Но тогда дорогой баррель обеспечивал нам рост ВВП на уровне 7–8% в год, а сегодня мы еле-еле дотягиваем до 2%. Докризисного уровня благосостояния высокие цены на черное золото россиянам тоже не вернули, и, если верить экспертам, новое «нефтяное процветание» не светит нам, даже если цена «бочки» подскочит до 100 долларов (а такие прогнозы есть). «Профиль» решил разобраться, почему дорогая нефть больше не позволит нам жить, «как до кризиса».

Мы все те же, а мир другой

Как и 20 лет назад, отечественная экономика критически зависит от топливно-энергетического комплекса. По данным Федеральной таможенной службы, в прошлом году продукция ТЭК в структуре российского экспорта превысила 63%, причем физический объем топливно-энергетических товаров подрос на 1,7%. В стоимостном выражении этот рост на порядки больше, ведь нефть дорожает.

Но причины нынешнего восходящего тренда отличаются от тех, что были десять лет назад. Тогда спекулянты разгоняли цены, веря, что глобальная экономика будет расти вечно и ей потребуется все больше и больше энергоносителей. Сегодня прогнозы о перспективах мирового хозяйства не так оптимистичны. Экономисты одной из ведущих мировых консалтинговых компаний, PricewaterhouseCoopers, например, полагают, что в ближайшие пару лет рост мирового ВВП замедлится до 2,7% в год, а в 2040‑е притормозится до 2,5%. В такой ситуации дорогие энергоносители противопоказаны.

«Одним из важнейших условий подъема экономики является дешевая нефть и вообще дешевое сырье, – поясняет директор Института глобализации и социальных движений (ИГСО) Борис Кагарлицкий. – Резкий скачок цен на нефть ведет к подорожанию всех товаров на мировом рынке и в конечном счете убивает спрос и подрывает экономический рост».

Иными словами, нефть сейчас дорожает вопреки рынку, а главным, если не единственным фактором роста цен является сговор основных поставщиков: с 2016 года страны ОПЕК и присоединившаяся к ним Россия сократили производство черного золота. То есть при сегодняшних «хороших ценах» объемы производства существенно меньше докризисных, стало быть, и доходы от нефтедобычи тоже меньше – уже этот факт сильно отличает нынешнюю ситуацию от докризисной.

А многие экономисты опасаются, что наблюдаемый нами скачок нефтяных цен окажется недолгим – как долго производителям удастся манипулировать рынком? Да и нисходящая мировая конъюнктура требует дешевого барреля.

Только про запас

Российские власти, видимо, понимают, что «высокая нефть» – это ненадолго, поэтому стараются взять от нее по максимуму в предчувствии будущих кризисов – в соответствии с действующим бюджетным правилом при цене нефти более 40 долларов за баррель дополнительные нефтегазовые доходы направляются в Фонд национального благосостояния, а не тратятся, скажем, на укрепление национальной валюты.

Но ведь крепкий рубль и, как следствие, доступность импорта были основой докризисной модели благосостояния – об этом напоминает директор Центра развития НИУ ВШЭ Наталья Акиндинова. Помните, нефть – 80 долларов, доллар – 25 рублей? Такого больше не будет еще и потому, что ослабление национальной валюты помогает государству выполнять возросшие бюджетные обязательства и финансировать мегапроекты вроде Олимпиады или ЧМ по футболу. Ведь доходы от экспорта мы получаем в долларах, а бюджетные траты производим в рублях. В любом случае укреплять российскую валюту власти не собираются, как подчеркнул в конце июня глава Минфина Антон Силуанов, его ведомство не видит предпосылок для серьезных колебаний курса рубля.

Время принятия решения

Впрочем, есть и более важные обстоятельства, которые не позволят нам жить, как до кризиса. Беседовавшие с «Профилем» экономисты и социологи отмечают, что причиной экономического спада 2014–2015 годов было вовсе не снижение цен на нефть и не западные санкции, а структурный кризис, поразивший все области нашего хозяйства.

Директор Института стратегического анализа компании ФБК Игорь Николаев напоминает, что еще в первой половине 2014‑го, то есть до санкций и при барреле в 100 долларов отечественная экономика буксовала, – по итогам первых шести месяцев прирост ВВП в годовом выражении составил лишь 0,8%. А подешевевшая нефть только усилила дальнейшее падение.

О необходимости снять экономику с нефтяной, а вернее, с сырьевой иглы власти говорят с начала 2000‑х, однако заметных подвижек в этом направлении пока нет. В 2017 году минеральные продукты и продукты первичной переработки (древесина, металлы и металлические полуфабрикаты, минеральные удобрения) составили 84% российского экспорта. Для устранения этой диспропорции нам следовало бы увеличить долю продукции обрабатывающих отраслей как минимум до 50%.

Это тем более важно, что наша нефтянка сегодня – типичный пример монопроизводства с убывающей отдачей. Большая часть новых месторождений – это трудноизвлекаемые запасы с маржой, гораздо меньшей, чем у месторождений Западной Сибири. А мировой рынок требует все более дешевых углеводородов. То есть чем больше мы их добываем, тем меньше в этом смысла.

Таким образом, отечественная экономика, словно персонаж компьютерной игры, подошла к точке перехода на следующий уровень. И чем дальше будет оттягиваться момент принятия решения по этому переходу, тем больше шансов получить вместо победного гонга унылую надпись Game over…