Архивная публикация 2000 года: "Старики-разбойники"
Приходит время, и жалобы на родителей сменяются трогательными рассказами о них. Это значит, что все постарели. Отследить момент, когда ты еще стрелял у родителей до получки, а потом сам стал оставлять деньги на столе, невозможно."Нас привязывают к жизни те, кому мы служим опорой",-- философски рассуждала Ляля на совещании у шефа, пока тот подробно обсуждал нюансы нового проекта с финансовым директором.
В этот момент у нее зазвонил мобильный.
-- Кошечка? -- услышала Ляля папин голос.-- Ты где?
Не будь Ляля в кабинете начальника, она, конечно, объяснила бы папе, что в три часа дня в среду она может находиться только на работе.
-- У шефа,-- довольно сухо ответила она.
-- А я в милиции,-- весело сказал папа.
...Из жизни двуногих. Дело в том, что Ляля решила поменять квартиру родителям: из запакощенного люмпенами дома переселить их в хороший сталинский дом с домофоном и приличной публикой. Тем более что папа завел плебейскую привычку выпивать на детской площадке со сварщиками знаменитого московского завода. Она удачно продала родительскую квартиру и купила вполне симпатичную двушку в соседнем доме.
Вот уже две недели родительское гнездо напоминало не то картину советского художника "Фашист пролетел", не то обыск в Шушенском. Все было разворочено. С потолка свисали голые лампочки, всюду стояли коробки, а на коробках громоздились вещи, которые невозможно было сгруппировать по какому-нибудь признаку и запихнуть в коробки, написав сверху, ну например, "книги", "посуда". Что прикажете делать с коробкой со старыми очками или памятными медалями, которые папе, бывшему военному, дарили на все праздники?
-- Выбросить к чертовой матери! -- кричала Ляля, перешагивая через эти стихийные кучки.-- Ну что это, скажи мне? -- вопрошала Ляля, поднимая с пола квадратик рыжей клеенки на двух веревочках.
-- Это твой номер из роддома,-- спокойно объясняла мама Нина Алексеевна.-- Между прочим, сотый. Все говорили, что это счастливый номер,-- с упреком сказала она, и Ляля поняла, что надежд не оправдала.
-- Хорошо. Ну а это тебе зачем? -- спрашивала Ляля, показывая наманикюренным пальчиком на эмалированный дуршлаг без ручки.
-- Пасху отжимать,-- с готовностью объясняла мама.
В общем, бороться было бесполезно. Надо было сдаться и переждать этот кошмар, как черный вторник или неопытность первого любовника.
Наконец большая часть вещей была собрана. И было решено перевезти коробки с ценными вещами отдельно от всех остальных к Ляле на квартиру -- чтобы не потерять во время переезда. Для чего нанять "Газель". Ляля выдала папе 500 рублей и отправилась с чистым сердцем на работу.
Но папой также двигали лучшие намерения. И он решил сэкономить. Чтобы хоть немного облегчить жизнь своей девочке. А потому вспомнил, что в гостинице, где он после ухода с военной службы подрабатывал не то инженером по безопасности, не то администратором, есть "Газель". Правда, шофера у этой "Газели" не было. Можно сказать, что она была дикая и мирно паслась возле упомянутой гостиницы.
Получив у директора гостиницы разрешение взять "Газель", папа сел на телефон и уже через пятнадцать минут нашел приятеля, у которого были водительские права и который в этот жаркий летний день не ковырялся на даче в огороде, как большинство папиных знакомых. Боевые товарищи встретились около метро, довольно быстро завели машину, долгое время стоявшую без дела, забрали на старой квартире коробки и отправились на новую.
А "Газель", товарищи, это вам не "жигуль" или "москвич". Это я к тому, что обращение с нею требует несколько иной квалификации, на чем, собственно, и настаивает ГАИ, выдавая права категории "С". В то время как водитель легковушки рулит, имея за душой права категории "Б".
И вот рулит по родному городу Степан Ильич, папин друган, и жутко собой гордится, что так лихо рулит, да тем более на "Газели", за которой он раньше ни разу не сидел. Обгоняет, подрезает, набирает скорость, бибикает пешеходам, короче, радуется, как дитя. И тут на каком-то лихом повороте у "Газели" спускает колесо. То ли Степан Ильич на что-то наехал. То ли эта "Газель"с самого начала была не в порядке, не ясно. Короче, спускает колесо, и эту махину, груженную коробками, на полной скорости выносит на тротуар.
К счастью, пустой. А то были б у Лялиного папы мальчики кровавые в глазах. Выносит, значит, машину на тротуар. И папа с ужасом видит, что на него двигается роскошная витрина ювелирного магазина, в которой очень художественно выложены колье и браслеты.
-- Тормози, Степа! -- кричит папа и закрывает глаза.
Звона, однако, спустя секунду, не слышно. Папа открывает глаза и видит зримые доказательства того, что Бог есть. Машина стоит в двадцати сантиметрах от витрины.
Папа и Степа жмут друг другу руки и собираются продолжить захватывающее путешествие, тем более что запаска лежит в кузове.
Но оказывается, что за "Газелью" все это время ехала милицейская машина. И наша милиция, которая уже и непонятно кого в последнее время бережет, с любопытством наблюдает весь этот кульбит с "Газелью". И, естественно, как только грузовичок остановился, милиционеры отправились к машине. Открывают дверцу и видят в кабине двух страшно довольных собой дедов. Причем у Лялиного папы категорически нет зубов -- поскольку он одновременно переезжает и вставляет зубы -- и он улыбается нашим правоохранительным силам младенческой беззубой улыбкой, которую художественно дополняют седые косматые кудри и абсолютно невинные голубые глаза, какие бывают у зашибающих подкаблучников. Из-за папиного плеча выглядывает Степан Ильич, тоже седой и встрепанный.
-- Ну отцы, вы даете! -- говорят милиционеры, в принципе настроенные доброжелательно.-- Ваши права.
И тут оказывается, что права у Степана Ильича любительские и для управления гостиничной "Газелью" категорически не годятся.
-- Ну отцы, вы даете! -- опять говорят милиционеры.-- А что собственно происходит?
Тут Лялин папа начинает объяснять, что он переезжает. И вот его товарищ Степа, с которым они вместе служили, везет его вещи. Но поскольку папа только что пережил шок, а во рту у него нет ни одного зуба, то с дикцией у него большие проблемы, и понять, что лепечет папа, тряся седыми кудрями, невозможно.
-- Ну отцы, вы даете! -- повторяют милиционеры, поняв, что добиться внятных речей от этих аксакалов невозможно.-- Что в кузове?
-- Коробки,-- неожиданно четко выговаривает папа.
-- А что в коробках?
-- Посуда моей жены,-- почему-то дистанцируется от Нины Алексеевны папа.
-- Покажите.
Папа открывает кузов "Газели", открывает первую же коробку. И там оказывается норковая шуба Ляли, которую она оставила у родителей по дороге из химчистки.
-- Ну отцы, вы даете,-- говорят милиционеры.-- Это что?
-- Понятия не имею,-- говорит папа.
После чего милиционеры, естественно, требуют у него телефон "его жены" и звонят Нине Алексеевне.
-- Здравствуйте, это вас из милиции беспокоят,-- говорят они.-- У вас дома все в порядке?
И тут Нина Алексеевна, вместо того чтобы спросить, почему, собственно, ее беспокоят из милиции, принимает ситуацию на грудь. Доверительно и томно она сообщает милиционерам, что у нее давно все не в порядке.
У нее, понятно, есть на то причины. Во-первых, она ошалела от переезда, оттого, что ничего не найти, ничего не убрано, а Лялин папа исчезает в самый неподходящий момент выпить на посошок со сварщиками. Во-вторых, ее залили сверху соседи, и хотя квартира уже формально принадлежит другим людям и любой на ее месте радовался бы, она пребывает в отчаянии. И в-третьих, потому что накануне переезда Ляля купила щенка -- спору нет, очаровательную таксу, но в глазах у Нины Алексеевны уже все мелькает: такса, неубранный утюг, дуршлаг без ручки, лужи, накапавшие с потолка, лужи, которые сделала такса.
Так что мама рассказывает милиционерам историю своей жизни.
-- А что ваш муж? -- интересуются милиционеры.
Тут Нина Алексеевна говорит все, что она думает по поводу своего мужа. И наконец спрашивает, а что, собственно, случилось.
Так что спустя некоторое время папа звонит Ляле на мобильный с сакраментальным вопросом "где ты?" и сообщает, что он в ментуре.
Тут Ляля прерывает интересный разговор шефа с коммерческим директором и просит отпустить ее в милицию.
Через два часа, заплатив за папу и Степана Ильича те самые пятьсот рублей, которые сэкономил папа, Ляля вывозит их из ментуры. "Газель" вместе с Лялиной норковой шубой остается арестованной в милиции.
А чтобы эту "Газель" получить обратно, надо, чтобы ее забрал тот, кто работает в этой гостинице и обладает заветными правами категории "С".
Папа, уже осознавший всю губительность инициативы снизу, понимает-таки, что гостинице надо вернуть "Газель". Лялина шуба, сказать честно, его интересует гораздо меньше. Потому что где еще отставной военный найдет такую хорошую работу? Он второй раз за всю нашу историю садится на телефон и находит среди своих приятелей владельца водительских прав категории "С". И приятель готов помочь папе, потому что наша армия сильна взаимовыручкой. Теперь остается только оформить Михаила Ивановича задним числом на работу.
С утра папа уже на ногах. Мало того, на ногах вся бухгалтерия и отдел кадров. Наконец Михаил Иванович оформлен на работу. И Ляля везет папу и отчаянного Михаила Ивановича, который согласился иметь дело с папой, в ментуру.
Так знаете, что первым делом сделали милиционеры? Отобрали у Михаила Ивановича права за то, что тот передал вождение транспортным средством лицу, не имеющему на то разрешения.
-- Ну отцы, вы даете! -- только и могла произнести Ляля.
Приходит время, и жалобы на родителей сменяются трогательными рассказами о них. Это значит, что все постарели. Отследить момент, когда ты еще стрелял у родителей до получки, а потом сам стал оставлять деньги на столе, невозможно."Нас привязывают к жизни те, кому мы служим опорой",-- философски рассуждала Ляля на совещании у шефа, пока тот подробно обсуждал нюансы нового проекта с финансовым директором.
В этот момент у нее зазвонил мобильный.
-- Кошечка? -- услышала Ляля папин голос.-- Ты где?
Не будь Ляля в кабинете начальника, она, конечно, объяснила бы папе, что в три часа дня в среду она может находиться только на работе.
-- У шефа,-- довольно сухо ответила она.
-- А я в милиции,-- весело сказал папа.
...Из жизни двуногих. Дело в том, что Ляля решила поменять квартиру родителям: из запакощенного люмпенами дома переселить их в хороший сталинский дом с домофоном и приличной публикой. Тем более что папа завел плебейскую привычку выпивать на детской площадке со сварщиками знаменитого московского завода. Она удачно продала родительскую квартиру и купила вполне симпатичную двушку в соседнем доме.
Вот уже две недели родительское гнездо напоминало не то картину советского художника "Фашист пролетел", не то обыск в Шушенском. Все было разворочено. С потолка свисали голые лампочки, всюду стояли коробки, а на коробках громоздились вещи, которые невозможно было сгруппировать по какому-нибудь признаку и запихнуть в коробки, написав сверху, ну например, "книги", "посуда". Что прикажете делать с коробкой со старыми очками или памятными медалями, которые папе, бывшему военному, дарили на все праздники?
-- Выбросить к чертовой матери! -- кричала Ляля, перешагивая через эти стихийные кучки.-- Ну что это, скажи мне? -- вопрошала Ляля, поднимая с пола квадратик рыжей клеенки на двух веревочках.
-- Это твой номер из роддома,-- спокойно объясняла мама Нина Алексеевна.-- Между прочим, сотый. Все говорили, что это счастливый номер,-- с упреком сказала она, и Ляля поняла, что надежд не оправдала.
-- Хорошо. Ну а это тебе зачем? -- спрашивала Ляля, показывая наманикюренным пальчиком на эмалированный дуршлаг без ручки.
-- Пасху отжимать,-- с готовностью объясняла мама.
В общем, бороться было бесполезно. Надо было сдаться и переждать этот кошмар, как черный вторник или неопытность первого любовника.
Наконец большая часть вещей была собрана. И было решено перевезти коробки с ценными вещами отдельно от всех остальных к Ляле на квартиру -- чтобы не потерять во время переезда. Для чего нанять "Газель". Ляля выдала папе 500 рублей и отправилась с чистым сердцем на работу.
Но папой также двигали лучшие намерения. И он решил сэкономить. Чтобы хоть немного облегчить жизнь своей девочке. А потому вспомнил, что в гостинице, где он после ухода с военной службы подрабатывал не то инженером по безопасности, не то администратором, есть "Газель". Правда, шофера у этой "Газели" не было. Можно сказать, что она была дикая и мирно паслась возле упомянутой гостиницы.
Получив у директора гостиницы разрешение взять "Газель", папа сел на телефон и уже через пятнадцать минут нашел приятеля, у которого были водительские права и который в этот жаркий летний день не ковырялся на даче в огороде, как большинство папиных знакомых. Боевые товарищи встретились около метро, довольно быстро завели машину, долгое время стоявшую без дела, забрали на старой квартире коробки и отправились на новую.
А "Газель", товарищи, это вам не "жигуль" или "москвич". Это я к тому, что обращение с нею требует несколько иной квалификации, на чем, собственно, и настаивает ГАИ, выдавая права категории "С". В то время как водитель легковушки рулит, имея за душой права категории "Б".
И вот рулит по родному городу Степан Ильич, папин друган, и жутко собой гордится, что так лихо рулит, да тем более на "Газели", за которой он раньше ни разу не сидел. Обгоняет, подрезает, набирает скорость, бибикает пешеходам, короче, радуется, как дитя. И тут на каком-то лихом повороте у "Газели" спускает колесо. То ли Степан Ильич на что-то наехал. То ли эта "Газель"с самого начала была не в порядке, не ясно. Короче, спускает колесо, и эту махину, груженную коробками, на полной скорости выносит на тротуар.
К счастью, пустой. А то были б у Лялиного папы мальчики кровавые в глазах. Выносит, значит, машину на тротуар. И папа с ужасом видит, что на него двигается роскошная витрина ювелирного магазина, в которой очень художественно выложены колье и браслеты.
-- Тормози, Степа! -- кричит папа и закрывает глаза.
Звона, однако, спустя секунду, не слышно. Папа открывает глаза и видит зримые доказательства того, что Бог есть. Машина стоит в двадцати сантиметрах от витрины.
Папа и Степа жмут друг другу руки и собираются продолжить захватывающее путешествие, тем более что запаска лежит в кузове.
Но оказывается, что за "Газелью" все это время ехала милицейская машина. И наша милиция, которая уже и непонятно кого в последнее время бережет, с любопытством наблюдает весь этот кульбит с "Газелью". И, естественно, как только грузовичок остановился, милиционеры отправились к машине. Открывают дверцу и видят в кабине двух страшно довольных собой дедов. Причем у Лялиного папы категорически нет зубов -- поскольку он одновременно переезжает и вставляет зубы -- и он улыбается нашим правоохранительным силам младенческой беззубой улыбкой, которую художественно дополняют седые косматые кудри и абсолютно невинные голубые глаза, какие бывают у зашибающих подкаблучников. Из-за папиного плеча выглядывает Степан Ильич, тоже седой и встрепанный.
-- Ну отцы, вы даете! -- говорят милиционеры, в принципе настроенные доброжелательно.-- Ваши права.
И тут оказывается, что права у Степана Ильича любительские и для управления гостиничной "Газелью" категорически не годятся.
-- Ну отцы, вы даете! -- опять говорят милиционеры.-- А что собственно происходит?
Тут Лялин папа начинает объяснять, что он переезжает. И вот его товарищ Степа, с которым они вместе служили, везет его вещи. Но поскольку папа только что пережил шок, а во рту у него нет ни одного зуба, то с дикцией у него большие проблемы, и понять, что лепечет папа, тряся седыми кудрями, невозможно.
-- Ну отцы, вы даете! -- повторяют милиционеры, поняв, что добиться внятных речей от этих аксакалов невозможно.-- Что в кузове?
-- Коробки,-- неожиданно четко выговаривает папа.
-- А что в коробках?
-- Посуда моей жены,-- почему-то дистанцируется от Нины Алексеевны папа.
-- Покажите.
Папа открывает кузов "Газели", открывает первую же коробку. И там оказывается норковая шуба Ляли, которую она оставила у родителей по дороге из химчистки.
-- Ну отцы, вы даете,-- говорят милиционеры.-- Это что?
-- Понятия не имею,-- говорит папа.
После чего милиционеры, естественно, требуют у него телефон "его жены" и звонят Нине Алексеевне.
-- Здравствуйте, это вас из милиции беспокоят,-- говорят они.-- У вас дома все в порядке?
И тут Нина Алексеевна, вместо того чтобы спросить, почему, собственно, ее беспокоят из милиции, принимает ситуацию на грудь. Доверительно и томно она сообщает милиционерам, что у нее давно все не в порядке.
У нее, понятно, есть на то причины. Во-первых, она ошалела от переезда, оттого, что ничего не найти, ничего не убрано, а Лялин папа исчезает в самый неподходящий момент выпить на посошок со сварщиками. Во-вторых, ее залили сверху соседи, и хотя квартира уже формально принадлежит другим людям и любой на ее месте радовался бы, она пребывает в отчаянии. И в-третьих, потому что накануне переезда Ляля купила щенка -- спору нет, очаровательную таксу, но в глазах у Нины Алексеевны уже все мелькает: такса, неубранный утюг, дуршлаг без ручки, лужи, накапавшие с потолка, лужи, которые сделала такса.
Так что мама рассказывает милиционерам историю своей жизни.
-- А что ваш муж? -- интересуются милиционеры.
Тут Нина Алексеевна говорит все, что она думает по поводу своего мужа. И наконец спрашивает, а что, собственно, случилось.
Так что спустя некоторое время папа звонит Ляле на мобильный с сакраментальным вопросом "где ты?" и сообщает, что он в ментуре.
Тут Ляля прерывает интересный разговор шефа с коммерческим директором и просит отпустить ее в милицию.
Через два часа, заплатив за папу и Степана Ильича те самые пятьсот рублей, которые сэкономил папа, Ляля вывозит их из ментуры. "Газель" вместе с Лялиной норковой шубой остается арестованной в милиции.
А чтобы эту "Газель" получить обратно, надо, чтобы ее забрал тот, кто работает в этой гостинице и обладает заветными правами категории "С".
Папа, уже осознавший всю губительность инициативы снизу, понимает-таки, что гостинице надо вернуть "Газель". Лялина шуба, сказать честно, его интересует гораздо меньше. Потому что где еще отставной военный найдет такую хорошую работу? Он второй раз за всю нашу историю садится на телефон и находит среди своих приятелей владельца водительских прав категории "С". И приятель готов помочь папе, потому что наша армия сильна взаимовыручкой. Теперь остается только оформить Михаила Ивановича задним числом на работу.
С утра папа уже на ногах. Мало того, на ногах вся бухгалтерия и отдел кадров. Наконец Михаил Иванович оформлен на работу. И Ляля везет папу и отчаянного Михаила Ивановича, который согласился иметь дело с папой, в ментуру.
Так знаете, что первым делом сделали милиционеры? Отобрали у Михаила Ивановича права за то, что тот передал вождение транспортным средством лицу, не имеющему на то разрешения.
-- Ну отцы, вы даете! -- только и могла произнести Ляля.
ИВАН ШТРАУХ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
