21 ноября 2024
USD 100.22 +0.18 EUR 105.81 +0.08
  1. Главная страница
  2. Статьи
  3. Георгий Франк: "Все болезни, с которыми мы сейчас сталкиваемся, стали иными"
Здоровье интервью медицина онкология

Георгий Франк: "Все болезни, с которыми мы сейчас сталкиваемся, стали иными"

Информация носит ознакомительный характер, необходимо проконсультироваться со специалистом/врачом

Почему профессия патологоанатома всего на 5% связана с трупами, к чему может привести ошибка патологоанатома и как сексуальная распущенность влияет на заболевание раком, об этом «Профилю» рассказал главный специалист Минздрава РФ по патологической анатомии, заведующий кафедрой патологической анатомии РМАНПО, академик РАН, заслуженный деятель науки РФ Георгий Франк.

Георгий Франк

©фото из личного архива

– Георгий Авраамович, начну, пожалуй, с известной шутки: «Из всех врачей только патологоанатом чувствует себя полностью комфортно – на него пациенты никогда не жалуются».

– Шутка неплохая, но уже не отвечает сегодняшней реальности. Вскрытие трупов занимает только 5% от общего объема нашей работы. Когда я только входил в профессию, то основная работа патологоанатома была именно аутопсийная. А вот когда стал работать в онкологическом диспансере, то там работа заключалась в прижизненных исследованиях. В те годы специалистов даже пытались делить на гистологов, кто занимается прижизненной диагностикой, и патологоанатомов, кто занимается вскрытием трупов.

– Как вообще выбирают специальность патологоанатома? Она же, мягко говоря, не очень популярна…

– Действительно, мало кто хочет стать патологоанатомом. Эта специальность всегда была не очень престижна. Я и сам попал в нее по воле случая. Я медик в третьем поколении, но, несмотря на это, хотел быть журналистом. Поступал в МГУ, а меня не взяли. Это был 1952 год. Отец мне тогда сказал: попробуй поступить в медицинский, а если не понравится, то уйти всегда можно. Когда началось обучение, то неожиданно медицина меня увлекла. На третьем курсе у нас появился новый завкафедрой Дмитрий Иванович Головин. На тот момент ему было всего 36 лет. Он был очень образован, эрудирован и красив, как бог. После первой же лекции он нашу группу пригласил на вскрытие. Помимо парней тогда пришло 20–25 девушек.

– Смелые…

– При виде трупа далеко не все оказались смелыми. Дмитрий Иванович сразу все «просек» и начал нас проверять на «прочность». Так вот, на следующее занятие уже пришло вдвое меньше ребят, а потом нас осталось всего трое мальчиков и одна девочка. Конечно, как и у большинства мальчишек, был период, когда я захотел стать хирургом. Начал ходить на ночные дежурства, и мне даже доверяли делать несложные операции. Но вот в конце пятого курса в коридоре я встретил профессора Головина. Он ко мне очень хорошо относился и, узнав о моей мечте стать хирургом, сказал такую фразу: «Ты хочешь быть портным? Здесь отрезать и сюда пришивать? Или хочешь быть философом в медицине? Приходи, я тебя научу». Я пришел, он дал мне микроскоп, стекла с биопсиями и книги с результатами. Он мне объяснял, а я пытался понять и вникнуть. Было очень сложно, но потом все у меня в голове сложилось. Я тогда понял всю важность специальности и четко осознал, что от того заключения, которое я сделаю, будет зависеть судьба и жизнь пациента. Так я и пришел в патологическую анатомию.

– Когда проводите онкологическую диагностику и понимаете, что у человека рак, вы какие-то эмоции при этом испытываете? Это же иногда бывает приговором. К этому можно привыкнуть?

– К этому привыкнуть невозможно. Я более 60 лет провожу диагностику и до сих пор не отношусь к этому спокойно. Вначале это было очень тяжело психологически, и я даже начал курить. Когда я был молодым врачом и у меня возникали сомнения, то отвозил стекла с биопсией на консультацию к профессорам. Никогда не забуду один из первых диагнозов, который я поставил, – злокачественную лимфому желудка молодому мальчику 18 лет. Главный врач сомневался тогда в моей компетенции и отправил на проверочное исследование в несколько мест. И когда я оказался прав и диагноз подтвердился, то я очень переживал за пациента. Когда окончил аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию, начал работать в институте Герцена. Проработал там почти 50 лет, из них более 30 лет заведовал отделением.

– К каким последствиям может привести ошибка патологоанатома? И часто ли они случаются?

– Увы, ошибки случаются. Расскажу на примере. Ко мне на прием приехала женщина со стеклами сына. У него увеличился лимфоузел. Она тогда с мужем работала на Шри-Ланке, и там, в английском госпитале, ребенку поставили диагноз «злокачественная лимфома». Они обратились на кафедру радиологии ЦОЛИУВ, которой заведовал академик Александр Сергеевич Павлов, и он прислал на проверку стекла мне. Этот диагноз я отменил. И вот проходит года 4–5, и ко мне приехала мама того мальчика. Невозможно передать словами эмоции этой женщины, когда она рассказывала, что прошли годы и ее ребенок действительно здоров. Вот это и есть одна из ошибок патологоанатома, которая могла бы привести к серьезным последствиям. Ведь если бы ребенку назначили ненужное лечение, то нанесли бы серьезный ущерб здоровью.

– Если обратиться к статистике, то еще в 2019 году в стране нехватка патологоанатомов составляла почти 3 тысячи человек. А в целом обеспеченность штатными должностями составляла всего 52%. Что-то изменилось?

– Нехватка остается и по сей день, но это характерно для многих стран. По отчету за 2020 год у нас не хватает 2669 врачей и 1640 лаборантов. При этом коэффициент совместительства – 2,5 ставки. Лет 8–10 тому назад проректор по науке медицинского университета проводил анонимный опрос, какую специальность хотят выбрать студенты последних курсов. Так вот, патологоанатомы были на третьем месте с конца.

– Как новые технологии повлияли на вашу работу?

– Очень существенно. Когда появилась сначала эндоскопия, потом и возможность проведения толстоигольной пункции, то стало реальным получить не только разрозненные клетки для цитологического исследования, но и материал в виде кусочка ткани. Из простаты, печени, поджелудочной, щитовидной железы, мягких тканей и т. д.

Мишустин: препарат для онкобольных "Прокарбазин" появится в России

Раньше у нас была очень плохая ресурсная база. Первой такой разработкой стал препарат «Герцептин», с помощью которого лечится рак молочной железы. Но для постановки правильного диагноза нужно было сделать иммуногистохимическое исследование, для того чтобы провести целевую таргетную терапию. И если патологоанатом ошибается в диагнозе или неправильно делает иммуногистохимическое исследование, то препарат не работает. Так вот, теперь с помощью этих анализов мы можем выбрать целый ряд препаратов, которыми можно целенаправленно лечить пациентов. Это касается рака легкого, молочной железы, толстой кишки и многих других.

Совсем недавно появилась иммунотерапия. Она показывает ошеломительные результаты. Например, пациент имел огромное количество метастазов на коже при распространенной меланоме, а после такого лечения они все полностью ушли, и кожа стала чистой. У нас действительно появились новые возможности для различной терапии, но она требует очень точного подхода. Наша кафедра усовершенствованная, мы постоянно обучаем коллег правильному использованию этих методов, и тем не менее во многих лабораториях исследования проводят некачественно. То есть неправильная постановка реакций, а впоследствии и диагнозов.

– Что такое предрак?

– Предрак – это когда клетки начинают расти нетипично, но еще не дорастают до таких пределов, как это бывает при раке.

– А процесс роста таких клеток сам по себе может остановиться?

– В очень редких случаях, и то на ранних стадиях. Тут все дело в динамике. Процесс разрастания может быть быстрым или медленным. Это зависит от тех повреждений, которые находятся в клетке.

– Как происходит процесс развития рака? Только, пожалуйста, без медицинской терминологии...

– Под влиянием разных факторов клетки начинают размножаться. Иногда это происходит планово, а зачастую размножение идет безудержно. Происходит поломка хромосом, и клетки становятся как бы бессмертными. Они отличаются от здоровых тканей и приобретают характеристики агрессивности, прорастают за пределы исходной зоны, врастая в окружающую ткань, в сосуды. По сосудистому руслу они распространяются в другие органы и ткани, там приживаются и дают метастазы. Чаще всего люди умирают не от местной опухоли, а от метастазов, которые могут развиваться в костях, головном мозге, легких и других органах.

– Есть ли у медицины хоть какое-то понимание причин появления онкологических заболеваний?

– Неполное. Известно, что рак могут вызвать различные вирусы. Например, вирус папилломы человека (ВПЧ). Конечно же, это еще генетика, химия и солнце. Давным-давно в Англии говорили, что рак кожи – это заболевание трубочистов, ведь они контактировали с дегтем, и матросов, которые много времени проводили на солнце.

– Сейчас идет борьба с онкологическими заболеваниями, и на передовой выступают патологоанатомы, ведь они занимаются диагностикой рака. Вы почти 60 лет в этой профессии, расскажите, намного ли увеличилось количество онкологических заболеваний за прошедшие 50 лет?

Кабмин выделил 1,1 млрд рублей на выплаты врачам за выявление онкологии

– Да, существенно. Причем с каждым годом их количество увеличивается как само по себе, так и под влиянием различных факторов, как внешних, так и внутренних. Плюс ко всему мы научились ставить диагноз, и сейчас онкологические заболевания выявляются на ранних стадиях, что тоже отражается на статистике.

– В моем понимании патологоанатомическая служба, которая в наибольшей степени способствует развитию медицины как науки, сейчас в загоне...

– У вас ложное впечатление. Она совсем не в загоне. В последние годы к патанатомии стали совсем иначе относиться. Когда в стране началась программа по борьбе с онкологическими заболеваниями, Татьяна Алексеевна Голикова обратила внимание на оборудование для радиологии и патанатомии. Потом Скворцова Вероника Игоревна ее активно развивала, а теперь и нынешний министр здравоохранения Михаил Альбертович Мурашко относится к нашей службе очень серьезно.

– Вы, как патологоанатом, видите какие-то характерные для XXI века изменения в органах людей?

– Хороший вопрос. Изменения действительно есть. Все болезни, с которыми мы сейчас сталкиваемся, стали иными. Например, раньше скоропомощные больницы принимали по 10–12 случаев аппендицита за ночь, а сейчас больных с этим диагнозом практически нет. И на данный момент никто не может ответить, почему. Рака молочной железы, сахарного диабета, ожирения стало все больше и больше. Увеличилось и количество диагнозов рака и эрозии шейки матки. Не буду вдаваться в медицинские подробности, но и эти заболевания изменили свой профиль. Одна из причин увеличения количества диагнозов заключается в том, что женщины в XXI веке стали иметь много половых партнеров, и из-за инфекций идет развитие заболеваний.

– Несколько лет назад на пачках сигарет появились надписи с жуткими на вид картинками. Легкие курильщика действительно выглядят так, как на этих картинках?

В России разработали новый препарат для лечения рака

– Действительно это так. Картины и вправду бывают жуткими, но не только от рака. Что касается легких курильщика, то они становятся черными от дегтя и смол. Кроме того, никотин сам по себе повреждает клетки эпителия, не говоря уже о температуре, которая при вдыхании высока. Отсюда и рак легких, языка и гортани.

– Сейчас существует генетический анализ на предрасположенность к тому или иному виду рака. Голливудская актриса Анджелина Джоли, узнав о своей предрасположенности, удалила молочные железы, яичники и фаллопиевы трубы. Как вы считаете, насколько необходимы такие радикальные меры?

– С моей точки зрения, так радикально подходить не нужно. Тем более что наличие определенных мутаций чаще всего говорит не об имеющемся заболевании, а о предрасположенности к нему, и это совсем не значит, что человек непременно заболеет. Но нужно обязательно наблюдать.

Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".