Архивная публикация 2003 года: "Политический всхлип"

В начале, как известно, было слово. Желание сказать слово широкой общественности многих страждущих привело к печальному концу.Избирательный штаб по выбору депутатов районного собрания работал без выходных уже третий месяц. За это время успели многое: справили два дня рождения, провели пять заседаний по обсуждению главной идеи предвыборных плакатов, составили список пенсионеров района и написали проникновенное обращение к ним кандидатов. Много других хороших и полезных дел успели сделать работники штаба. Удовлетворения, впрочем, это не приносило.

"Без телевидения нам никуда, -- озабоченно говорили в штабе. -- Нужен ролик. Без него наша работа не имеет смысла".

День выборов стремительно приближался. Были заброшены текущие дела, и обращения к пенсионерам аккуратными стопочками лежали по всем комнатам. Творческий руководитель штаба Артур созывал экстренные совещания, на которых обсуждали идею предвыборного ролика. После горячих споров было решено "особо не мудрить" и выгодно отличиться от других. То есть просто обратиться к народу. Обращаться должны были двое молодых кандидатов. Референт Люся узнала расценки на эфирное время на кабельном телевидении. По результатам было созвано экстренное совещание, на котором решили в целях экономии средств записать один ролик на двоих кандидатов. Хронометражом 20 секунд.

"Таким образом избиратели поймут, что мы не кидаем деньги на ветер", -- многозначительно сказал Артур. И добавил: "О дне съемок будет объявлено дополнительно".

В воскресенье референт Люся проснулась попозже, предвкушая, как вечером отправится на день рождения к любимому другу. Люся грезила о прическе с начесом, алом маникюре и туфельках на высоком каблуке. Телефонный звонок прервал девичьи мечты.

Звонил Артур. Который строго объяснил, что съемки назначены на сегодня, на вечер, и что он там быть не сможет. "Буду отбирать на студии видеоряд", -- сказал творческий руководитель.

Люсю попыталась возразить, что у ее жениха сегодня вечером -- день рождения. И поэтому она никак.

"Личная жизнь на время предвыборной кампании категорически отменяется. Спрашивать буду с вас, все остальные болеют", -- строго сказал Артур и положил трубку.

В назначенный час Люся прибыла в офис. Горел яркий свет, в пепельницах тлели наспех затушенные бычки, всюду валялись пачки с растворимой лапшой, газеты и листовки с обращениями молодых кандидатов к пенсионерам района. Работая в режиме аврала, сочувствующие кандидатам Шурику Золотовскому и Владику Петрову женщины переносили грипп на ногах. Здоровая Люся, одетая в праздничное выходное платье, вносила приятное разнообразие в обстановку. Она демонстративно позвонила жениху и пообещала опоздать совсем на чуть-чуть.

"Они меня заразят", -- волновался кандидат Золотовский. Он ежеминутно прикладывал к вспотевшему лбу руку и, трагически закатив глаза, сообщал: "Ну вот, уже температура поднимается". Больше всего Шурика обижало, что никто из присутствующих не выражает надлежащей тревоги о состоянии его здоровья. Особенно его расстраивало, что этого не делает Люся в роскошном платье с разрезом.

"Они меня заразят", -- в очередной раз прошептал Шурик и вытолкнул Люсю в коридор. В прохладе и полумраке Золотовский прижался к ней и попросил засечь по часам, во сколько укладывается его выступление.

"Возьми мои, они точные", -- озабоченно сказал Шурик и снял с запястья новенький "Роллекс".

"Ага, давай, ровно, начинай", -- скомандовала Люся.

"Я Александр Золотовский, -- с выражением произнес Шурик. -- Голосуйте за меня, и только за меня", -- добавил кандидат и откашлялся.

Выступление укладывалось ровно в десять секунд. Шурик озабоченно посмотрел на секундную стрелку. "Так, еще разочек попробуем", -- сказал он и повторил важные слова.

Выступление снова уложилось в десять секунд. Чтобы записать все, что Золотовский думает о реформе отечественного законодательства и о жизни в целом, требовались долгие часы.

"А ведь ничего и сказать не успел", -- жалобно заключил Шурик.

В это время в комнате оператор выбирал фон для съемок. Стены, густо увешанные графиками "отражения хода предвыборной кампании в печатных изданиях региона" выглядели чудовищно и надлежащим фоном служить не могли.

"А чего, эти штуки на окнах, закроем их и будет нормально", -- обратился сам к себе оператор.

Гриппующие женщины кинулись к жалюзи и закрыли их. Оператор посмотрел в окошечко камеры и скомандовал: "Ну ка, девушки, откройте их снова".

Гриппующие женщины подобострастно исполнили указание. Оператор снова посмотрел в глазок камеры и задумчиво произнес: "Что-то я не пойму, как лучше".

В течение получаса ритмично открывались и закрывались жалюзи. Остановились на последнем варианте. "А то бликует", -- значительно объяснил оператор. Женщины послушно закивали, как пластмассовые собачки в машинах.

По просьбе Шурика на заднем плане повесили плакат с изображением Шурика, но он не держался на скотче и отваливался.

"Да что же это такое", -- нервничал Золотовский и покрывался свежей испариной.

Люся предложила Шурику обмахиваться листовкой во время выступления. "Заодно и жарко не будет", -- сказала милая девушка.

Шурик не понял юмора и попросил оператора посмотреть, как это будет выглядеть со стороны. Со стороны это выглядело нелепо.

Шурик нервничал: что он вспотел, что в теплом непроветренном помещении с дикой скоростью распространяются вирусы гриппа, а этого придурка Владика все нет и нет.

"Хватит ждать неизвестно кого", -- требовал Шурик.

Но по сценарию два кандидата должны были стоять руку об руку.

Через полчаса в комнату стремительно вошел Владик.

"Ну что, начинаем", --сказал румяный и энергичный с мороза кандидат и выдернул ногой шнур от камеры.

Появление долгожданного Петрова внесло еще большую смуту. Когда два кандидата встали рядом, выяснилось очевидное: по росту они не подходят. Юноши менялись местами, мелькали жалюзи, оператор колдовал над аппаратурой. Виновник происходящего, главный режиссер предвыборного ролика, Артур, сидел в студии в поисках видеоряда. Телефонным звонком он переложил полномочия на Люсю. Люся в отчаянии позвонила другу и поинтересовалась судьбой торта. Торт ее все еще ждал.

"Так, ну давайте побыстрее", -- закричала Люся.

Оператор скомандовал: "Тишина!"

Гриппующие женщины поднесли платки к носам и постарались не дышать. Чуть было не чихнувшую женщину с позором выпроводили из комнаты.

"Тишина", -- повторил оператор.

Тишина затянулась -- кандидаты еще не решили, что говорить. Владик настаивал на "человечности обращения", полагая, что будет достаточно, рассказать его, Петрова, биографию. Особенно ему нравилась строчка "Живет на Пролетарской улице". Владик полагал, что прописка на улице с таким удачным демократическим названием обеспечит ему приток голосов ненавидящего олигархов электората.

Шурик, в свою очередь, выступал за "концептуальные идеи". С раскатистым "р" он повторял красивое слово "реформирование" и умоляюще заглядывал в блестящие глаза Владика.

Владик нечетко отражал Шурика. Он интенсивно закапал глаза каплями, обещающими необычайную ясность взгляда, и в результате все происходящее вокруг видел несколько мутновато.

Потом долго выбирали прощальные слова. Отвергли варианты "до встречи!" и "до свидания!". Остановились на варианте "всего вам доброго, дорогие избиратели!". Попробовали сказать это хором, получилось не в такт.

Оператор брезгливо вынул из камеры кассету...

Артур по телефону распорядился привезти ее к нему в студию. "Под вашу ответственность", -- сказал он Люсе голосом, не допускающим возражений. Люся в последний раз в этот вечер позвонила другу-имениннику.

Шурик сообщил Люсе, что он ее подвезет. "А то мало ли что случится по дороге, темно уже", -- ласково сказал кандидат. Гриппующие женщины с уважением посмотрели на молодого референта. "Да он о кассете волнуется, что вы думаете", -- раздраженно сказала Люся и пошла одеваться.

В студию долго не пускали. Старичок-вахтер на входе пристально вглядывался в лицо Шурика. "Не велено ночью никого в здание впускать, -- сказал старичок. -- И не упрашивайте, не знаю никакого такого Александра Золотовского. Не велено".

Последняя фраза окончательно расстроила Шурика.

"Как же, как не знаете Золотовского? -- хрипло вопрошал он старичка. -- Я же ваш кандидат", -- уверял Шурик.

"Не знаю никаких таких кандидатов, -- настаивал на своем вахтер. -- Не велено никого пускать, не велено".

Позвонили Артуру. Он что-то долго объяснял вахтеру, после чего тот услужливо побежал вызывать лифт.

"Ну, успели, -- с чувством исполненного долга сказал Артур. -- Завтра последний день, когда ролики принимают".

Артур торжественно вставил кассету в магнитофон. Что-то затрещало, на экране появились серые мушки. Через минуту -- изображение двух кандидатов. Артур крутил рычажки, нажимал на кнопки, вставлял какие-то шнуры и требовательно стучал по крышке аппаратуры. Ничего не помогало: все снятое оказалось не в фокусе. Мутные, расплывчатые силуэты еле слышно рассказывали о себе. Хотя Люся и уловила что-то про Пролетарскую улицу и реформирование жизни пенсионеров.

"Это конец", -- уверенно сказал Шурик. -- Без телевидения ничего не имеет смысла. Так, Артур, -- гневно обратился он к творческому руководителю, -- как хотите, но я должен появиться на экране. Любой ценой".

На следующий день по тревоге были вызваны кандидаты и новый оператор. Кандидаты повторили вчерашний текст -- за ночь он отлежался и выглядел окончательно беспомощно. На кабельном телевидении района, как и предполагал Артур, ролик уже не взяли. Зато он пристроил его на телеканал, вещающий в другом районе. "За скорость -- тройной тариф", -- объяснили Артуру на канале. Шурик и Владик поведали о своих планах чужому электорату. Как, собственно, и завещали они Артуру -- любой ценой.