Как Китай справился с коронавирусом и почему сейчас боится открывать границы
Ровно два года назад, в ноябре 2019-го, в китайском городе Ухань был обнаружен первый случай болезни, которую назвали «синьсин фэйянь» (пневмония нового типа). К декабрю китайские ученые поняли, что вызывается она ранее неизвестным науке коронавирусом, поэтому болезнь квалифицировали как «синьгуань бинду» (коронавирусная инфекция нового типа). Сегодня это заболевание, ставшее причиной одной из самых серьезных эпидемий в мировой истории, повсеместно известно как «уханьский вирус» или COVID-19, а в России его просто называют ковидом.
До 31 декабря 2019-го информация о быстром и опасном течении неизученной болезни не выходила за пределы китайского руководства. И даже когда сведения о заразе все-таки начали распространяться, мир, погруженный в празднование наступления нового года, не обратил на них особого внимания. Различные эпидемии в Китае возникали уже неоднократно, и как раз в зимний период, поэтому казалось, что и на этот раз за пределы КНР напасть не выплеснется.
Но получилось иначе. 11 марта 2020-го ВОЗ признала вспышку новой болезни пандемией. А два дня спустя было объявлено, что ее центр не Китай, а Европа. В самой КНР к тому моменту уровень заболеваемости пошел на спад. А в Европе, напротив, выявлялось больше зараженных, чем в январе в Китае, когда эпидемия там была на пике.
К ноябрю 2021-го по общему числу зараженных коронавирусом КНР с ее почти полуторамиллиардным населением по числу заболевших находится на 114-м месте в мире – официально таковых здесь за все время пандемии выявлено 96 тысяч. Сравните это с 44 миллионами в США, 33 миллионами в Индии и даже с 7 миллионами в России.
Реальность такова: Китай, первым в мире столкнувшийся со вспышкой неизвестной болезни, справился с ней лучше любой другой страны. Правда, сделано это было ценой тотальной мобилизации общества, пожертвовавшего рядом прав и свобод.
Китайская модель
Когда эпидемия началась, у Пекина не было готового плана действий. Однако Китай как никто другой в мире был готов к сценарию, требующему мобилизации ресурсов, морально и организационно. Этому способствовали два фактора. Во-первых, опыт преодоления прошлых эпидемий: атипичной пневмонии в 2002–2003 годах, птичьего гриппа в 2003–2005 годах и свиного гриппа в 2009 году. Во-вторых, в Китае сформировался мощный внутренний запрос на вызов, способный консолидировать общество в условиях, когда темпы экономического роста падают, а легитимность режима (во многом обусловливавшаяся увеличением благосостояния граждан) вызывает все больше вопросов.
Кроме того, Си Цзиньпину было важно сыграть на контрасте с предыдущим руководством, которое, как считается, проявило себя недостаточно решительно в борьбе с атипичной пневмонией (тогда в Китае заболели около 5 тысяч человек, из которых 349 умерли). Поэтому, когда из Уханя стали поступать тревожные новости, Пекин отреагировал стремительно и жестко. Классический пример – больница на тысячу койко-мест, построенная в Ухане всего за 10 дней. Какая еще страна способна на такое?
Одновременно беспрецедентные меры были предприняты, чтобы ограничить контакты между людьми и тем самым затруднить передачу вируса от человека к человеку. С одной стороны, общество испытало на себе мощнейшее воздействие пропаганды и последовало призыву властей – сидеть дома, а если и выходить на улицу, то только в маске. Самый жесткий карантин ввели в Ухане: 23 января город закрыли для въезда и выезда, а его населению запретили покидать места жительства.
С другой стороны, власти решили, что не стоит полагаться лишь на сознательность и дисциплинированность граждан. Горожанам не просто запретили покидать дома, но и физически не давали это делать – благо, что в Китае жилые комплексы обычно огорожены забором и снабжены своеобразным КПП. Блокпосты появились на выездах из населенных пунктов. Были приостановлены междугородние поездки – китайцам даже пришлось отказаться от такой традиции, как «чуньюнь» (массовая внутренняя миграция между провинциями в преддверии нового года по лунному календарю). Наконец, QR-коды и сама идея, что с помощью сотовых телефонов можно контролировать перемещения человека, впервые были апробированы в КНР.
На «осадном положении» Ухань находился 77 дней, после чего 19 марта власти отрапортовали: в городе нет ни одного больного ковидом. А 8 апреля Ухань окончательно открыли для въезда и выезда, жизнь вернулась в привычное русло.
За все время эпидемии в КНР заболели 96 тысяч человек. Большинство из них (67 тысяч) – жители Уханя и его пригородов. Причем львиная доля заражений пришлась на первые месяцы пандемии. Иначе говоря, за пределы очага возникновения ковид распространился весьма ограниченно, а большинство локальных вспышек вируса в последующие месяцы китайские власти объясняли его «импортом», в том числе из России.
Решительные меры, предпринятые в КНР, впечатлили, но в то же время и напугали мировое сообщество. На фоне быстрого распространения болезни по планете «китайская модель» борьбы с ней начала казаться панацеей. И разные страны начали подражать КНР. Но при этом они забывали, что, во-первых, у них не было такой же мощи экономики и национально-психологических особенностей населения, а во-вторых, «китайская модель» подразумевает строжайшее соблюдение всех ограничений, а не полумеры. Иначе говоря, если просто ввести ряд запретов и продолжить жить обычной жизнью, как это происходит в России, не стоит ждать результатов, как в КНР.
Гораздо более действенным способом остановить пандемию оказалась вакцинация. Как только в необходимых объемах была произведена вакцина и проведены минимальные тестовые испытания, в Китае началась массовая прививочная кампания. Причем, естественно, вопрос вакцинации воспринимался не сквозь призму права человека решать, прививаться ему или нет, а сквозь призму интересов общества. К сентябрю 2021 года от коронавируса был привит миллиардный пациент – то есть всего показатель вакцинации в КНР достиг 70% (сравните с 36% в России и 23% на Украине).
Таким образом, жесткое обеспечение социальной дистанции на ранней стадии эпидемии, мобилизация ресурсов ради создания дополнительной медицинской инфраструктуры и производство вакцины с последующей массовой вакцинацией – это и есть «китайская модель» борьбы с ковидом. К сожалению, в полной мере эту модель использовал только сам Китай. А другие страны, копируя лишь отдельные ее элементы, скорее навредили себе, чем помогли.
Китай и мир
Яркий пример такого непоследовательного подхода – Вьетнам. Сосед КНР, понимая, насколько скромны его возможности в сфере здравоохранения, сперва перенял жесткие китайские подходы к обеспечению социальной дистанции. В начале прошлого года, уже после первых случаев передачи вируса внутри страны, в большинстве районов Вьетнама ввели локдаун, длившийся до конца апреля. К его окончанию во Вьетнаме не было обнаружено ни одного нового случая заражения. Всего же к тому моменту во всей 100-миллионной стране была зафиксирована скромная цифра – 268 заражений, и ни одного летального исхода среди них не было. Вьетнам решил, что он одержал очередную «победу в битве против зарубежного завоевателя», причем ключевым фактором стала дисциплинированная «самоизоляция» населения.
Однако очень скоро выяснилось, что локальных вспышек коронавируса все равно не избежать. А в мае 2021-го в стране, считавшей, что с болезнью можно справиться одними только локдаунами, без вакцинации, началась настоящая катастрофа. За короткий период заболели более миллиона человек. В крупных городах вновь был введен жесткий локдаун (на этот раз длиной 122 дня), следить за его соблюдением поручили военным. Лишь 29 августа премьер-министр Вьетнама заявил, что политика «обеспечения стерильности» потерпела крах, и вся надежда теперь на коллективный иммунитет и массовую принудительную вакцинацию. К концу сентября ситуация в стране в целом улучшилась. Однако 23 тысячи умерших и мощный удар по экономике, пережившей два локдауна длиной в несколько месяцев, – расплата за стратегические ошибки в копировании «китайской модели».
Кто и зачем пытается возложить на Китай ответственность за пандемию COVID-19
В течение января–марта 2020 года все страны, охваченные вирусом (или хотя бы паническим его ожиданием), с готовностью закрывали границы – от и без того склонных к самоизоляции Туркмении и КНДР до государств–членов Евросоюза. Любопытно, что в этот период границы с Китаем закрывал не он сам, а его соседи. 24 января большая часть сухопутных погранпереходов была закрыта в связи с наступлением нового года по лунному календарю, однако во время этой вынужденной паузы о приостановлении сообщения между странами в одностороннем порядке объявили Монголия (27 января) и Россия (30 января). Сама же КНР начала отгораживаться от соседей по мере улучшения эпидемиологической обстановки внутри своих границ и ухудшения таковой за их пределами.
Впоследствии соседи Китая открыли двери для его граждан (например, Россия заявила об этом еще 18 июля), но Пекин по-прежнему предпочитал держать границу на замке. Во-первых, для граждан ряда стран все еще действуют ограничения на въезд в КНР. (Остальные могут въехать по визе, только ее, скорее всего, не дадут.) Во-вторых, даже для самих китайцев действуют строжайшие карантинные правила: по возвращении на родину нужно отсидеть две недели в специальной гостинице (причем за свой счет), после чего еще неделю необходимо находиться под цифровым контролем перемещений. Исключений не делается даже для спортсменов и политиков.
Так, сборная Китая по футболу, ведущая борьбу за попадание на чемпионат мира 2022 года в Катаре, из-за строгих карантинных правил не может принимать соперников дома и поэтому вынуждена была сама уехать за рубеж. С августа команда жила, тренировалась и играла в Объединенных Арабских Эмиратах и домой вернулась только после закрытия ноябрьского окна на матчи сборных. Все это время был приостановлен национальный чемпионат – возобновится он лишь в середине декабря, после того как «сборники» отсидят положенный карантин.
Даже председатель Си Цзиньпин никуда не выезжает и во всех международных мероприятиях участвует в онлайн-формате. На данный момент он не покидал пределов родины 22 месяца – дольше всех лидеров Большой двадцатки. И, к слову, столь долго безвылазно в КНР не сидел ни один из ее руководителей с момента смерти Мао Цзэдуна в 1976 году.
Последняя надежда на то, что страна откроется для иностранцев, связывалась с зимними Олимпийскими играми в Пекине, которые начнутся 4 февраля. Не секрет, что китайцы хотели использовать Олимпиаду, как это уже было с Играми 2008 года, для распространения своей «мягкой силы», создания образа мощного, богатого, высокотехнологичного и при этом дружелюбного Китая. Именно такое впечатление он должен был произвести на иностранных болельщиков. Но что делать, если болельщики не приедут, поскольку границы закрыты? Из-за этой проблемы КНР долго не решалась последовать примеру Токио, проведшего Олимпиаду без зрителей. И лишь недавно было принято соломоново решение – болельщики на трибунах будут, но только те, кто к началу Игр уже находится на территории Китая (среди них могут быть и живущие в стране иностранцы). Иначе говоря, гостей из других стран, намеревавшихся посетить Олимпиаду, в Китай не пустят, и каких-либо миграционных послаблений, приуроченных к спортивному празднику, ждать не стоит.
Более того, вероятно, не будет их как минимум до осени 2022 года, когда должен состояться очередной съезд правящей в Китае Коммунистической партии. В преддверии съезда, который должен знаменовать триумф политики Си Цзиньпина и обеспечить ему переизбрание на новый пятилетний срок, непредвиденные осложнения китайскому руководству не нужны. Поэтому, вероятнее всего, поехать в КНР с деловыми или туристическими целями не получится раньше зимы–весны 2023 года. И это, пожалуй, самый оптимистичный прогноз, предполагающий, что в мире будут сохраняться высокие темпы вакцинации и не появится новый, неуязвимый для существующих вакцин штамм вируса.
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".