Тяга к технике

Владимир родился в семье муромского купца первой гильдии Козьмы Зворыкина. Семья была большая, но своим наследником Козьма видел только Владимира: другие сыновья умерли во младенчестве, а старший Николай желал заниматься только наукой. Поэтому Володя, в порядке обучения, уже с 10 лет ездил в деловые командировки по поручению отца (Козьма Алексеевич владел несколькими предприятиями, в том числе пароходством). Благодаря такой школе жизни у Владимира развилась смекалка и способность находить выход из сложных ситуаций.

Своеобразной школой выживания стала и охота, на которую он с ранних лет ходил без сопровождения взрослых, в компании друга-ровесника. Здесь Владимир нередко сталкивался с опасностью: тонул в зимней реке, спасался от диких зверей. Об этих приключениях своим любящим родителям он не рассказывал, зато с явным удовольствием вспоминал о них в мемуарах. Зворыкин до старости оставался заядлым охотником.

Другим его подростковым увлечением стала техника. Он досконально изучал каждое новое устройство – от электрических дверных звонков, которыми оснастил дома всех своих муромских знакомых, до первых автомобилей. Среди многочисленной родни Владимир имел репутацию эксперта по любой технике, поэтому, когда он однажды заехал навестить свою богатую московскую тетку, ему пришлось почти сходу садиться за руль французской машины De Dion-Bouton, так как ее владелец, двоюродный брат Зворыкина Леонид, выпил и не смог управлять ею. Юноша сдюжил, хотя несколько раз чуть не попал в аварию.

Изображение на расстоянии

Было бы неверным представлять Владимира Зворыкина этаким ученым-самородком, вышедшим из купеческой среды, прежде всего потому, что эта среда вовсе не была «темной», как ее порой рисуют. Козьма Алексеевич был образованным человеком прогрессивных взглядов, а его братья Николай и Константин – людьми науки: первый учился у знаменитого физика Александра Столетова, но умер, не дожив до 30, а второй стал профессором Киевского политехнического института, специалистом по технологии машиностроения. Профессором физики, но в Московском университете, был и упоминаемый Зворыкиным в мемуарах дядя Иван, покончивший с собой накануне предполагаемого ареста – он был связан с народовольцами. Как уже говорилось, в науку пошел и старший брат Владимира; несколько его сестер посвятили себя медицине.

По настоянию отца Владимир поступил в Санкт-Петербургский практический технологический институт – родитель хотел, чтобы у сына была прикладная инженерная специальность. Там Зворыкин встретил профессора Бориса Розинга, который привлек его к своим опытам по передаче изображения на расстоянии (телевидению) – тому, что впоследствии станет главным делом жизни Владимира.

В то время большинство ученых пытались решить проблему передачи изображения при помощи оптико-механических приборов. Розинг же, а вслед за ним и Зворыкин, пробовал принципиально иной подход – используя возможности электромагнитных полей. Зворыкин называл Розинга человеком, опередившим свое время.

Первые подвиги

Учеба в Технологическом институте предполагала практику: на сталелитейном заводе, железной дороге, электростанции. На Южной железной дороге Владимир потрудился и кочегаром, и машинистом. Однажды он, рискуя жизнью, отогнал на запасной путь два загоревшихся вагона с сахаром, чтобы спасти от пожара весь состав. Возвращаясь в депо, он так замечтался о том, как сослуживцы восхитятся его подвигом, что в рассеянности неверно перевел стрелку поворотного круга, и его локомотив сошел с рельсов. С иронией Зворыкин вспоминал, как вместо похвал и оваций получил выговор.

Институтские годы Зворыкина выпали на неспокойное время после революции 1905-го, и, хотя наука ему была явно интереснее политики, он не избежал привычной участи студента той эпохи, просидев две недели в тюрьме за распространение листовок с призывом к рабочим участвовать в выборах во Вторую государственную думу. Как он говорил позже, это «лишь с очень большой натяжкой можно назвать наказанием. Во-первых, подобралась приятная компания (со мной в камере сидели еще несколько студентов), а во-вторых, нас все считали героями».

Бунт и гармония: 180 лет Петру Кропоткину – князю, ученому, анархисту

Владимир хотел по окончании института продолжить эксперименты у Розинга, оставшись в аспирантуре в Петербурге. Но в Муроме его уже ждало кресло руководителя одного из отцовских предприятий. В итоге сошлись на компромиссе: Зворыкин поехал на год учиться за границу, а по возвращении – работать на родителя. Помогло то, что, занимаясь спортом, он повредил шею, и врачи настоятельно советовали обратиться к европейским специалистам.

По рекомендации Розинга Зворыкин поступил в лабораторию знаменитого физика Поля Ланжевена в парижском Коллеж де Франс. Молодой русский оказался в компании ученых, впоследствии ставших нобелевскими лауреатами: Луи де Бройля, Фернанда Хольвека и других.

Ланжевен предложил Зворыкину заниматься рентгеновским излучением, о котором тот еще ничего не знал, но со свойственной ему цепкостью быстро наверстал упущенное. «Рентгеновское оборудование той поры было достаточно мощным и не имело защитного экрана. Однако каким-то чудом мне удалось избежать печальной участи многих операторов ранних рентгеновских машин, получивших большую дозу облучения и умерших от рака», – вспоминал Владимир.

Однажды в его лабораторию пришла студентка. Ей срочно нужно было сделать рентгеновский снимок: под кожу девушки, в районе запястья, вошла игла, и врачи не могли найти ее. Хотя аппарат Зворыкина не годился для такой цели, он придумал, как перенастроить его и получить нужный снимок – рука студентки была спасена.

Чувствуя, что для дальнейшей серьезной работы ему не хватает знаний теоретической физики, Зворыкин переехал в Берлин, но его занятия в Шарлоттенбургском техническом университете прервала Первая мировая. С ней в жизни нашего героя начался период рискованных приключений.

Начальник радиостанции

По возвращении на родину Зворыкин был призван на военную службу и определен рядовым в отделение радиосвязистов, которое после короткой подготовки отправили на Восточный фронт в район Гродно.

На фронте царила неразбериха. Подразделения, к которому их приписали, не было на месте, и никто из офицеров не хотел принимать отряд из 30 радиосвязистов, которых надо было где-то селить и кормить. Сопровождавший их унтер-офицер оказался нерешительным и пугливым, так что Зворыкин взял инициативу на себя, став неофициальным лидером отряда. Свою роль сыграл и запас отцовских денег, на которые Владимир кормил сотоварищей.

Страна Арсеньева: 150 лет знаменитому исследователю Дальнего Востока

Однажды блуждавшие по улицам Гродно изможденные связисты напоролись на полковника, и тот отчитал их за растрепанный внешний вид. Но вскоре гнев сменился на милость: выяснилось, что на вокзале стоит вагон с оборудованием радиостанции, которое некому наладить. «Если вы, рядовой, отыщете нужный состав, разгрузите оборудование и установите его завтра до полудня, я сделаю вас начальником радиостанции», – сказал полковник Зворыкину.

Задание было выполнено, и Владимир стал начальником радиостанции, сделавшим много технических усовершенствований, в том числе за свои деньги. Начальство, нарушая устав, доверяло ему, рядовому, секретные коды для шифровки сообщений. При этом целый год он просидел взаперти, как арестант: секретность радиоточки вкупе с царившей повсеместно шпиономанией вынудили военное руководство изолировать Зворыкина и его отряд от окружающего мира. Дом, в котором располагалась радиостанция, строго охранялся. Кроме того, полковник не хотел отпускать от себя ценного сотрудника, подозревая, что, если о достижениях Зворыкина узнает большое начальство, его повысят в звании и переведут в другое место.

Вырваться на волю помог врач, которому Владимир пожаловался на проблемы со сном, возникшие из-за непрерывной работы по шифровке и дешифровке тысяч и тысяч депеш. Доктор убедил руководство, что у Зворыкина начинается психическое расстройство, и его направили на лечение в Петроград. Вскоре после отъезда его гродненская радиостанция была взорвана российскими войсками при отступлении.

Эмиссар повстанцев

Замдиректора Электротехнической офицерской школы, куда Зворыкина обязали явиться по прибытии в Петроград, оказался его старый приятель – и скоро Владимир, вместо того чтобы лежать в лазарете, уже преподавал в этой школе, получив офицерский чин.

Может показаться, что многое в судьбе нашего героя решали «случайные» встречи (сам он считал, что в жизни нет ничего случайного). Однако, в отличие от многих баловней судьбы, Зворыкин не просто пожинал плоды удачи, но всегда умел оказаться полезным, находя себе поле для новаторской деятельности.

Например, после того как ему поручили инспектировать качество продукции российского филиала электролампового завода Маркони, Владимир начал собственные домашние эксперименты с вакуумными лампами и собрал ламповый радиотелефон. Однажды ему разрешили испытать радиотелефон на аэроплане, пилот которого оказался «влюблен в аэроакробатику» и принялся выделывать фигуры высшего пилотажа. Зворыкин такого не ожидал и не закрепил в кабине свои приборы и банки с кислотой, которые во время штопора посыпались ему на голову.

В другой раз, осенью 1916 года, он согласился на экспедицию в Тургай, город на границе с Восточным Туркестаном, недавно отбитым у повстанцев. В нем, а также по пути к нему нужно было установить несколько радиостанций и обучить местный персонал работе на них.

Зворыкин не только выполнил задание, но и, будучи на обратном пути захваченным повстанцами, сумел удивить их познаниями в местной межплеменной политике – эти сведения он получил, прослушивая радиограммы. В результате из пленника он превратился в эмиссара туркестанцев, везущего российскому губернатору условия мирных переговоров.

Под трибуналом

Революционный хаос 1917 года вовлек нашего героя в другие неожиданные истории. Так, из любопытства зайдя в Таврический дворец, который после Февральской революции открыли для всех, он встретил старого приятеля своего отца Александра Гучкова, ставшего военным министром Временного правительства. Уже через несколько часов Владимир, по просьбе министра, занимался монтажом радиостанции, чтобы обеспечить связь с восставшим Кронштадтом. Спустя несколько дней в одном из помещений дворца он обнаружил кабинет с табличкой «Радиосвязь»: в нем с важным видом заседали люди в форме войск связи, ожидавшие, что им скоро привезут и установят аппаратуру. Они были потрясены, узнав, что радиоточка уже работает.

Вскоре Зворыкин попал под революционный трибунал, рассматривавший жалобы низших чинов на офицеров. Его денщик, неграмотный деревенский парень, на волне моды «борьбы за права» решил заявить на Зворыкина, рассказав, что тот издевался над ним, заставляя долго говорить «в какую-то трубочку». Речь шла об экспериментах с радиотелефоном, в которых денщик ассистировал ученому. К счастью, за Зворыкина заступился человек, сумевший объяснить приготовившимся к расправе членам трибунала нелепость доноса.

Зворыкин снова попал на фронт, на этот раз в должности инструктора по подготовке шоферов, механиков и связистов. Но после заключения Брестского мира неразбериха достигла апогея, и порой трудно было понять, кто за кого воюет. Как-то Владимир ехал в поезде, в котором солдаты, идя из вагона в вагон, планомерно избивали офицеров. Зворыкину удалось спастись, выпрыгнув в окно. Под Киевом его батарею окружила и разоружила армия Украинской Народной Республики; офицеров и солдат отправили на все четыре стороны.

К тому времени Зворыкин уже был женат, но война и революция разделили семью – жена Татьяна уехала в Берлин. Узнав о смерти отца, Владимир отправился в Муром, где увидел, что дом их семьи реквизировали под музей, временно разрешив матери и сестре жить в двух комнатах.

Сибирский агент

Зворыкин решил попытать счастья в Сибири, где теоретически жизнь могла быть спокойнее. Через друзей он получил официальное приглашение на работу в «Сибирское объединение кооперативных крестьянских союзов» и двинулся на восток. В день отъезда знакомый коммунист предупредил, что он подлежит аресту как бывший офицер царской армии – ордер уже выписан. Не заходя домой, Владимир поспешил на вокзал.

120 лет Юрию Рериху – востоковеду, встряхнувшему советскую науку

Дорога была полна опасностей и нелепостей: в Екатеринбурге его арестовали большевики; дело шло к расстрелу, но Зворыкина спасло то, что город взяли белочехи. В другом месте его снова сняли с поезда, но вместо тюрьмы отвели в гостиницу и как следует накормили. Оказалось, Владимира приняли за важного ревизора из столицы и не принимали никаких возражений. В результате Зворыкину пришлось осмотреть завод и составить экспертное заключение. При всех перипетиях своей судьбы он не был авантюристом и, куда бы его ни заносило, везде старался действовать максимально добросовестно.

Так же было и с работой в объединении кооперативных союзов. Добравшись до его штаб-квартиры в Омске и наладив отношения, Зворыкин уже через месяц отбыл с деловыми поручениями за границу – и не для того, чтобы сбежать из страны (хотя уже и подумывал об эмиграции), а для того, чтобы, побывав в Копенгагене, Стокгольме, Лондоне и Нью-Йорке, выполнить все задания, завязать важные контакты и вернуться обратно. В Европу он шел по Оби через Северный Ледовитый океан и Архангельск, а обратно – через Дальний Восток.

Вернувшись, он застал в Омске новую власть – правительство адмирала Колчака. Владимир и с ней сумел договориться и вскоре был отправлен обратно в Америку в статусе агента Комитета Северного пути при Министерстве торговли и промышленности. Его задачей было вести переговоры с американцами и европейцами об использовании Северного морского пути как главной транспортно-коммерческой артерии.

В США Зворыкин добросовестно выполнял возложенные на него обязанности, пока не узнал задним числом, что давно уволен с должности. Причиной тому были подковерные интриги, но обжаловать свое увольнение он не успел: Колчака разбили красные, и его правительство приказало долго жить.

Так закончилась российская часть эпопеи Зворыкина: на родину он еще однажды вернется, но уже как американский гражданин (он стал им в 1924 году).

Человек, который поверил

На первых порах Владимиру пришлось устроиться бухгалтером в Российской закупочной комиссии. Из Берлина к нему приехала жена. Зворыкин усиленно изучал английский язык, чтобы найти работу по инженерной специальности. Работа через некоторое время нашлась – в компании Westinghouse Electric в Питтсбурге, но, что удивительно, английский Зворыкина, при всех его научных достижениях, хромал до самой старости.

Когда не хватало денег, Зворыкин подрабатывал, изготавливая радиоприемники на заказ. Спрос на них рос, а массового производства в Америке в начале 1920-х еще не было. Зворыкин разработал и приемник для автомобиля, но в дело вмешался департамент полиции. «В отделе транспортных средств сочли, что авторадио будет отвлекать водителей от дороги и увеличит риск аварий. От идеи пришлось отказаться», – вспоминал ученый. Сегодня это звучит забавно.

Эксперименты с телевидением не вызывали большого интереса у руководства Westinghouse Electric. А после того как Владимир попытался продемонстрировать боссам далекий от совершенства вариант своей телесистемы, они и вовсе попросили его заняться чем-то более полезным.

Зворыкина это задело, но он продолжил исследования в частном порядке. Главными элементами его системы были передающая электронная трубка, названная им иконоскопом, и принимающая – кинескоп. Для продолжения полноценной работы требовалось серьезное финансирование. А его мог предоставить только тот, кто по-настоящему поверил бы в идеи Зворыкина. Такой человек в конце концов нашелся – вице-президент компании RCA Дэвид Сарнов. На вопрос, сколько потребуется денег, русский инженер ответил: «100.000 долларов». В действительности, по словам Сарнова, RCA вложила в зворыкинское телевидение 50 миллионов, прежде чем получила первую прибыль.

В 1930 году Сарнов стал президентом RCA, а его новый друг Зворыкин – руководителем лаборатории электроники.

Конечно, параллельно со Зворыкиным над телевизионными технологиями работали сотни, а то и тысячи ученых разных стран. Часть из них отдавали предпочтения механическому телевидению – например, первые экспериментальные телетрансляции в Советском Союзе в начале 1930-х велись именно на механическом оборудовании. Но в итоге победила зворыкинская электронная система иконоскопа и кинескопа, будучи самой точной и эффективной.

Знакомство с Берией

К 1933 году весть об исследованиях Зворыкина распространилась в ученых кругах мира, и советское руководство предложило ему вернуться на родину, посулив хорошие условия для работы. Владимир отказался, но Советы настаивали: приезжайте хотя бы с лекциями для специалистов и студентов. Сарнов намекнул, что это хорошая возможность расширить бизнес, но предоставил Зворыкину решать самому. В Госдепартаменте Владимира предупредили: хотя он и гражданин США, но, поскольку отправляется в страну своего происхождения, то рассчитывать на защиту не может. Тем не менее Зворыкин решил поехать.

Он смог навестить родных и даже брата в Тбилиси. Профессора Розинга уже не застал – тот был сослан в Котлас, затем в Архангельск, где и умер. Неожиданностью стала встреча со старым товарищем физиком Петром Капицей – Зворыкин рассчитывал застать его в Кембридже, но оказалось, что ученого не выпускают из СССР.

Зворыкин также познакомился с Берией и наркомом связи Рыковым. Но самая поразительная встреча произошла в театре, куда его пригласил Рыков. В своем соседе, приятеле наркома, Зворыкин узнал того самого следователя-большевика, который чуть не расстрелял его в Екатеринбурге. Весь спектакль ученый просидел как на иголках.

Прочитав лекции, Зворыкин не забыл и о словах Сарнова: вскоре RCA и правительство СССР заключили контракт о поставках телеоборудования.

«Советский шпион»

Повторять вояж на родину Зворыкин не стал, но во время Второй мировой, будучи уже членом Академии наук США, возглавил Нью-Йоркское отделение Фонда помощи России. После войны он обнаружил, что стал невыездным – совсем как его друг Капица, только в другой стране. Зворыкин полагал, что причиной послужила его работа в Фонде (хотя в нем состояла и супруга президента Рузвельта, и многие американские политики). Более вероятно, что ЦРУ заподозрило: Зворыкина завербовали во время поездки 1933 года. Во всяком случае, американские спецслужбы интересовались им еще больше, чем советские. После многочисленных обращений влиятельных друзей загранпаспорт Зворыкину все же вернули.

Телесистема была далеко не единственной удачей ученого. Всего он получил более 120 патентов на изобретения, среди которых такие устройства, как прибор ночного видения (электронно-лучевая трубка, чувствительная к инфракрасному излучению), электронный микроскоп и другие. В конце жизни медицинская электроника стала главной сферой его интересов.

Прожив долгую – 94 года – жизнь, ученый умер в день своего рождения. Накануне он вполне бодро раздавал журналистам интервью.

Кнопка выключателя

У Зворыкина были слава и признание, но, как подлинный ученый, он предпочитал держаться в тени, оправдываясь тем, что так и не освоил английский достаточно хорошо. Его раздражало поверхностное, потребительское отношение к научной работе. Когда Владимир еще жил в Питтсбурге, то придумал устройство с фотоэлементом, позволявшее включать бытовую технику дистанционно. Вопреки его воле, руководство института выставило этот прибор напоказ в главном супермаркете города. Публика была в восторге. Но ученый расценил это совершенно иначе: «Я был в бешенстве от того, что за какой-то дешевый трюк с дистанционным включением и выключением стиральной машины нашу лабораторию вознесли до небес, а когда мы действительно оказались на пороге грандиознейшего открытия, никому до нас дела не было».

Впрочем, плоды того грандиознейшего открытия Зворыкину также казались весьма горькими. «Я никогда бы не позволил своим детям даже приближаться к телевизору, – говорил он. – Это ужасно, что они там показывают».

В его собственном доме телевизор все-таки появился – по настоянию чернокожего помощника по хозяйству, который не мыслил жизни без этого аппарата. Так что ученый мог себе составить представление о содержании телеэфира. Зворыкин не уставал повторять, что самая полезная деталь в телевизоре – выключатель.

«Это чудовище приведет к унифицированному мышлению. Ты оцениваешь действительность по тем, кого ты видишь на экране. Но это лишь видимость. Главный – тот невидимый, кто определяет, кого показывать и что говорить для достижения своих целей. Из сотен говорящих он выбирает тех, кто нужен ему, а не тебе, мне или истине». Что тут скажешь? Гений он и есть гений.