Архивная публикация 2002 года: "Шантаж"
Все так; но только почему же все поголовно только и делают, что увлеченно друг друга шантажируют?Есть такое слово -- "если". Такое вроде бы невинное слово -- вот, скажем: "если бы да кабы во рту выросли грибы". Или: "если зайца долго бить, то он научится играть на барабане". Но: "если ты не съешь суп, не получишь компот", -- улавливаете, это уже совсем другое "если", это уже практически шантаж, его детская разновидность. И когда размышляешь, руководствуясь принципом "сегодня школу прогулял, а завтра сберкассу ограбит", то из этого детского "если" с годами обязательно вырастет "если вы не положите под третий камень справа три миллиона долларов, мы всем расскажем, откуда у вас эти три миллиона, а если положите, то мы вернем вам все негативы".
Словом, когда ко мне обращаются, применяя слово "если", я заранее пугаюсь: сейчас примутся ставить условия. То есть шантажировать понемногу: помногу со мной не получится, с меня много не возьмешь, но понемногу -- тоже, знаете ли, как-то неприятно. Особенно когда этим занимается собственный ребенок: "Мам, если ты не купишь мне ролики, то я прямо не знаю, что сделаю".
Впрочем, у "если" есть варианты. Например, "выбирай -- или-или". Но это грубо и категорично; есть варианты более мягкие, даже виртуозные: например, "неужели я так и умру, ни разу..." (а дальше -- что угодно. Девятилетний сын моей подруги говорил: "Неужели я так и умру, ни разу не побывав в Диснейленде?).
Так, а сейчас мне придется рассказать анекдот. Вообще-то нет ничего более глупого, чем рассказывать анекдоты в письменном виде -- впрочем, читатели сборников анекдотов вряд ли со мной согласятся. И тем не менее анекдот тут совершенно необходим, потому что с него все и началась.
В общем, сидели мы, выпивали и веселились. И тут кто-то рассказал анекдот следующего содержания.
"Жили-были муж и жена. И муж постоянно сравнивал жену со своей мамой -- мол, мама и готовит вкуснее, и стирает чище, и поговорить с ней можно по-человечески... Словом, мама постоянно незримо присутствовала в их семейной жизни, и жене это страшно надоело.
И вот однажды жалуется она на это своей подруге. А подруга ей и говорит: "Ну ладно -- пусть его мама во всем лучше тебя. Но есть же одна область жизни, в которой мама с тобой никак не может сравниться именно потому, что она его мама".
Если кто не понял, это она о сексе.
Ну так вот: пришла жена домой, надела потрясающее черное кружевное белье, черные чулки и в соблазнительной позе прилегла на диван. Вошел муж. Увидел жену и побледнел: "Что случилось? Ты вся в черном! Неужели что-нибудь с мамой?"
Не знаю, понравилось ли вам читать анекдот, но мы тогда страшно смеялись. Все, кроме Маши. Маша заплакала. Чем очень меня удивила -- и Машу, и ее мужа Илью я знаю уже тысячу лет, и они казались весьма удачной парой. Ну, насколько это вообще возможно после свадьбы.
А что до Машиной свекрови, то Елизавета Александровна лично мне всегда казалась идеальным в этом смысле существом. Жила отдельно, в семейных страстях не участвовала, указаний насчет того, что у Ильи не так поглажены трусы, Маше не давала, не учила, как правильно воспитывать внуков и вообще занималась в основном своей собственной жизнью. Да, Елизаветой Александровной она себя называть запрещала -- все, даже малознакомые, должны были звать ее просто Лизой; в наличии у нее внуков она признавалась крайне неохотно; бегала на таких каблуках, на каких я могу только красиво сидеть на диване, активно пользовалась косметикой и выглядела младшей сестрой собственного сына. Ну, в крайнем случае старшей -- но уж точно не матерью.
Так вот, однажды наша Лиза заболела. Надо сказать, что болеть она совершенно не умела, потому что на протяжении всей жизни ей этого делать почти и не приходилось. И как все очень здоровые люди, она при каждом жалком гриппе немедленно впадала в панику.
Именно грипп с нею и случился. Естественно, Илья, как хороший сын, и Маша, как хорошая жена хорошего сына, изо всех сил ухаживали за страдалицей. Подушки поправляли, печально подносили лекарство, вздыхали -- словом, все как положено. Илья все время заставлял Лизу мерять температуру, чем страшно ей надоел. И когда его рука в очередной раз потянулась с градусником к материнской подмышке, Лиза ловко ее, с смысле руку, перехватила, сжала и замогильным голосом произнесла: "Илюша, пообещай: когда я умру, ты возьмешь моих рыбок!"
Илья стал произносить все положенные в таких случаях слова -- мол, ты еще всех нас переживешь, да что ты, мама, такое говоришь, но Лиза решительно его прервала: "Не надо. Я знаю: уже скоро".
Илья, конечно, жутко расстроился. А Лиза быстро пошла на поправку. И вот лежит она на подушках, уже почти без гриппа, слабо смотрит телевизор, а Илья и Маша послушно сидят рядом с ней и тоже смотрят телевизор, в котором происходит передача из жизни животных. Показывали национальный парк в ЮАР, и по экрану бегали толпы львов, слонов, антилоп гну и газелей Гранта. Лиза вздохнула: "Неужели я так и умру, так ни разу ничего подобного и не увидев? Все телевизор и телевизор, а жизнь прошла мимо..."
Вообще-то Илья с Машей собирались съездить в Египет. Но подумали они -- им-то еще жить да жить, они еще успеют, а вот Лиза... Словом, на отложенные для Египта деньги они купили маме тур в ЮАР. Правда, немножечко не хватило -- пришлось отодвинуть покупку нового автомобиля.
Из Африки Лиза вернулась совершенно счастливая: все, что хотела, она увидела -- и львов, и слонов, и жирафов. Единственное, что ее расстраивало, -- именно там, в ЮАР, вдруг выяснилось, что Лиза не знает иностранных языков, что жутко ей мешало. И она печально поделилась с сыном: "Неужели я так и умру, не научившись говорить по-английски? Жила дурой и умру дурой..."
В общем, она в свои неизвестно сколько лет принялась учить английский язык, что было бы достойно самых бурных аплодисментов. Но Лиза не могла ходить на какие-нибудь обычные курсы -- "надо мной, старухой, все будут смеяться", говорила она, поправляя свежепокрашенную рыжую прядь волос. И Илье пришлось нанять репетитора, да еще такого, который приезжал к Лизе домой. Между нами: Илью с Машей бедными, конечно, назвать трудно, но еще труднее назвать их богатыми.
"Неужели я так и умру, не научившись водить машину?" -- И Илья нанимал маме инструктора, покупал права. Ну а если есть права -- значит, нужна машина... И вот Лиза ездит по Москве на своей собственной машине, которую подарил ей Илья. Потому что "неужели я так и умру и никогда у меня не будет собственной машины?".
Маша, не ослепленная дочерней любовью, давно уже поняла, каким образом Лизе удалось сделаться трижды вдовой. Маша попыталась было объяснить Илье, что его мама занимается чистой воды шантажом; Илья обиженно посмотрел на Лизу и сказал: "Ну как ты можешь? Когда мама умрет, тебе будет очень стыдно".
Лиза же немедленно почувствовала, что Маша пытается настроить сына против матери, и приняла меры. Поскольку материнское сердце -- вещун, она нутром чуяла, когда сын с женой собираются как-нибудь поразвлечься; и стоило им, наряженным и наманикюренным, подготовиться к выходу в свет, как раздавался телефонный звонок и слабый голос Лизы спрашивал: "Илюшенька, извини, не помешала? У меня только что "скорая" была, сердце, вот боюсь, как бы мне не умереть, с тобой не повидавшись..."
Как вы думаете, куда они после такого ехали веселиться? Правильно, к маме. Машу всю трясло, а что она могла поделать? Сказать мужу "или я, или она"? И чем бы она тогда была лучше свекрови-шантажистки?
В связи с близкой кончиной Лиза мечтала о многом -- хотя бы в последний раз поесть черной икорки (умирающая могла свинтить невероятное количество этого, говорят, очень калорийного продукта). А чтобы ей было в чем прилично выглядеть в гробу, она купила себе (на деньги сына, само собой) красивое канареечного цвета платье от Ферре и солнцезащитные очки от Версаче (может, наоборот, очки были от Ферре, а платье -- версачевское, Маша в этом разбирается слабо). Хороша же она будет в гробу в темных очках, кипятилась Маша, давно уже не радовавшая себя новыми тряпками.
И однажды она решилась: мама -- мамой, но она тоже в тряпье ходить не желает. И Маша пошла в магазин и купила себе обалденное черное платье.
Она как раз крутилась перед зеркалом, примеряя обновку, когда домой вернулся Илья. Он увидел жену и позеленел:
-- Что случилось? Ты вся в черном! Что-нибудь с мамой?
То есть вы понимаете, почему тот анекдот не показался ей смешным.
Собственно, эта история так ничем и не закончилась. Лиза жива и здорова, продолжает наслаждаться жизнью и время от времени интересуется: "Неужели я так и умру, больше ни разу не побывав замужем?"
К счастью, тут Илья ничего не может поделать. А Маша уже почти готова сообщить мужу, что если он не прекратит идти на поводу у своей матери, то она от него уйдет, потому что это больше невозможно.
Интересно, а что ответит ей Илья? "Если вы обе от меня не отстанете, то я от вас убегу в Америку"?
Но только кто ему поверит? Куда он денется? Ведь если он убежит в Америку, а Лиза назло ему помрет -- то как ему жить дальше, с нечистой совестью-то?
...На днях моя собственная свекровь вдруг заявила: "Неужели я так и умру, не понянчив хотя бы еще одного внука?"
Все так; но только почему же все поголовно только и делают, что увлеченно друг друга шантажируют?Есть такое слово -- "если". Такое вроде бы невинное слово -- вот, скажем: "если бы да кабы во рту выросли грибы". Или: "если зайца долго бить, то он научится играть на барабане". Но: "если ты не съешь суп, не получишь компот", -- улавливаете, это уже совсем другое "если", это уже практически шантаж, его детская разновидность. И когда размышляешь, руководствуясь принципом "сегодня школу прогулял, а завтра сберкассу ограбит", то из этого детского "если" с годами обязательно вырастет "если вы не положите под третий камень справа три миллиона долларов, мы всем расскажем, откуда у вас эти три миллиона, а если положите, то мы вернем вам все негативы".
Словом, когда ко мне обращаются, применяя слово "если", я заранее пугаюсь: сейчас примутся ставить условия. То есть шантажировать понемногу: помногу со мной не получится, с меня много не возьмешь, но понемногу -- тоже, знаете ли, как-то неприятно. Особенно когда этим занимается собственный ребенок: "Мам, если ты не купишь мне ролики, то я прямо не знаю, что сделаю".
Впрочем, у "если" есть варианты. Например, "выбирай -- или-или". Но это грубо и категорично; есть варианты более мягкие, даже виртуозные: например, "неужели я так и умру, ни разу..." (а дальше -- что угодно. Девятилетний сын моей подруги говорил: "Неужели я так и умру, ни разу не побывав в Диснейленде?).
Так, а сейчас мне придется рассказать анекдот. Вообще-то нет ничего более глупого, чем рассказывать анекдоты в письменном виде -- впрочем, читатели сборников анекдотов вряд ли со мной согласятся. И тем не менее анекдот тут совершенно необходим, потому что с него все и началась.
В общем, сидели мы, выпивали и веселились. И тут кто-то рассказал анекдот следующего содержания.
"Жили-были муж и жена. И муж постоянно сравнивал жену со своей мамой -- мол, мама и готовит вкуснее, и стирает чище, и поговорить с ней можно по-человечески... Словом, мама постоянно незримо присутствовала в их семейной жизни, и жене это страшно надоело.
И вот однажды жалуется она на это своей подруге. А подруга ей и говорит: "Ну ладно -- пусть его мама во всем лучше тебя. Но есть же одна область жизни, в которой мама с тобой никак не может сравниться именно потому, что она его мама".
Если кто не понял, это она о сексе.
Ну так вот: пришла жена домой, надела потрясающее черное кружевное белье, черные чулки и в соблазнительной позе прилегла на диван. Вошел муж. Увидел жену и побледнел: "Что случилось? Ты вся в черном! Неужели что-нибудь с мамой?"
Не знаю, понравилось ли вам читать анекдот, но мы тогда страшно смеялись. Все, кроме Маши. Маша заплакала. Чем очень меня удивила -- и Машу, и ее мужа Илью я знаю уже тысячу лет, и они казались весьма удачной парой. Ну, насколько это вообще возможно после свадьбы.
А что до Машиной свекрови, то Елизавета Александровна лично мне всегда казалась идеальным в этом смысле существом. Жила отдельно, в семейных страстях не участвовала, указаний насчет того, что у Ильи не так поглажены трусы, Маше не давала, не учила, как правильно воспитывать внуков и вообще занималась в основном своей собственной жизнью. Да, Елизаветой Александровной она себя называть запрещала -- все, даже малознакомые, должны были звать ее просто Лизой; в наличии у нее внуков она признавалась крайне неохотно; бегала на таких каблуках, на каких я могу только красиво сидеть на диване, активно пользовалась косметикой и выглядела младшей сестрой собственного сына. Ну, в крайнем случае старшей -- но уж точно не матерью.
Так вот, однажды наша Лиза заболела. Надо сказать, что болеть она совершенно не умела, потому что на протяжении всей жизни ей этого делать почти и не приходилось. И как все очень здоровые люди, она при каждом жалком гриппе немедленно впадала в панику.
Именно грипп с нею и случился. Естественно, Илья, как хороший сын, и Маша, как хорошая жена хорошего сына, изо всех сил ухаживали за страдалицей. Подушки поправляли, печально подносили лекарство, вздыхали -- словом, все как положено. Илья все время заставлял Лизу мерять температуру, чем страшно ей надоел. И когда его рука в очередной раз потянулась с градусником к материнской подмышке, Лиза ловко ее, с смысле руку, перехватила, сжала и замогильным голосом произнесла: "Илюша, пообещай: когда я умру, ты возьмешь моих рыбок!"
Илья стал произносить все положенные в таких случаях слова -- мол, ты еще всех нас переживешь, да что ты, мама, такое говоришь, но Лиза решительно его прервала: "Не надо. Я знаю: уже скоро".
Илья, конечно, жутко расстроился. А Лиза быстро пошла на поправку. И вот лежит она на подушках, уже почти без гриппа, слабо смотрит телевизор, а Илья и Маша послушно сидят рядом с ней и тоже смотрят телевизор, в котором происходит передача из жизни животных. Показывали национальный парк в ЮАР, и по экрану бегали толпы львов, слонов, антилоп гну и газелей Гранта. Лиза вздохнула: "Неужели я так и умру, так ни разу ничего подобного и не увидев? Все телевизор и телевизор, а жизнь прошла мимо..."
Вообще-то Илья с Машей собирались съездить в Египет. Но подумали они -- им-то еще жить да жить, они еще успеют, а вот Лиза... Словом, на отложенные для Египта деньги они купили маме тур в ЮАР. Правда, немножечко не хватило -- пришлось отодвинуть покупку нового автомобиля.
Из Африки Лиза вернулась совершенно счастливая: все, что хотела, она увидела -- и львов, и слонов, и жирафов. Единственное, что ее расстраивало, -- именно там, в ЮАР, вдруг выяснилось, что Лиза не знает иностранных языков, что жутко ей мешало. И она печально поделилась с сыном: "Неужели я так и умру, не научившись говорить по-английски? Жила дурой и умру дурой..."
В общем, она в свои неизвестно сколько лет принялась учить английский язык, что было бы достойно самых бурных аплодисментов. Но Лиза не могла ходить на какие-нибудь обычные курсы -- "надо мной, старухой, все будут смеяться", говорила она, поправляя свежепокрашенную рыжую прядь волос. И Илье пришлось нанять репетитора, да еще такого, который приезжал к Лизе домой. Между нами: Илью с Машей бедными, конечно, назвать трудно, но еще труднее назвать их богатыми.
"Неужели я так и умру, не научившись водить машину?" -- И Илья нанимал маме инструктора, покупал права. Ну а если есть права -- значит, нужна машина... И вот Лиза ездит по Москве на своей собственной машине, которую подарил ей Илья. Потому что "неужели я так и умру и никогда у меня не будет собственной машины?".
Маша, не ослепленная дочерней любовью, давно уже поняла, каким образом Лизе удалось сделаться трижды вдовой. Маша попыталась было объяснить Илье, что его мама занимается чистой воды шантажом; Илья обиженно посмотрел на Лизу и сказал: "Ну как ты можешь? Когда мама умрет, тебе будет очень стыдно".
Лиза же немедленно почувствовала, что Маша пытается настроить сына против матери, и приняла меры. Поскольку материнское сердце -- вещун, она нутром чуяла, когда сын с женой собираются как-нибудь поразвлечься; и стоило им, наряженным и наманикюренным, подготовиться к выходу в свет, как раздавался телефонный звонок и слабый голос Лизы спрашивал: "Илюшенька, извини, не помешала? У меня только что "скорая" была, сердце, вот боюсь, как бы мне не умереть, с тобой не повидавшись..."
Как вы думаете, куда они после такого ехали веселиться? Правильно, к маме. Машу всю трясло, а что она могла поделать? Сказать мужу "или я, или она"? И чем бы она тогда была лучше свекрови-шантажистки?
В связи с близкой кончиной Лиза мечтала о многом -- хотя бы в последний раз поесть черной икорки (умирающая могла свинтить невероятное количество этого, говорят, очень калорийного продукта). А чтобы ей было в чем прилично выглядеть в гробу, она купила себе (на деньги сына, само собой) красивое канареечного цвета платье от Ферре и солнцезащитные очки от Версаче (может, наоборот, очки были от Ферре, а платье -- версачевское, Маша в этом разбирается слабо). Хороша же она будет в гробу в темных очках, кипятилась Маша, давно уже не радовавшая себя новыми тряпками.
И однажды она решилась: мама -- мамой, но она тоже в тряпье ходить не желает. И Маша пошла в магазин и купила себе обалденное черное платье.
Она как раз крутилась перед зеркалом, примеряя обновку, когда домой вернулся Илья. Он увидел жену и позеленел:
-- Что случилось? Ты вся в черном! Что-нибудь с мамой?
То есть вы понимаете, почему тот анекдот не показался ей смешным.
Собственно, эта история так ничем и не закончилась. Лиза жива и здорова, продолжает наслаждаться жизнью и время от времени интересуется: "Неужели я так и умру, больше ни разу не побывав замужем?"
К счастью, тут Илья ничего не может поделать. А Маша уже почти готова сообщить мужу, что если он не прекратит идти на поводу у своей матери, то она от него уйдет, потому что это больше невозможно.
Интересно, а что ответит ей Илья? "Если вы обе от меня не отстанете, то я от вас убегу в Америку"?
Но только кто ему поверит? Куда он денется? Ведь если он убежит в Америку, а Лиза назло ему помрет -- то как ему жить дальше, с нечистой совестью-то?
...На днях моя собственная свекровь вдруг заявила: "Неужели я так и умру, не понянчив хотя бы еще одного внука?"
ЛЕНА ЗАЕЦ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
