и ужесточить нормативы оценки банковских рисков при выдаче кредитов — с той же целью. Вряд ли Россия будет возражать против всего этого.
Основное, однако, будет в ином, и я ставлю это на последнее место исключительно для связности изложения. Россия и многие другие будут требовать пересмотра первой особенности нынешнего порядка, а именно статуса доллара как единой резервной валюты. Американцы будут сопротивляться, но, хорошо сознавая при этом, что отказаться от доллара можно и без их согласия. Уж, во всяком случае, для начала локально, в транзакциях между двумя конкретными странами (например, между Китаем и Россией) или в одной отрасли — например, в торговле нефтью. Поэтому дело не столько в американцах, сколько в том, что другие потенциальные кандидаты на роль резервной валюты пока не тянут: привлекательность евро и иены — используя модный ныне термин, этих деривативов доллара, — едва ли выше, чем у самого доллара, а юань и рубль имеют скорее долгосрочные, нежели краткосрочные перспективы. Но главная проблема в том, что корзина из нескольких, не связанных друг с другом валют не может быть резервной валютой в принципе: как бы вы отреагировали, если бы эталоном, например, длины объявили бы не один образец, как сейчас, а несколько разных?
В этом состоит главная слабость позиции России (как, впрочем, и всех остальных): резервная валюта может быть лишь одна, иное никогда не сможет стабильно функционировать, но мы на нее не тянем (да и не наш это путь — экономический империализм). Других кандидатов также не видно. И причина тому самая что ни на есть объективная — в мире сейчас даже близко нет такого явного экономического лидера, каким были США в 1945 году за пределами социалистической системы. Не вдаваясь в аргументацию, берусь утверждать, что Китай, при всех его успехах в превращении в мастерскую мира, не станет таковым еще много десятилетий, а скорее всего, никогда. То есть валютой для региональных или отраслевых расчетов рубль вполне может и должен стать, как и ряд других валют, но это никоим образом не сделает его резервной валютой. Не факт даже, что приблизит к этому. И не факт, что нам это надо.
С учетом этого, мне кажется, России имеет смысл выступить инициатором и мотором введения нового золотого стандарта. Это миф, что мировой добычи золота не хватит на обеспечение роста мировой экономики, — миф, специально запущенный авторами долларового мирового порядка. Для обеспечения 5% роста мировой экономики при покрытии золотом 25% денежной массы (это колоссально много!) действительно нужно до 10 тыс. тонн в год, при мировой добыче около 4 тыс. — но это при нынешней цене на золото! Международным соглашением ее ничего не стоит поднять в 10 раз. Вот если цену на золото установить ниже сложившейся на рынке, то это проигнорируют его участники, продавая по прежней высокой цене. А если установить выше, то что рынок сможет этому противопоставить? Не покупать его? Так если золото не товар, а деньги, то это не актуально — а критических применений в технике у золота нет. При этой цене достаточно 1000 тонн в год! Это не говоря о том, что при такой цене резко вырастут мировые запасы и добыча — востребованными станут нерентабельные ныне месторождения.
У этого предложения может оказаться немало союзников. Америке, конечно, очень не хочется терять статус резервной валюты и как следствие единственного в мире эмиссионного центра — но они начинают понимать, что это неизбежно. Но при таком варианте их золотой запас (самый большой в мире, невзирая на разговоры о его бессмысленности!) становится равным $2,5 трлн. А такое количество золота дает возможность иметь $10 трлн денежной массы, притом по определению полностью обеспеченной, в отличие от сегодняшних долларов. Неплохой спасательный круг для пускающегося в плавание по водам ответственной финансовой политики. Не меньший золотой запас в пропорции к ВВП и в ЕС. Его нет у Китая, но это вряд ли большая проблема, потому что зато у Китая самые большие в мире геологические запасы золота. И даже МВФ имеет золота около 3500 тонн — более $1 трлн при предлагаемой цене, а ведь проблема его нынешней недостаточной капитализации всеми осознается как критическая.
И ничего, что наше руководство не предложит это на G-20 и вообще не разделяет эту точку зрения. Жизнь, и в первую очередь неминуемое углубление мирового кризиса, все равно приведет его к поиску качественно новых подходов, и я надеюсь на то, что в результате предметной дискуссии оно разделит изложенный здесь взгляд. А ноябрьская встреча не последняя.
| Торможение регулированием Несмотря на то, что президент Франции Николя Саркози явно раздражает многих представителей власти европейских государств, его предложения о реформировании основ мировой экономики поддержали большинство министров финансов стран Евросоюза. «План Саркози» состоит из 11 пунктов и предусматривает усиление регулирования финансовых рынков в пику либеральному англосаксонскому принципу, который применялся последние двадцать лет в глобальном финансовом пространстве. Пока подробности плана не раскрываются, но некоторые принципиальные моменты уже стали достоянием общественности. Саркози предлагает повысить транспарентность финансовых институтов, усилить законодательство и нормы регулирования финансовых рынков, снизить объем рискованных практик ведения бизнеса, в частности в сфере предоставления кредитования, и усилить функции Международного валютного фонда по наблюдению за ситуацией на финансовых рынках. Кроме того, в «плане Саркози» есть призыв бороться с «краткосрочностью» на финансовых рынках, повышать уровень отчетности, ответственности и прозрачности, более надежно прогнозировать риски. Также предложения французского президента предоставляют больше прав развивающимся странам на мировых финансовых рынках, повышают ответственность рейтинговых агентств, чиновников, банков и их топ-менеджеров. Получается, что, если предложения Саркози будут реализованы, они сформируют некий глобальный финансовый «тормоз». Он будет заставлять финансовые институты принимать решения не торопясь и охлаждать желание надувать новые финансовые пузыри. Ведь чем жестче регулирование и ответственность участников финансовых рынков, тем меньше рисков возникает. Хотя, с другой стороны, «тормоз» для финансовых рынков, который предлагает создать Саркози, может заметно замедлить развитие финансового сектора. Помимо этого в «плане Саркози» европейские министры нашли еще одну негативную сторону. Французский президент заявил, что странам, входящим в зону евро, необходим управляющий орган, который занимался бы координацией действий в финансовой сфере. В этот орган должны войти главы государств, которые будут тесно взаимодействовать с Центральным банком Европы. Это предложение было заблокировано по инициативе Германии, которая опасается создания европейского экономического правительства. Догадаться, что лежит в основе этих опасений, несложно. Страна, чей представитель будет такое правительство возглавлять, может получить необоснованные привилегии. Как бы то ни было, но узнать все подробности предложений Саркози и вероятность их реализации удастся не скоро. План реформ должен получить одобрение лидеров Евросоюза, тогда он станет позицией 27 стран на встрече лидеров «большой двадцатки» 15 ноября в Вашингтоне. |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
