• Ее жизнь
• Ее империя
• Ее трон

Эта цитата из «Барышни-крестьянки» хорошо описывает англоманию – увлечение всем английским, зародившееся в свое время в русской дворянской культуре в противовес галломании и потом охотно присвоенное разночинной интеллигенцией. Русский интеллектуал всегда искал на далеком острове того, чего ему недоставало: до революции – прогресса и свобод, после – стабильности и очарования традиции. Одним из символов этой традиции стала в глазах отечественной интеллигенции британская королевская семья и персонально Елизавета II. Вспыхивали и гасли звезды на политическом, культурном, интеллектуальном небосклоне, а она всё жила и жила, словно олицетворяя незыблемость монархии. Казалось, она вечна, но 8 сентября новоиспеченный премьер Лиз Трасс услышала кодовую фразу: «Лондонский мост рухнул». Это означало, что Елизавета отошла в мир иной и на престол вступил ее преемник – бывший принц Чарльз, а ныне король Карл III.

Ее жизнь

Биографий покойной королевы написано много – и напечатанных на бумаге, и опубликованных в интернете. Большинство из них – либо восторженно-лакированные на радость верноподданным, либо полны разными теориями заговора: что, дескать, Елизавета лично приказала убить бывшую принцессу Диану и что она тайно железной рукой правит формально независимыми странами Содружества. За этой смесью восторгов и конспирологии нелегко разглядеть настоящую Елизавету – жесткую, вспыльчивую, религиозную и умную.

Эти качества Лилибет (так ее звали в детстве) продемонстрировала, еще будучи ребенком. Черчилль, который познакомился с Елизаветой, когда ей исполнилось два с половиной, рассказывал жене: «Это личность. У нее властный вид и задумчивость, удивительная для такого младенца». Будущая королева редко капризничала, но всегда твердо стояла на своем, умела сама занимать себя, когда взрослым было не до нее, и содержала свою комнату и одежду в образцовом порядке. И главное – с детства знала свое место и всегда со спокойной готовностью участвовала во всех торжественных мероприятиях, где требовалось ее присутствие. Она получила хорошее воспитание и образование с гуманитарным уклоном – в свое время ее бабушка, королева Мария, жена Георга V, особенно следила за тем, чтобы Лилибет и ее сестра Маргарет изучали историю, географию и культуру империи. Известен случай, когда Мария выразила недовольство тем, что дети много времени уделяют математике, и спросила их гувернантку: «Кто решил, что арифметика для них важнее истории? Им не придется дома вести расходные книги».

Елизавете и ее сестре повезло – королева росла в любящей семье и вышла замуж за любимого человека, своего троюродного брата принца Филиппа, который по счастливому стечению обстоятельств тоже хорошо знал свое место. Он с честью прошел через молчаливую обструкцию двора, где о нем ходили самые дикие слухи, и принес в жертву свои титулы, карьеру и греческое гражданство, согласившись всегда быть на вторых ролях при жене-королеве. Не сказать, что это далось ему легко. Когда в 1948 году на свет появился его сын Чарльз, Филиппу запретили дать ему свою фамилию – Маунтбеттен. Тогда он в сердцах заявил: «Ко мне тут относятся, как к чертовой амёбе». Но Елизавета всегда заботилась о том, чтобы смягчить эти удары, и тщательно следила за тем, чтобы, по крайней мере, внутри семьи слово Филиппа звучало столь же весомо, как и ее, и у нее получалось.

Королева любила самозабвенно своих корги и скачки, и на ипподроме Елизавета, обычно сдержанная, вела себя непривычно эмоционально, вскакивая с места и размахивая руками. У нее было отличное чувство юмора, она хорошо передразнивала людей, любила шутить, была, когда хотела, обаятельной и не высокомерной. Свой вспыльчивый характер Елизавета контролировала идеально, демонстрируя при этом твердость с прислугой и умение разбираться в людях: она быстро обзавелась кругом беззаветно преданных фрейлин и подруг и с их помощью создала свой образ, считавшийся эталоном вкуса. Это был тяжкий труд: сочетание шляпки, одежды, обуви и украшений подбиралось порой часами.

Еще она была набожной во многом благодаря влиянию бабушки по матери Сесилии Нины, дочери священника. Твердо вбитые в голову христианские принципы привели ее сестру к личной трагедии – Маргарет отказалась в 1955 году выйти замуж за любимого и любящего ее капитана Питера Таунсенда потому, что он был разведен и этот брак стал бы нарушением «ее обязанностей по отношению к своей стране». И именно поэтому, судя по всему, Елизавета так тянула с разводом принца Чарльза и Дианы Спенсер – сама идея расторжения брака казалась ей отвратительной.

Ей нравилось царствовать. Хотя, наверное, «нравилось» не то слово – она воспринимала это как предназначенную ей судьбой работу и стремилась делать ее как можно лучше. Она живо интересовалась политикой, часто встречалась с мировыми лидерами, как того требовало ее положение, и участвовала в управлении своей империей и своим королевством. Образ ничего не решающей старушки так же далек от реальности, как и образ всевластной королевы, которая вертит мировой политикой.

Ее империя

По иронии судьбы, Елизавете, ставшей еще при жизни символом преемственности и стабильности, довелось наблюдать крушение империи, основанной ее предками. К 1952 году, когда Елизавета взошла на трон, из имперской короны уже выпал главный бриллиант – Индия, а остальные держались на честном слове. Империя переживала долгий, тяжелый и болезненный процесс полураспада-полутрансформации.

От королевы тут мало что зависело – разве что показывать хорошую мину при плохой игре и свою приверженность прогрессивному делу деколонизации. Где-то получалось лучше, где-то хуже. Пожалуй, лучше всего удалось в Африке. Хотя в год вступления Елизаветы на престол вспыхнуло, а затем было жестоко и кроваво подавлено восстание мау-мау, в памяти большинства африканцев королева осталась одной из главных поборниц независимости. Она в свое время демонстративно отказалась от поездок в ЮАР, так как там существовал режим апартеида, и чернокожее население этого не забыло. Когда она все же посетила республику в 1995-м, ее встречали огромные толпы с плакатами «Добро пожаловать». «Маа Лиззи» в Африке оплакивают и в соцсетях, и в прессе. В Кении и Гане приспустили флаги в знак траура, а президент Нигерии Мухаммаду Бухари написал в твиттере: «История современной Нигерии никогда не будет полной без главы о королеве Елизавете II, выдающейся мировой личности и выдающемся лидере». Разумеется, согласны с такой оценкой далеко не все, и левая африканская интеллигенция награждает покойную королеву не самыми лестными эпитетами, напоминая об ответственности правящей британской династии за порабощение других народов.

История любит шутить. Разваливаться империя начала еще при отце Елизаветы, но ей досталась сомнительная честь присутствовать при окончании этого процесса. И при ней же начала возрождаться имперская ностальгия – не привычное сожаление стариков о своей молодости, а стремление нового поколения пересмотреть исторические оценки. «Новые империалисты», такие как Ниал Фергюсон и Майкл Гоув, упирают на те блага, которые британцы принесли колонизированным народам. Эта позиция подвергается жесткой критике слева, но ее апологеты стоят на своем.

Такая риторика нередко находит понимание как на местах – за последние десятилетия к Содружеству присоединились страны, никогда не бывшие британскими колониями (Руанда, Габон, Мозамбик и Того), – так и в высоких кабинетах, где звучат разговоры о Глобальной Британии и Империи 2.0. Не случайно один из министерских портфелей в правительстве Лиз Трасс получил Квази Квартенг – автор книги «Призрак империи», где подробно расписываются ошибки бюрократической системы, ослабившей Британию. В свое время оппоненты «новых империалистов» отзывались об этой книге с восторгом, но сейчас она выглядит скорее как скрупулезный анализ предыдущих промахов, которые важно не повторить на новом витке развития.

Ее трон

Вопреки представлениям о монархии как о незыблемом институте, в котором воплотилась любовь англичан к стабильности и преемственности, Британия имеет долгую и славную республиканскую традицию. Всем памятны времена Содружества и Протектората и казнь Карла I Стюарта. Но республиканизм цвел и развивался и в дальнейшем, особенно после Французской революции. В 1848-м пришлось даже принять Закон о государственной измене, в соответствии с которым республиканская пропаганда каралась ссылкой в Австралию или пожизненным заключением. Этот закон давно уже не применяется, но формально не отменен. Очередной мощный всплеск республиканских настроений Британия пережила в 1870-м, при королеве Виктории. В том, что в последующие сто с лишним лет он в таком виде не повторялся, немалая заслуга Елизаветы.

Она сама, ее родители и советники искусно выстраивали образ идеального монарха. Идет война – Елизавета в рядах Вспомогательной территориальной службы учится управлять санитарным автомобилем. Вторая мировая закончилась – Елизавета и ее семья делят с простыми британцами тяготы послевоенных лет и режима жесткой экономии (у королевы надолго осталась привычка выключать свет в Букингемском дворце, чтобы сэкономить электричество). Даже свадьба Елизаветы была образцом пиара: для Британии, с трудом выкарабкивавшейся из последствий мирового конфликта, эта церемония стала, по выражению Черчилля, «вспышкой света, озарившей трудный путь, который нам предстояло пройти».

Возможно, именно тогда страна полюбила будущую королеву, и она делала все, чтобы не утратить эту любовь, никогда не выставляя богатство напоказ и демонстрируя, что она ничем не лучше своих подданных. Эта любовь подверглась суровому испытанию в 1990-х, когда королевскую семью и всю Британию сотряс скандал, связанный с бракоразводным процессом между принцем Чарльзом и принцессой Дианой, а затем и гибелью Дианы в автокатастрофе. Но популярность королевы пережила и этот вызов.

Вопрос в том, сумеет ли сохранить эту популярность король Карл. Институт монархии в Британии по-прежнему пользуется поддержкой большинства населения, но новый король – фигура куда более спорная, чем его мать. Елизавете удавалось оставаться над схваткой, люди проецировали на нее и на монархию, которую она олицетворяла, свои представления, надежды и мечты. Карл не похож на мать: он (по крайней мере, на данный момент) менее популярен, подпортил имидж старыми скандалами – сперва бракоразводным процессом с принцессой Дианой, а затем гражданским браком со своей давней любовницей Камиллой Паркер-Боулз. К тому же принц не стеснялся высказывать свое зачастую спорное мнение по ряду острых вопросов – от изменения климата до отношений с Китаем и проблем с иммиграцией, называя себя «диссидентом, который бросает вызов политическому консенсусу». В 2002–2006 годах он попытался влиять на министров правительства, отправляя им свои заметки и наброски по значимым темам – знаменитые «меморандумы черного паука», названные так в честь специфического почерка Чарльза, напомнившего журналистам вереницу паучков. Эта история, правда, скорее прибавила ему популярности, так как простые британцы обнаружили, что принц придерживается тех же взглядов, что и большинство его будущих подданных, не одобряя возведение модернистских новостроек в центре Лондона, защищая права мелких фермеров и высмеивая чрезмерное внимание, уделяемое правам меньшинств.

В дальней перспективе шансы монархии пока выглядят еще лучше. Карл III поставил рекорд, в свои 73 года став самым старым коронованным претендентом на престол за всю историю Великобритании. Следующее поколение, принц Уильям и его супруга Кэт Миддлтон, куда более популярны, чем нынешний король. Принцесса Кэтрин очень напоминает своим поведением молодую Елизавету, демонстрируя то же понимание ответственности, которую она несет как член королевской семьи, и готовность и дальше укреплять институт монархии в бурях XXI века. С другой стороны, леди Диана Спенсер многим в свое время тоже казалась идеальной будущей королевой.

Автор – руководитель Группы Южной Азии и региона Индийского океана ИМЭМО РАН