Архивная публикация 2005 года: "Заполярный прорыв"

Говорят, иностранные акционеры «Норильского никеля» до сих пор спрашивают, что означает первое слово в названии компании — Norilsk Nickel. Между тем Норильск — не просто географическая точка на карте России. Это своего рода социокультурный феномен, результат уникального исторического эксперимента, затеянного 70 лет назад.Полуостров Таймыр — северная окраина Евразии, одно из самых холодных мест в России. Здесь снег лежит девять месяцев в году, а морозы достигают 60 градусов. Местный климат по своим характеристикам уступает только антарктическому: его жесткость оценивается в 4,93 балла по пятибалльной шкале.

Слово «Таймыр» на одном из местных языков означает «щедрый» — об изобилии природных богатств полуострова было известно давно. Еще при Иване Грозном существовала знаменитая «златокипящая» Мангазея — форпост первопроходцев Сибири. Принято считать, что казаки Мангазеи были первыми сибирскими металлургами: при раскопках археологи обнаружили здесь примитивные плавильные печи. Однако после Мангазеи о рудных месторождениях Таймыра вспомнили только через триста лет, когда после революции на полуостров прибыли первые геологи.

Впрочем, как ни странно, металлы геологов не интересовали — они искали уголь. Норильские краеведы начальника той экспедиции — Николая Урванцева — чтят как первооткрывателя Норильска. Но справедливости ради надо заметить, что для Урванцева будущий Норильск представлял, в первую очередь, «угольный» интерес. После открытия в местных окрестностях угольных пластов будущему Норильску предстояло стать главной топливной базой Северного морского пути. Однако в ход истории, как это нередко бывает, вмешался Его Величество Случай: очередная экспедиция Урванцева неожиданно обнаружила богатые рудные проявления меди, никеля и платины (гору, где их нашли, Урванцев назвал Рудной), и это решительно изменило весь «сюжет» норильской истории.

Тем не менее вплоть до начала 30-х годов ХХ века Норильск оставался «каменноугольной» столицей восточно-сибирской Арктики. О каких-то серьезных промышленных планах, связанных с металлургией, даже речи не шло. Достаточно сказать, что еще за два года до начала строительства Норильского комбината местная партконференция самыми перспективными отраслями промышленности считала… ловлю рыбы и артельную добычу песца.

Понадобилось целых 14 лет для того, чтобы в Москве приняли решение приступить к строительству комбината. «Угольный» период норильской истории закончился, начался «никелевый» этап. Собственно, именно тогда — в 1935 году — началась история и самого комбината, и Норильска.

Фактор Нома

Бытует мнение, что амбициозные планы советских вождей «индустриализировать» Сибирь и построить различные комбинаты в самых отдаленных уголках страны (в том числе и в Норильске) были вызваны Великой депрессией в Штатах и ростом цен на стратегическое сырье. Правда, справедливости ради заметим, что применительно к Норильску дело обстояло несколько иначе: несмотря на то, что решение о строительстве комбината существовало, строить его не спешили. И тому было немало объективных причин.

Во-первых, территория Таймыра целиком находится в Арктике, за Полярным кругом. Представьте себе мерзлую корку земли поверх стометровой толщи льда, которую здесь называют вечной мерзлотой. Добавьте к этому необозримые пространства голой и унылой тундры. Оцените расстояния: до Красноярска вверх по Енисею — 2000 км, до Москвы по воздуху — 3000 км. А в довершение этой нерадостной картины представьте, что здесь в середине 30-х годов не было ничего, совсем ничего: ни дорог, ни складов, ни причалов, ни домов выше одного этажа. На месте будущего Норильска стояла изба оленевода Потанина, водившего сюда пастись свои стада (кстати, с того момента, когда «Норильский никель» вошел в финансово-промышленную группу банкира Владимира Потанина, это обстоятельство не перестает быть поводом для шуток. — «Профиль»).

Самое удивительное заключалось в том, что в то время ни одна страна мира не имела опыта строительства промышленного предприятия в арктических условиях. Кроме того, на тот момент никелевая промышленность СССР в целом уже была построена. Норильский комбинат первые три года существовал «в формате» фактории — приблизительно такой, как их описывал в своих романах Джек Лондон: палатки, штабеля ящиков, печки…

В те времена большинство населенных пунктов в Заполярье являлись именно факториями. Самым «обустроенным» городом Арктики считался Ном на Аляске — по сути, вахтовый поселок золотоискателей. Поначалу Норильск предполагалось сделать именно советским вариантом Нома. В этом случае его ожидала бы незавидная судьба вахтового «Клондайка для холостяков», где нет смысла разворачивать высокотехнологичное производство, а всю продукцию в виде полуфабриката выгоднее и сподручнее вывозить на «материк» (так в Норильске до сих пор традиционно называют всю остальную «сушу») для дальнейшей переработки. И может быть, все сложилось бы именно таким образом, если бы…

Но тут приехал Завенягин.

По полному циклу

Целых 40 лет Норильский комбинат носил имя Авраамия Завенягина. Его бюст из полированного камня стоит в фойе главного административного здания «Норильского никеля» в Норильске. Здесь же, в городе, его именем названы улица и площадь. На квадратном километре городской площади есть две мемориальные доски в его честь. В Норильске была даже учреждена премия имени Завенягина — этакий местный вариант Нобелевки для лучших рабочих. О нем написан десяток книг (авторы большинства — норильчане).

Что же такого сделал этот человек, один из тринадцати директоров Норильского комбината, что спустя шесть десятилетий после его отъезда из Норильска ему воздают такие почести? Как ни странно, но на этот вопрос сегодня могут ответить немногие норильчане. Культ Завенягина существует сам по себе, а о его реальных заслугах помнят по большей части только местные историки и архивариусы.

37-летний Авраамий Завенягин в апреле 1938 года получил назначение возглавить комбинат в Норильске. К тому времени он уже успел построить Магнитку и вырасти до первого зама наркома тяжелой промышленности Советского Союза. Одни считают, что Завенягина отправили в Норильск в почетную ссылку, другие — для того, чтобы он сломал себе шею, пытаясь при минимуме средств наладить промышленный выпуск металла в формате, как уже было сказано, фактории.

Завенягин проработал в Норильске тысячу дней — почти три года — и изменил все. Когда он уезжал, в Норильске работали металлургические заводы, а угля город отгружал больше, чем Печорский бассейн. Появились научные лаборатории, проектные конторы, школы и больницы, собственные автопарк, электростанция и складское хозяйство. Строились многоэтажные дома, и сам Норильск наконец-то «обрел статус», став рабочим поселком. Был решен и кадровый вопрос: комбинат вошел в систему лагерей МВД, а Норильлаг стал одним из крупнейших островов ГУЛАГа. Норильские лагеря считались самыми страшными — работа на сорокаградусных морозах, дикие и невыносимые условия труда (механизировано менее 10% работ) плюс цинга. В военную зиму, когда подвоз свежей рабочей силы с «материка» прекращался, лагерному начальству приходилось проводить своеобразную сплошную витаминизацию «контингента»: собирали хвою и варили особый хвойный квас — жуткое пойло, как вспоминают. Но другого лекарства от цинги не было.

И главное: Завенягин добился, чтобы комбинат строили по «полному циклу». Для несведущих поясним: «неполный цикл», то есть усеченная технологическая схема, предполагал выпуск металлургического полуфабриката — файнштейна, который следовало вывозить на Урал и уже на местных заводах получать чистый металл. Соответственно, «полный цикл» подразумевает, что товарный металл — чистый никель — производят в самом Норильске. Для этого необходимо было строить в городе анодные и электролизные цеха, мощные электростанции, гидротранспорт, механический завод — по меркам 40-х годов это считалось практически хай-теком. Для обслуживания такого сложного хозяйства только заключенных Норильлага было уже недостаточно, требовалось везти специалистов. А для них необходимо было создавать комфортные бытовые условия: театр, баня, кино, школа и т.д. Словом, «комбинат полного цикла», естественно, предполагал строительство «полноценного города».

В возведение первой очереди Норильского комбината «по Завенягину» было вложено 4 млрд. рублей — сумма поистине фантастическая, если учесть, что строительство обеспечивалось бесплатной рабсилой заключенных. Строительство первой очереди Норильского комбината завершили только в 1954 году. К тому времени прошло уже 13 лет, как Завенягин уехал из Норильска. 31 декабря 1956 года его не стало. А через несколько недель имя А.П. Завенягина присвоили Норильскому комбинату. Культ Завенягина в Норильске существует до сих пор — скорее, как привычная городская традиция.

Помощь со стороны

Что бы ни писали сегодня историки, но никелевая промышленность Советского Союза создавалась без расчета на ведение глобальной войны. Иначе не получилось бы так, что после нападения Гитлера на СССР оказалось, что все никелевые заводы страны при полной загрузке способны утолить «броневой голод» (никель необходим для создания бронированной военной техники) не более чем на треть. Выбор был невелик: либо покупать ценный металл у союзников за валюту (а биржевые цены в начале войны, между прочим, выросли втрое!), либо срочно вводить новые мощности по выпуску никеля. Естественно, в такой ситуации про Норильский комбинат вспомнили в первую очередь.

На Кольском полуострове, в Мончегорске, к тому времени работал крупнейший в стране никелевый комбинат — «Североникель». Мончегорск бомбили уже в первые дни войны, и потому было решено комбинат закрыть, а персонал срочным образом эвакуировать в Норильск. С одной-единственной задачей: в кратчайшие сроки наладить в Норильске выпуск чистого никеля. Летом 1941-го в истории Норильского комбината начался «мончегорский период», о котором сегодня известно не слишком много. Видимо, изза корпоративной ревности норильские металлурги не любят вспоминать, что промышленное производство никеля в Норильске наладили, по сути, «варяги» — мончегорцы. Даже улицу Мончегорскую в Норильске — и ту переименовали. Сегодняшние молодые металлурги в Норильске о мончегорцах знают только то, что «Североникель» входит в состав «Норильского никеля».

И тем не менее. 27 апреля 1942 года из Норильска отправили первую тонну чистого никеля (много лет потом эту дату отмечали как день рождения Норильского комбината). Без мончегорцев, конечно, ничего не получилось бы так быстро. И убрать их из истории комбината нельзя: уже хотя бы потому, что первым Героем Соцтруда в Норильске стал инженер из Мончегорска.

Черные флаги

Великая Отечественная война стала «локомотивом» промышленного роста для советской цветной металлургии. Сегодня редко упоминается о том, что в годы войны государственные инвестиции в эту отрасль каждый год увеличивались как минимум на треть.

К концу войны Норильский комбинат выпускал больше металла, чем «Североникель» (крупнейшее в довоенное время никелевое предприятие страны) до войны. Впоследствии даже подсчитали, что каждая восьмая тонна никеля для фронта в годы войны была произведена в Норильске.

В советские времена говорить о лагерном прошлом Норильска по понятным причинам было не принято. Более того, большинство людей, даже коренных норильчан, имели об этом периоде довольно смутные и расплывчатые представления: «лагерная тема» находилась под абсолютным запретом.

Норильский лагерь. Легендарный Норильлаг. 34 лагерных отделения, 10 лагпунктов плюс особый каторжный Горлаг, где содержались политические заключенные и военнопленные. Именно в системе Горлага заключенные использовались на самых тяжелых работах, не получали зарплаты и зачетов.

Норильлаг определял стиль и смысл норильской жизни того времени. Производивший внешне неплохое впечатление (многие даже сравнивали центр Норильска с Ленинградом), за красивым фасадом Норильск оставался городом зэков: «вольняшки» (так здесь называли вольнонаемную рабочую силу) в 77-тысячном населении составляли едва ли десятую часть. Лагерная жизнь и жизнь «вольная» причудливо переплетались в норильском быту, как в древнем рабовладельческом полисе: колонны заключенных водили на работу мимо школ, а многие инженеры (патриции) держали у себя прислугу из числа заключенных (рабов).

Рабовладельческие формации, как мы помним из истории, рухнули в результате восстаний рабов. То же самое произошло и в Норильске.

В марте 1953-го, через несколько дней после смерти Сталина, комбинат «расконвоировали», передав из системы МВД в гражданское Министерство металлургической промышленности. Еще чуть позже объявили долгожданную амнистию. Дали Норильску статус города. Все шло к тому, что вот-вот откроют лагерные ворота и начнут выпускать узников, большинство из которых отсидели в норильских лагерях не менее десяти лет. Однако время шло, а ничего кардинально не менялось. Летом 1953 года, устав ждать, заключенные подняли восстание.

Поскольку подавляющее большинство норильчан только в конце 80-х узнали о самом факте восстания зэков Норильлага, подробности этой истории скупы и противоречивы, а свидетелей и участников к тому времени осталось совсем немного.

Восстание началось в каторжных лагерях Горлага, охватив большинство зон Норильска. Символы восстания — черные флаги — вывесили над бараками. В одних зонах строили баррикады, в других — писали длинные петиции советскому правительству с требованием прислать комиссию по пересмотру дел, в третьих — категорически отказывались выходить на работу. Лагерную охрану заключенные выгнали за пределы зон. При этом жертв не было. В официальных документах эти события называли «массовым выступлением заключенных»: всего в них приняли участие примерно 30 тыс. норильских зэков.

Слово «восстание» появилось позже. Из Красноярска спешно прибыли войска, в самом городе из коммунистов сформировали отряды добровольцев, вооружили их железными штырями. В ночь на 4 августа мятежные лагеря были взяты штурмом. Бараки и баррикады окружали, поджигали, безоружных заключенных расстреливали и забивали насмерть.

Старые норильчане вспоминают, как всю ночь в городе были слышны ужасные крики истязаемых, слившиеся в один кошмарный хор. Сколько всего каторжан тогда погибло, неизвестно до сих пор. Говорят и о полутора, и о трех тысячах убитых. Со стороны штурмующих не пострадал никто.

Комсомольский десант

Восстание в Норильлаге стало кровавым финалом «лагерного этапа» истории Норильского комбината. После страшной расправы над узниками отношения между «лагерным» и «вольным» Норильском уже не могли оставаться прежними. Стало понятно, что для того, чтобы Норильский комбинат превратился в нормальное гражданское предприятие, необходимо, как сказал один местный философ, «всем снять лагерную форму».

Очень скоро выяснилось, что сделать это не так уж и просто. Желающих ехать в Норильск, где до сих пор платили по мизерным лагерным расценкам, а для жилья предлагали койку в бывшем лагерном бараке, находилось, естественно, немного. Государству пришлось обратиться к испытанному и уже зарекомендовавшему себя средству.

В 1955-м правительство кинуло клич к комсомольской молодежи ехать осваивать Крайний Север — и в первый же год в Норильск приехали сразу 25 тыс. добровольцев. В местной истории это явление назвали «комсомольским десантом».

Норильск изменился в считанные недели. Застегнутый на все пуговицы, закрытый город-лагерь, где на улицах каждый второй встречный, как правило, был в военной форме, стал совершенно неузнаваемым. Теперь здесь на каждом шагу можно было встретить веселые компании, гремела музыка, вполне обычным явлением стали свидания и прогулки влюбленных парочек до утра…

«Комсомольские десантники» поставили своеобразный рекорд, который вряд ли когда-нибудь будет побит: в Норильске, население которого составляло меньше 100 тыс. человек, играли по десять свадеб каждый день! Комсомольского энтузиазма, впрочем, хватило ненадолго. Романтическая идея «Север покоряется молодым» быстро поистерлась и потускнела. Но «послевкусие» было долгим: до сих пор время от времени сами горожане называют по старой памяти родной Норильск «городом молодых».

А в августе 1960 года геологи открыли новое месторождение у подножья Талнахских гор, недалеко от Норильска. И отныне вся история комбината стала делиться на два этапа — «до Талнаха» и «с Талнахом».