Но не спешите отчаиваться. Когда-то и виляющий бедрами Элвис Пресли, и патлатые The Beatles казались нарушителями нравственных устоев. Сегодня же они не просто считаются классикой, но и смотрятся едва ли не образцово-приличными. Возможно, через полвека и песня про бургер станет вызывать такое же умиление, как бывшие когда-то бунтарскими рок-гимны, поскольку ей на смену придет что-то еще более дикое. Но не исключено и обратное. История учит нас тому, что периоды вольности нравов сменяются новой строгостью. Так что не стоит паниковать, гораздо правильнее будет постараться разобраться в том, чем школьников привлекает новая волна рэпа.

Мир меняется

Сегодня звездами, образцами для подражания становятся блогеры и участники реалити-шоу, а не актеры, музыканты или спортсмены. То есть не те, кто стал в чем-то лучшим, выдающимся, а те, кто умеет правильно себя подать, создать образ в публичном пространстве. Конечно, тут тоже требуется определенный талант, но у начинающего музыканта может вообще пропасть желание заниматься творчеством, когда он поймет, что его гениальная песня значительно менее популярна, чем какая-то фотография в Instagram или глуповатое видео

Сильно меняются и представления о морали. Просмотр порнографии перестал быть чем-то постыдным, порно обсуждают так же открыто, как какой-нибудь спорт. Человека, заявляющего, что он никогда не смотрит порно, сегодня если в чем и упрекнут, так в неискренности.

Мат в поэзии и литературе, причем вовсе не маргинальных, стал делом привычным. А гипертрофированное насилие стало обычным явлением в кино и компьютерных играх.
На этом фоне песни о приключениях шлюх, наркотиках и невероятное самовозвеличивание молодых исполнителей хип-хопа уже не так удивляют. В принципе, могло быть и хуже.

Детский лепет

Сегодня хип-хоп – самый коммерчески успешный жанр. Даже махровая попса теперь делается с оглядкой на него. Року и традиционной эстраде пришлось подвинуться – хип-хоп стал одновременно и мейнстримом, и андеграундом, потому что это не единый стиль, а, скорее, широкое объединяющее понятие, способ делать песни, способ выражения идей, который можно использовать в разных жанрах.

Проще говоря, рэп – это новый рок. Живи Курт Кобейн в наше время, возможно, он и взял бы в руки гитару, но гораздо вероятнее, что предпочел бы ноутбук с музыкальной программой.

Современные технологии позволяют делать музыку даже детям, и не только вундеркиндам. Поэтому шоу-бизнес стремительно молодеет. Сочинить песню, придать ей товарный вид и распространить в Сети может практически каждый, в том числе и подросток. И прежде не все молодые артисты могли похвастаться умственной зрелостью, но, как правило, дорога к успеху была долгой, и за это время им удавалось найти свой стиль и отточить навыки. Сегодня подросток, со всей свойственной этому возрасту горячностью и максимализмом может буквально в режиме реального времени не только обратиться к миру, но и быть услышанным. У взрослых его творчество вызовет недоумение, но зато сверстники оценят, что к ним обращаются на привычном им языке.

Слово не воробей

В отличие от стран Запада, в России по-прежнему очень пристрастно относятся к искусству, даже сугубо развлекательному. С одной стороны, это грозит цензурой, с другой – дает такой градус накала страстей, которого в Америке не было со времен суда над песнями Оззи Осборна. А где страсти, там и пресса, а с ней и известность.

На Западе артисты могут только мечтать о той рекламной кампании, которую рэперу Хаски и группе IC3PEAK в 2018 году обеспечили российские чиновники и силовики. После того как по чьей-то указке один за другим отменялись концерты их тура, а Хаски даже угодил в СИЗО, эти артисты оказались в центре внимания, и о них узнали те, кто до этого совершенно не интересовался современной музыкой.

Эта чувствительность к искусству сказалась и на восприятии новой волны рэпа. По сути, поющие (точнее, как они сами говорят, читающие тексты) о «сучках», наркотиках и собственном величии молодые россияне просто используют затертые до полнейшей бессмысленности штампы, которыми американские рэперы оперируют с 1980‑х. Это настолько ходульные выражения, что западные слушатели, похоже, уже давно не воспринимают их буквально, принимая за какое-то ритуальное бормотание и пропуская мимо ушей. Но в целомудренной России эти «переводы с американского» в 2019 году все еще многих шокируют.

От Дуни до Фараона

Хип-хоп, который старшему поколению больше знаком под именем рэпа, в России приживался так долго и болезненно, что казалось, ему никогда не стать полноправным конкурентом других музыкальных жанров. Хотя Константин Кинчев рэповал еще в 1985 году (песня «Меломан»), до начала нового столетия это направление считалось в нашей стране маломузыкальным и вообще чуждым русскому человеку. Рэперов в 1990‑х и начале 2000‑х на улицах били не только скинхеды, но и представители других молодежных субкультур. И только благодаря таким талантам, как «Каста», Krec, Василий Вакуленко (он же Баста, Ноггано), Смоки Мо, 25/17 и другие, во второй половине 2000‑х хип-хоп начал постепенно выходить за пределы музыкального гетто. В 2009 году сам Путин благословил российский хип-хоп, появившись в телепередаче «Битва за респект», где его встретили рэперы Дуня и Рома Жиган.

Однако еще несколько лет потребовалось, чтобы жанр стал по-настоящему вездесущим и рэперы (Баста и Oxxxymiron, в частности) начали собирать стадионы. Лишь к середине 2010‑х хип-хоп-культура в России превратилась в явление, которое невозможно игнорировать. Одним из событий, окончательно закрепивших выход рэпа из информационной резервации, стала кампания, получившая в новостях название «Российские интеллектуалы открывают для себя Оксимирона». В 2016 году один за другим несколько «лидеров мнений» послушали альбом Оксимирона «Горгород» и с удивлением осознали, что русский рэп – это не только примитивные треки про пацанов на районе, но и по-настоящему интересная поэзия. О чем и написали в блогах. Так Оксимирон стал новым героем интеллектуалов, а рэп избавился от клейма низкого жанра. Оксимирон был далеко не первым и далеко не единственным серьезным поэтом среди русских рэперов, но хорошо, что российские интеллектуалы услышали хотя бы его.

В русском хип-хопе есть свои классики (Каста, Гуф, Баста, Смоки Мо), есть легендарные, хотя и выглядящие сегодня нелепыми, первопроходцы (Bad Balance, Децл, White Hot Ice, «Рабы лампы», «Многоточие»), есть дерзкие звезды вроде Pharaoh, ЛСП, Lizer, Face, есть безбрежный океан интересных, но не очень раскрученных артистов и, наконец, есть не поддающаяся исчислению очень плодовитая юная поросль.

Задать трэп

До начала 2010‑х казалось, что хип-хоп развивается по восходящему вектору: композиции и тексты становятся все более прихотливыми, границы стилей стираются, сознание артистов и слушателей расширяется. Как вдруг на свет появилось два новых направления – трэп и клауд-рэп, которые неожиданно вернули хип-хоп к упрощенным формам и узкому кругу тем: наркотики, шлюхи и «я лучше всех». Это напоминало панк-революцию в роке 1970‑х, когда повзрослевшая и усложнившаяся популярная музыка перестала отражать интересы нового поколения, и оно придумало свой, более примитивный, но зато радикальный и искренний стиль.

Трэп был ответом на заумные эксперименты Канье Уэста: молодежи хотелось чего-то более простого и понятного, дикого и скандального. Выверенность лирики, оригинальность рифм и художественных образов ушли на второй план. Со временем возник стиль мамбл-рэп (от mumble – бормотание), в котором текст произносится нарочито неразборчиво. Слушатели особо не возражают, ведь все примерно понимают, о чем могут говорить артисты.

В смысле?

Запретный плод особенно сладок. А современный хип-хоп – это квинтэссенция всего того, от чего мама велела держаться подальше, – половая распущенность, насилие и наркотики. Рэперы старшего поколения (Хамиль из «Касты», например) не в восторге от новой волны, считая одной из ее отличительных особенностей примитивность и безыдейность лирики. Но есть подозрение, что глубина мысли – далеко не главное, что ищут в песнях подростки. Гораздо важнее для них возможность отождествить себя с героем песни.

Рок и театр: история сценических экспериментов

Треки и клипы таких отечественных исполнителей, как Pharaoh или Kizaru, транслируют образ уверенного, вальяжного и слегка надменного молодого человека, окруженного томными девами и суровыми друзьями, готовыми поддержать героя в любом конфликте. А конфликтов, судя по угрозам в текстах, предстоит немало, если только оппоненты рэпера не разбегутся подобру-поздорову. Забавно, но при этом сами исполнители, несмотря на все грозные слова, ужас внушить не способны. Многие американские (да и не только) рэперы старой формации не понаслышке знали, что такое бандитские разборки, перестрелки, торговля наркотиками и тюрьма. Сегодняшние звезды хип-хопа тщедушны, длинноволосы и похожи на «ботаников» из кружка авиамоделирования. Однако, если верить их текстам, крутизна и харизма компенсируют отсутствие видимой брутальности и помогают подавлять противников, притягивать деньги и женщин.

Эти песни можно объединить эпитетом «вызывающие»: герой ведет себя независимо, постоянно подчеркивает, что делает, что хочет (соблазнительный уровень свободы для задавленного запретами или условностями подростка, который к тому же уже понимает, что в этом мире свобода относительна), плюет с высокой колокольни на авторитеты. Так же, по канонам романтизма, герой не привязан к жизни и в любой момент готов с ней расстаться. Не такой, как все, но безмерно крутой – ничего нового, в каждом поколении есть такие бунтари. Просто рэперы добавляют к этому образу новые штрихи, украшают его на свой лад.

Так, если еще 20 лет назад мат и порнографические детали в песнях были уделом маргиналов, но теперь это вполне допустимо. Обсценная лексика – признак искренности: мол, это взрослая попса изъясняется неестественно, а у нас все как в жизни, без прикрас. Да и как еще максимально унизить оппонентов, если не грозя им всевозможными карами, описываемыми с помощью самых грязных ругательств? Секс и наркотики в песнях – возможность манифестировать себя как взрослого человека, который уже попробовал больше, чем большинство его слушателей когда-либо смогут.

Агрессивная форма самопрезентации, характерная для рэпа, – древнейший способ самозащиты, доставшийся человеку от животных: чем громче и грубее заявляет кто-то о себе, чем сильнее запугает окружающих, тем в большей он безопасности. Именно так, причем совершенно бессознательно, поступают подростки. Развиваясь, человек переходит к более тонким стратегиям поведения. А пока – кружащее голову хулиганство и перехватывающая дыхание наглость как попытка найти свое место в мире.

Юность огневая

Кумиры тинейджеров сами достаточно молоды. Москвич Глеб Голубин, он же Pharaoh, и уфимец Иван Дремин (Face) прославились в возрасте 18 лет, сейчас им 23 и 24 года соответственно. Американские герои начинают еще раньше: Lil Pump и XXXTentacion стали известны, когда им было по 15 лет.

Чем большая политика привлекает известных музыкантов

Pharaoh ближе к клауд-рэпу (хотя многие музыканты считают, что этот термин давно пора похоронить), вкрадчивой угрюмой, полудепрессивной музыке, вполне декадентской. Его привлекают мрачность, темное звучание. Среди своих кумиров он называет не только коллег по рэперскому цеху, но и, например, короля чернушного гротеска Мэрилина Мэнсона.

Face придерживается стиля трэп – более трезвой и жизнелюбивой разновидности хип-хопа, хотя тоже не лишенной байронизма. В 2018‑м он сильно удивил публику, совершив внезапный переход к социально-политической тематике (альбом «Пути неисповедимы»). Впрочем, его потуги стать серьезным оценили не все – в нише социальной лирики Face выглядит бледно рядом с более одаренными авторами. Однако сама эта метаморфоза весьма примечательна – повзрослев, Face перешел от примитивных песенок про секс и наркотики к пусть и столь же наивным, но гораздо более осмысленным текстам на остросоциальные темы. Не значит ли это, что вызывающие у взрослых неприязнь скандальность и провокативность – это болезнь, которая с возрастом проходит сама собой?