Архивная публикация 2007 года: "Всем пора на барахолку"
Внимательно осмотрите антресоли, дачные чердаки и шкафы на балконах: то, что вы забываете выкинуть за неимением времени, может вас озолотить. Лет через сто. А пока — храните, невзирая на пыль, нафталиновую вонь и благородную плесень.Перед поездкой на «Блошиный рынок» в ТЦ «Тишинка» в моей дамской сумочке был проведен тотальный шмон: все имевшиеся в кармашках заначки были обнаружены, в кошельке оставлено только 6 тысяч рублей.
— И ни копейкой больше! — грохотал муж. — Увижу хлам — выкину. Ты меня знаешь.
Объяснять ему, что то, что называется «Блошиным рынком», — «художественный проект», было бессмысленно. Отнял бы последнее. Хотя меня интересовало именно барахло. То, что и является главным на любом блошином рынке — проект он или не проект...
Однозвучно гремит колокольчик
— Помните, Берта Наумовна, тот мой перстень из серебра с дымчатым топазом, который исчез, когда от нас ушла домработница?
— Как же, Сара Абрамовна...
— Так вот, я именно его увидела на столе у того мужчины с бородкой. Я даже увидела ту царапину, из-за которой Яков так ругал Розу... Как вы думаете, Берта Наумовна, я могу его потребовать обратно?
Две интеллигентнейшие старушки при входе на рынок решали неразрешимую по прошествии стольких лет проблему: как вернуть то, что было так дорого? И сколько придется за это заплатить? Память все-таки.
Сквозь плотную толпу посетителей пробирается, активно работая локотками, гламурная девица. За ней с выражением обреченности на лице — спутник. Она успевает осмотреть все на своем пути, для него же главное — не потерять ее среди шмоток.
— Зай, ну купи-и-и... — ноет она в очередной раз. «Зая» уже увешан оранжевыми в цветочек валенками, под мышкой — огромная шляпа, в руках — здоровая фарфоровая скульптурная группа. На сей раз его вниманию предлагается древний утюг. Из тех, в которые надо засыпать раскаленные угли. Этих утюгов здесь — тьма-тьмущая, каждый стоимостью не менее 5 тысяч рублей. «Зая» отрицательно мотает головой, и его можно понять: с утюгом он может рухнуть.
— Ну, тогда вот эти две подковы! Мы их повесим над туалетом и ванной! На счастье...
— От поноса, что ли?.. — обреченно шепчет «зая» и, положив уже купленное на стол, лезет за бумажником.
— О! Ну, тогда и вот этот колокольчик! Когда ты мне будешь нужен, я позвоню, и ты придешь! — радуется девица увесистому поддужному колокольчику. На нем ценник: 8 тысяч рублей.
Шеф и шляпка
...Эту даму я точно где-то видела: то ли в телепередаче, то ли в журнале. Известная оригиналка, специализируется на изготовлении шляпок. В руках у нее тряпочка золотистого цвета, которая, как она уверяет, является головным убором. Когда она водружает тряпочку на голову одной из собравшихся вокруг нее дам, остальные ахают. Оказывается, это колпак, чем-то напоминающий буратинин, но значительно изящнее. Невероятно, но дама в колпаке становится чудо как хороша! Снимает колпак — и тот опять превращается в невыразительную тряпку. Дама брезгливо вертит ее в руках, но решается надеть еще раз. Результат ей нравится, однако больше рисковать она не хочет: не снимая колпака, достает запрашиваемые 1300 рублей и сообщает стоящим рядом:
— А на втором этаже шляпница свои шляпки дешевле, чем за 6 тысяч, не продает!
Поднимаюсь на второй этаж. И правда, шляпки самых неимоверных форм. А на столбе развешаны фотографии знаменитостей, примеряющих эти шедевры. На одной из них — мой шеф, Михаил Леонтьев. Он смеется, глядя на симпатичную девушку в шляпке с каким-то набалдашником.
— Всего 7 тысяч! — сообщает мне шляпница цену шедевра, и я понимаю, что не судьба мне в нем появиться перед Леонтьевым. Не по зарплате шляпка. Да и уволят сразу же. С госпитализацией.
Чей-чей самоварчик?
— Да вы смеетесь надо мной! Это что, самовар? Это черт-те что такое, а не самовар! Это чайник какой-то. Только с ручками и носиком, — горячится мужчина в очках.
У самовара действительно непривычная форма. Ну не тульская какая-то. Наши вытянутые, а этот — приплюснутый. Встаю рядом, чтобы поддержать негодование посетителя.{PAGE}
— Да он не русский. То ли английский, то ли французский, — объясняет продавец. — Если вам нужен наш, могу предложить вот этот — за 130 тысяч рублей. Или подешевле — за 100 тысяч. Вот за 50 тысяч.
— А этот «чайник»-то почем? Может, я его для смеха куплю, гостей удивлять.
— Из-за того, что не очень старый — начало XX века, — недорого. 60 тысяч.
— Сколько?! Да вы с ума сошли! За этот «чайник»?..
В какой-то момент мне показалось, что я нашла достойное применение жалкой сумме, оставленной мне мужем. В одном из закуточков люди восточного вида торговали коврами. Ковров было так много, что они валялись в одной огромной куче. Торговля шла достаточно бойко.
Решила прицениться, чтобы понять, сразу мне уйти отсюда или подзадержаться. Дагестанский бордовый с какой-то «загогулиной» стоил 7 тысяч, как шляпка «для Леонтьева». Я поинтересовалась, почем «во-о-он тот бежевый, похоже, синтетический, большой, но похож на тряпочку».
— 35 тысяч, — был ответ.
— Дороговато... — Я начала соображать, сколько денег могло остаться на моей кредитке и куда в случае покупки этот ковер деть.
— Дороговато? — удивился молодой продавец. — Всего по три с половиной тысячи баксов за квадратный метр! За такой чисто шелковый иранский ковер 35 «штук» — дороговато?
— Мда. Проехали. А тот, старенький, на стенке?
— Он не старенький. Он искусственно состаренный. Тоже иранский, но поменьше. 20 «штук». Баксов.
Ну, по крайней мере, у меня нет проблемы, куда деть купленный ковер.
«Шанель» из-под прилавка, или Back in USSR
По моим ощущениям, вещи в таких местах делятся на следующие категории: «а у меня такая есть», «а у меня такая была, но я выкинула», «ой, какая прелесть, я бы купила, но очень дорого», «я бы купила, но куда ее девать» и «интересно, кому это вообще надо?».
Казалось бы, последняя категория навечно останется на прилавке. Ан нет! Ну кому нужна сломанная детская швейная машинка за полторы тысячи рублей? Оказалось — нужна. Подошел человек, купил и, счастливый, унес, прижимая к груди. Помятый металлический портсигар, местами проржавевший, с резинкой от трусов, прижимающей сигареты, за 500 рублей? Купили. Чуть ли не крокодилом пожеванный подстаканник за 900 рублей, куда стакан надо делать на заказ, иначе не влезет? Взяли.
— На каждую вещь всегда есть свой покупатель, — рассуждает дородная дама, окруженная вешалками с пальто 40-летней давности. — Обязательно найдется тот, кому по какой-то причине именно это барахло нужно позарез. Вчера у меня пальто купили — жуткая клеточка, к тому же в пятнах. Новое хорошее за эту цену можно взять. А она говорит: «У меня мама в таком ходила. Пусть в шкафу висит». Кстати, вам румяна «Шанель» не нужны? Всего за 500 рублей, настоящие! Мне охранник из «Арбат-Престижа» их приносит. Есть еще и тестеры туалетной воды. Недорого.
И если до этого народ вяло интересовался ее старьем, то теперь дамы разных возрастов облепили этот прилавок.
Недолго музыка играла
На фоне красных знамен и пожилой продавщицы расположились патефоны. Они были великолепны: бархатно-плюшевые корпуса — без единого пятнышка, начищенные до блеска трубы — без единой вмятинки. Продавщица задумчиво крутила ручку самого красивого, и он отзывался шаляпинским басом.
Двое тинейджеров, как завороженные, смотрели на это чудо техники. Один все-таки не выдержал:
— А это — шарманка? А сколько она стоит?
Оскорбленная продавщица даже как-то привстала от возмущения. Шаляпин тоже угрожающе умолк.
— Эта шарманка, детка, называется патефоном Петроградского патефонного завода! И стоит он, детка, немного, всего 30 тысяч рублей.
— А-фи-геть! — протянул детка. — Как продвинутая система, что ли? А диск у него как, «эрвешка»?
— Не обращайте на них внимания, любезнейшая, — встрял старичок профессорского вида. — Лучше скажите: вот тот портсигар, на котором выгравировано «Горький. 1943»... Есть документы или подтверждения того, что эта надпись действительно была сделана в 1943 году?
Обморок продавщицы был отложен только потому, что из-за спин любопытствующих раздался знакомый голосок:
— За-а-ай... Купи мне это... с трубой...
P.S.
...Возникшей у нас несколько лет назад моде на старье долгой жизни не прочили. Речь не об антиквариате, это дело благородное. Но почему люди кинулись скупать то, что еще недавно с таким упорством отправляли на помойку: помятые портсигары, пластмассовые куклы, изрисованные «позолотой» чашки, пионерские значки, — многие не понимали. Как не понимали и того, почему в связи с этим увлечением прижились именно искусственные барахолки, а не стихийные, как по логике вещей должно было бы быть.
На Тишинке «Блошиный рынок» проводят уже в седьмой раз. Народ валом валит — и когда было бесплатное посещение, и когда стали продавать билеты. Дети, старики, богема — все! И каждый находит свое. Кто-то — редкий антикварный предмет за бешеные деньги. Кто-то — новомодную этническую шмотку, подешевле. А кто-то — у кого даже на старье не оказалось денег — воспоминания...
P.P.S.
Выходя из лифта, увидела, как муж несет по направлению к мусоропроводу какую-то коробку:
— А... Старье какое-то... Решил выкинуть...
— Не вздумай! Отнеси обратно! Лучше отвезем на дачу и подождем. Лет пятьдесят. Потом — озолотимся....
Внимательно осмотрите антресоли, дачные чердаки и шкафы на балконах: то, что вы забываете выкинуть за неимением времени, может вас озолотить. Лет через сто. А пока — храните, невзирая на пыль, нафталиновую вонь и благородную плесень.Перед поездкой на «Блошиный рынок» в ТЦ «Тишинка» в моей дамской сумочке был проведен тотальный шмон: все имевшиеся в кармашках заначки были обнаружены, в кошельке оставлено только 6 тысяч рублей.
— И ни копейкой больше! — грохотал муж. — Увижу хлам — выкину. Ты меня знаешь.
Объяснять ему, что то, что называется «Блошиным рынком», — «художественный проект», было бессмысленно. Отнял бы последнее. Хотя меня интересовало именно барахло. То, что и является главным на любом блошином рынке — проект он или не проект...
Однозвучно гремит колокольчик
— Помните, Берта Наумовна, тот мой перстень из серебра с дымчатым топазом, который исчез, когда от нас ушла домработница?
— Как же, Сара Абрамовна...
— Так вот, я именно его увидела на столе у того мужчины с бородкой. Я даже увидела ту царапину, из-за которой Яков так ругал Розу... Как вы думаете, Берта Наумовна, я могу его потребовать обратно?
Две интеллигентнейшие старушки при входе на рынок решали неразрешимую по прошествии стольких лет проблему: как вернуть то, что было так дорого? И сколько придется за это заплатить? Память все-таки.
Сквозь плотную толпу посетителей пробирается, активно работая локотками, гламурная девица. За ней с выражением обреченности на лице — спутник. Она успевает осмотреть все на своем пути, для него же главное — не потерять ее среди шмоток.
— Зай, ну купи-и-и... — ноет она в очередной раз. «Зая» уже увешан оранжевыми в цветочек валенками, под мышкой — огромная шляпа, в руках — здоровая фарфоровая скульптурная группа. На сей раз его вниманию предлагается древний утюг. Из тех, в которые надо засыпать раскаленные угли. Этих утюгов здесь — тьма-тьмущая, каждый стоимостью не менее 5 тысяч рублей. «Зая» отрицательно мотает головой, и его можно понять: с утюгом он может рухнуть.
— Ну, тогда вот эти две подковы! Мы их повесим над туалетом и ванной! На счастье...
— От поноса, что ли?.. — обреченно шепчет «зая» и, положив уже купленное на стол, лезет за бумажником.
— О! Ну, тогда и вот этот колокольчик! Когда ты мне будешь нужен, я позвоню, и ты придешь! — радуется девица увесистому поддужному колокольчику. На нем ценник: 8 тысяч рублей.
Шеф и шляпка
...Эту даму я точно где-то видела: то ли в телепередаче, то ли в журнале. Известная оригиналка, специализируется на изготовлении шляпок. В руках у нее тряпочка золотистого цвета, которая, как она уверяет, является головным убором. Когда она водружает тряпочку на голову одной из собравшихся вокруг нее дам, остальные ахают. Оказывается, это колпак, чем-то напоминающий буратинин, но значительно изящнее. Невероятно, но дама в колпаке становится чудо как хороша! Снимает колпак — и тот опять превращается в невыразительную тряпку. Дама брезгливо вертит ее в руках, но решается надеть еще раз. Результат ей нравится, однако больше рисковать она не хочет: не снимая колпака, достает запрашиваемые 1300 рублей и сообщает стоящим рядом:
— А на втором этаже шляпница свои шляпки дешевле, чем за 6 тысяч, не продает!
Поднимаюсь на второй этаж. И правда, шляпки самых неимоверных форм. А на столбе развешаны фотографии знаменитостей, примеряющих эти шедевры. На одной из них — мой шеф, Михаил Леонтьев. Он смеется, глядя на симпатичную девушку в шляпке с каким-то набалдашником.
— Всего 7 тысяч! — сообщает мне шляпница цену шедевра, и я понимаю, что не судьба мне в нем появиться перед Леонтьевым. Не по зарплате шляпка. Да и уволят сразу же. С госпитализацией.
Чей-чей самоварчик?
— Да вы смеетесь надо мной! Это что, самовар? Это черт-те что такое, а не самовар! Это чайник какой-то. Только с ручками и носиком, — горячится мужчина в очках.
У самовара действительно непривычная форма. Ну не тульская какая-то. Наши вытянутые, а этот — приплюснутый. Встаю рядом, чтобы поддержать негодование посетителя.{PAGE}
— Да он не русский. То ли английский, то ли французский, — объясняет продавец. — Если вам нужен наш, могу предложить вот этот — за 130 тысяч рублей. Или подешевле — за 100 тысяч. Вот за 50 тысяч.
— А этот «чайник»-то почем? Может, я его для смеха куплю, гостей удивлять.
— Из-за того, что не очень старый — начало XX века, — недорого. 60 тысяч.
— Сколько?! Да вы с ума сошли! За этот «чайник»?..
В какой-то момент мне показалось, что я нашла достойное применение жалкой сумме, оставленной мне мужем. В одном из закуточков люди восточного вида торговали коврами. Ковров было так много, что они валялись в одной огромной куче. Торговля шла достаточно бойко.
Решила прицениться, чтобы понять, сразу мне уйти отсюда или подзадержаться. Дагестанский бордовый с какой-то «загогулиной» стоил 7 тысяч, как шляпка «для Леонтьева». Я поинтересовалась, почем «во-о-он тот бежевый, похоже, синтетический, большой, но похож на тряпочку».
— 35 тысяч, — был ответ.
— Дороговато... — Я начала соображать, сколько денег могло остаться на моей кредитке и куда в случае покупки этот ковер деть.
— Дороговато? — удивился молодой продавец. — Всего по три с половиной тысячи баксов за квадратный метр! За такой чисто шелковый иранский ковер 35 «штук» — дороговато?
— Мда. Проехали. А тот, старенький, на стенке?
— Он не старенький. Он искусственно состаренный. Тоже иранский, но поменьше. 20 «штук». Баксов.
Ну, по крайней мере, у меня нет проблемы, куда деть купленный ковер.
«Шанель» из-под прилавка, или Back in USSR
По моим ощущениям, вещи в таких местах делятся на следующие категории: «а у меня такая есть», «а у меня такая была, но я выкинула», «ой, какая прелесть, я бы купила, но очень дорого», «я бы купила, но куда ее девать» и «интересно, кому это вообще надо?».
Казалось бы, последняя категория навечно останется на прилавке. Ан нет! Ну кому нужна сломанная детская швейная машинка за полторы тысячи рублей? Оказалось — нужна. Подошел человек, купил и, счастливый, унес, прижимая к груди. Помятый металлический портсигар, местами проржавевший, с резинкой от трусов, прижимающей сигареты, за 500 рублей? Купили. Чуть ли не крокодилом пожеванный подстаканник за 900 рублей, куда стакан надо делать на заказ, иначе не влезет? Взяли.
— На каждую вещь всегда есть свой покупатель, — рассуждает дородная дама, окруженная вешалками с пальто 40-летней давности. — Обязательно найдется тот, кому по какой-то причине именно это барахло нужно позарез. Вчера у меня пальто купили — жуткая клеточка, к тому же в пятнах. Новое хорошее за эту цену можно взять. А она говорит: «У меня мама в таком ходила. Пусть в шкафу висит». Кстати, вам румяна «Шанель» не нужны? Всего за 500 рублей, настоящие! Мне охранник из «Арбат-Престижа» их приносит. Есть еще и тестеры туалетной воды. Недорого.
И если до этого народ вяло интересовался ее старьем, то теперь дамы разных возрастов облепили этот прилавок.
Недолго музыка играла
На фоне красных знамен и пожилой продавщицы расположились патефоны. Они были великолепны: бархатно-плюшевые корпуса — без единого пятнышка, начищенные до блеска трубы — без единой вмятинки. Продавщица задумчиво крутила ручку самого красивого, и он отзывался шаляпинским басом.
Двое тинейджеров, как завороженные, смотрели на это чудо техники. Один все-таки не выдержал:
— А это — шарманка? А сколько она стоит?
Оскорбленная продавщица даже как-то привстала от возмущения. Шаляпин тоже угрожающе умолк.
— Эта шарманка, детка, называется патефоном Петроградского патефонного завода! И стоит он, детка, немного, всего 30 тысяч рублей.
— А-фи-геть! — протянул детка. — Как продвинутая система, что ли? А диск у него как, «эрвешка»?
— Не обращайте на них внимания, любезнейшая, — встрял старичок профессорского вида. — Лучше скажите: вот тот портсигар, на котором выгравировано «Горький. 1943»... Есть документы или подтверждения того, что эта надпись действительно была сделана в 1943 году?
Обморок продавщицы был отложен только потому, что из-за спин любопытствующих раздался знакомый голосок:
— За-а-ай... Купи мне это... с трубой...
P.S.
...Возникшей у нас несколько лет назад моде на старье долгой жизни не прочили. Речь не об антиквариате, это дело благородное. Но почему люди кинулись скупать то, что еще недавно с таким упорством отправляли на помойку: помятые портсигары, пластмассовые куклы, изрисованные «позолотой» чашки, пионерские значки, — многие не понимали. Как не понимали и того, почему в связи с этим увлечением прижились именно искусственные барахолки, а не стихийные, как по логике вещей должно было бы быть.
На Тишинке «Блошиный рынок» проводят уже в седьмой раз. Народ валом валит — и когда было бесплатное посещение, и когда стали продавать билеты. Дети, старики, богема — все! И каждый находит свое. Кто-то — редкий антикварный предмет за бешеные деньги. Кто-то — новомодную этническую шмотку, подешевле. А кто-то — у кого даже на старье не оказалось денег — воспоминания...
P.P.S.
Выходя из лифта, увидела, как муж несет по направлению к мусоропроводу какую-то коробку:
— А... Старье какое-то... Решил выкинуть...
— Не вздумай! Отнеси обратно! Лучше отвезем на дачу и подождем. Лет пятьдесят. Потом — озолотимся....
| Выражение «блошиный рынок» возникло во Франции при Наполеоне III, в 1860-е годы, когда старьевщиков выселили из центра Парижа на площадь Клинянкур на северной окраине города. Когда горы барахла выложили на солнышко, населявшие их сотни блох радостно запрыгали. Это место так и назвали — marche aux puces, блошиный рынок. Потом название перекочевало на прочие места аналогичного назначения. В Москве блошиным рынком (или, по-нашему, барахолкой) стала Сухаревка, потом, до конца прошлого века, — Тишинка. После того как снесли Тишинку, барахолки перекочевали в Измайлово и в Лианозово, на платформу «Марк». Причем настоящая барахолка — это «Марк». В «Вернисаже в Измайлово» рядом с барахлом выставляют современные салонные поделки. Впрочем, и в парижском marche aux puces на Клинянкуре работают высокопрофессиональные арт-дилеры, которых привлекает свежий воздух и отсутствие налогов. |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
