26 апреля 2024
USD 92.13 -0.37 EUR 98.71 -0.2
  1. Главная страница
  2. Архив
  3. Архивная публикация 1999 года: "Просто Мария"

Архивная публикация 1999 года: "Просто Мария"

К трем знаменитым заповедям: "Не надейся, не верь, не проси" -- время настойчиво добавляет четвертую: "Не беги". Тем более если тебя к этому подталкивает следователь по особо важным делам.Муся была роскошной блондинкой с бюстом шестого размера, ногами от коренных зубов и великолепной задницей. Но в отличие от многих нынешних хищных красавиц в Мусе было что-то хрюшистое, простое. То ли дело было в курносом носе и безвольной линии рта, то ли в полной бело-розовой алебастровой шее. Но Муся воспринималась всеми, как ожившая цитата из Кустодиева. Мужики видели в ней прежде всего отличную особь женского пола.
А, надо сказать, зря. Вопреки простоватой внешности характер там был будь здоров, а хватка -- как у бультерьера. Поэтому, когда пришли благословенные демократические времена, Муся стала банкиршей N1 в небольшом подмосковном городке.
Я-то с ней был знаком еще со времен дискотек в главном здании МГУ на Ленгорах. Помню свое недоумение, когда в три часа ночи выяснилось, что девушку надо везти за тридцать километров -- аж за окружную дорогу. Я полез в карман в тщетной надежде обнаружить там что-нибудь кроме хорошо знакомой мне десятки. И неожиданно выловил полтинник. При этом Муся напряженно смотрела по сторонам и изо всех сил ловила "тачку".
Прошло каких-нибудь пять лет, и Муся держала в своем маленьком кулачке весь родной город. На черном джипе с мигалкой она неслась на работу по улицам заспанного городка. Охрана едва поспевала за ней. Белокурые кудри по плечам, бриллианты на бюсте, которому позавидовала бы Элизабет Тейлор, черные короткие юбки и бешеные каблуки производили на местных бандюков такое же впечатление, как валерьянка на кошек. Я пару раз пытался объяснить Мусе, что конь ходит иначе, соответственно, бизнес-вумен должна выглядеть как серая мышка, но понимания не нашел.
-- Ты, Ванька, глупости свои оставь. Я не хуже тебя знаю, как с этой публикой ладить.
Мусин банк обслуживал одно из самых крупных предприятий Подмосковья. Плюс еще несколько мелких заводиков и целую свору мелких фирм. Ну и, соответственно, вышеупомянутых бандюков. Даже они сообразили, что лучше иметь дело с умной женщиной, чем с тупым мужчиной. Толстых "бизнесов" с золотыми печатками и цепями Муся обводила вокруг пальца с чисто дамским изяществом.
Чего только у Муси не было! Дача с бассейном и собственная конюшня. Бриллианты она купила у Галины Брежневой, а яхту привезла из Англии.
Это были времена, когда умные люди утверждали, что деньги валяются буквально под ногами. И Мусин случай этот постулат как раз подтверждал.
Позвонив однажды Мусе, я застал девушку в печали.
-- Эх, Ваня,-- сказала она,-- дожили. Уже не знаю, чего хотеть.
-- Может, тебе замуж выйти? Ребеночка родить? -- спросил я, честно пытаясь ответить на вопрос.
-- За кого? -- закричала Муся.-- За бандюка, чтобы он все мои деньги спустил? За интеллигента сопливого, который мне никогда не простит, что я умею зарабатывать? Или уж лучше сразу мальчиков покупать?
Я понял, что задел больное место.
-- Выходи за меня,-- предложил я Мусе, точно зная, что она откажется.
Неожиданно она задумалась.
-- Нет,-- сказала она,-- ты меня бросишь.
Мусин банк лопнул, как новогодний сияющий шар,-- с тихим треском, обсыпав окружающих переливающейся острой чешуей. Он не мог не лопнуть, потому что пришло время. Инфляция остановилась, кредиты кончились чуть ли не в один день. Игры на разнице стоимости каких-то там плат, которые продавались в ЮАР, уже не получалось. И в один прекрасный день это произошло: гибель богов, закат солнца, крах финансовой империи Муси Полуниной. В ночь накануне прихода ликвидационной комиссии Муся успела вытащить из банка свои деньги.
У Муси началась новая жизнь.
Заниматься делами Мусиного банка приехали крупные чины из московского ФСБ. В первой половине дня Муся собеседовала с фээсбэшниками, во второй к ней наезжали бандюки. которые, как простые мужички, тоже потеряли деньги.
Тут Муся поняла, что совершила ошибку. Зря она вытащила свои бабки. Гораздо проще было бы объясняться, если бы она имела возможность сказать: дорогие вы мои, я тоже сгорела, взять с меня нечего. Муся сказать так не могла, а придуриваться не умела.
Проще всего было с бандюками.
Положив одну роскошную ногу на другую и налив им коньяка, Муся честно сказала:
-- Вы меня, конечно, можете шлепнуть. Но тогда вы наверняка не получите вообще никаких денег. Есть другой вариант. Вы не трогаете меня и ждете окончания работы ликвидационной комиссии. Тогда, судя по моим расчетам, вы сможете получить около двадцати процентов от той суммы, которую вложили.
Интеллигентный очкарик -- экономический советник, состоящий на службе у криминала, все понял правильно. И две недели переговоров закончились нежным банкетом на даче местного авторитета.
А вот с фээсбэшниками все оказалось сложнее.
Муся ходила к ним на встречи как на работу. Они пытались списать на Мусю долги всего банка. Муся отбрыкивалась и говорила, что она чиста перед законом.
-- Мария Игнатьевна,-- говорил ей следователь, когда Муся в очередной раз являлась давать показания.-- Зачем вы пришли?
-- То есть? -- недоумевала Муся.-- Вызывали -- вот и пришла.
-- Мне чрезвычайно приятно беседовать с вами каждый день,-- говорил следователь.-- Но неужели вам не надоело?
-- Надоело,-- простодушно отвечала Муся.
-- Так бегите. Чего вы ждете? Вы видите,-- и следователь прищурился,-- я даже глаза закрыл. Я не смотрю. Мотайте отсюда. Я же вам по-доброму говорю.
Муся удивлялась настойчивости желания ей добра. Но продолжала сидеть на стуле.
-- Я честная,-- говорила она.-- Чего мне бежать?
Самым трудным днем была пятница. Потому что в пятницу могли посадить в КПЗ (как, собственно, и в любой другой день). Но оказаться в КПЗ на субботу и воскресенье не то же самое, что загреметь туда во время рабочей недели. Три ночи в камере с проститутками, бандитками и сумасшедшими -- от этой мысли Мусю начинало тошнить. Наша девушка, несмотря на знакомства с бандюками и крутой бизнес, была чистоплюйкой. Она, как и в десятом классе средней школы, боялась хулиганов, бомжей и сумасшедших. Была брезглива, как коза. И вообще, мысль, что она, такая молодая и красивая, может из своей нормальной и благоустроенной жизни провалиться куда-то на дно, где ползают мокрицы и тараканы, вводила ее в ступор. Поэтому, если Муся чего-то и боялась во всей этой истории -- так это пятничных допросов.
И правильно делала.
-- Ладно, Мария Игнатьевна,-- сказал ей в очередную пятницу следователь (видимо, поняв, что сама она не убежит),-- давайте на эти выходные вы останетесь здесь. Посидите в КПЗ, отдохнете.
Видимо, на Мусином лице отразилось нечто, от чего следователь повеселел и продолжал:
-- Хотя у вас есть вариант. Две штуки баксов. И вы уходите через ту же дверь, через которую пришли.
-- А в следующую пятницу повторится то же самое? -- спросила Муся.
-- А как вы догадались?
Мусе стало тоскливо.
-- Чего вы хотите? -- спросила она.
-- Справедливости и законности.
-- Счастья в личной жизни и успехов в учебе...
-- А? -- не понял следователь.
-- "А" упало, "б" пропало. У входа останется "и" -- мой "джип широкий". Соответственно, вы про меня забываете. Годится?
-- С ключами и документами.
-- Без базара.
Глупая розовая кустодиевская купчиха. Она думала, что мелькнула розовой пяткой, тряхнула золотом волос, выкатила "джип широкий" как игрушку домовому, чтоб не защекотал во сне, и все рассосалось.
Сон кончается, и оказывается, что пробуждение хуже любого ночного кошмара. С того самого момента, как Муся все-таки дала уговорить себя смыться, у нее началась новая жизнь.
ФСБ списало на Мусю девяносто процентов долгов по банку. Мусю объявили во всероссийский розыск. С этого момента она жила на съемной квартире в Москве. Проблема состояла в том, чтобы не нарваться на требование предъявить документы. Поэтому, если Мусе предстояло передвижение в пространстве, она ездила только на машине с шофером.
Соответственно, были аннулированы переговоры с бандюками. Какие там обещанные двадцать процентов от вложенных денег! Страна знает своих героев, а герои знают, где лежат бабки. Как уж там и кто поделил оставшиеся в банке деньги, неизвестно. Но теперь Мусе было понятно, почему сладкоречивый следователь так по-братски советовал ей свалить.
Бандюки явились на Мусину съемную квартиру поутру. Девушка как раз вышла из ванной в распахнутом халатике. И обнаружила в гостиной интересную компанию, которая расположилась на диванчике и мирно попивала ее виски.
Вечером Муся, абсолютно пьяная и безумная, приехала ко мне. В глазах ее стоял дикий, кишечный страх. Так живая тварь шарахается от страшного зева вечной тьмы. Она плакала, смеялась, лезла целоваться, потом бежала в туалет -- ее рвало.
-- Господи, господи, зачем я тогда испугалась и сбежала? Дура! Все бабы дуры!
Она вздрагивала от каждого телефонного звонка. А когда в дверь постучали (это сосед привел с прогулки сбежавшего за сучкой пса) -- остолбенела от ужаса.
-- Муся,-- попросил я,-- скажи честно, сколько денег у тебя осталось.
Муся неожиданно протрезвела и замолчала.
-- Не бойся, я никому не скажу. Я просто пытаюсь понять, что тебе делать.
Муся недоверчиво молчала, тупо глядя на меня своими голубыми гляделками.
-- Муся, я не буду заниматься твоими проблемами, если ты будешь меня бояться.
-- Двести шестьдесят тысяч.
Муся явно врала.
-- Всего?
-- Между прочим, это не так мало.
Она обиделась.
-- Муся,-- сказал я,-- у тебя есть мечта?
-- Чтобы все это кончилось.
-- Нет, скажи, какая у тебя была мечта раньше. Когда этого кошмара не было.
-- Я хотела быть хрупкой брюнеткой. Чтобы нос горбинкой. И большой яркий чувственный рот. И чтобы грудь была плоская.
Я всегда догадывался, что за Мусиной крутизной скрывается чисто женский идиотизм. "Му-ся ду-ра" -- как пишут на стенках. Но в данном случае это был выход.
К тому же знаменитый врач-трансплантолог, о котором я начал писать еще во времена работы в большой ежедневной газете, за эти годы воспевания стал действительно хорошим знакомым.
...Те же действующие лица.
Время действия -- год спустя.
Место действия -- кафе Chez Louisette, что на знаменитом Блошином рынке на севере Парижа. Единственное место в Париже, как утверждает легенда, где можно заказать настоящую французскую пищу: отварную телятину с крупной солью и картошкой и вонючие, но жутко вкусные колбаски из потрохов. Уже минут сорок я жду Мусю. Газеты перечитаны, гарсон смотрит на меня с яростью -- но девушки все нет и нет. А жрать, сказать по правде, хочется зверски.
Народу в кафе немного. Парочка гомосексуалистов. Они то целуются, то ругаются, то осыпают друг друга упреками. "Ну ты совсем не экономишь" -- доносится до меня. Компания студентов. Старуха-американка, туристка. Она собирает старинные порнографические открытки. Семейка японцев, тихих, улыбчивых и вежливых. За дальним столиком -- девица с короткой стрижкой. Волосы как смоль, худа как оглобля.
Взгляд -- как момент истины. То была Муся! То есть теперь уже Мари Туэль, хозяйка небольшой галереи, торгующей русской живописью и скульптурой.
-- Ты знаешь,-- сказала она, после того как мы обнялись и поцеловались и даже уже заказали знаменитую телятину с крупной солью,-- знаешь, я тебе не сказала: когда я занялась бизнесом, страшно жалела, что я женщина, а не мужчина. Хорошо, что не ляпнула. Тогда я была готова на все. Представляешь, целовались бы сейчас как те педики...

К трем знаменитым заповедям: "Не надейся, не верь, не проси" -- время настойчиво добавляет четвертую: "Не беги". Тем более если тебя к этому подталкивает следователь по особо важным делам.Муся была роскошной блондинкой с бюстом шестого размера, ногами от коренных зубов и великолепной задницей. Но в отличие от многих нынешних хищных красавиц в Мусе было что-то хрюшистое, простое. То ли дело было в курносом носе и безвольной линии рта, то ли в полной бело-розовой алебастровой шее. Но Муся воспринималась всеми, как ожившая цитата из Кустодиева. Мужики видели в ней прежде всего отличную особь женского пола.

А, надо сказать, зря. Вопреки простоватой внешности характер там был будь здоров, а хватка -- как у бультерьера. Поэтому, когда пришли благословенные демократические времена, Муся стала банкиршей N1 в небольшом подмосковном городке.

Я-то с ней был знаком еще со времен дискотек в главном здании МГУ на Ленгорах. Помню свое недоумение, когда в три часа ночи выяснилось, что девушку надо везти за тридцать километров -- аж за окружную дорогу. Я полез в карман в тщетной надежде обнаружить там что-нибудь кроме хорошо знакомой мне десятки. И неожиданно выловил полтинник. При этом Муся напряженно смотрела по сторонам и изо всех сил ловила "тачку".

Прошло каких-нибудь пять лет, и Муся держала в своем маленьком кулачке весь родной город. На черном джипе с мигалкой она неслась на работу по улицам заспанного городка. Охрана едва поспевала за ней. Белокурые кудри по плечам, бриллианты на бюсте, которому позавидовала бы Элизабет Тейлор, черные короткие юбки и бешеные каблуки производили на местных бандюков такое же впечатление, как валерьянка на кошек. Я пару раз пытался объяснить Мусе, что конь ходит иначе, соответственно, бизнес-вумен должна выглядеть как серая мышка, но понимания не нашел.

-- Ты, Ванька, глупости свои оставь. Я не хуже тебя знаю, как с этой публикой ладить.

Мусин банк обслуживал одно из самых крупных предприятий Подмосковья. Плюс еще несколько мелких заводиков и целую свору мелких фирм. Ну и, соответственно, вышеупомянутых бандюков. Даже они сообразили, что лучше иметь дело с умной женщиной, чем с тупым мужчиной. Толстых "бизнесов" с золотыми печатками и цепями Муся обводила вокруг пальца с чисто дамским изяществом.

Чего только у Муси не было! Дача с бассейном и собственная конюшня. Бриллианты она купила у Галины Брежневой, а яхту привезла из Англии.

Это были времена, когда умные люди утверждали, что деньги валяются буквально под ногами. И Мусин случай этот постулат как раз подтверждал.

Позвонив однажды Мусе, я застал девушку в печали.

-- Эх, Ваня,-- сказала она,-- дожили. Уже не знаю, чего хотеть.

-- Может, тебе замуж выйти? Ребеночка родить? -- спросил я, честно пытаясь ответить на вопрос.

-- За кого? -- закричала Муся.-- За бандюка, чтобы он все мои деньги спустил? За интеллигента сопливого, который мне никогда не простит, что я умею зарабатывать? Или уж лучше сразу мальчиков покупать?

Я понял, что задел больное место.

-- Выходи за меня,-- предложил я Мусе, точно зная, что она откажется.

Неожиданно она задумалась.

-- Нет,-- сказала она,-- ты меня бросишь.

Мусин банк лопнул, как новогодний сияющий шар,-- с тихим треском, обсыпав окружающих переливающейся острой чешуей. Он не мог не лопнуть, потому что пришло время. Инфляция остановилась, кредиты кончились чуть ли не в один день. Игры на разнице стоимости каких-то там плат, которые продавались в ЮАР, уже не получалось. И в один прекрасный день это произошло: гибель богов, закат солнца, крах финансовой империи Муси Полуниной. В ночь накануне прихода ликвидационной комиссии Муся успела вытащить из банка свои деньги.

У Муси началась новая жизнь.

Заниматься делами Мусиного банка приехали крупные чины из московского ФСБ. В первой половине дня Муся собеседовала с фээсбэшниками, во второй к ней наезжали бандюки. которые, как простые мужички, тоже потеряли деньги.

Тут Муся поняла, что совершила ошибку. Зря она вытащила свои бабки. Гораздо проще было бы объясняться, если бы она имела возможность сказать: дорогие вы мои, я тоже сгорела, взять с меня нечего. Муся сказать так не могла, а придуриваться не умела.

Проще всего было с бандюками.

Положив одну роскошную ногу на другую и налив им коньяка, Муся честно сказала:

-- Вы меня, конечно, можете шлепнуть. Но тогда вы наверняка не получите вообще никаких денег. Есть другой вариант. Вы не трогаете меня и ждете окончания работы ликвидационной комиссии. Тогда, судя по моим расчетам, вы сможете получить около двадцати процентов от той суммы, которую вложили.

Интеллигентный очкарик -- экономический советник, состоящий на службе у криминала, все понял правильно. И две недели переговоров закончились нежным банкетом на даче местного авторитета.

А вот с фээсбэшниками все оказалось сложнее.

Муся ходила к ним на встречи как на работу. Они пытались списать на Мусю долги всего банка. Муся отбрыкивалась и говорила, что она чиста перед законом.

-- Мария Игнатьевна,-- говорил ей следователь, когда Муся в очередной раз являлась давать показания.-- Зачем вы пришли?

-- То есть? -- недоумевала Муся.-- Вызывали -- вот и пришла.

-- Мне чрезвычайно приятно беседовать с вами каждый день,-- говорил следователь.-- Но неужели вам не надоело?

-- Надоело,-- простодушно отвечала Муся.

-- Так бегите. Чего вы ждете? Вы видите,-- и следователь прищурился,-- я даже глаза закрыл. Я не смотрю. Мотайте отсюда. Я же вам по-доброму говорю.

Муся удивлялась настойчивости желания ей добра. Но продолжала сидеть на стуле.

-- Я честная,-- говорила она.-- Чего мне бежать?

Самым трудным днем была пятница. Потому что в пятницу могли посадить в КПЗ (как, собственно, и в любой другой день). Но оказаться в КПЗ на субботу и воскресенье не то же самое, что загреметь туда во время рабочей недели. Три ночи в камере с проститутками, бандитками и сумасшедшими -- от этой мысли Мусю начинало тошнить. Наша девушка, несмотря на знакомства с бандюками и крутой бизнес, была чистоплюйкой. Она, как и в десятом классе средней школы, боялась хулиганов, бомжей и сумасшедших. Была брезглива, как коза. И вообще, мысль, что она, такая молодая и красивая, может из своей нормальной и благоустроенной жизни провалиться куда-то на дно, где ползают мокрицы и тараканы, вводила ее в ступор. Поэтому, если Муся чего-то и боялась во всей этой истории -- так это пятничных допросов.

И правильно делала.

-- Ладно, Мария Игнатьевна,-- сказал ей в очередную пятницу следователь (видимо, поняв, что сама она не убежит),-- давайте на эти выходные вы останетесь здесь. Посидите в КПЗ, отдохнете.

Видимо, на Мусином лице отразилось нечто, от чего следователь повеселел и продолжал:

-- Хотя у вас есть вариант. Две штуки баксов. И вы уходите через ту же дверь, через которую пришли.

-- А в следующую пятницу повторится то же самое? -- спросила Муся.

-- А как вы догадались?

Мусе стало тоскливо.

-- Чего вы хотите? -- спросила она.

-- Справедливости и законности.

-- Счастья в личной жизни и успехов в учебе...

-- А? -- не понял следователь.

-- "А" упало, "б" пропало. У входа останется "и" -- мой "джип широкий". Соответственно, вы про меня забываете. Годится?

-- С ключами и документами.

-- Без базара.

Глупая розовая кустодиевская купчиха. Она думала, что мелькнула розовой пяткой, тряхнула золотом волос, выкатила "джип широкий" как игрушку домовому, чтоб не защекотал во сне, и все рассосалось.

Сон кончается, и оказывается, что пробуждение хуже любого ночного кошмара. С того самого момента, как Муся все-таки дала уговорить себя смыться, у нее началась новая жизнь.

ФСБ списало на Мусю девяносто процентов долгов по банку. Мусю объявили во всероссийский розыск. С этого момента она жила на съемной квартире в Москве. Проблема состояла в том, чтобы не нарваться на требование предъявить документы. Поэтому, если Мусе предстояло передвижение в пространстве, она ездила только на машине с шофером.

Соответственно, были аннулированы переговоры с бандюками. Какие там обещанные двадцать процентов от вложенных денег! Страна знает своих героев, а герои знают, где лежат бабки. Как уж там и кто поделил оставшиеся в банке деньги, неизвестно. Но теперь Мусе было понятно, почему сладкоречивый следователь так по-братски советовал ей свалить.

Бандюки явились на Мусину съемную квартиру поутру. Девушка как раз вышла из ванной в распахнутом халатике. И обнаружила в гостиной интересную компанию, которая расположилась на диванчике и мирно попивала ее виски.

Вечером Муся, абсолютно пьяная и безумная, приехала ко мне. В глазах ее стоял дикий, кишечный страх. Так живая тварь шарахается от страшного зева вечной тьмы. Она плакала, смеялась, лезла целоваться, потом бежала в туалет -- ее рвало.

-- Господи, господи, зачем я тогда испугалась и сбежала? Дура! Все бабы дуры!

Она вздрагивала от каждого телефонного звонка. А когда в дверь постучали (это сосед привел с прогулки сбежавшего за сучкой пса) -- остолбенела от ужаса.

-- Муся,-- попросил я,-- скажи честно, сколько денег у тебя осталось.

Муся неожиданно протрезвела и замолчала.

-- Не бойся, я никому не скажу. Я просто пытаюсь понять, что тебе делать.

Муся недоверчиво молчала, тупо глядя на меня своими голубыми гляделками.

-- Муся, я не буду заниматься твоими проблемами, если ты будешь меня бояться.

-- Двести шестьдесят тысяч.

Муся явно врала.

-- Всего?

-- Между прочим, это не так мало.

Она обиделась.

-- Муся,-- сказал я,-- у тебя есть мечта?

-- Чтобы все это кончилось.

-- Нет, скажи, какая у тебя была мечта раньше. Когда этого кошмара не было.

-- Я хотела быть хрупкой брюнеткой. Чтобы нос горбинкой. И большой яркий чувственный рот. И чтобы грудь была плоская.

Я всегда догадывался, что за Мусиной крутизной скрывается чисто женский идиотизм. "Му-ся ду-ра" -- как пишут на стенках. Но в данном случае это был выход.

К тому же знаменитый врач-трансплантолог, о котором я начал писать еще во времена работы в большой ежедневной газете, за эти годы воспевания стал действительно хорошим знакомым.

...Те же действующие лица.

Время действия -- год спустя.

Место действия -- кафе Chez Louisette, что на знаменитом Блошином рынке на севере Парижа. Единственное место в Париже, как утверждает легенда, где можно заказать настоящую французскую пищу: отварную телятину с крупной солью и картошкой и вонючие, но жутко вкусные колбаски из потрохов. Уже минут сорок я жду Мусю. Газеты перечитаны, гарсон смотрит на меня с яростью -- но девушки все нет и нет. А жрать, сказать по правде, хочется зверски.

Народу в кафе немного. Парочка гомосексуалистов. Они то целуются, то ругаются, то осыпают друг друга упреками. "Ну ты совсем не экономишь" -- доносится до меня. Компания студентов. Старуха-американка, туристка. Она собирает старинные порнографические открытки. Семейка японцев, тихих, улыбчивых и вежливых. За дальним столиком -- девица с короткой стрижкой. Волосы как смоль, худа как оглобля.

Взгляд -- как момент истины. То была Муся! То есть теперь уже Мари Туэль, хозяйка небольшой галереи, торгующей русской живописью и скульптурой.

-- Ты знаешь,-- сказала она, после того как мы обнялись и поцеловались и даже уже заказали знаменитую телятину с крупной солью,-- знаешь, я тебе не сказала: когда я занялась бизнесом, страшно жалела, что я женщина, а не мужчина. Хорошо, что не ляпнула. Тогда я была готова на все. Представляешь, целовались бы сейчас как те педики...

ИВАН ШТРАУХ

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».