Архивная публикация 2003 года: "По заявкам большинства"
Идея формирования правительства на основе парламентского большинства давно уже овладела умами нашей политической элиты. Однако наблюдаешь за тем, как раскручивается предвыборная кампания, и невольно задумываешься: не рано ли?Увольте
Возникает вопрос: действительно ли наша политическая система и демократия достигли той степени зрелости, при которой существующим ныне партиям не страшно доверить формирование исполнительной власти?
Маленькая иллюстрация: на прошлой неделе все телеканалы обошла сенсация -- в многострадальном Буденновске разоблачена группа высокопоставленных милиционеров, которые, пользуясь служебным положением, занимались вымогательством и незаконным производством спирта. Зрителям показали миллион долларов, много миллионов рублей наличными, килограммы золота, найденные при обыске, и подпольный спиртозавод. Гордый министр внутренних дел (по совместительству -- лидер одной из крупнейших партий) подавал операцию по разоблачению очередных "оборотней в погонах" как несомненный успех своего ведомства, свидетельство его силы.
Но простите, господа, -- случись такое в любой другой стране, первое, что сделал бы глава МВД, так это подал бы в отставку! Он ответствен за все, что происходит в его ведомстве, в том числе и за действия своих подчиненных, и если при нем -- вдруг, как по заказу -- "оборотни в погонах" стали разоблачаться десятками, стало быть, такова общая атмосфера. И за это должны отвечать не мелкие сошки, а высшее руководство, потому что оно по определению находится уже не в ведомственном, а в политическом поле -- на него смотрят пресса, общественность, население.
Но где же это видано, чтобы хоть один российский министр -- что бы там ни случилось в его епархии -- подал в отставку, мучаясь стыдом и ответственностью? На прессу и общественность ему по большому счету наплевать, служит он не населению, а царю-батюшке, то бишь президенту, и ответственность несет только перед ним.
Конечно, я задираю планку слишком высоко и несменяемость наших министров (равно как и нечувствительность их к общественному мнению) можно объяснить сотней причин --- и трудностями переживаемого периода, и тем, что ведомства достались им не в самом лучшем состоянии, и недостаточностью финансирования, и пр., и пр., и пр.
Однако общество вправе потребовать от высокого должностного лица, чтобы оно трезво оценивало ситуацию и не гордость испытывало, демонстрируя грязное исподнее, а вину и стыд. И уж во всяком случае -- не использовало позор своего ведомства в качестве предвыборного пиара.
Пример с министром внутренних дел хорош тем, что он -- министр-политик, он пришел в исполнительную власть из законодательной, то есть тем именно путем, каким должно формироваться правительство парламентского большинства. Если это так будет выглядеть, если для министров политика будет на первом плане, а прямое их дело -- на десятом, то увольте. Нынешнее правительство профессионалов предпочтительнее.
Причем вот еще что важно: о профессиональных качествах наших нынешних министров можно спорить, но качество наших политиков -- именно как политиков -- вряд ли подлежит обсуждению. Так себе качество. Поэтому надежды на то, что министр станет заниматься большой политикой, а текущие министерские дела будет делать высокопрофессиональная "команда специалистов", беспочвенны. Министр-политик (плохой, напомню, политик) уж как-нибудь постарается выстроить свое ведомство не под нужды дела, а под нужды своей "вневедомственной" политики. То есть будут сверхценные идеи, грандиозные инициативы, великие почины и прочие механизмы обретения популярности.
Без "чего изволите?" тоже, понятно, не обойдется...
Демократия в натуре
Набравшись смелости, можно утверждать, что уровень политической элиты в стране теснейшим образом связан со степенью зрелости и характером демократии. А как обстоят дела с демократией в современной России?
Если судить по тому, что речи о правительстве парламентского большинства звучат все увереннее и даже поддерживаются на самом верху, с демократией в России полный порядок. Выборы разного уровня чуть ли не каждое воскресенье -- то есть у народа тьма возможностей изъявить свою волю, причем всякая предвыборная кампания превращается в пестрое шоу с драматическим сюжетом, с огромным количеством артистов и статистов, с дебатами и судами, пиаром белым и черным и даже независимыми наблюдателями. Словом, все как у взрослых. И за порядком на этом празднике жизни присматривает строгий ЦИК, вооруженный соответствующими законами.
Но тогда вот что непонятно: почему же при зрелом цветении демократии на нашем политическом поле так скуден урожай самостоятельных, ярких, со свежими идеями политиков? Почему вот уже десять лет тасуется одна и та же колода надоевших всем лиц и не видно им никакой смены?
Чтобы ответить на этот вопрос, а заодно и на вопрос о характере нашей демократии, полезно совершить экскурс в ее недолгую историю.
В декабре 1993 года, во время выборов в первую Государственную думу, ни у кого язык не повернулся бы назвать ее зрелой или развитой. Только что отшумела смута, в ходе которой политические страсти то и дело выплескивались на улицу, только что Ельцин вопреки всем правилам демократического политеса разогнал какой-никакой, а все-таки избранный народом парламент, а взамен дал наскоро скомпилированную из французской и американской Конституцию.
Партий (кроме КПРФ, конечно) никаких не было, зато была уйма всяких расплывчатых "движений", "фронтов", "конгрессов" и прочих "общественных организаций" самого разного толка -- структуризация аморфного политического поля только-только еще начиналась.
Предвыборная кампания была до неприличия коротка, причем тогда никто еще слыхом не слыхивал ни о политтехнологиях, ни о черном пиаре, ни о войне компроматов, ни об административном ресурсе, ни о прочих премудростях современной агитации и пропаганды. Все делалось кустарно, "на коленке", и социологи не докладывали ежедневно о настроениях электората. То есть "народ безмолвствовал", и ни один избираемый понятия не имел о своем текущем рейтинге. Потому-то, кстати, все и ахнули, узнав итоги голосования.
К тем выборам можно относиться по-разному, но одно совершенно бесспорно: они были не только, как и полагается, свободными, но и проходили в наиболее естественных условиях, то есть избиратель шел голосовать с непромытыми мозгами. Это был опыт свежей, грубой, "натуральной" демократии, и результаты выборов дали предельно достоверную картину массовых настроений в обществе -- расколотом, озлобленном, в самой малой степени адаптированном к новой реальности.
Народ недвусмысленно изъявил свою волю: он не хотел власти, олицетворяемой Ельциным и партией "Демократический выбор России". С другой стороны, непонятно было, чего же он хотел, потому что проценты, полученные ЛДПР и КПРФ, будучи относительно высокими, еще не свидетельствовали о каком-то решительном выборе. Видимо, поэтому Ельцин не разогнал первую Думу (наверняка такое искушение у него было) и решил потерпеть, благо, власти у него было все-таки больше, чем у депутатов.
Обучающие игры
Следующие думские выборы уже не были такими стерильными -- развернулась предвыборная индустрия, над умами избирателей стали, пускай топорно и неуклюже, зато упорно "работать". Пошел в ход и административный ресурс, благо, вождем тогдашней "партии власти" был главный администратор страны -- премьер-министр. Особых дивидендов власти это тогда не принесло, но кое-какой опыт остался и пригодился в следующем году, когда избирали президента.
Чем еще запомнились думские выборы 1995 года -- так это небывалой протяженностью и пестротой списка партий, движений и избирательных объединений, которые пожелали в них участвовать. Сейчас принято над этим списком из 43 позиций смеяться и считать, что он просто отразил невнятицу и хаос тогдашней политической жизни. Когда принимали действующий сейчас закон о политических партиях, тоже ссылались на него, как на пример неприемлемого для солидной державы абсурда. Дескать, несерьезные люди, которым приспичило поиграть в политику и которые никого не представляли, отвлекали от государственных дел, тратили казенные деньги и вообще засоряли политическое пространство.
Однако в этой связи вспоминается многолетнее и безуспешное строительство в нашей стране гражданского общества и возникает вопрос: а не были ли эти мелкие группы, движения и объединения чем-то вроде "ячеек" гражданского общества? Чтобы таким самозародившимся и независимым группам существовать на наших неласковых просторах, нужно либо высокое покровительство, либо статус. Участие в выборах такой статус давало, и многие шли наверняка именно за ним.
С другой стороны, что ж такого плохого в игре в политику? Есть такое понятие -- "обучающие игры", и игра в политику -- как раз из них. А чем больше людей в нашей аполитичной стране играет в политику, тем больше вероятность появления в этой самой политике свежих лиц.
Однако закон о политических партиях всю эту отнюдь не бесполезную самодеятельность прекратил, перекрыв множество тропинок, рассчитанных как раз на нестандартных людей.
Закон этот, призванный вроде бы укрепить политическую систему в стране, а тем самым и демократию, сыграл роль прямо противоположную, и это будет год от года все заметнее сказываться. Он изменил сам вектор развития политической жизни: со времен краха КПСС она развивалась по принципу "от простого к сложному", закон же указал ей путь "от сложного к простому", то есть путь деградации.
Замысел понятен: чем проще объект, тем удобнее им управлять.
Инъекция цинизма
Вряд ли кто-то станет спорить, что поворотный пункт в истории нашей демократии -- президентские выборы 1996 года. Именно тогда все впервые услышали про политтехнологии, а некоторые (прежде всего сама власть) даже уверовали в их всесилие. Еще бы -- из ничего сотворить победу!
Победа победой, однако сразу же возникает вопрос: а пошла ли она на пользу российской демократии? Приблизила ли ее к зрелости?
Увы, нет. Напротив -- демократии была сделана убойная инъекция цинизма, под сомнение был поставлен сам ее предмет, то есть воля народа. Если в такие рекордно короткие сроки волю народа можно изменить (вложив, понятное дело, энное количество средств и сил), так этой воли, скорее всего, не существует. А значит, народ можно исключить из числа серьезных, то есть равноправных, участников демократического процесса, оставив ему роль младшего партнера -- при безусловном главенстве власти.
Это, разумеется, всего лишь иллюзия на почве эйфории, что доказали многие другие выборы, но след она оставила глубокий -- и в сознании власти, и в сознании народа. Первая год от года все меньше стеснялась использовать административный ресурс, второй все меньше и меньше верил в серьезность (да и в саму реальность) демократических процедур. "Управляемая демократия" чрезвычайно удобна для власти, на каком-то этапе даже эффективна, но зато она начисто исключает многомиллионные массы из реальной общественно-политической жизни, перекрывает им возможность "методом проб и ошибок" учиться демократии реальной, предполагающей ответственность за свой выбор.
В условиях управляемой демократии общество стремительно деполитизируется, и власти теперь беспокоятся не столько за исход тех или иных выборов, сколько за явку избирателей. А надо сказать, что аполитичность народа ничуть не лучше излишней политизированности: штурмовать Останкино теперь никто, конечно, не пойдет, как в 1993 году, но на фоне избирательской апатии во власть может проскользнуть любой проходимец.
С другой стороны, управляемой демократии решительно не нужны яркие самостоятельные политики -- им здесь нечего делать. Зато востребован тип политика-функционера, знающего свое место и "свой маневр" в общем строю.
Словом, наша демократия, перешагнув этап зрелости, сразу впала в дряхлость. Что и демонстрирует нынешняя Государственная дума, творческий потенциал которой стремится к нулю и которая во всех своих проявлениях на порядок консервативнее, чем власть исполнительная -- правительство и президент. Если б она еще не была послушной, так мы имели бы массу интересных законов типа закона об уголовном преследовании гомосексуалистов, не говоря уже о возврате смертной казни.
Вряд ли следующая Дума, которую мы изберем в декабре, будет по своему составу радикально отличаться от нынешней -- разве что чуть прибавит в весе невнятное центристское большинство. Отсюда и сомнения: стоит ли отдавать такой, с рождения дряхлой и творчески несостоятельной, Думе право формирования правительства, то есть делать некоторым образом шаг назад?
Идея формирования правительства на основе парламентского большинства давно уже овладела умами нашей политической элиты. Однако наблюдаешь за тем, как раскручивается предвыборная кампания, и невольно задумываешься: не рано ли?Увольте
Возникает вопрос: действительно ли наша политическая система и демократия достигли той степени зрелости, при которой существующим ныне партиям не страшно доверить формирование исполнительной власти?
Маленькая иллюстрация: на прошлой неделе все телеканалы обошла сенсация -- в многострадальном Буденновске разоблачена группа высокопоставленных милиционеров, которые, пользуясь служебным положением, занимались вымогательством и незаконным производством спирта. Зрителям показали миллион долларов, много миллионов рублей наличными, килограммы золота, найденные при обыске, и подпольный спиртозавод. Гордый министр внутренних дел (по совместительству -- лидер одной из крупнейших партий) подавал операцию по разоблачению очередных "оборотней в погонах" как несомненный успех своего ведомства, свидетельство его силы.
Но простите, господа, -- случись такое в любой другой стране, первое, что сделал бы глава МВД, так это подал бы в отставку! Он ответствен за все, что происходит в его ведомстве, в том числе и за действия своих подчиненных, и если при нем -- вдруг, как по заказу -- "оборотни в погонах" стали разоблачаться десятками, стало быть, такова общая атмосфера. И за это должны отвечать не мелкие сошки, а высшее руководство, потому что оно по определению находится уже не в ведомственном, а в политическом поле -- на него смотрят пресса, общественность, население.
Но где же это видано, чтобы хоть один российский министр -- что бы там ни случилось в его епархии -- подал в отставку, мучаясь стыдом и ответственностью? На прессу и общественность ему по большому счету наплевать, служит он не населению, а царю-батюшке, то бишь президенту, и ответственность несет только перед ним.
Конечно, я задираю планку слишком высоко и несменяемость наших министров (равно как и нечувствительность их к общественному мнению) можно объяснить сотней причин --- и трудностями переживаемого периода, и тем, что ведомства достались им не в самом лучшем состоянии, и недостаточностью финансирования, и пр., и пр., и пр.
Однако общество вправе потребовать от высокого должностного лица, чтобы оно трезво оценивало ситуацию и не гордость испытывало, демонстрируя грязное исподнее, а вину и стыд. И уж во всяком случае -- не использовало позор своего ведомства в качестве предвыборного пиара.
Пример с министром внутренних дел хорош тем, что он -- министр-политик, он пришел в исполнительную власть из законодательной, то есть тем именно путем, каким должно формироваться правительство парламентского большинства. Если это так будет выглядеть, если для министров политика будет на первом плане, а прямое их дело -- на десятом, то увольте. Нынешнее правительство профессионалов предпочтительнее.
Причем вот еще что важно: о профессиональных качествах наших нынешних министров можно спорить, но качество наших политиков -- именно как политиков -- вряд ли подлежит обсуждению. Так себе качество. Поэтому надежды на то, что министр станет заниматься большой политикой, а текущие министерские дела будет делать высокопрофессиональная "команда специалистов", беспочвенны. Министр-политик (плохой, напомню, политик) уж как-нибудь постарается выстроить свое ведомство не под нужды дела, а под нужды своей "вневедомственной" политики. То есть будут сверхценные идеи, грандиозные инициативы, великие почины и прочие механизмы обретения популярности.
Без "чего изволите?" тоже, понятно, не обойдется...
Демократия в натуре
Набравшись смелости, можно утверждать, что уровень политической элиты в стране теснейшим образом связан со степенью зрелости и характером демократии. А как обстоят дела с демократией в современной России?
Если судить по тому, что речи о правительстве парламентского большинства звучат все увереннее и даже поддерживаются на самом верху, с демократией в России полный порядок. Выборы разного уровня чуть ли не каждое воскресенье -- то есть у народа тьма возможностей изъявить свою волю, причем всякая предвыборная кампания превращается в пестрое шоу с драматическим сюжетом, с огромным количеством артистов и статистов, с дебатами и судами, пиаром белым и черным и даже независимыми наблюдателями. Словом, все как у взрослых. И за порядком на этом празднике жизни присматривает строгий ЦИК, вооруженный соответствующими законами.
Но тогда вот что непонятно: почему же при зрелом цветении демократии на нашем политическом поле так скуден урожай самостоятельных, ярких, со свежими идеями политиков? Почему вот уже десять лет тасуется одна и та же колода надоевших всем лиц и не видно им никакой смены?
Чтобы ответить на этот вопрос, а заодно и на вопрос о характере нашей демократии, полезно совершить экскурс в ее недолгую историю.
В декабре 1993 года, во время выборов в первую Государственную думу, ни у кого язык не повернулся бы назвать ее зрелой или развитой. Только что отшумела смута, в ходе которой политические страсти то и дело выплескивались на улицу, только что Ельцин вопреки всем правилам демократического политеса разогнал какой-никакой, а все-таки избранный народом парламент, а взамен дал наскоро скомпилированную из французской и американской Конституцию.
Партий (кроме КПРФ, конечно) никаких не было, зато была уйма всяких расплывчатых "движений", "фронтов", "конгрессов" и прочих "общественных организаций" самого разного толка -- структуризация аморфного политического поля только-только еще начиналась.
Предвыборная кампания была до неприличия коротка, причем тогда никто еще слыхом не слыхивал ни о политтехнологиях, ни о черном пиаре, ни о войне компроматов, ни об административном ресурсе, ни о прочих премудростях современной агитации и пропаганды. Все делалось кустарно, "на коленке", и социологи не докладывали ежедневно о настроениях электората. То есть "народ безмолвствовал", и ни один избираемый понятия не имел о своем текущем рейтинге. Потому-то, кстати, все и ахнули, узнав итоги голосования.
К тем выборам можно относиться по-разному, но одно совершенно бесспорно: они были не только, как и полагается, свободными, но и проходили в наиболее естественных условиях, то есть избиратель шел голосовать с непромытыми мозгами. Это был опыт свежей, грубой, "натуральной" демократии, и результаты выборов дали предельно достоверную картину массовых настроений в обществе -- расколотом, озлобленном, в самой малой степени адаптированном к новой реальности.
Народ недвусмысленно изъявил свою волю: он не хотел власти, олицетворяемой Ельциным и партией "Демократический выбор России". С другой стороны, непонятно было, чего же он хотел, потому что проценты, полученные ЛДПР и КПРФ, будучи относительно высокими, еще не свидетельствовали о каком-то решительном выборе. Видимо, поэтому Ельцин не разогнал первую Думу (наверняка такое искушение у него было) и решил потерпеть, благо, власти у него было все-таки больше, чем у депутатов.
Обучающие игры
Следующие думские выборы уже не были такими стерильными -- развернулась предвыборная индустрия, над умами избирателей стали, пускай топорно и неуклюже, зато упорно "работать". Пошел в ход и административный ресурс, благо, вождем тогдашней "партии власти" был главный администратор страны -- премьер-министр. Особых дивидендов власти это тогда не принесло, но кое-какой опыт остался и пригодился в следующем году, когда избирали президента.
Чем еще запомнились думские выборы 1995 года -- так это небывалой протяженностью и пестротой списка партий, движений и избирательных объединений, которые пожелали в них участвовать. Сейчас принято над этим списком из 43 позиций смеяться и считать, что он просто отразил невнятицу и хаос тогдашней политической жизни. Когда принимали действующий сейчас закон о политических партиях, тоже ссылались на него, как на пример неприемлемого для солидной державы абсурда. Дескать, несерьезные люди, которым приспичило поиграть в политику и которые никого не представляли, отвлекали от государственных дел, тратили казенные деньги и вообще засоряли политическое пространство.
Однако в этой связи вспоминается многолетнее и безуспешное строительство в нашей стране гражданского общества и возникает вопрос: а не были ли эти мелкие группы, движения и объединения чем-то вроде "ячеек" гражданского общества? Чтобы таким самозародившимся и независимым группам существовать на наших неласковых просторах, нужно либо высокое покровительство, либо статус. Участие в выборах такой статус давало, и многие шли наверняка именно за ним.
С другой стороны, что ж такого плохого в игре в политику? Есть такое понятие -- "обучающие игры", и игра в политику -- как раз из них. А чем больше людей в нашей аполитичной стране играет в политику, тем больше вероятность появления в этой самой политике свежих лиц.
Однако закон о политических партиях всю эту отнюдь не бесполезную самодеятельность прекратил, перекрыв множество тропинок, рассчитанных как раз на нестандартных людей.
Закон этот, призванный вроде бы укрепить политическую систему в стране, а тем самым и демократию, сыграл роль прямо противоположную, и это будет год от года все заметнее сказываться. Он изменил сам вектор развития политической жизни: со времен краха КПСС она развивалась по принципу "от простого к сложному", закон же указал ей путь "от сложного к простому", то есть путь деградации.
Замысел понятен: чем проще объект, тем удобнее им управлять.
Инъекция цинизма
Вряд ли кто-то станет спорить, что поворотный пункт в истории нашей демократии -- президентские выборы 1996 года. Именно тогда все впервые услышали про политтехнологии, а некоторые (прежде всего сама власть) даже уверовали в их всесилие. Еще бы -- из ничего сотворить победу!
Победа победой, однако сразу же возникает вопрос: а пошла ли она на пользу российской демократии? Приблизила ли ее к зрелости?
Увы, нет. Напротив -- демократии была сделана убойная инъекция цинизма, под сомнение был поставлен сам ее предмет, то есть воля народа. Если в такие рекордно короткие сроки волю народа можно изменить (вложив, понятное дело, энное количество средств и сил), так этой воли, скорее всего, не существует. А значит, народ можно исключить из числа серьезных, то есть равноправных, участников демократического процесса, оставив ему роль младшего партнера -- при безусловном главенстве власти.
Это, разумеется, всего лишь иллюзия на почве эйфории, что доказали многие другие выборы, но след она оставила глубокий -- и в сознании власти, и в сознании народа. Первая год от года все меньше стеснялась использовать административный ресурс, второй все меньше и меньше верил в серьезность (да и в саму реальность) демократических процедур. "Управляемая демократия" чрезвычайно удобна для власти, на каком-то этапе даже эффективна, но зато она начисто исключает многомиллионные массы из реальной общественно-политической жизни, перекрывает им возможность "методом проб и ошибок" учиться демократии реальной, предполагающей ответственность за свой выбор.
В условиях управляемой демократии общество стремительно деполитизируется, и власти теперь беспокоятся не столько за исход тех или иных выборов, сколько за явку избирателей. А надо сказать, что аполитичность народа ничуть не лучше излишней политизированности: штурмовать Останкино теперь никто, конечно, не пойдет, как в 1993 году, но на фоне избирательской апатии во власть может проскользнуть любой проходимец.
С другой стороны, управляемой демократии решительно не нужны яркие самостоятельные политики -- им здесь нечего делать. Зато востребован тип политика-функционера, знающего свое место и "свой маневр" в общем строю.
Словом, наша демократия, перешагнув этап зрелости, сразу впала в дряхлость. Что и демонстрирует нынешняя Государственная дума, творческий потенциал которой стремится к нулю и которая во всех своих проявлениях на порядок консервативнее, чем власть исполнительная -- правительство и президент. Если б она еще не была послушной, так мы имели бы массу интересных законов типа закона об уголовном преследовании гомосексуалистов, не говоря уже о возврате смертной казни.
Вряд ли следующая Дума, которую мы изберем в декабре, будет по своему составу радикально отличаться от нынешней -- разве что чуть прибавит в весе невнятное центристское большинство. Отсюда и сомнения: стоит ли отдавать такой, с рождения дряхлой и творчески несостоятельной, Думе право формирования правительства, то есть делать некоторым образом шаг назад?
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
