Мама Африка

В недолгой жизни Камю хватало испытаний, но было и изрядно везения. Кто бы мог подумать, глядя на бедного мальчика из неблагополучного алжирского квартала Белькур, что ему суждено стать самым молодым писателем, награжденным Нобелевской премией?

Альбер родился в Алжире, бывшем до 1962 года французской колонией, и провел на севере Африки всю первую половину жизни. Таких, как он, рожденных в Алжире французов, называли «черноногими».

Процесс идет: 140 лет со дня рождения Франца Кафки

Переселенцем из Франции был дед писателя, а отец, Люсьен Камю, увидел Европу в первый и последний раз, когда в августе 1914-го его призвали на Первую мировую войну – увидел и почти сразу умер, после ранения в битве на Марне. Таким же черноногим алжирцем, без перспектив устроиться в метрополии, должен был вырасти и Альбер. Но судьба распорядилась иначе.

Получив похоронку и в придачу зачем-то еще кусок снаряда, которым убило Люсьена, мать Камю, испанка Катрин, была вынуждена переселиться с детьми из прибрежного городка Мондови (ныне Дреан), где ее муж еще недавно батрачил на виноградниках, к своей матери, обитавшей в беднейшем районе города Алжира.

Катрин работала служанкой и уборщицей, она была неграмотной и почти глухонемой: еле слышала и едва могла разговаривать. Камю очень любил мать, но невозможность полноценной коммуникации сильно повлияла на него и привела к размышлениям об отчужденности, невозможности по-настоящему понять другого человека, донести до него свои мысли и чувства. Свой последний, недописанный автобиографический роман он посвятил матери: «Тебе, которая никогда не сможет прочесть эту книгу».

Может быть, присутствие отца как-то компенсировало бы для Альбера немоту Катрин, но его не было, и мальчик ощущал себя как бы отрезанным от столь необходимого ребенку общения с родителями. И это определило его восприятие жизни как бессвязной, не имеющей прочных оснований.

Два учителя

И все же Камю повезло: ему, не знавшему отца, судьба послала двух неординарных наставников и покровителей – для большинства людей большая удача встретить хотя бы одного такого ментора.

Первым был школьный учитель Луи Жермен. Обратив внимание на способного ребенка из малоимущей семьи, он занимался с Альбером дополнительно и безвозмездно. Если бы не он, образование Камю ограничилось бы, как у большинства черноногих простолюдинов, пятью классами начальной школы – а дальше подросток пошел бы работать, как это сделал старший брат Альбера.

Но Жермен помог получить Камю стипендию для продолжения учебы в лицее – и так траектория жизни будущего писателя в первый раз повернула в непредусмотренном социальной средой направлении. Спустя 30 с лишним лет Камю посвятил нобелевскую речь именно школьному учителю.

В лицее у Альбера появился еще один ментор – Жан Гренье, преподававший философию. Их общение продолжалось до смерти Камю.

С подачи Гренье Альбер решил серьезно изучать философию в Алжирском университете. Он начал вести дневник и пробовать себя в литературе.

Камю очень полюбил Достоевского, но своеобразной любовью: его больше всего интересовали такие персонажи, как Иван Карамазов или Кириллов из «Бесов», который, потеряв веру в Бога, пришел к мысли, что следует себя убить. С одной стороны, ему нравилась позиция Кириллова, с другой, он сам был слишком большим жизнелюбом, чтобы добровольно расстаться с жизнью, даже если она утратила смысл.

На воротах

О простых радостях жизни Альбер никогда не забывал. Он был спортивным юношей и в качестве одного из вариантов своего будущего рассматривал карьеру профессионального футболиста. Чтобы не гневить бабушку, Камю стоял на воротах: вратарю не нужно так активно двигаться по полю, как остальным игрокам, и это позволяло молодому человеку беречь единственную пару ботинок. Ни о каких кедах или бутсах для бедняка-футболиста не шло и речи. А преждевременную порчу обуви суровая бабушка крайне не одобряла.

Легко ли быть человеком: 125 лет писателю Эриху Марии Ремарку

Но о профессиональном спорте пришлось забыть, когда у 16-летнего Альбера нашли туберкулез. Скитания по больницам не ослабили его жажды жизни, а туберкулез не помешал Камю стать заядлым курильщиком.

Альбер погрузился в общественную жизнь Алжира: писал статьи в газету, издаваемую его знакомым, пытался защищать права местного мусульманского населения, арабов и берберов, которые были в колониальной Франции гражданами второго сорта.

Борьба за права угнетенных привела молодого Камю в алжирскую секцию французской компартии, из которой он через пару лет был изгнан «за троцкизм»: Альбер не разделял преклонения товарищей перед сталинским режимом. Внимательно наблюдая за происходившим в СССР, Камю рано пришел к выводу, что коммунизм по-советски – это тоталитаризм и насилие над человеческой личностью, а этого он терпеть не мог.

Жизнь и театр

Участь в университете, Альбер организовал театр, в котором играли как профессиональные, так и непрофессиональные артисты, в том числе он сам. Основной идеей было сделать спектакли доступными для бедняков. Камю ставил вещи, которые никому в Алжире, кроме него, не приходило в голову поставить, например «Братьев Карамазовых» или «Годы презрения» Андре Мальро.

Судьба баламута: 140 лет со дня рождения Ярослава Гашека

Театром Камю занимался всю жизнь. Став знаменитостью, он повторял, что предпочитает компанию актеров обществу интеллектуалов. Он считал лицедейство образцом поведения в мире абсурда: артист творит только в настоящем моменте, на сцене, и не переживает, что плоды его труда «исчезают» после окончания спектакля.

«У актера всего три часа, чтобы быть Яго или Альцестом, Федрой или Глостером. В короткий промежуток времени, на 50 квадратных метрах подмостков все эти герои рождаются и умирают по его воле. Трудно найти другую, столь же полную и исчерпывающую иллюстрацию абсурда», – писал Камю в «Мифе о Сизифе».

Первой собственной пьесой, которую Камю пытался поставить, было «Восстание в Астурии» о забастовке шахтеров, но мэр Алжира запретил спектакль. Более известны такие пьесы Камю, как «Калигула», «Недоразумение» и «Осадное положение».

"Лишь камни да плоть"

Мать и бабушка воспитывали Камю в католической традиции, а темой его научных изысканий в университете была «Христианская метафизика и неоплатонизм». Однако во времена студенчества он уже не верил в Бога. На его мировоззрение сильно повлияли сочинения Мальро, описывавшего мир как место без смысловых координат, царство абсурда.

Пример Камю показывает, что можно быть специалистом по религиозной философии и при этом не проникать в ее суть, оставаясь поверхностным, очень рассудочным наблюдателем с сугубо «тактильными» представлениями о реальности: «между этим небом и запрокинутыми к нему лицами нет ничего такого, за что могли бы ухватиться мифология, литература, этика или религия, – лишь камни, да человеческая плоть, да звезды и те истины, которых можно коснуться рукой».

Неунывающий пессимист: 100 лет Курту Воннегуту

Оканчивая университет, Альбер рассчитывал на научную и преподавательскую карьеру, но эти планы, как прежде спортивные, порушил туберкулез: с таким диагнозом руководство побоялось допустить его к преподаванию.

Камю перенаправил поток своей энергии в журналистику. Он подружился с приехавшим из Парижа поэтом, художником и журналистом Паскалем Пиа, хорошо знавшим его кумира Мальро. Пиа основал газету «Республиканский Алжир», и Камю принялся заполнять ее полосы десятками, сотнями статей на разные темы – от уголовных репортажей и экономической аналитики до рецензий на философские новинки, в том числе книги своего будущего приятеля Жан-Поля Сартра. За пару лет работы неутомимый Камю произвел на свет около полутора тысяч заметок.

Когда алжирские власти закрыли эту газету за вольнодумство, Пиа открыл другую, «Республиканский вечер», и в ней Камю был уже главным редактором. Параллельно он редактировал первый алжирский литературный журнал «Побережье».

Его борьба

К концу 1930-х Камю стал известной фигурой в интеллектуальных кругах Алжира. В 23 года он издал первую книгу – сборник эссе «Изнанка и лицо». Примерно тогда же написал первый роман, «Счастливая смерть», но не стал его публиковать. Книга вышла только через 10 лет после гибели автора.

Вечно старый, вечно пьяный: 100 лет Чарльзу Буковски, одному из лучших американских писателей

На третий день Второй мировой войны Камю был на призывном пункте, но и здесь ему отказали из-за туберкулеза. Вскоре по политическим причинам «Республиканский вечер» был разогнан, и над Камю, как его главным лицом, сгустились тучи. Тогда впервые в жизни он покинул Африку и отправился в оккупированный Париж, где, помыкавшись, устроился, скрепя сердце, на техническую должность в редакцию газеты «Вечерний Париж», лояльную режиму Виши. Впрочем, надолго там Камю не задержался – его выгнали за антифашистские выступления.

Вместе со своими старшими товарищами Паскалем Пиа и Жаном Гренье Камю вступил во французское Сопротивление, присоединившись к движению «Комба» («Борьба»), и начал писать в одноименную подпольную газету, со временем став ее главным редактором.

Посторонним вход

В 1942-м в авторитетном издательстве «Галлимар» вышли две работы Камю, принесшие ему славу: роман «Посторонний» и эссе «Миф о Сизифе».

Бродяга дхармы: 100 лет писателю-битнику Джеку Керуаку

Герой повести «Посторонний» Марсо живет, как в вакууме, жизнь людей его не волнует и не трогает, как и своя собственная. Осознав бессмысленность человеческого существования, он настолько отстраняется от окружающих с их заботами, стремлениями и идеалами, что начинает внушать им страх. И когда он непреднамеренно убивает человека, его судят не столько за само преступление, сколько за его образ жизни и мысли.

С одной стороны, Марсо как бы обличает своим существованием общество людей, живущих бездумно, автоматически, по привычке. С другой, в бесплодном, как пустыня, внутреннем мире этого человека нет ни тени любви. Посреди раскаленного солнцем Алжира он носит в себе космический холод безразличия.

«Посторонний» стал самой продаваемой книгой издательства «Галлимар» после «Маленького принца» Сент-Экзюпери, его многократно ставили в театре и экранизировали. Отрешенность главного героя была понятна и европейцам других поколений, например музыкантам, игравшим пост-панк. Песня культовой британской группы The Cure «Killing an Arab» («Убивая араба») – это отсылка к роману Камю.

Камень в гору

В «Мифе о Сизифе» Камю попытался дать позитивное решение проблемы абсурда жизни. Самым грубым выходом, капитуляцией он считал физическое самоубийство. Немногим лучше ему казалось самоубийство философское, то есть успокоение ума в какой-то одной концепции или религиозном учении, что Камю рассматривал как попытку сбежать от неудобных вопросов жизни, спрятать голову в песок. Третьим же, самым лучшим способом, он считал бунт: действовать вопреки абсурду, жить полно и радостно в настоящем моменте, не смущаясь конечностью жизни, наделяя бессмыслицу бытия своим собственным смыслом.

Иллюстрируя эту идею, он вспоминает героя древнегреческой мифологии Сизифа – бесконечно, раз за разом катящего камень в гору. Но в трактовке Камю сизифов труд порождает не отчаяние, а счастье – потому что это добровольный выбор бунтаря.

Во время войны писатель работал над еще одним своим ключевым произведением, романом «Чума». Эпидемия для Камю – символ не только фашизма, но и зла вообще – необъяснимого, неуправляемого. Победить окончательно это зло невозможно, но ему можно противостоять, как это делает врач Риэ, четкими добрыми делами «здесь и сейчас».

"Мы так любили тебя"

Летом 1943-го Камю познакомился с Жан-Полем Сартром, который как раз завершил многолетнюю работу над главной книгой атеистического экзистенциализма «Бытие и ничто». Дружба-вражда этих двух ярких французских философов была не просто событием их личной жизни, она высветила одну из главных идеологических дилемм ХХ века: допустимо ли жертвовать одними людьми ради счастья других, допустимо ли убивать ради торжества идей.

Акула пера: как Хантер Томпсон стал заложником "Страха и отвращения"

Первые годы Сартр был очарован своим молодым другом, его «Мифом о Сизифе» и «Посторонним», его аурой борца за справедливость, выходца из алжирских низов (сам Сартр был потомственным аристократом). «Мы так любили тебя тогда», – писал Жан-Поль позже, обращаясь к уже умершему Камю.

Атмосфера войны, сопротивления общему врагу укрепляла единство, до времени скрывая противоречия, которые начали проявляться с наступлением мира. Сартр стоял на радикальных, максималистских позициях, был одержим борьбой за «светлое будущее» человечества, под которым понимался коммунизм. Его приближение не мыслилось без кровавых жертв – вынужденной необходимости, по мнению автора «Тошноты».

Камю же видел, что любая радикальная идеология антигуманна, и отказывался принимать кровопролитие. Считая, что насилие лишь множит насилие, он, например, выступал за помилование Робера Бразийяка, писателя с репутацией коллаборациониста, показательно казненного в 1944-м, и был единственным из знаменитых людей своего времени, осудившим «гуманитарную бомбардировку» Хиросимы и Нагасаки.

Ссора века

Окончательное размежевание произошло после выхода книги Камю «Бунтующий человек» (1951). В ней он показал, что гуманность, человеколюбие для его важнее таких вещей, как абсолютная справедливость или абсолютная свобода. Камю предлагал отойти от радикализма, которым бредили грезившие о мировой революции французские левые, и строить жизнь на равновесии противоположностей. Рассматривая различные эпизоды человеческой истории, Камю доказывает, что ее движущей силой были конкретные люди, в одиночку решавшие вопросы противостояния неким обезличенным силам. Поэтому основное внимание должно быть направлено на человека, а не на формации, структуры и так далее.

Только хардкор: 60 лет напряженной жизни Генри Роллинза, панка и писателя

Марксисту Сартру такая позиция показалась чуть ли не буржуазным предательством, и он устроил Камю разнос на страницах своего журнала «Новые времена». Правда, чтобы не ставить отношения под удар, перепоручил написать рецензию философу Фрэнсису Джинсону.

Но Камю все понял и ответил Сартру в самых резких тонах. Так великой дружбе пришел конец, а ведь Жан-Поль незадолго до смерти, через 30 лет после ссоры, признался, что Камю был чуть ли не единственным настоящим его другом.

Гуманистическое кредо Камю помог сформулировать один оголтелый алжирский студент, на пресс-конференции 1957 года донимавший новоиспеченного нобелевского лауреата вопросами о его отношении к вооруженной борьбе за независимость Алжира. Камю ответил: «Прямо сейчас эти борцы взрывают бомбы в трамваях Алжира. Моя мать может быть в одном из этих трамваев. Если такова справедливость, то я ей предпочитаю свою мать».

Феодальный роман

Камю был изрядным ловеласом, и у его любовных похождений имелась философская основа. В «Мифе о Сизифе» ненасытный Дон Жуан показан как один из примеров правильного поведения в мире абсурда.

Камю дважды был женат официально: с первой супругой, Симоной Гие, он быстро расстался, выяснив, что она наркоманка, а со второй, Франсин Фор, формально прожил до конца жизни, воспитывая двух детей. Но сильных чувств к Фор никогда не испытывал, судя по тому, что накануне свадьбы писал любовнице Ивонне: «Похоже, я собираюсь попусту потратить свою жизнь, женившись на Ф.»

Говорят, это был брак по расчету: Камю был нужен кто-то, чтобы ухаживать за ним во время обострения болезни. Но Франсин относилась к Камю не так равнодушно, как он к ней.

Установленные писателем свободные отношения сводили ее с ума в буквальном смысле: в один из многочисленных приступов депрессии она бросилась с четвертого этажа, но, получив множественные переломы, не погибла.

Предполагают, что герой романа «Падение» – человек, не ставший спасать тонущую женщину, – это сам Камю.

Угрызения совести не мешали писателю заводить новые интрижки. Среди наиболее известных его любовниц – фотомодель, журналистка и писательница Патрисия Блейк, впоследствии ставшая одним из ведущих американских экспертов по русской литературе, женой композитора Николая Набокова и написавшая биографию Камю, а также актрисы и Катрин Сэллерс и Мария Казарес.

Последняя не уступала Камю по силе характера, и это были единственные отношения писателя, в которых ему порой приходилось унижаться и умолять. Они длились много лет. В отношениях же с другими женщинами Камю был «феодалом», по выражению писательницы и подруги Сартра Симоны де Бовуар.

Первый и последний

В 1957 году 43-летний Камю стал самым молодым писателем в истории, получившим Нобелевскую премию – «за огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести».

«Нобель» не был мечтой Камю. Новость о награде настигла его во время обеда с Патрисией Блейк. На ее вопрос, что он чувствует, узнав о премии, Альбер ответил: «Удушье».

В конце 1950-х Камю созрел для нового этапа в творчестве и приступил к роману «Первый человек» – друзьям он говорил, что это будет его «Война и мир». Это был автобиографический текст, попытка возвратиться в детство и переосмыслить свое прошлое. Камю успел написать полторы сотни страниц до того, как смерть настигла его на трассе под Парижем.

4 января 1960-го после новогодних праздников в Провансе Камю возвращался в столицу. У него был билет на поезд, но, передумав, писатель сел в машину к своему приятелю Мишелю Галлимару. В 100 км от Парижа автомобиль врезался в дерево. Камю погиб на месте, Галлимар умер в больнице на третий день, его жена и дочери, сидевшие сзади, выжили.

Черноногий возвращается

Сразу пошли слухи о том, что гибель писателя подстроил кто-то из недоброжелателей, а их у него было немало. Но настолько ли мешал им Камю, чтобы брать на себя убийство?

Доля риска: экстремальная жизнь Александра Куприна

Через полвека после катастрофы – возможно, рассчитывая подоспеть к 100-летию Камю, торжественно отмечавшемуся в 2013 году, – итальянский писатель Джованни Кателли развел бурную деятельность, доказывая, что гибель автора «Постороннего» – дело рук советских спецслужб. Кремль, дескать, устранил влиятельную фигуру (а у Камю было даже почетное прозвище «совесть Запада»), критически настроенную по отношению к СССР. Камю действительно прилагал немало усилий, чтобы развеять иллюзии французских левых относительно успехов «социализма в отдельно взятой стране» и одно время в качестве свидетеля брал с собой на различные диспуты знакомого француза, отсидевшего в ГУЛАГе.

Социалист Камю, конечно, портил картину массового преклонения французских интеллектуалов перед СССР, но операция по его устранению была бы еще более рискованной для репутации Кремля, чем критика со стороны писателя-философа, к которой, надо сказать, со временем все почти привыкли.

Кателли выпустил одну за другой аж две книги с разоблачениями, но понимания среди других биографов писателя не встретил.

Был период, когда на идеи Камю начали смотреть как на наивную философию для школьников, но пришедшие на смену сытости и покою непростые времена, кажется, возвращают черноногого алжирца в первый ряд актуальных авторов. Знаток творчества Камю Мишель Онфре объясняет это просто: «Время показало, что он во всем был прав». Во всем или не во всем, но в том, что родная мать дороже всякой справедливости – точно.