21 января 2020 года китайские власти ввели локдаун в 13-миллионном Ухане – городе, откуда по всему земному шару начал распространяться коронавирус 2019-nCoV. Днем ранее впервые по поводу нового и пока малопонятного науке заболевания высказался председатель КНР Си Цзиньпин. Он предостерег соотечественников: к болезни нужно относиться серьезно.

Чиновники сигнал уловили. Так начался один из самых грандиозных в истории экспериментов в области социальной инженерии. Поскольку уже к середине января болезнь выплеснулась за пределы Китая, то и эксперимент этот оказался глобальным. Однако главной его тестовой площадкой стала именно КНР.

Как пандемия COVID-19 отразилась на международных отношениях

Спустя без малого три года Китай вернул всё, как было. Сейчас, находясь в Китае, сложно поверить, что были все эти строгие локдауны, тотальное ПЦР-тестирование и обиды на весь мир за то, что тот недостаточно дисциплинированно следует политике «нулевой терпимости». Все это словно кануло в Лету.

В Китае не любят вспоминать период ковида. Подлинного разбора полетов не произошло. И уж тем более никто из властей предержащих не признался в ошибках. Круговая порука коллективной безответственности обеспечила как руководству в центре, так и чиновникам на местах презумпцию невиновности.

Между тем последствия трехлетней борьбы с коронавирусом никуда не делись. Буксует экономика, за годы пандемии усилились разногласия между Китаем и его западными партнерами. Но потенциально самые значимые изменения могут произойти в политической сфере. Из пандемии коронавируса Китай эпохи Си Цзиньпина вышел более слабым, чем был до нее.

Хотя поначалу казалось, что всё наоборот…

Шаг вперед

Эпидемия коронавируса началась в Китае, но именно Китай первым с ней и справился. Как считается, распространение возникших в Ухане изначальных штаммов было с помощью жестких профилактических мер полностью остановлено уже к весне 2020-го, то есть тогда, когда пандемия только охватывала остальной мир.

Эти успехи стали возможны благодаря трем факторам. Во-первых, способности государства сконцентрировать значительные ресурсы для решения конкретных задач. На фоне явных трудностей в организации отпора эпидемии, с которыми столкнулись как небольшие бедные страны, так и капиталистические гиганты типа США, именно эта способность мобилизоваться была признана несомненным достоинством «китайской модели».

На отрезке 2020–2022 годов это привело даже к определенному «головокружению от успехов» у китайской элиты. В результате на 2021-й пришелся целый ряд мер по усилению государства, расширению его регуляторных функций и наступлению на крупный частный бизнес под лозунгами восстановления социальной справедливости.

Как Китай справился с коронавирусом и почему сейчас боится открывать границы

Во-вторых, имело значение само наличие этих ресурсов. Причем речь не только о деньгах, позволявших КНР строить больницы на тысячи коек за считаные дни, но и об организационных и кадровых резервах. Борьба с пандемией наглядно продемонстрировала, как далеко Китай продвинулся в этом отношении по сравнению даже с временами предыдущей крупной эпидемии (атипичная пневмония в 2004 году).

Роковой ошибкой для ряда стран, попытавшихся воспроизвести китайский алгоритм (все закрыть, все запретить, быстро наладить масштабное производство необходимого), стало непонимание того, что у них нет ни сопоставимых ресурсов, ни способности их столь же быстро и эффективно задействовать. Как следствие, многие страны сходили с китайского пути вынужденно, просто не имея сил далее идти по нему.

КНР же продолжила движение, чему на первых порах способствовал еще один фактор – дисциплинированность и терпеливость китайского народа. Во время первых локдаунов население действительно сидело по домам, сдавало тесты, получало в мобильные приложения «зеленые коды здоровья», не пыталось играть с властями в «кошки-мышки» и верило: нужно немного потерпеть, и «будет десять тысяч лет счастья».

Китайское средство от вируса

Все это позволило руководству страны в начале пандемии максимально закрутить гайки и уверовать в безошибочность такого подхода. Также вполне вероятно, что столь рьяное задействование административного ресурса изначально воспринималось как временная мера, необходимая, чтобы пресечь распространение вируса в преддверии Нового года по лунному календарю, когда в Китае традиционно усиливается внутренняя миграция (уехавшие на заработки в мегаполисы возвращаются в родные города и деревни).

Но затем логика решительных мер начала самовоспроизводиться, поскольку центральные власти формально отдали все на откуп местным чиновникам, а те боялись проштрафиться, став виновниками новой эпидемиологической вспышки. Так что в любой ситуации оказывалось легче запретить, чем разбираться.

Признать свои ошибки, когда стало понятно, что на долгой дистанции политика «нулевой терпимости» не работает, никто не решился. И самое главное, этого не мог позволить себе Си Цзиньпин, вокруг которого годами формировался ореол великого руководителя. Будучи инициатором жесткого подхода к борьбе с коронавирусом, он затем фактически ушел в сторону, сняв с себя ответственность как за непопулярные антиковидные меры, так и за их последующую обвальную отмену.

Два шага назад

К 2022 году стало очевидно, что нормальная жизнь в Китай все никак не возвращается. В стране по-прежнему под запретом были любые мероприятия, подразумевающие скопление людей. Забавный факт – уханьская футбольная команда стала чемпионом страны, но никто из ее болельщиков этого вживую не увидел, поскольку все матчи проводились на нейтральных полях в т. н. «соревновательных пузырях», без зрителей.

Приметами времени стали превратившийся в докучливую каждодневную рутину ПЦР-тест, называемый в Китае просто «хэсуань» (дословно «нуклеиновая кислота»), а также люди в белых костюмах эпидемзащиты. За рубежом их многие сравнивали с «белыми ходоками» из сериала «Игра престолов». В Китае же их сначала называли «ангелами в белых халатах», а потом – «белыми охранниками» по аналогии с «красными охранниками» (хунвейбинами) времен «культурной революции».

Такая метаморфоза хорошо иллюстрирует изменение настроений в обществе. Если поначалу это был страх вперемешку с воодушевлением, то к середине 2022-го политика «нулевой терпимости» начала вызывать раздражение и резкую неприязнь. Ключевым событием стал шанхайский локдаун весны того года, оказавшийся даже более жестким и медийно резонансным, чем уханьский.

Эпидемия коронавируса показала, насколько распространена в Китае ксенофобия

Первые вспышки омикрон-штамма коронавируса в Шанхае зафиксировали спустя несколько дней после окончания зимних Олимпийских игр в Пекине («нулевой пациент» контактировал с зарубежными участниками). Власти ответили привычным образом – ввели тотальное ПЦР-тестирование и ограничили контакты между людьми (в том числе доставщиками продуктов и их заказчиками). Не помогло. В марте был объявлен локдаун, затронувший до 25 млн человек.

В течение этого времени вся экономическая деятельность в Шанхае, крупнейшем финансовом и производственном центре мира, фактически оказалась парализована. Пытаясь справиться с омикрон-штаммом (гораздо более заразным, чем уханьские версии вируса), власти действовали предельно сурово – например, забирали у родителей грудных детей в случае положительного ПЦР-теста, помещая их в специальные лазареты.

Шанхайский локдаун продлился до 1 июня и нанес сокрушительный удар как по китайской экономике, так и по вере населения в оправданность принимаемых властями решений.

Ситуация в Китае резко контрастировала с тем, что происходило за его границами, где отчасти осознанно, отчасти вынужденно пошли по пути приобретения коллективного иммунитета. Многим стало ясно, что китайская модель борьбы с ковидом может быть эффективна только в герметичных условиях и непродолжительное время, а сейчас ее пора менять.

Однако сделать это власти пока не могли. На осень 2022-го был назначен ХХ съезд Компартии (КПК) – важнейшее мероприятие с точки зрения стабильности политической обстановки в стране, так что необходимо было еще немного подержать гайки закрученными. Поэтому вскоре после временной отмены, уже в начале июня, некоторые шанхайские районы вновь закрыли на локдаун, который продлился до середины лета.

Съезд успешно прошел 16–22 октября. Си Цзиньпин в третий раз был избран генсеком КПК, а в партийную верхушку вошли близкие ему, доказавшие свою лояльность кадры. Что характерно, вторым лицом в партии стал Ли Цян, возглавлявший Шанхай во время локдауна (спустя полгода он был назначен главой правительства).

А через месяц началась обвальная отмена антиковидных ограничений. Формально все было оформлено как решения местных чиновников, реагирующих на изменения обстановки и общественное недовольство.

Как не стоит интерпретировать события на площади Тяньаньмэнь

25 ноября в Урумчи, столице Синьцзян-Уйгурского автономного округа, прошла стихийная демонстрация, посвященная памяти жертв пожара в доме, куда из-за антиковидных ограничений не смогла приехать пожарная машина. Протесты вспыхнули в Пекине, Шанхае и других городах. Их движущей силой, как и в конце 1980-х годов, были студенты.

Все это вызывало ассоциации с событиями на площади Тяньаньмэнь. Ряд зарубежных наблюдателей постарались найти у протестов политическую подоплеку или даже приплести «уйгурский фактор», но, вероятнее всего, и то, и другое было ни при чем. В Урумчи на улицы вышли жители китайского, а не уйгурского района. Да и сами общественные протесты в КНР не такая уж диковинка – по тем или иным поводам, чаще всего связанным с нарушением прав работников или экологией, граждане митингуют довольно часто. Так что, скорее всего, выступления были локальными, нескоординированными и стихийными.

Но даже если власти просто воспользовались апелляцией к «гласу народа», чтобы «сохранить лицо» и отменить непопулярные меры, сама ситуация, приведшая к такому выплеску общественного недовольства, была близка к критической. Понимание этого заставило власти, цитируя Ленина, «после шага вперед сделать два шага назад». Кто именно отвечал за это решение, мы не знаем (и вряд ли когда-нибудь узнаем). Однако очевидно одно – прежняя монолитность Си-центричной системы дала трещину. Компромиссы оказались возможны. Выяснилось, что линия Си Цзиньпина не всегда верна.

А если она была ошибочной в вопросах борьбы с пандемией, то где гарантия, что и другие установки, прежде всего касающиеся отношений с западными партнерами и взаимодействия с частным бизнесом, не нуждаются в пересмотре?

Топтание на месте

Уже к январю 2023-го все ограничения, связанные с коронавирусом, были отменены. Китай массово переболел «чем-то простудным» (медицинская статистика с тех пор недоступна, поэтому число заболевших и умерших нам неизвестно) и, вероятно, приобрел тот самый «коллективный иммунитет», который у стран победнее появился гораздо раньше.

Кто и зачем пытается возложить на Китай ответственность за пандемию COVID-19

Внешне все вроде бы стало как прежде. Вопреки мрачным прогнозам автора этих строк, сделанным еще в 2020 году, о том, что наследие антиковидной политики (ПЦР-тесты, «зеленые коды здоровья» и т. д.) останется в Китае навсегда, наблюдается прямо противоположное – радикальный откат к реалиям допандемийного времени. Вплоть до того, что сейчас в КНР медработники могут даже отказать в проведении ПЦР-теста.

Довольно быстро открылись границы, восстановились турпотоки. Более того, для ряда стран китайцы существенно облегчили или вовсе отменили визовый режим. По субъективным ощущениям гигиенические маски в людных местах стали носить даже реже, чем до начала пандемии коронавируса, хотя делать это всегда считалось в Азии хорошим тоном. Собеседники морщатся, когда слышат ненавистные слова: «локдаун», «пандемия», «коронавирус».

Словом, как будто Китай хочет забыть морок тех трех лет, что он боролся с COVID-19. Примерно так, судя по ныне опубликованным дневникам и мемуарам, китайцы 1980-х пытались забыть «культурную революцию» и свой былой энтузиазм, связанный с «маленькими красными книжицами» и кампаниями самокритики.

Конечно, наработки того грандиозного социального эксперимента, который КНР провела в 2020–2022 годах, никуда не денутся. Накоплен значительный опыт по обеспечению цифрового контроля над перемещениями и контактами граждан. Набиты шишки в вопросах создания и тестирования вакцин (они у китайцев получились не самые эффективные, и в КНР это признают). Наведен относительный порядок в сфере здравоохранения, где до этого хватало бардака.

Все это пригодится и просто так, и на случай новой эпидемии – они в Китае возникают регулярно. Недавнюю вспышку метапневмовируса поспешили зачислить в их число, но, по всей видимости, КНР (и весь мир вместе с ней) на этот раз отделалась легким испугом.

Как пандемия COVID-19 отразилась на международных отношениях

Однако с исторической точки зрения, возможно, главным итогом трехлетней антиковидной кампании и ее смазанного финала стало то, что эти события ознаменовали «надлом» в развитии пореформенной КНР. До них Китай последовательно наращивал мощь. Сейчас же он скорее топчется на месте.

Результаты недавнего 3-го пленума Центрального комитета партии 20-го созыва, который стал главным политическим событием 2024 года, свидетельствуют как о кризисе идей, касающихся развития страны, так и о небывалом в предыдущие годы уровне компромиссности формулировок. Целый ряд положений итогового коммюнике идет вразрез с тем, что говорил и делал Си Цзиньпин ранее. Так что либо он так впечатлился неудачами Китая на завершающей стадии борьбы с коронавирусом и последующими экономическими сложностями, что изменил свою позицию, либо его влияние не так сильно, как это было еще несколько лет назад.