Архивная публикация 2005 года: "Последняя катастрофа"

В авиакатастрофе над Боденским озером в июле 2002 года Виталий Калоев потерял свою семью. В 2004 году он убил авиадиспетчера Петера Нильсена, который дежурил на пульте, когда случилась катастрофа. А сейчас в Цюрихе проходит судебный процесс над Калоевым. И вряд ли этот суд может быть справедливым.Клотен, Швейцария. 24 февраля 2004 года

Вторая половина дня, начало шестого. Метте еще не пора уходить. Это такое минутное счастье, которое хочется растянуть надолго, на часы, дни, на всю жизнь: Метте на диване, дети играют наверху, а Петер ложится рядом с женой, и они смотрят телевизор. Метте говорит, что ей надо погладить, но муж просит: посиди еще немного, ведь так уютно. Но потом она встает, гладит белье, делает то, что обычно делают люди, которые думают, что впереди много лет жизни. И не догадываются, что все это происходит в последний раз.

На улице, у гаражей, стоит человек и курит сигарету. Полтора года назад вся его семья погибла в авиакатастрофе над Боденским озером. С тех самых пор Виталий Калоев, инженер-строитель с Кавказа, из Осетии, курит по две-три пачки в день: ему больше не за что держаться. Есть только сигареты и тот самый коричневый конверт в кармане.

Он видит перед собой дом на четыре квартиры, внизу слева живут Нильсены. Отсюда также виден аэропорт Цюриха, видны самолеты, проезжающие по полосе, слышен гул турбин. Именно там в июльскую ночь 2002-го перед экраном радара сидел авиадиспетчер Нильсен: наблюдал траектории полета, поддерживал радиосвязь, давал свои указания, в том числе и то последнее, после которого на высоте 11 км над его головой столкнулись Ту-154 «Башкирских авиалиний» и грузовой самолет компании DHL.

Среди 71 погибшего -- Светлана, 42 года, жена Калоева; его сын Константин, 10 лет, и четырехлетняя дочь Диана. Вся его семья.

Калоев прошел длинный путь, прежде чем добраться до улицы Ребвег, 26. Ему потребовалось полтора года. Полтора года, в течение которых он носил только черное -- черные брюки, черную рубашку, черное пальто. Те полтора года, в течение которых он у себя дома во Владикавказе каждое утро смотрел на фотографии жены и детей. Живых. А каждый вечер перед сном -- на фотографии их уже умерших, в гробах.

Полтора года он ждал, когда же из Швейцарии придет извинение, с которым он мог бы жить дальше. Теперь от нескольких минут ничего не зависит. Он докуривает сигарету, отбрасывает окурок в сторону. Затем идет направо, на тропинку, что спускается вниз вдоль стены дома. 20 ступенек -- и Калоев обнаруживает проход между деревьями. Он перешагивает через невысокую проволочную сетку, через деревянные брусья. В кармане пальто он нащупывает коричневый конверт, тот, в котором лежат фотографии его семьи, и еще что-то твердое -- стальной нож «рейнджер».

Когда Петер Нильсен увидел на своей террасе черного человека, было 17.51.

Он говорит Метте: «Там человек». Он открывает дверь на террасу, его младшая дочь бежит вслед за ним. Он прикрывает дверь, малышка попадает головой в просвет между дверью и косяком и начинает плакать, Метте уводит ее, чтобы утешить.

Вот Петер Нильсен уже снаружи. Он прикрыл за собой дверь, оставив узкую щель. А Виталий Калоев думает, что этот Нильсен не хочет впускать его в свой дом и что от него, Виталия, вдовца, опять пытаются отделаться, не хотят отвечать на его вопросы, его просьбы, отмахиваются от его правды. Правды этого коричневого конверта, который он держит сейчас в руке.

Через минуту Метте слышит крик и выбегает на улицу. На террасе лежит ее муж, его плечо в крови. Рядом застыл этот незнакомец с ножом в левой руке. Петер Нильсен еще успевает сказать: «Вызови «скорую». Он еще не знает, что уже слишком поздно, потому что нож перерезал артерию и вену. И Метте приходится решать, остаться ли ей с Петером или увести детей в безопасное место. Это самый ужасный момент в ее жизни. Она хватает детей и убегает.

Верховный суд Цюриха. Октябрь 2005 года

В этот вторник Верховный суд Цюриха начинает процесс против Виталия Калоева 49 лет. Швейцарская бульварная газета «Блик» пишет, что процесс ведется против «убийцы диспетчера», в то время как обвинение звучит по-другому. А Сюзанна Пробст, которая в то время жила рядом с Нильсенами, говорит, что на днях ей снова звонили российские журналисты. Для них Калоев -- мститель, а в их статьях это все равно что праведник.

Верховный суд располагается в здании у Цюрихер Хиршенграбен. Это постройка эпохи классицизма, трехэтажная, украшенная позолоченными надписями -- она так же величественна, как и тот закон, которому с 1835 года служит этот суд. Даже архитектура этого здания говорит о том, что здесь выносят приговоры, а не проверяют убеждения. А прокурор Ульрих Ведер считает, что осудить следует только деяние, и ничто другое: «Профессионализм и принцип правового государства требуют от нас делового, спокойного и уважительного подхода. Не так ли?» Произносит он это так корректно и сухо, как может делать только швейцарский чиновник. Прокурор Ведер обвиняет подсудимого в преднамеренном убийстве. По закону Швейцарии это еще не то убийство, которое предполагает особую жестокость, но уже и не убийство по неосторожности, на чем настаивает адвокат Калоева Маркус Хуг.

Калоев утверждает, что не помнит момент нанесения удара. При этом он также говорит, что судьи могут исходить из того, что именно он убил Петера Нильсена. И Хуг, и суд расценивают это заявление как признание вины. Таким образом, защитник Хуг должен убедить трех судей в том, что Калоев убил 36-летнего аваиадиспетчера, пребывая в состоянии аффекта. За это могут дать самое большее 10 лет. За преднамеренное убийство -- свыше 20 лет.

При этом в центре внимания -- вопрос, приехал ли Калоев в Цюрих уже с планом или у него сдали нервы в последний момент, на террасе. И тогда речь, конечно же, идет о вменяемости -- судебный эксперт Мартин Кизеветтер, глава судебно-психиатрической службы при университетской клинике Цюриха, подтверждает, что у Калоева «продолжительное изменение личности вследствие тяжелых переживаний». Он утверждает, что подсудимый не мог осознавать своих действий и не мог их контролировать.

На процесс суд определил срок в два дня, и публичным стал не только сам процесс, но и совещание судей. Так всегда ведут себя перед Верховным судом, именно таким образом пытаются сделать все возможное для того, чтобы приговор был справедливым. И все же в этом случае справедливого приговора быть не может. Да и с какой стати ему быть справедливым?

Смерть авиадиспетчера была последним звеном в цепи катастроф. И если бы удалось предотвратить одну, то другой не было бы и вовсе.

Вполне возможно, что в ретроспективе все выглядит так, будто сама судьба столкнула этих двух людей и с самого начала все для них было предопределено. Но причиной смерти Петера Нильсена стала также и пропасть между двумя культурами. С одной стороны -- осетинская, восточная культура, которая делает вину личным делом двух людей, тех двух людей, которым никто и ничто не должно помешать, когда речь идет о наказании за нее. С другой -- западная культура, она предполагает, что задача юстиции как раз в том и заключается, чтобы встать между этими людьми, разъединить их, компенсируя вину «по-деловому, спокойно, вежливо».

Нильсен принадлежал тому западному миру, в котором смерть 71 человека по прошествии первого шока становится объектом бесконечных расследований и экспертиз, процедур уголовных, определяющих меру вины, и процедур гражданских, которые устанавливают размер причиненного ущерба. Плюс к этому внесудебные комиссии, когда хладнокровные расчетливые адвокаты жертв и адвокаты фирм (тоже хладнокровные) обмениваются документами, пока не придут к соглашению.

Виталий же Калоев, напротив, принадлежит тому миру, где провинившийся человек приходит в дом к другому человеку и умоляет о прощении. А если вина тяжелая и очень тяжелая, то на Кавказе этот человек должен ползти последние 500 метров на коленях.

Юберлинген, Германия. Лето 2002 года

«Башкирские авиалинии», рейс BTC 2937 Москва--Барселона: уже тогда было множество упущенных возможностей предотвратить эту трагедию.

В июне 2002-го инженер-строитель Калоев ожидал приезда своей семьи в Барселоне. Его семья тоже ждет, только своего самолета в Москве, который должен вылететь лишь через несколько дней. Калоев не видел их почти год. На родине заказов почти не было, а друг его построить дом в Испании -- что же ему было не поехать туда?

Калоев уехал, оставив семью, которая в Осетии значит очень многое, а для него, Виталия, -- всё. Дома осталась Светлана, его первая и единственная любовь, на ней он женился в 1991 году, а также сын Константин, которым отец очень гордился. Мальчик уже весьма хорошо говорил по-английски и помнил имена всех Калоевых до 11-го колена. Дома осталась и Диана, его ангел, явившийся к ним, когда они уже и не надеялись, что Светлана вновь забеременеет.

Теперь дом для друга был уже готов, но перед отъездом Виталий хотел провести отпуск вместе со своей семьёй в Испании, у моря. Калоев, думал, что солнце и теплая вода пошли бы им на пользу, особенно Константину, который страдал от аллергии.

Дома во Владикавказе Светлана взяла все накопленные за год 2800 долларов, семья добралась до Москвы и остановилась у брата Виталия -- Юрия. Но на ближайший рейс все места были забронированы. Поэтому Светлана села за телефон и обзвонила туристические бюро. В одном сказали, что у них кое-что есть: чартерный рейс для группы из Башкирии -- та пропустила свой рейс, потому что автобус отвез их не в тот аэропорт Москвы, и теперь для группы выделили специальный самолет.

«Полетим на нем?» -- спрашивает Светлана. А малышка Диана говорит: «Да, я хочу к папе».

Вечером 1 июля самолет вылетает из Москвы, набирает 36 тыс. футов и в 23.30 переходит под наблюдение цюрихской авиадиспетчерской компании, которая частично контролирует еще и территорию Южной Германии. За экраном радара сидит Петер Нильсен.

У датчанина, работавшего в государственной авиадиспетчерской службе Skyguide с 1995 года, еще в 23/24 на экране появился другой самолет -- принадлежащий почтовой компании DHL «Боинг-757», который направлялся из Бергамо в Брюссель. Высота полета та же самая -- 36 тыс. футов, почти 11 тыс. метров.

Нильсен сидит там один, потому что напарник ушел в комнату отдыха спать. Диспетчеру надо развести самолеты на разные высоты, но при этом он еще должен посадить во Фридрихсхафене самолет авиакомпании «Аэро Ллойд», летящий из Креты.

К тому же есть проблемы: сигнальная лампочка радара, которая должна предупреждать об опасности столкновения, не работает. К тому же не работает и основная телефонная связь. Напрасно диспетчерская Карлсруэ пытается дозвониться до Цюриха. Немецкие диспетчеры видят, что самолеты уже близко, чертовски близко. Но Цюрих не отвечает.

Лишь за 44 секунды до катастрофы Нильсен понимает, насколько мало расстояние между самолетами. И как только он это понимает, он дает Ту-154 приказ снижаться до 35 тыс. футов. Это была роковая ошибка, поскольку на «боинге» уже сработала автоматическая система уклонения от столкновения и он начал экстренное снижение. В 23 часа 35 минут и 31 секунду «боинг» своим хвостом пропарывает фюзеляж Ту-154. Через 15 секунд оба самолета исчезают с экранов радара на высоте 35 тыс. футов над Юберлингом, на Бодензее. Это крупнейшая авиакатастрофа, которая когда-либо случалась на немецкой земле.

Виталий Калоев первым же рейсом вылетает из Барселоны в Цюрих. Вальтер Майер, священник аэропорта, едет вместе с ним в Юберлинген, на место трагедии, -- путешествие в самое сердце тьмы. «Это была ошибка. Виталий непременно хотел туда поехать, но надо было его удержать, любым образом», -- говорит об этой поездке Майер. На площади в 35 кв. км разбросаны обломки самолета и лежат погибшие, накрытые белыми простынями. После падения с высоты 11 км они уже не похожи на людей. Калоев появляется на месте крушения на два дня раньше остальных родственников погибших. «То, что он увидел, нанесло ему тяжелейшую травму», -- говорит Майер.

В Юберлинге о нем заботится Михаэль Освальд. Здесь толком-то и не знают, что делать с человеком из Осетии. Калоев хочет участвовать в поисках, все это понимают, но никто не хочет, чтобы он увидел этих погибших. Своих погибших. «Чрезвычайный душеспаситель» Освальд, жестянщик по профессии, идет вместе с ним впереди поисковой команды, по тропинкам среди леса обломков. И он знает -- все эти тропы уже проверены.

Первым обнаружили труп Дианы. Она упала в городке Овинген. Ее ударило о дерево, а затем тело скатилось вниз с ветки на ветку. Девочку обнаружила сотрудница полиции. Малышка выглядела так, cловно она мирно спит. На ее лице лишь несколько ссадин. «Ангелы спустили ее на землю», -- скажет потом Калоев. Затем обнаружили Константина. Его не пришлось долго искать. Он упал на асфальт возле автобусной остановки -- страшное зрелище. Несколькими днями позже нашли Светлану. Она лежала в кукурузном поле.

Калоев находит остатки жемчужного ожерелья дочери. Он подбирает жемчужину за жемчужиной. Рыдает у гроба Дианы и просто сходит с ума от горя у гроба Константина. Сотрудник похоронного бюро Маркус Алльвайер не позволяет ему подойти к гробу жены, Калоев покоряется. Он берет себя в руки и дает себе слово сделать все, что в его силах, чтобы доставить семью на родину и похоронить ее там, достойно, соблюдая все ритуалы, с которыми в Осетии провожают в последний путь.

Он покупает платьице для Дианы, серый костюм для Константина и заказывает обелиск на то место, где нашли Диану. И борется в Юберлингене с российскими бюрократами. Некий дипломат, хладнокровный «аппаратчик», распорядился, чтобы первоначально все трупы доставляли в башкирскую столицу, Уфу. Это в 2500 км от Владикавказа, где живет Калоев. Калоев жестко отказывается и непреклонно стоит на своем.

Он винит себя. За то, что не погиб вместе с родными. Калоев повторяет фразы вроде: «Теперь я не живу, я существую». А если и живет, то только для того, чтобы сохранить воспоминания о своей семье. На похороны в Осетии пришло 5000 человек -- «в последний раз столько людей, -- говорит брат Калоева Юрий, -- вышло на улицы Владикавказа, когда стало известно о смерти Сталина».

На кладбище потерявший близких Калоев устанавливает памятник своей скорби, своему отчаянию, своей бесконечной любви. Для этого он продает земельный участок, снимает со счета все деньги. «Зачем мне деньги -- чтобы купить удавку?» -- как-то сказал он.

Он больше не бреется, он отращивает бороду в знак своей скорби. Он больше не работает, почти ничего себе не покупает, не ест сладкого - потому что его дети уже никогда не смогут этого сделать. Дома Калоев превращает кровати Светланы, Константина и Дианы в алтари, выкладывая на них их любимые вещи. Духи Du Monde Светлане, шоколад с орешками Диане, шахматы Константину. Последнее, на что он смотрит по вечерам перед сном, -- это фотографии открытых гробов.

По прошествии времени что-то начинает меняться. Его воспоминания путаются, его восприятие становится обманчивым. Разве не сам он нашел Диану после катастрофы? А Константина? А свою жену? Иногда он в полной уверенности, что нашел их сам, -- под деревом, на остановке, на кукурузном поле.

Иногда ему кажется, что вовсе и не русские чиновники хотели ему помешать забрать семью домой (русские, у которых он действительно отвоевывал тела своих жены и детей). Нет, это были швейцарцы. Швейцарцы, снова и снова швейцарцы. К он остается наедине с собой, с фотографиями своей погибшей семьи, которую у него отняли, все сильнее и сильнее становится желание поговорить с тем, кто несет ответственность за это «убийство», -- именно так он теперь называет происшедшее.

Цюрих, Skyguide. Июль 2003 года

С момента катастрофы прошел год. Со свойственной процессу неторопливостью тянется расследование, проходя сквозь длинный туннель неопределенности. Никто не знает, когда же в конце туннеля наконец забрезжит свет справедливости.

Представители Федерального ведомства полетных происшествий в Брауншвейге все еще работают над отчетом о катастрофе. Адвокаты, в частности Михаель Витти, сражаются с адвокатами Skyguide, отстаивая права родственников покойных. Те выжидают, чтобы подловить их на ошибке в сложной игре на возмещение морального вреда и получить денежный барыш. После одного такого неудачного хода Skyguide выгораживает Петера Нильсена.

Наступила годовщина со дня трагедии. Виталий Калоев едет в Германию. Он хочет получить ответы от представителей Skyguide, услышать слова раскаяния, но наталкивается только на неопределенность.

«Они были очень холодны», -- вспоминает переводчица Майя Хайденрайх. Алан Россьер, глава Skyguide, дал однозначно понять: не здесь и не сейчас. Другие свидетели разговора утверждают, что Калоев буквально набросился на Россьера с криками: «За что ты погубил мою семью? Ты можешь себе представить, как кто-то убивает твою семью?»

Калоев спрашивает Россьера, виновна ли Skyguide, если да, то Россьер должен принести свои извинения. Здесь и сейчас.

Россьер отвечает, что расследование продолжается. Он, конечно, очень соболезнует Калоеву, однако ничего не может сказать по вопросу о том, кто же несет ответственность за трагедию. В Skyguide было решено придерживаться именно такой позиции: в соответствии с западной правовой практикой извинение означает признание вины. Даже Россьер теперь становится узником того мира, где он существует, мира адвокатов.

Это не укладывается в голове Виталия Калоева. Ему же не нужны деньги. Ему не нужна выгода от судебного процесса. Он просто хочет услышать извинения. Хочет увидеть авиадиспетчера. Немедленно. Звонок авиадиспетчеру. Авиадиспетчер в отпуске. Может, его даже специально отправили в отпуск? «Прямо спектакль какой-то», -- говорит адвокат Калоева Хуг. Действительно, Skyguide должна была предотвратить возможность их встречи ввиду возможных юридических последствий.

По словам пресс-секретаря, Россьер не называл при встрече с Калоевым имени авиадиспетчера. То же самое утверждает и брат Калоева Юрий. Россьер только рассказал об обстоятельствах трагедии, о том, что происходило в центре управления полетами, описал действия авиадиспетчера, но не говорил о допущенных ошибках. И вдруг на следующий день Калоев обвиняет авиадиспетчера в происшедшем, утверждая, что это признал сам Россьер. Позднее, после убийства, он скажет, что Россьер даже «сделал на этом особый акцент»: якобы не будь авиадиспетчера, самолеты вообще бы не столкнулись.

Гамбург, Берлин. Ноябрь 2003 года

Откуда же Калоев узнал имя Петера Нильсена -- этот вопрос ему не раз зададут следователи, но он так и останется без ответа. Дело в том, что имя Нильсена упоминали в газетах, в документах по делу, которые изучал Калоев в Генеральной прокуратуре Российской Федерации. Его имя было даже в телефонном справочнике города Клотена: «Нильсен Петер, авиадиспетчер».

Калоев мог встретить его имя и в документах адвокатов жертв трагедии. Так что не стоит упрекать немецкого адвоката Калоева Михаэля Витти, как координатора работы всех адвокатов потерпевшей стороны, в причастности к смерти Нильсена. И все же, по словам Майера, священника, работающего в аэропорте, адвокаты сыграли «роковую роль»; об этом говорится и в обвинительном заключении прокуратуры.

Все дело в письме, адресованном всем причастным к трагедии лицам. Оно было отправлено 4 ноября 2003 года из конторы Vehlow & Wilmans в Гамбурге. Помимо Витти эта контора предоставила адвокатов большей части родственников погибших. В письме говорилось о предложении Skyguide: швейцарская сторона предложила 60 тыс. франков за погибших жену/мужа и 50 тыс. за каждого ребенка, в ответ на это все обвинения в ее адрес должны были быть сняты. Согласно письму Skyguide была даже готова выступить против третьей стороны с требованием возмещения ущерба. Далее хозяин конторы Геррит Вильманс пишет о том, что одна американская фирма является поставщиком систем оповещения о возможном столкновении на борт "боинга". По словам Вильманса, «при определенных обстоятельствах Skyguide сможет заработать на подобном предложении».

В соответствии с установленным на Западе порядком возмещения компенсации ущерба отказ от обвинений -- вполне обычная вещь. Но для Виталия Калоева это чудовищно. Он понял: Skyguide вознамерилась еще и заработать на крови его детей. Виталий ошеломленно таращится на письмо. Он берет вазу, разбивает ее, берет стул -- стул разлетается в щепки. «Когда я прочитал этот документ, в моей голове словно замкнуло, -- скажет он позже. -- Я понял, что заседание суда не состоится. На извинения тоже можно не надеяться».

Никто не говорит ему о том, что он неправильно истолковал письмо, -- этот юридический ход во имя справедливости по западным меркам. Именно в тот момент Виталий решает поехать в Швейцарию. Если уж эта страна еще не вынесла наказания виновным, если фирма Skyguide не признает свою ошибку, значит, он поедет прямо к нему. К Петеру Нильсену.

Клотен, Швейцария. 24 февраля 2004 года

Сейчас 17.51. Калоев вместе с Нильсеном стоят на террасе. Виталий протягивает ему коричневый конверт с фотографиями -- Диана, Константин, Светлана. Он произносит: «Я -- Россия».

Больше он не может ничего ни сказать, ни понять по-немецки. Он пытается говорить по-испански: «Mira!» («Смотри!») Потом он понимает, что Нильсен не хочет брать его конверт. Нильсен не пускает его в дом, он отталкивает его руку снова и снова, он что-то говорит. Судя по интонации, Калоев делает вывод, что это означает нечто вроде: «Убирайся».

Фотографии падают в снег, фотографии погибшей семьи Виталия -- все, что у него от них осталось.

И тогда он наносит удар.

Верховный суд Цюриха. Октябрь 2005 года

Было ли это на самом деле так? То, что Нильсен его отстранил, что фотографии действительно упали в снег, как утверждает Калоев. Или же у него был заранее продуманный план?

Виталий Калоев заверяет, что хотел лишь услышать слова раскаяния, это было нужно ему, его погибшей семье, чтобы этот случай не был вычеркнут из памяти, чего хотят добиться швейцарцы. «Если бы авиадиспетчер покаялся, вероятно, ничего бы не случилось», -- говорит его брат Юрий.

Действительно, что Виталию от смерти Нильсена? Он принес свои извинения вдове диспетчера, но облегчения нет… «Ничего подобного я не испытываю», -- говорит он. Покоя и легкости в жизни больше не существует. По крайней мере для Калоева, который потерял семью. Так же как и для Метте Нильсен и ее двоих детей. Теперь есть только жертвы: 71 в июле 2002-го и 5 жертв позже.