9 октября 2024
USD 96.06 +1.19 EUR 105.31 +0.56
  1. Главная страница
  2. Статьи
  3. Как Четвертая промышленная революция влияет на международные отношения
кибербезопасность Китай Политика Россия США

Как Четвертая промышленная революция влияет на международные отношения

Опубликованная недавно новая Стратегия национальной безопасности США ориентирует Америку на затяжное противостояние с Китаем (и краткосрочное с Россией). Исход этого противоборства, по мнению американцев, определится в ходе геополитических баталий в Индо-Тихоокеанском регионе, конкуренции техноплатформ и борьбы нарративов. Стараясь поспособствовать глобальной победе над китайцами, американские эксперты и исследователи пытаются найти ответ на вопрос: как новый технологический уклад меняет международные отношения, и что в этих условиях должны делать США?

Президент РФ Владимир Путин с роботом

© Алексей Дружинин/Пресс-служба президента РФ/ТАСС

Взаимосвязь технологий, геополитики и идеологии интересует не одно поколение американских элит. 27 декабря 1958 года состоялось совместное заседание Американской ассоциации политических наук (APSA) и Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS). В историю это событие вошло, поскольку именно в тот день профессор Йельского университета Карл Дойч – впоследствии всемирно известный социолог – представил свое видение того, как технологии влияют на международную политику. Интерес к теме в ту пору набирал обороты по обе стороны океана: советско-американская гонка вооружений и борьба за освоение космоса плотно увязывали научный потенциал государства с его великодержавным статусом.

Мероприятия, подобные совместному заседанию двух ассоциаций, по понятным причинам привлекали не только ученых, но и сотрудников американских госведомств. В это время популярность в академических кругах набирал другой исследователь – молодой доцент Гарвардского университета Генри Киссинджер. Его авторитет в профессиональном сообществе вырос после публикации в том же году книги о влиянии ядерного оружия на внешнюю политику. Доклад Дойча стал заочной полемикой с тезисами Киссинджера.

По дороге к светлому будущему: конкуренция и взаимосвязанность на мировой арене

Дойч оспаривал идею «решающего влияния» технологий на исход войн и доказывал, что чрезмерная вера в технологии играет с государствами злую шутку: они начинают переоценивать собственные научно-технологические достижения, недооценивать достижения противников и делают ставку на «быстрые победы с помощью чудо-оружия», что зачастую оборачивается болезненным поражением. Эти предостережения Дойча обязательно вспоминают, как только США увязнут в очередном конфликте – будь то Вьетнам, Афганистан или Ирак. Но тогда, в конце 1950-х, сообщество разделилось на апологетов и скептиков влияния технологий на стратегию государства: одним оказался ближе подход Киссинджера, другим – Дойча.

Новая волна экспертно-академических дискуссий о роли технологий в политике пришлась на 2000-е. Профессор Джорджтаунского университета и член той самой Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS) Чарльз Вайс придумал метод «шести образов». Технологии, по Вайсу, – это одновременно и «вылетевший из бутылки джинн», чье влияние быстро расходится по международной системе, и способ изменить правила игры; источник проблем и фактор (enabler) развития международных макроявлений; инструмент внешней политики и субъект, управление которым обеспечивает подачу воды на мельницу мировой политики. Тезисы Вайса полемизировали с утверждениями Дойча: технологические новации, настаивал Вайс, влияют на (пере)распределение силы и власти, создают асимметрию в военных конфликтах в пользу наступающей стороны и не способствуют демократизации политических режимов, скорее даже наоборот.

Почему в России любят реалистскую школу международных отношений

Для госструктур этот подход оказался полезным – разведсообщество США «учло» предложенную аналитическую призму, – но недостаточным. Поскольку в недрах американской разведки традиционно немало поклонников геополитики, предложенная аналитиками Stratfor примерно в то же время теория взаимосвязи технологических и геополитических революций имела едва ли не большую популярность. Её суть в том, что международные отношения в их нынешнем виде – это продукт трех промышленных революций. Эти революции происходили в разное время, но были частью единого непрерывного процесса смены технологических укладов и самой жизнедеятельности человека.

Каждая революция по-своему меняла то, как люди живут, работают, думают и сосуществуют. За каждой промышленной революцией почти сразу же следовала «геополитическая революция». Чтобы понять, как будет выглядеть геополитика будущего, нужно в каждой из предыдущих промышленных революций найти реперные точки, систематизировать их и спроецировать на нынешнюю – Четвертую промышленную революцию. Эта теория выглядела более приземленной, чем предыдущие, что повышало ее шансы быть взятой за основу для внешнеполитического планирования. Тем не менее поиск формулы успеха в великодержавном противостоянии продолжился.

Одним из первых, кто заговорил о глубинных вопросах изменения самого мышления человека в новом технологическом укладе, снова стал Генри Киссинджер. Этот 99-летний патриарх американской внешней политики последние годы проводит в штаб-квартирах и на производствах крупных IT-корпораций. На вопрос, легко ли ему дается переход от изучения дипломатии к изучению микросхем, Киссинджер ответил, что всю жизнь посвятил осмыслению и концептуализации исторических эпох и то, как меняется мир сейчас, он сравнил бы с переходом из «религиозного мировосприятия Средневековья» к «мировосприятию на основе разума эпохи Просвещения». У нынешнего перехода, по мнению Киссинджера, есть одно важное отличие от прошлого этапа: эпоха Просвещения оспаривала конкретную философию, основанную на религиозных воззрениях, – сейчас же никакой единой «мирообразующей» философии нет. Это, предупреждает Киссинджер, создает «риск бесконтрольного и безыдейного распространения технологий, способных изменить мир».

Генри Киссинджер

Генри Киссинджер считает, что бесконтрольное развитие искусственного интеллекта чревато огромными рисками для человечества

Howard L. Sachs/CNP/Global Look Press

Рассуждения Киссинджера подвели политиков и экспертов к мысли: сам источник силы в великодержавном противостоянии XXI века меняется. Одни таким источником видят технологии искусственного интеллекта (ИИ), другие – 5G, третьи – квантовый компьютер. Большинство исследователей полагают, что раз почти все технологии создаются на основе «больших данных» (big data), именно они – главный источник силы и инструмент управления свободой в современном мире. Для Четвертой промышленной революции они – то же, что паровой двигатель, электрический ток и атомная энергия для предыдущих революций. Стало быть, залог победы в технологическом противостоянии великих держав – контроль над большими данными и грамотное регулирование техноплатформ.

Мужчина смотрит на демонстрацию программного обеспечения для анализа движений человека в Китае

Демонстрация ПО для анализа движений человека на Международной выставке технологий обеспечения общественной и личной безопасности, Китай, 2018 год

Thomas Peter/REUTERS

Действительно, крупные государственные игроки, включая США и Китай, уже давно ищут способы ограничить власть цифровых гигантов и подчинить их ресурсы интересам государства, в том числе в сфере внешней политики. IT-корпорации, однако, отступать не собираются и лишь наращивают собственный потенциал: с 2012 года крупные корпорации приобрели более 250 стартапов, связанных с ИИ.

Не исключено, что в итоге на мировой арене параллельно с великими державами задавать нормы и правила поведения в различных сферах будут «великие цифровые корпорации» и всё международное взаимодействие сведется к попыткам первых установить контроль над вторыми и наоборот. Впрочем, теория, согласно которой разлом проходит не по линии государственных и негосударственных акторов, а по линии элит – глобалистские vs национально ориентированные, – тоже имеет место.

Оба хуже

Противостояние США и Китая интересно не только потому, что это главный конфликт за доминирование в мире, но и потому, что он насквозь пропитан технологическими вопросами. Торговые споры, давление на ведущего китайского производителя технологий 5G компанию Huawei, перекраивание рынка и поставок полупроводников указывают на те «пространства» нового геополитического противоборства, за которые будет вестись борьба в XXI веке.

Государство, сумевшее навязать свой цифровой стандарт наибольшему числу стран, получит безусловное конкурентное преимущество: оно сможет быстрее разрабатывать необходимые для эксплуатации новой сети приложения, получит возможность использовать их в гражданских и военных целях. В свою очередь, новый стандарт способен преобразить экономику (система 5G может создать три миллиона рабочих мест только в Соединенных Штатах и пополнить их бюджет миллиардами долларов) и политику, дать невиданные ресурсы силы. Стоит ли в этой связи удивляться, что в Америке демократы и республиканцы демонстрируют исключительное единство по вопросу противодействия КНР. И, возможно, поэтому Китай (вместе с Россией) с одной стороны и США с другой продвигают диаметрально противоположные концепции управления данными.

Первые (помимо России и Китая в этой группе среди прочих Индия, Индонезия и Турция) уверены, что только национальные правительства должны контролировать данные своих граждан, как минимум, чтобы гарантировать их безопасность. Вторые – США и большинство их союзников – настаивают, что локализация данных «по национальному признаку», напротив, подрывает их конфиденциальность, а доступность пользовательских данных для правительств несет гражданам и их частной жизни большие угрозы, чем трансграничная локация. Поиск компромисса между двумя подходами осложнен тем, что в эту сферу из политики привносятся устоявшиеся идеологемы – дескать, «демократии легитимнее автократий, значит, их интересы априори «правильнее» – и попытки каждой стороны «зашить» в коллективную позицию собственные конкурентные преимущества. Первые держат в уме возможности государственного контроля, вторые – собственные возможности контроля над глобальной цифровой инфраструктурой. Сторонники второго подхода, правда, также выступают за создание новых международных институтов, но с тем условием, что правила их функционирования они будут устанавливать сами.

Что такое "балканизация интернета", и какие у нее будут последствия

Возможно, еще большая проблема в том, что ни в государствоцентричной модели управления данными, которую олицетворяет Китай, ни в американской модели, ориентированной на т. н. Big Tech, ни в альтернативных моделях, которые пытаются придумать третьи игроки (ЕС, Индия), граждане не обладают достаточным суверенитетом или контролем над личными данными и, следовательно, незаметно для себя становятся все более ограниченными в степени своей реальной свободы и более слабыми перед лицом накапливающих силу государств и IT-компаний. Впрочем, как раз по этому вопросу у разных исследователей технологий на протяжении десятилетий разногласий было меньше всего, а политиков это вряд ли заботило – на кону победа в соревновании века.

«Может пройти много времени, и технологии уже будут влиять на мир, прежде чем человек обратится к какому-то новому философскому осмыслению нового мира, если это вообще произойдет», – заметил как-то Киссинджер после посещения штаб-квартиры Google. Спустя 60 лет он, кажется, примирился с Дойчем в главном: чрезмерная вера в технологии играет с государствами и людьми злую шутку.

Подписывайтесь на все публикации журнала "Профиль" в Дзен, читайте наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль