Две фотографии, две семьи: два отца и два сына. На одной, черно-белой, четыре лица, справа – мужчина в костюме лет шестидесяти, слева – подросток, с любопытством и толикой скепсиса смотрящий в объектив. Это Ай Вэйвэй, ныне художник с мировым именем и самый известный диссидент КНР, а тогда – 15‑летний юнец.

Другая фотография, цветная, запечатлела большое семейство. Главное лицо – мужчина в летах – сидит в кресле вместе с тремя детьми, которые его почти полностью заслоняют. В левом углу – опять-таки молодой человек с густой шевелюрой, он широко улыбается. Это Си Цзиньпин, на тот момент мужчина двадцати с небольшим лет, а сегодня – президент страны.

Отцы двух самых знаменитых китайцев современности хорошо знали друг друга, о чем, правда, даже в Китае догадываются немногие. Они впервые встретились в 40‑е годы прошлого века и впоследствии регулярно общались. В последний раз они увиделись перед восстанием на площади Тяньаньмэнь в 1989 году.

Но больше 10 лет своей жизни поэт Ай Цин и политик Си Чжунсюнь не имели контакта не только друг с другом, но и с внешним миром. Это было десятилетие китайской «культурной революции», 50 лет с начала которой исполняется 16 мая. Отцы Ай и Си, оба убежденные коммунисты, подверглись тогда депортации, изоляции, унижениям, пыткам. «Оба они прошли большую часть своего пути вместе, – говорит Ай Вэйвэй журналу Der Spiegel. – И оба во время «культурной революции» подверглись преследованиям. Возможно, мы, их сыновья, могли бы обменяться друг с другом кое-каким опытом».

Ай и Си-младшие тогда были подростками, но хаос и насилие тех лет наложили на них неизгладимый отпечаток. Это справедливо и для многих из тех, кто доминирует сегодня в китайских политических, экономических, военных и культурных кругах. Для понимания мировой державы представление о пережитом людьми этого поколения, о том, что они вытеснили на периферию сознания или преодолели, сегодня играет не меньшую роль, чем промышленная и торговая статистика.

От раннего опыта «пятого поколения» китайских политиков, с 2012 года под водительством Си Цзиньпина правящего страной, тоже зависит, каким будет Китай завтра: более авторитарным и репрессивным или же продолжит постепенно открываться миру.

Искоренение монстров

58‑летний Ай Вэйвэй и 62‑летний Си Цзиньпин росли в обстановке кровавого хаоса, который воцарился в начале 1966 года. Лидер Коммунистической партии Мао Цзэдун ездит из одной китайской провинции в другую, избегая только Пекина, где слишком велико влияние его противников. Оппоненты возлагают на него ответственность за трагедию «большого рывка» – кампанию по индустриализации страны. В 1958–1962 годах голод унес, по оценкам, 45 миллионов человеческих жизней. Мао опасается за свою власть и держится за утопию «страны победившей революции». При помощи «культурной революции» он хочет устранить политических конкурентов и обезвредить образованную элиту, которая их поддерживает.

Группа радикалов, возглавляемая женой Мао и одним из его доверенных лиц, должна была дать «стартовый выстрел» своеобразному штурму китайских школ. В 1949 году была основана Народная Республика; 1966 год – первый, когда в школах учатся только дети, выросшие при системе Мао. 16 мая политбюро принимает постановление о начале «Великой Пролетарской Культурной революции». 1 июня отменяются занятия. «Жэньминь жибао» («Народная газета») призывает народ к искоренению «монстров и демонов».

Нынешнему президенту Си Цзиньпину тогда было 13 лет. Он учился в одном из интернатов на северо-западе Пекина, в который отдавали своих детей многие высокопоставленные партийцы. Эти школьники первыми последовали призыву радикалов. Они пришли в военной форме своих родителей, декламировали труды Мао и принялись выискивать «буржуазные элементы» среди преподавательского состава. Они называли себя «красногвардейцами» и клялись, что будут «безжалостными» и смогут «растоптать» противников Мао.

Си Цзиньпин тоже должен был стать красногвардейцем. Его отец, родившийся в 1913 году, был одним из первых революционеров. По всей видимости, в 40‑е годы он впервые встретился с другим коммунистом, которого звали Ай Цин и который впоследствии станет отцом Ай Вэйвэя. Для одной фотографии того времени они позировали вместе с влиятельным генералом армии Мао. Однако позднее Си-старший становится жертвой интриг и оказывается не у дел. Си-младшего как сына «реакционера» в Красную гвардию уже не берут.

В ходе первой волны насилия только в Пекине фанатичная молодежь учиняет расправу над 1800 согражданами. Мао подливает масла в огонь кровавой ненависти к учителям. Насилие следует принципу коллективной ответственности. Мать Си Цзиньпина, тоже занимавшую партийный пост, ссылают в глубинку; ее сводная сестра Си Хэпин погибает.

Юный Си, привыкший к привилегированной жизни и неожиданно ставший парией, бесцельно бродит по Пекину, пока не нарывается на военизированную группку подростков: «Они приняли меня за одного из застрельщиков, – вспоминал он позднее в своем интервью. – Они спросили: «Ты осознаешь всю тяжесть своих преступлений?» Я ответил: «Судите сами, достоин ли я смерти». Но их это не убедило: «Твоя вина достаточна, чтобы сто раз предать тебя смерти». Я подумал: какая разница, сколько раз тебя расстреляют – один или сто».

Си для начала решают отправить за решетку, но хаос тех дней оказывается спасительным: тюрьма для несовершеннолетних переполнена, места всем не хватает.

Когда Пекин погрузился в насилие, Ай Вэйвэю было всего девять лет. В 1949 году его отец Ай Цин в составе армии Мао входит в Пекин и пишет стихи о победе, принесшие ему славу. Однако позднее, в 1957 году, когда на свет появляется Вэйвэй, Ай Цин становится жертвой чисток. В 1959 году будущий диссидент едет вместе с родителями в ссылку далеко на запад Китая; его направляют на принудительные работы. Он чувствует себя «как в гробу». Но все это цветочки по сравнению с тем, что обрушивается на семью с началом «культурной революции». «До 1966 года наш отец чувствовал обиду и горечь, – говорит брат Ай Вэйвэя, 53‑летний писатель Ай Дань. – Но потом к этому добавились муки, физические и душевные». «Когда отец шел по улице, его забрасывали камнями. Однажды я видел, как дети били его лопатой – просто так, ради забавы. Как же я ненавидел этих детей».

В конце 1966 года в квартиру Ай Цина вламываются мужчины; вместе с женой и детьми его отправляют в трудовой лагерь на краю пустыни Гоби. Там семья много лет живет в импровизированной землянке и питается отходами с лагерной кухни. Уважаемому в прошлом поэту приходится чистить выгребные ямы. Зимой он откалывает замерзшие экскременты ледорубом.

Над Ай-старшим несколько раз устраивается публичный суд. Побоями его принуждают к самокритике. «У того, кто ребенком пережил такое, потом остается только две возможности, – говорит Ай Дань. – Либо изменить самому себе, либо кричать о своем возмущении. Мне тогда было всего пять лет, и я научился приспосабливаться. Моему брату Ай Вэйвэю было десять, он был более ранимым и смышленым. И он сделал другой выбор».

Революция перемолола своих героев

Живущий в Гонконге историк и автор масштабного исследования о «культурной революции» Франк Дикёттер говорит: террор тех дней «уничтожил последние остатки доверия, дружбы и общительности, еще сохранявшиеся в Китае Мао». Это относится прежде всего к семьям убежденных коммунистов, таких как Ай Цин и Си Чжунсюнь, которые в целом приняли учение Мао, но сохранили определенную степень независимости.

Отец Си Цзиньпина знал Мао Цзэдуна с 30‑х годов. Будучи командиром одного из партизанских отрядов, он «приютил» у себя его армию, которой во время гражданской войны угрожала опасность.

Си считался искусным переговорщиком, и потому после основания Народной Республики его направили в тибетские области, над которыми только-только был установлен контроль КНР, – он должен был договариваться с буддистской знатью. Далай-лама впоследствии отзывался о Си Чжунсюне как о человеке «очень приветливом и сравнительно открытом». Он якобы подарил тогда Си наручные часы Omega, которые тот долго носил.

Однако «культурная революция» обрушивается на бывшего партизана Си столь же неумолимо, как и на «правоуклониста» и писателя Ай Цина. Зимой 1966 года «реакционера» Си уводят, показывают публике на платформе грузовика с табличкой на шее, жестко допрашивают. Военные доставляют его в Пекин, где до смерти Мао он остается под домашним арестом. Когда в 1972 году он впервые после семи лет разлуки снова видит свою семью, он не узнает собственных сыновей и спрашивает у младшего из двоих: «Ты Цзиньпин или Юаньпин?»

Семье Ай Цина приходится еще несколько лет жить в ссылке. В начале 70‑х отцу, ослепшему на один глаз, позволяют поехать в Пекин на обследование в сопровождении сыновей. Только после смерти Мао в 1976 году Ай Вэйвэй с родителями возвращается в свой родной город. Двумя годами позднее он поступает в кинематографический вуз. В 1981 году, когда отца реабилитируют, а Китай становится уже не таким закрытым, он не выдерживает и уезжает в Нью-Йорк. Там он перебивается случайными заработками и учится на дизайнера.

Самое позднее в эти годы Ай и Си-старшие снова встречаются и общаются. Сколько раз, мы не знаем. Но у брата Ай Вэйвэя есть их фотографии. Судя по ним, отношения остались доверительными: Ай-старший держит Си-старшего за предплечье, Ай-старший, правый, слепой глаз которого странно закатился, почти прижимается к Си-старшему. Оба пытаются изобразить улыбку.

Два пути из кровавого хаоса

Ранние работы Ай Вэйвэя поражают критиков на Западе радикальным обращением с китайской культурой: Ай разбивает старинную вазу и другие символы китайской культуры, он «расчленяет» предметы древности, чтобы собрать их воедино по-новому, он фотографируется с вытянутым средним пальцем перед воротами «Небесного спокойствия» – Тяньаньмэнь. Не нужно быть критиком искусства, чтобы понять биографические истоки его радикализма.

Молодой Си Цзиньпин избирает противоположный путь. Когда хаос «культурной революции» достигает своей кульминации, он следует призыву Мао Цзэдуна: городская молодежь едет в деревни, чтобы учиться у крестьян. Цзиньпин попадает в одно из государственных хозяйств в родной провинции отца, где ему приходится жить в пещере и заниматься тяжелым трудом. Однако он быстро завязывает знакомства и позднее становится секретарем своей рабочей группы. В 1971 году его принимают в Коммунистический союз молодежи, а в 1974‑м – в партию.

Год спустя, еще до смерти Мао, Си возвращается в Пекин. Здесь он начинает обзаводиться связями, которые обеспечивают ему все более важные назначения и приближают его к эпицентру власти. В 2012 году его выбирают Генеральным секретарем партии, в 2013‑м – президентом страны.

Почему двое мужчин, которым в годы «культурной революции» выпала очень похожая, горькая участь, избрали столь разные пути?

Выбор диссидента Ай Вэйвэя кажется логичным. Но как молодой Си Цзиньпин примирился с режимом, так унизившим его и еще больше – его отца? И почему он дополнительно ужесточает этот режим, в чем после трех лет Си на посту президента не остается сомнений? Ужесточения касаются и системы судов, и цензуры, и других вопросов национальной безопасности. И почему в чем-то он даже действует по лекалам «культурной революции» – например, поощряя культ своей личности или вынуждая критиков режима к фиктивному раскаянию перед телекамерами?

Историк Ву Ди – издатель онлайн-журнала, в котором жертвы и их палачи (в рамках дозволенного цензорами) делятся воспоминаниями о периоде «культурной революции».

«Наша система, – говорит Ву, – признала свои ошибки; одной из наиболее тяжких была «культурная революция». Но ведь ошибки можно исправить». С этим согласно и подавляющее большинство китайцев, продолжает Ву: «Нельзя смотреть только на то, через что прошла тогда наша элита. Посмотрите, как богато ей живется сегодня».

Политолог Патрисия Торнтон, читающая в Оксфорде курс лекций о последствиях «культурной революции», говорит: «Президент Си принадлежит к небольшой группке тех, кто считает себя коммунистом по крови».

Для человека его происхождения решение о вступлении в партию в 60‑е годы, несмотря на хаос, было логичным: «Это был тот единственный порядок, который еще оставался в стране после «культурной революции».

Китайское государство стало более авторитарным, чем было в предшествующие годы, именно потому, что над порядком снова нависла угроза: «Рост экономики замедляется, в стране до сих пор нет системы социальной защиты. Руководство понимает, что такая ситуация чревата взрывом социального недовольства».

В июне 1981 года, пять лет спустя после смерти Мао, ЦК КПК принимает резолюцию «по определенным вопросам нашей партийной истории с момента основания Народной Республики». В ней говорится: «Культурная революция» явилась причиной тяжелых потерь, понесенных партией, государством и народом». Именно в такой последовательности.

Три года спустя отец Си Цзиньпина Чжунсюнь выступил перед узким кругом товарищей по партии в Шанхае. Он сказал: «Председатель Мао хотел, чтобы мы видели в «культурной революции» тридцать процентов плохого и семьдесят процентов хорошего. И где эти семьдесят процентов? В «культурной революции» ничего хорошего не было. Это была ложная вера. И ложное движение».