Человек ниоткуда

Рембо-поэт – явление, до сих пор ставящее литературоведов в тупик: три года творчества в едва ли не подростковом возрасте и затем полтора века попыток понять его, расшифровать, имитировать. Сотни, тысячи поэтов всего мира работали и продолжают работать на горючем топливе стихов гениального француза.

В некрологе Рембо поэт Стефан Малларме первым сравнил его с метеоритом. Образ исключительно точный. Словно прилетевший ниоткуда, Рембо ворвался в атмосферу европейской культуры, ослепительным пылающим шаром врезался в землю и исчез в ее темных глубинах.

Ниоткуда – это из скромного провинциального города Шарлевиля на северо-востоке Франции, в Арденнах, у границы с Бельгией. Семья Рембо, казалось, не особо располагала к созреванию из ряда вон выходящего поэта. Мать Витали была из зажиточных крестьян, а отец Фредерик – бравый офицер, кавалер ордена Почетного легиона, воевавший в Алжире, на Сардинии, в Крыму. Он редко бывал дома, предпочитая оседлому быту ратные подвиги, и окончательно оставил семью, когда Артюру было четыре года. Тем не менее Фредерик успел передать сыну свою безбашенность, тягу к рисковым приключениям и отвращение к размеренной, лишенной остроты жизни.

После семи лет в браке супруги расстались, причем не мирно: Витали при живом муже называла себя вдовой, а капитан Рембо, если спрашивали, – вдовцом.

Перенятое у отца отвращение к рутине, разгоревшись в полную силу в юности, едва не спалило Рембо дотла, но в раннем детстве Жан Николя Артюр (полное имя поэта) был послушным и набожным, как и его старший брат и две младшие сестры. Все они жили под строгим надзором матери.

Поверив письмам поэта, в которых он порой злобно называл родительницу мегерой, биографы сделали вывод, что Витали была мрачной и ограниченной особой. Рука у нее действительно была крепкая, но справедливости ради стоит сказать, что она всю жизнь пеклась о непутевом Артюре, бросаясь на помощь по первому его зову. Да и единственная изданная им книга, «Одно лето в аду», была напечатана на деньги матери.

Отличник и отверженный

Некоторые исследователи, например, входивший в «Южинский кружок» мистик Евгений Головин, говорят о Рембо-поэте, как о чисто языческом явлении, чуждом всему христианскому. Но на деле всё не так просто. Конечно, в иных стихах Рембо можно усмотреть бунт против христианской картины мира, но эта картина была частью его самого, с детства многократно читавшего и перечитывавшего Священное Писание.

В ранние годы он был столь истым католиком, что это даже раздражало однокашников, прозвавших Артюра «маленьким ханжой». Такое отношение привело к тому, что Рембо предпочитал держаться подальше от сверстников не то из высокомерия, не то из страха.

Через 200 лет после своей смерти Байрон остается законодателем мод

В Шарлевильском колледже, где он учился с 11 лет, Артюр стал одним из лучших. Он не только полюбил ненавистную ему прежде латынь, но и мастерски писал на ней довольно сложные для своего возраста стихи. Большую роль в этом сыграл нанятый матерью репетитор, священник Арист Леритье, прививший подростку интерес к древним языкам и литературе.

Другим влиявшим на Рембо человеком стал молодой учитель риторики Жорж Изамбар. Артюр видел в нем старшего брата. Изамбар познакомил Рембо с недавно изданными «Отверженными» Гюго. Эта вредная, по мнению матери, книга перевернула сознание юноши. Отчасти под впечатлением от романа Рембо сочинил свое первое серьезное стихотворение на французском языке «Подарки сирот к Новому году», опубликованное 2 января 1870 года в парижском литературном «Журнале для всех». Поэту было 15 лет.

Вполне традиционное по форме и подаче, стихотворение имело характерно мрачный тон, свойственный дальнейшему творчеству Рембо: речь в нем шла о детях-сиротах, только что похоронивших мать и встречающих Рождество в холодном доме, – картины прежнего счастья видеть они могут теперь лишь во сне.

Столь печальное произведение создал подросток, который внешне казался преуспевающим, ведь буквально накануне он выиграл восемь академических конкурсов Франции по различным дисциплинам, в том числе и по религиозной.

Переходный возраст

В середине лета 1870-го разразилась Вторая франко-прусская война. Шарлевиль оказался неподалеку от боевых действий, в городе и окрестностях царил хаос. И Артюр сорвался с места, решив, что уже созрел для больших приключений. Сыграли роль и «Отверженные»: юноше надоело греться в аккуратном буржуазном мирке, хотелось скитаться, повидать жизнь и сам воспетый Гюго Париж, населенный клошарами и снобами вроде поэта Теодора де Банвиля, незадолго до этого отказавшего Артюру в публикации его стихотворений.

До Парижа подросток добрался зайцем, но на вокзале безбилетника повязали и посадили в тюрьму за бродяжничество. Рембо написал Изамбару, и тот взял своего ученика на поруки. Но, вернувшись домой к матери, Артюр не пробыл там и десяти дней, прежде чем снова пустился в бега.

Шарлевильцы были удивлены переменами, произошедшими со вчерашним отличником. Он начал демонстративно сквернословить, пить и воровать в магазинах по мелочи. Костюм предпочитал носить грязный и рваный, волосы взлохмачивал. Все это резко контрастировало с его ангелоподобным лицом, и таковой была новая поэзия Рембо: сочетание отвратительно-низкого и небесно-возвышенного.

Это сочетание было гремучим, в нем юный поэт довел до предела эстетику безобразного, за несколько лет до этого предложенную Шарлем Бодлером в его нашумевших «Цветах зла». Бодлер изготовил порох, который юноша Рембо смело поджег.

«Превратить душу в монстра»

Вскоре друзья Артюра, и Изамбар, в частности, получили письма (так называемые «письма провидца»), в которых 16-летний поэт объяснял произошедшие с ним перемены и излагал открытый им творческий метод. Рембо провозгласил: поэзия требует особых, пограничных состояний ума, попасть в которые можно посредством «долгого, неимоверного сознательного расстройства чувств всеми формами любви, страдания, безрассудства».

Сборщик податей и президент Сенегала: поэты, которые не чурались прозаичных профессий

«Проблема в том, чтобы превратить душу в монстра. Представь человека, пересаживающего себе на лицо бородавки и выращивающего их там. Нужно быть визионером, сделать себя провидцем», – писал он.

Истинный поэт обязан жить на грани или даже за гранью – так Рембо довел до крайности свойственную литераторам-романтикам концепцию избранности стихотворца. «Он становится среди всех людей великим калекой, великим преступником, великим проклятым – и Верховным Ученым! Ибо он постигает непознанное». Он кристаллизовал идею о том, что поэзия – это не просто изящная словесность, а психофизическое испытание, порой очень опасное («страдания неимоверны»).

Поэт считал себя инструментом иных сил. «Неверно говорить: я думаю. Лучше выразиться: меня думают. Это как если бы кусок деревяшки обнаружил, что он скрипка». В последующие три года Рембо последовательно воплощал свои открытия в жизнь.

Покорить Париж

Летом 1871 года 16-летний Рембо написал одно из своих самых знаменитых впоследствии стихотворений «Пьяный корабль» и понял, что готов покорять Париж. Молодой да ранний поэт-радикал завалил письмами литературных корифеев столицы, но отозвался только Поль Верлен. Распознав в Рембо брата по разуму, он выслал деньги на билет, и вскоре Артюр уже жил в его квартире вместе с беременной 17-летней верленовской женой Матильдой, к немалому ужасу последней.

"Гибель лучше всего": жизнь-катастрофа Александра Блока

Дело в том, что Верлен (он был на 10 лет старше Рембо) незадолго до того бросил работу и ушел в загул. Безумный мальчик-поэт из провинции, пьющий как лошадь, вопиюще нечистоплотный и наглый, – последнее, что хотела видеть подле себя женщина, мечтавшая о тихом семейном счастье.

Но свежеиспеченных друзей было уже не разнять. Часть исследователей (хотя далеко не все) считают, что между ними был роман – эта версия легла в основу фильма Агнешки Холланд «Полное затмение» (1995), где роль Рембо играл молодой Леонардо Ди Каприо.

Как бы то ни было, Верлен оказался подходящим компаньоном в деле «сознательного расстройства всех чувств». Позже в ряде статей он сформулировал понятие «проклятые поэты», прочно вошедшее в обиход. Помимо Верлена и Рембо к таковым причисляют Малларме, Вийона, Лотреамона, По – в общем, всех, кто писал и жил поперек правил и приличий, кто внушал ужас и отвращение добропорядочным гражданам.

Плохие парни против злобного мальчика

Рембо же в то время внушал отвращение практически всем, кроме обожавшего его Верлена и пары особо стойких друзей. Всех остальных, включая членов поэтического кружка со звучным названием «Плохие парни», он донимал своими бесконечными выходками, порой жестокими и гнусными, редко забавными. О нем отзывались как об «угрюмом и злобном мальчике», «воре и сутенере», его выгоняли из-за стола, но Рембо не снижал обороты, видимо, решив во что бы то ни стало дойти до дна в процессе «постижения непознанного».

Его покровитель Поль Верлен с виду был типичным представителем «черной богемы», но его Матильда знала, что живет не абы с кем, а с героем Парижской коммуны, после провозглашения Третьей республики вступившим в Национальную гвардию, участником жестоких уличных боев и пресс-секретарем центрального комитета коммуны.

Фокстрот над бездной: 140 лет со дня рождения Андрея Белого

Но ко времени появления Рембо эти страсти остались в прошлом, а Поль крепко налегал на спиртное и наркотики. Проводя с ним дни и ночи, Рембо иногда успевал сочинять шедевры, например сонет «Гласные», сложнейшее по технике исполнения произведение, в котором некоторые видят зашифрованное алхимическое пособие, причем сделанное на уровне опытного, годами обучавшегося мастера.

Как такое могло выйти из-под пера 17-летнего юноши, пусть и очень начитанного, – загадка. Может быть, стоит вспомнить его слова «не я думаю, а меня думают»: поэт в данном случае не автор, а проводник?

Одному только этому сонету посвящено такое количество исследований, что литературовед Рене Этьембль как-то заметил, что лучше, если бы его не существовало, так невыносимо давит он своей тайной.

Первая кровь

В поисках единомышленников, новых впечатлений и кайфа Рембо с Верленом докатились до Лондона, где также оказались никому не нужны. Они прозябали в нищете, иногда получая высылаемые матерью Верлена деньги. Рембо отогревался в читальном зале Британского музея. Бедность, отверженность и «расстройство всех чувств» делали свое дело: отношения между друзьями стремительно портились.

Во время ссоры (дело было летом 1873-го, уже в Брюсселе) пьяный и взвинченный Верлен дважды выстрелил в приятеля из револьвера, один раз промазав, а во второй ранив в руку. В соседнем номере находилась приехавшая спасать сынулю мама Поля. Вообще роль заботливых мам в жизни проклятых поэтов явно недооценена.

Испугавшись, что полубезумный товарищ все-таки добьет его, Рембо обратился в полицию. Хотя он потом и пытался отозвать заявление, но после расследования и суда Верлен получил два года тюрьмы.

С подстреленным другом вышедший на волю поэт виделся всего однажды, обнаружив, что «угрюмый мальчик» превратился в жесткого и насмешливого мужика. Артюр еще некоторое время писал Верлену, пытаясь вытянуть из того деньги, но тот общение прекратил, хотя и свято хранил рукописи Рембо.

Последнее лето поэта

После инцидента в Брюсселе Рембо вернулся в Шарлевиль. Спеси в нем поубавилось, эпатаж ушел в прошлое, остались только ершистость и самонадеянность молодого поэта, о гениальности которого знала лишь пара человек, включая его самого. Но Артюр уже не был уверен, нужна ли ему эта гениальность, от которой не было никакого прока, а, наоборот, лишь проблемы.

В родительском доме Рембо написал одно из главных своих произведений, цикл сюрреалистических (точнее, предвосхитивших сюрреализм, а также экспрессионизм и многое другое) стихов в прозе «Одно лето в аду» (также переводится как «Сезон в аду»). И даже уговорил мать дать денег на то, чтобы напечатать эту книгу тиражом 500 экземпляров.

Но когда тираж был готов, поэт почему-то забрал лишь десяток книг, раздав их знакомым, а остальные гнили на складе до начала ХХ века, пока их не обнаружил какой-то ошалевший от неожиданной удачи счастливец. Рембо в то время стал уже звездой, посмертно.

После «Лета» он писал «Озарения», тоже в жанре визионерской стихопрозы, но бросил, не окончив цикла. Последним известным его стихотворением стал экспромт «Мечта», в котором Рембо иронично изобразил жизнь новобранцев в казарме, – плод его беспокойства о возможном призыве в армию, которого он всю жизнь избегал (во Франции тогда призывали до 40 лет). Скажем так, не самый впечатляющий финальный аккорд великого поэта.

«Смешно. Отвратительно»

О его «прощании с музой» принято говорить в трагическом ключе: мол, как он мог после всего, что было? Но что было? Лишь одиозная репутация, а по сути безвестность. Был чад кутежа, от которого крыша молодого человека начинала ехать в нежелательном направлении. Рембо уходил из искусства, в то время никому не нужный, хотя то немногое, что он успел сделать – а это умещается в небольшой том, – по своей силе превосходит толстые собрания сочинений иных писателей.

"Я сам": 130 лет со дня рождения Владимира Маяковского

Думается, и сейчас в любой крупной стране живет не один такой Рембо, оставивший свое искусство ради обычной работы, просто потому, что устал петь «песни в пустоту».

Писатель Альбер Камю возмущался этим поступком – превращением Рембо якобы из бунтаря в буржуа, а вот коллега Артюра по литературному безумию Стефан Малларме, явно больше разбиравшийся в теме, констатировал, что тому удалось «хирургическим путем удалить из себя поэзию, сохранив жизнь».

Любители порассуждать о «жертвоприношении на алтаре искусства» в обиде на Рембо из-за того, что он испортил красивую картинку: не погиб в юности, а спокойно ушел из поэзии, как бы поставив под вопрос ценность самого творчества. Когда 10 лет спустя до него дошли вести, что в Париже молодые поэты-декаденты бредят его «Гласными», Рембо лишь обронил: «Какая чушь. Смешно. Отвратительно».

Пешком по Европе

Вышедшего из творческого транса Рембо больше всего интересовал вопрос, как заработать. Ему было всего 19, но казалось, что за плечами уже полжизни, – так оно и было на самом деле.

Жить на мамины деньги не хотелось, а необходимого для приличного трудоустройства образования проклятый поэт не имел, ведь колледж он бросил. Артюр пробовал устроиться в Лондоне, Штутгарте, Париже, но единственная стабильная работа для него нашлась только на английской картонной фабрике, и там Рембо долго не продержался. Зато виденная в Британском музее коллекция трофеев из Эфиопии произвела на него впечатление.

Восток начал занимать воображение, особенно после того, как он пешком прошелся по Европе от Германии до Италии, едва не померев по дороге от измождения. Артюр засел за изучение арабского, амхарского, хинди. Особенно усердно Рембо учил русский – Россия казалась ему преддверием Востока и страной неограниченных возможностей. Жаль, что не доехал.

Жизнь на Востоке

Вторая половина жизни Рембо – авантюрный роман. Он скитается по миру, пробует разные занятия – от администратора бродячего цирка до матроса. Записывается в голландскую армию, чтобы попасть на далекую Яву, но по прибытии на остров дезертирует, скрывается в джунглях, пока не находит способа вернуться домой.

Томящийся дух: 140 лет Саше Черному, поэту смешному и страшному

Затем работает на стройках и каменоломнях Кипра, где заболевает возвратным тифом. В 1880 году Рембо находит работу управляющего и поселяется в конторе «Торгового дома Вианне, Барде и Ко», занимавшейся закупкой кофе: сначала в Адене, портовом городе Йемена, а затем и в эфиопском Хараре. Он был не только коммерсантом, но и исследователем. В 1884-м Французское географическое общество опубликовало его «Отчет об Огадене» (территория нынешнего Сомали). Два года спустя во Франции напечатали «Озарения», но автор об этом ничего не знал. За 10 лет до этого он просил друзей, у которых остались его стихи, сжечь их.

Обжившись в Хараре (он был едва ли не единственным белым человеком в этом городе), Рембо начинает собственный бизнес, заводит дружбу с Расом Мэкконыном, местным губернатором и отцом будущего эфиопского императора Хайле Селассие, которого Боб Марли и другие растафарианцы считали воплощением Бога на земле.

Встречавшие Рембо в этот период описывали его как человека очень сдержанного и ироничного, никогда не вспоминавшего о прошлом. Его компаньон Альфред Барде, впрочем, позже отмечал: «Некоторые его поступки удивляли меня несоответствием его холодному и замкнутому характеру». Видимо, иногда огонь прошлого прорывался наружу.

Автор «Озарений» промышлял не одним только кофе. Он не брезговал и оружием, и слоновой костью, и рабами. На одной оружейной сделке, с будущим императором Эфиопии Менеликом II, сильно погорел: пока довез груз до места назначения, надобность в нем у Менелика, одержавшего победу в восстании, уже отпала, и хитрый эфиоп выкупил партию за полцены, не забыв вычесть еще и кое-какие штрафы.

«Бог милостив»

Несмотря на убытки такого рода, Рембо не спешил покидать Африку. Правда, с местным населением он ладил не всегда. Например, изучая Коран, мог вступать в споры с местными мусульманами, доводя их до белого каления. Травил ядом досаждавших ему бродячих собак, за что бывал бит эфиопами.

Родные в письмах уговаривали его вернуться домой и создать семью, но Рембо считал, что зима в Арденнах ему, больному возвратным тифом, противопоказана. «И вообще, если есть что-то, для меня совершенно неприемлемое, то это оседлая жизнь», – писал он. А женщины, готовой разделить с ним кочевничество, на горизонте не наблюдалось.

В начале 1891-го его стала беспокоить боль в правом колене, которую он сначала объяснял тем, что много ходит, порой по 40 километров в день. В конце концов боль стала невыносимой, и Рембо согласился на операцию в Марселе. Врачи нашли у него рак кости и ампутировали ногу.

Пожив месяц со своей семьей, Рембо стал так плох, что вернулся в госпиталь, где за ним присматривала младшая сестра Изабель. Она писала домой о том, как пришедший исповедовать больного кюре сказал ей потом: «Никогда еще не встречал такой сильной веры». В бреду Рембо пытался диктовать деловые письма и повторял: «Аллах керим» («Бог милостив»). 10 ноября 1891 года он умер в возрасте 37 лет.

Годы жизни Рембо и художника Винсента Ван Гога почти совпадают. И биографии у них во многом схожи: оба были непризнанны при жизни и превознесены до небес после смерти. Они раздражали современников поведением и непонятными творениями, а вот потомки стали подражать не только их искусству, но и самому стилю жизни. В каждой рок-иконе ХХ века, от Сида Барретта до Сида Вишеза, мы видим отражение «злобного мальчика» Артюра. Только, увы, не все они смогли, как Рембо, перерасти роль проклятого поэта.