Архивная публикация 2011 года: "Россия "в законе""

До главенства закона России еще далеко, признает министр юстиции РФ Александр Коновалов. Министерство юстиции - структура, которая не настолько на виду, насколько Минобороны, Минфин или Минобразования. Тем не менее второстепенным это ведомство никак не назовешь: сфера компетенции Минюста - от регистрации партий до исполнения наказаний. И хотя министр юстиции РФ Александр КОНОВАЛОВ всегда подчеркивает, что он не политик, а чиновник, ревностно исполняющий закон, Минюст - все же ведомство политическое, или, правильнее сказать, политически значимое. И в интервью журналу "Профиль" министр волей-неволей это еще раз подтвердил.

- Александр Владимирович, одна из функций Минюста - регистрация политических партий. Россию же часто критикуют за то, что процесс этот у нас слишком усложнен и, как бы это помягче, политически обусловлен. Вот, например, сейчас либеральная партия Партия народной свободы (ПАРНАС) пытается зарегистрироваться в вашем ведомстве. Какие у нее шансы?
- Поймите правильно: я не политик и не могу оценивать предвыборные перспективы той или иной партии. Мы ведем проверку сугубо с точки зрения закона и только в рамках полномочий Минюста. Предвосхищать результаты этой проверки я не возьмусь, но я точно могу гарантировать, что придумывать нарушения никто не собирается. Другое дело, что при анализе некоторых оснований для отказа в регистрации отдельных общественных движений и политических сил у меня зачастую возникает недоумение. Я не понимаю, почему эти организации допускают очевидные и лежащие на поверхности ошибки.
- То есть?
- Ну, например, в законе написано, что в уставе должна быть предусмотрена ротация руководства партии, а там ее нет. Мне иногда кажется, что процесс борьбы за регистрацию для некоторых политических сил сам по себе становится ликвидным политическим капиталом. Если же мы зарегистрируем такую политическую партию и допустим к участию в выборах, то довольно быстро станет понятно, что делать ей там нечего.
- А как Минюст отреагирует на решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) о незаконном отказе в регистрации Республиканской партии? Почему ее нельзя зарегистрировать без прохождения повторной процедуры сбора и подачи документов, которую многие члены этой партии воспринимают просто как издевательство?
- В этом вопросе должны разбираться юристы и суды. Но я считаю, что нельзя сейчас зарегистрировать партию, которая создавалась давно и по другим правилам. Впрочем, иное решение может быть принято Верховным судом по вновь открывшимся обстоятельствам. Такое решение мы, естественно, исполним. А второй путь - это обращение в Минюст с новым заявлением и списком документов, собранным по новым правилам.
- И все же не кажется ли вам, что законодательство о регистрации партий слишком забюрократизировано и не позволяет гражданам реализовать их конституционное право на создание партий в нашей стране?
- Кажется. В будущем, я думаю, нужно прийти к уведомительному порядку создания некоммерческих организаций. Реагировать следует на конкретные факты нарушения закона в их деятельности, а не на их гипотетическую возможность.
- Сейчас формируется Общероссийский народный фронт (ОНФ), который, как говорят его создатели, не будет ни юридическим лицом, ни общественной организацией. Не нарушает ли это российское законодательство, ведь у него есть офис и готовится сайт?
- Мы же сами с вами только что говорили, что законодательство в отношении некоммерческих организаций нуждается в упрощении. В данном случае мне кажется исключительно правильным, что общественная инициатива несколько дистанцируется от формальностей. Что же касается нарушений законодательства, то я их не вижу. В том, что какая-то группа людей арендует офис и имеет свой веб-сайт, нарушений нет. Все это доступно любым людям, равно как и их объединениям без создания юридического лица, например, в рамках так называемого простого товарищества.
- Как вы относитесь к тому, что российские чиновники, в том числе премьер-министр Владимир Путин и его пресс-секретарь Дмитрий Песков в рабочее время занимаются организационными вопросами ОНФ, а сайт правительства принимает заявки от желающих вступить во фронт?
- Я считаю, что это отчасти относится к их полномочиям и функциям - изучать общественное мнение и помогать в развитии общественных инициатив.
- Оппоненты власти утверждают, что в России нарастает правовой беспредел. Но есть другая точка зрения, что ситуация с соблюдением законов улучшается. Какое мнение сложилось у вас за три года работы министром юстиции?
- Как ни странно, право на существование имеют обе точки зрения. С одной стороны, те, кто говорит, что есть определенный прогресс в правоприменении, имеют для этого основания. Ни для кого не секрет, что за последние 20 лет судебная система совершила очень большой рывок вперед. Еще 15-20 лет назад в России, по сути, действовала инквизиционная система правосудия. И суд имел закрепленное в законе право указывать сторонам, как себя вести в процессе. Я не хочу сказать, что сегодня судебная система идеальна или что она работает без сучка и без задоринки, но что она значительно продвинулась и постоянно прогрессирует, это факт. Независимость судов, качество судебных решений, стабильность судебной практики растут, что бы ни говорили. С другой стороны, признаки определенного регресса есть в социальной среде. К сожалению, закон по-прежнему не в почете и воспринимается как нечто чуждое и отстраненное, мешающее нормальному жизненному процессу. Люди воспринимают закон как некую преграду, которую нужно обходить. И не брезгуют поворачивать его в своих интересах. Понятно, что это было характерно для нашей ментальности на протяжении столетий, но все же в советское время люди вели себя честнее и законопослушнее, чем сейчас. При этом, даже не зная толком, что написано в законе, но руководствуясь совестью, приличиями, элементарными человеческими взаимоотношениями. Сегодня все это постепенно размывается, и среди людей очень много агрессии, хамства, самоуправства в достижении своих интересов.
- Насколько в этой связи своевременно проводить очередную либерализацию Уголовного кодекса, которая была предложена Дмитрием Медведевым на прошлой неделе?
- Я не думаю, что суровость наказания способна радикально изменить ситуацию к лучшему. Особенно если это наказание не неотвратимо. У нас, к сожалению, огромная доля нераскрытой и латентной преступности. В стране распространено хамство, "быкование", агрессия, попрание прав соседей, окружающих, и когда кто-то говорит, что всех, кто попался на нарушении закона, надо отправить в тюрьму, мне это кажется наивной позицией. Тем более что все происходящее в стране сегодня - это как раз следствие распространения криминальной культуры, которое началось еще в 1990-х. Кроме того, каждый год порядка 300 тыс. человек освобождаются из мест лишения свободы. Совершенно очевидно, что человек, пробывший там более-менее долгое время, полностью пропитывается этой средой и этой культурой. И я очень сомневаюсь, что он в состоянии ее из себя выдавить даже в течение всей своей жизни. Многие продолжают жить на воле так же, как они жили в тюрьме. Но сейчас наша задача не в том, чтобы не наказывать преступников вовсе, а в том, чтобы наказание было неотвратимым, пусть даже и менее суровым. В том, чтобы суды имели возможность применять закон наиболее подходящим образом, чтобы палитра наказаний была значительно расширена. Если человек опасен в меньшей степени, чем закоренелый преступник, его не стоит прятать в тюрьму на годы, создавая предпосылки для того, чтобы он стал конченым для общества человеком.
- Сейчас в стране есть три структуры, которые в той или иной мере следят за соблюдением закона, - Генпрокуратура, Минюст и Следственный комитет. Нуждается ли, на ваш взгляд, этот треугольник в каком-то реформировании? И если да, в каком?
- Каждый из этих органов занимается своим делом. И не обязательно их как-то реформировать или сливать воедино. Единственное, что нужно сделать, - определить, в чем состоит стыковка их полномочий. И хотя, на мой взгляд, разделение прокуратуры и следствия было оправданным, полномочия прокурора в определенных, наиболее сложных, процессах должны быть существенно увеличены. Прокурор должен быть хозяином такого рода процессов. Он должен нацеливаться на законный и обоснованный приговор суда. Но для этого нужно, чтобы прокурор, который представлял доказательства в суде, участвовал в формировании доказательной базы. И не на завершающей стадии процесса, когда вмешиваться уже поздно, а когда эта база только формируется, когда еще свежи воспоминания свидетелей, когда можно еще добыть вещественные доказательства. Это очень важный момент. Что касается других дел, например, касающихся незначительных нарушений закона - о мелких кражах, хулиганстве, побоях, - следователи вполне способны обходиться без участия прокурора. И хотя между отдельными ведомствами и происходят трения, ничего страшного в этом нет. Главное, чтобы они не зашкаливали в сторону каких-то совсем некрасивых вещей. Но я этого пока не вижу.
- Не могу не спросить вас, Александр Владимирович, о некоторых громких делах. Почему спустя два года после смерти юриста Сергея Магнитского президенту приходится вновь давать поручение по возобновлению расследования?
- К расследованию этого уголовного дела мы никакого отношения не имели и только представляли материалы, которые запрашивало следствие. Почему не удалось до конца установить истину, мы пока не знаем. Я могу предположить, что самым главным и непростым вопросом является вопрос причинно-следственной связи между смертью человека и теми обстоятельствами, которые этому предшествовали. Следователям предстоит проанализировать сложный комплекс факторов, включающий пребывание Магнитского в изоляторе, качество медицинской помощи и следственные действия, которые по отношению к нему проводились. Я думаю, проделать эту работу не так просто.
{PAGE}
- Чтобы избежать повторения историй, подобных той, что случилась с Магнитским, не следует ли переаттестовать сотрудников ФСИН по примеру МВД? Насколько вообще переаттестация кадров является эффективной мерой для избавления от недобросовестных и коррумпированных сотрудников?
- Если в системе ФСИН установить зарплату в $7-8 тыс., создать условия для работы, обеспечить престиж профессии, туда выстроится большая очередь. И можно будет устраивать конкурс на знания, умения, навыки и способности. Если же сохранить все как есть, включая оклады в 20 тыс. рублей, то переаттестация ничего не изменит. Ведь, назначая этим людям такую зарплату, мы заранее допускаем то, что значительная часть сотрудников ФСИН будет иметь дополнительный доход со своей работы. Невозможно исполнять такие тяжелейшие обязанности, не имея адекватного вознаграждения. Конечно, можно подойти к этой аттестации максимально жестко и выгнать всех сотрудников ФСИН, но кто тогда будет работать на их месте? Я не могу сказать, что у нас такое уж большое число желающих работать в тюрьмах…
- Разделяете ли вы точку зрения Дмитрия Медведева, что Михаил Ходорковский не представляет опасности для общества?
- Если говорить о перспективе совершения им общеуголовных преступлений, то в этом смысле он вряд ли опасен. Сложно предположить, что Ходорковский, выйдя из тюрьмы, с кистенем пойдет на большую дорогу. С учетом того, что в действиях корпорации, которую он возглавлял, доказано налоговое мошенничество, уверенность в чистоте его будущего бизнеса уже меньшая. Что же касается политики, то я не могу оценить, опасен он или нет кому-либо как соперник или конкурент. Мне вообще кажется, что вся эта история слишком сильно раздута, очень много неквалифицированной полемики и инсинуаций. Тем более что ЕСПЧ, рассмотрев одну из жалоб адвокатов Ходорковского, уже пришел к выводу, что о политическом характере преследования и экспроприации собственности ЮКОСа говорить нельзя. Мне, как юристу, эта позиция понятна. И я ориентируюсь на это решение.
- Но недавно было обнародовано признание сокамерника Ходорковского Александра Кучмы, который рассказал, что некие официальные лица его в буквальном смысле вынудили нанести ранения Ходорковскому, а затем и оболгать его. Станет ли это поводом для расследования в системе ФСИН, и защищен ли Ходорковский сейчас от подобных посягательств?
- Проверки должны проводиться, я в этом убежден. И в первую очередь следственными органами, так как в этих откровениях речь идет о тяжких преступлениях. Что касается проверки в рядах ФСИН, то мы тоже будем изучать, насколько правдиво то, что сказал Кучма, и как это могло произойти в принципе. Во ФСИН уже приняли эту информацию к сведению и изучают ее.
- Как вы относитесь к идее принять закон, который разрешал бы использование спецсигналов только на автомобилях президента, премьера и экстренных служб? И пользуетесь ли вы сами машиной с "мигалкой"?
- Я такую идею поддерживаю и готов отказаться от "мигалки" вовсе. Я уже сейчас стараюсь ездить в общем потоке. Тем более что движение со спецсигналом не слишком-то экономит время: не так много трасс оборудовано выделенной полосой. Кроме того, использование спецсигнала провоцирует агрессию со стороны окружающих. И это перевешивает те позитивные моменты, которые дает "мигалка". Все-таки я не врач "Скорой помощи" и не полицейский, который спешит на задержание преступников. Чтобы не стоять в пробках, я предпочитаю ездить по Москве либо рано утром, либо поздно вечером.