Архивная публикация 2008 года: "Ключ «Фашода»: к природе конфликтов XXI века"
После аномальной эпохи тотального военно-идеологического противостояния двух сверхдержав и бурного празднования победившим Западом успеха мир в XXI веке возвращается к более привычному типу конфликтности — «все против всех».
В1898 году французская экспедиция Маршана, пройдя через всю Северную Африку, достигла оазиса Фашода в Южном Судане, где и подняла французский флаг. Спустя некоторое время к Фашоде вышли идущие вверх по течению Нила британские войска под командованием Китченера, только что ликвидировавшие движение махдистов в Судане. Встретив французов на территории, которую британцы полагали своей безусловной зоной влияния, Китченер угрозой применения силы вынудил Маршана уйти из Фашоды. Известие об этом вызвало взрыв национальной истерии во Франции и лихорадочные приготовления к войне с Великобританией. Война не состоялась, поскольку британский Королевский флот насчитывал в тот момент на несколько броненосцев больше, чем французский, и Франция сочла за благо отступить.
«Фашодский инцидент» стал апофеозом ожесточенного англо-французского соперничества второй половины XIX столетия. Это соперничество сопровождалось яростной гонкой морских вооружений, колониальной конфронтацией, борьбой за сферы влияния и союзников, взаимной враждебной пропагандой и подрывными действиями. При этом и Великобритания, и Франция были демократическими странами с парламентскими формами правления и развитыми гражданскими институтами. И демократические правительства, парламенты, политические партии, общественные группы, бизнес и свободная пресса обеих стран на протяжении десятилетий активно поддерживали ожесточенное «межимпериалистическое соперничество» с «историческим врагом» по другую сторону Ла-Манша.
Почему сегодня становится актуально вспомнить про, казалось бы, уже давно забытый конфликт? Потому что сегодня международные отношения возвращаются именно к таким типам конфликтности — характерным для человеческой истории до ХХ столетия. И «Фашода» становится паролем, очень многое объясняющим.
Головокружение от успехов
Холодная война между коммунизмом и капитализмом, которая велась большую часть XX века, завершилась триумфальной победой Запада. Проигравшая сторона пережила полный морально-идеологический крах и государственный распад. Страны, ранее придерживавшиеся марксистского учения (иными словами, находившиеся в советской сфере влияния), наперегонки устремились в западный лагерь. Идеи, ценности, взгляды, интерпретации, доминирующие в США и странах Западной Европы, получили глобальное распространение и, казалось бы, превратились в единственно верный набор ориентиров для всего человечества. «Золотой миллиард», как называют население наиболее развитых стран «западного блока», получил моральное и политическое право руководить всеми остальными 80% человечества. Казалось, победоносному Западу уже никто не противостоит и не может противостоять.
Причем казалось это в первую очередь самому Западу, что породило там целый сонм оптимистических интерпретаций масштабов достигнутого исторического успеха. Наиболее известным из них стал радужный до идиотизма прогноз Френсиса Фукуямы о «конце истории», согласно которому господство идеологии либерального Запада в мире увековечено, что порождает и конец любых межгосударственных конфликтов, поскольку весь мир в перспективе станет одним «Западом», которому нечего делить и не из-за чего идти на конфронтацию. Глобальный идеологический консенсус должен был привести к обустройству всего мира по западному образцу и к наступлению «вечного мира».
Идеи Фукуямы были квинтэссенцией западных (а точнее — англосаксонских) представлений об абсолютной универсальности своей социально-культурной модели, одинаково пригодной для всего человечества, а самое главное — о готовности остальных стран земного шара признать это и тем самым предоставить англосаксам (в лице США и Великобритании) право управлять всем миром. Идеальная американская модель, по мнению американцев, автоматически давала США право на глобальную политическую гегемонию.
Триумфальное шествие...
Девяностые годы стали периодом повсеместного продвижения западных политических, экономических, культурных и мотивационных стандартов, получившего общее название «глобализация». «Глобализация» традиционно характеризуется как выражение экспансии Запада, когда мир становится все более «стандартным», понятным и уютным для «западного» человека (читай — прежде всего для англосакса). При этом «глобализированные» страны априори расцениваются как включенные в западную орбиту. Практика первоначально полностью подтверждала такие представления: малые страны одна за другой клялись в верности курсу на «демократию», а в Китае, Индии и России рост количества «Макдоналдсов», казалось бы, находился в прямом соотношении с готовностью следовать за США в голосованиях в ООН и в других аспектах внешней политики.
«Глобализация» оказала колоссальное трансформирующее воздействие на современный мир. Ориентация на западные стандарты социальной организации, потребления и культуры, приобщение к «благам современной цивилизации» способствовали значительному повышению жизненного уровня миллионов людей во всем мире. Экономический рост, ставший на планете практически всеобъемлющим после 2000 года (в 2006 году лишь в шести странах мира не было отмечено увеличения уровня ВВП), позволил многим государствам в разы увеличить уровень среднедушевых доходов населения и вплотную подойти к черте выхода из «третьего мира». Либерализация мировой торговли, бурное развитие транспорта, информационная революция значительно повысили социальную мобильность и создали поистине глобальный рынок.
...к кризису «золотого миллиарда»
Основным результатом глобального развития последних полутора десятилетий стало постепенное приближение образа и уровня жизни сотен миллионов людей бывшего «второго» (социалистического) и «третьего» миров к образу и уровню жизни «первого» мира (Запада). «Золотой миллиард» стремительно размывается, все больше стран по благосостоянию населения достигают его «планки». Качественный и высокий уровень жизни широких масс перестает быть однозначной привилегией стран «западного клуба».
Это ведет к самым неожиданным последствиям, до сих пор до конца не осознаваемым ни на Западе, ни за его пределами.
Во-первых, утрачивается связь процветания и высокого жизненного уровня населения с западной моделью государственно-политической ориентации. Для того чтобы хорошо жить, становится не обязательно быть «Западом», принимать западные политические институты. «Общество потребления» и «информационное общество» вполне уживаются и с незападными и даже авторитарными политическими моделями.
Во-вторых, национальное благосостояние перестает быть следствием непременной принадлежности к «западному клубу» и западным альянсам. Это радикально подрывает один из мощнейших стимулов прозападной ориентации государств. «Свободный мир» (США и их сателлиты) утрачивает монополию на самые высокие жизненные стандарты, а успешное экономическое развитие не обязательно обеспечивается западной политической поддержкой.
Таким образом, если ранее претензии западных государств господствовать над миром основывались на превосходстве в экономике и в образе жизни, то достижение другими нациями схожих уровней экономического и социального развития в корне подрывает ведущее положение Запада. «Лидерство» Запада возможно, если «золотой миллиард» его населения располагает заметно большим количеством благ, чем остальное население Земли. Но в ином случае «золотой миллиард» автоматически перестает быть «золотым», а экономическое и политическое значение Запада низводится до уровня его соответствия в численности земного населения — в лучшем случае 20%. По сути, на наших глазах происходит одно из крупнейших перераспределений сил в мировой истории.
Сказали дяде «спасибо» и помахали ручкой
По иронии судьбы Запад, чье развитие породило процессы «глобализации» и в чьих интересах, как казалось, «глобализация» и велась, сам в итоге становится главной жертвой этой самой «глобализации». Экономический и социальный подъем незападных стран становится реальностью, совершенно неконтролируемой со стороны западных центров силы.
Формируется новая реальность расстановки сил на международной арене: целый сонм государств не воспринимают себя как часть Запада, но при этом в целом основываются на порожденной Западом системе социально-экономических отношений. После исчезновения альтернативной западному капитализму коммунистической системы на смену ей пришло не единство новых капиталистических государств, а появление новых капиталистических центров силы, начавших уже внеидеологическое соперничество и с Западом, и между собой.
Вставшие экономически на ноги в последнее десятилетие крупные незападные государства — прежде всего Россия и Китай — немедленно начали подавать собственный голос в мировой политике. И этот голос, к вящему удивлению и даже ужасу Вашингтона, оказался отнюдь не тождественным его собственному. Более того, по мере укрепления многих ранее второстепенных стран — от Саудовской Аравии и Ирана до Малайзии и Южной Кореи — последние также все больше входят во вкус в дистанцировании от Запада и ведении собственной игры в мировой политике.
Наибольшее значение приобретают отношения Запада с двумя претендентами на статус самостоятельных великих держав — Россией и КНР, — становящиеся все более конфликтными. Резкий рост напряженности в отношениях с Москвой стал для Запада особенно неожиданным.
Складывается ощущение, что за стремительным ростом после 2000 года новых центров силы и за усилением конфликтности в отношениях с ними на Западе наблюдают с оцепенением и растерянностью, практически не делая попыток серьезного анализа происходящего, не вписывающегося в стандартные штампы и блок-схемы давно сложившихся представлений. При этом основой для традиционных западных интерпретаций по-прежнему остается характерно-наивное соображение о якобы неизбежной связи между ориентацией во внутренней, внешней и экономической политике. Поэтому государства со схожей направленностью развития и близкими социально-экономическими и политическими системами будто бы не могут иметь серьезных конфликтов между собой. Ведь «демократии не воюют», как любит повторять «великий друг русского народа» Збигнев Бжезинский.
Они воюют, да еще как воюют
На самом деле нет ничего более далекого от реальности, чем это утверждение, разделять которое можно только при условии чисто американского уровня познаний об остальном человечестве. Вся история мировой цивилизации полна соперничества, конфликтов и беспощадных войн между государствами со схожим, а то и практически одинаковым внутренним устройством, в том числе вполне демократическим. Достаточно вспомнить борьбу полисов Древней Греции, италийских государств. Войны на уничтожение между Римом и Карфагеном, бывшими в тот момент аристократическими республиками. В Средние века мы являемся свидетелями соперничества между собой итальянских городов-республик на Средиземном море и торговых городов в северных морях Европы. Парламентские Англия и Нидерланды ожесточенно сражались друг с другом в XVII столетии.
Занятно, что самая кровопролитная война в американской истории — Гражданская Севера и Юга 1861—1865 годов — велась между двумя образованиями с почти одинаковой политической и правовой системой. Если бы Конфедерации южных штатов удалось отстоять в этой войне свое право на независимость, то раскол Северной Америки даже после подписания мира привел бы к длительному периоду напряженности, конфронтации и соперничества между двумя «Соединенными Штатами», и неизвестно, куда бы тогда вообще зашла мировая история.
Но самым показательным примером вздорности утверждений о бесконфликтной природе отношений между близкими по уровню внутриполитического развития странами остается история Европы второй половины XIX и начала ХХ века, когда великие державы Европы вели соперничество друг с другом, закончившееся в итоге катастрофой Первой мировой войны. Безусловно, политические и экономические системы и культурно-ценностные воззрения элит этих стран (включая и тогдашнюю Россию) были в целом близки, а сохранение в ряде этих держав элементов традиционализма и авторитаризма не оказывало решающего воздействия на характер отношений между ними. Более того, в Германской и Российской империях консервативные и охранительно-монархические элементы оказывали как раз сдерживающее влияние на внешнюю политику, а оголтелый империализм был свойствен именно либеральным элементам. Достаточно вспомнить, что политика Германии стала приобретать особенно агрессивный характер после смерти старого кайзера Вильгельма I и наступления «либеральной эры» Вильгельма II, а в России кличку Дарданелльский получил лидер либеральной оппозиции Милюков, в то время как консерватор Дурново умолял царя воздерживаться от внешней экспансии.
Однако уместнее всего вспомнить о Фашоде. Великобритания и Франция (после 1871 года) были бесспорными демократиями того времени. Избиратели, гражданские структуры и независимая печать имели безусловное влияние на направленность внешнеполитического курса этих стран. И влияние это было отнюдь не умиротворяющим, а, скорее, наоборот, играло на «повышение ставок» с обеих сторон. Фашода в 1898 году стала наглядным свидетельством того, как демократические институты в самых развитых странах могут служить эффективным средством возбуждения националистической истерии и военного психоза, подталкивая собственные правительства к войне.
Межгосударственное соперничество, борьба за сферы влияния и империализм являются неотъемлемой чертой политики любой великой державы. Сложившаяся на Западе уникальная ситуация объединения всех «демократических» стран под эгидой США вовсе не норма, а отклонение, вызванное уникальными обстоятельствами противоборства между СССР и США после 1945 года и страхом бывших западноевропейских великих держав перед «советской угрозой». Исчезновение призрака коммунизма и культурно и социально чуждой, враждебной тоталитарной сверхдержавы привело к ликвидации в глазах многих поднимающихся современных государств бывшего «третьего мира» потребности в гаранте и защитнике. Ситуация в мире стремительно возвращается к состоянию межгосударственных дел, типичному до 1945-го, а вернее даже — до 1914 года.
Добро пожаловать в XIX век
Сегодня отношения России и США основаны на типичном соперничестве великих держав в духе XIX столетия, возвращающем нас к временам русско-британской «Большой игры» и франко-британского соперничества. При этом российско-американские отношения представляются лишь верхушкой айсберга стремительно нарастающего вала силовых притязаний и соперничества среди нарождающихся в мире незападных центров силы, а также настойчивой борьбы новых «великих держав» с американской универсалистской глобальной гегемонией. Схожесть политических и экономических условий стран современного мира отнюдь не препятствует конфликтам и даже войнам между ними. Моделью для понимания современных международных отношений в наибольшей степени может служить Европа 100-, 110- или 120-летней давности. Добро пожаловать в XIX столетие, господа. И помните о Фашоде!
Нужно трезво отдавать себе отчет в том, что сама концепция многополярного мира, отстаиваемая Россией, является априорно конфликтной, предоставляя мир игре «свободных сил», в том числе и силовых. «Много полюсов» на планете неизбежно будут соперничать между собой и стараться окружить себя собственными сферами влияния. Это значит, что Россия должна быть морально готова к бескомпромиссной борьбе за свое положение и должна обладать достаточно могущественным военным потенциалом, чтобы опереться на него в этой борьбе. Безусловно, с учетом военных и промышленных возможностей, устойчивых имперских традиций и уникального геополитического положения в центре Евразии Россия много больше других стран способна к приобретению позиций одной из могущественнейших держав. Поэтому многополярный мир и геополитический хаос выгодны для России, поскольку создают уникальные возможности по продвижению русских интересов.
Но достижение выгодной для России (и других поднимающихся держав) «многополярности» противоречит интересам нынешнего претендента на единоличную гегемонию в мире — США.
Американская стратегия конфликтности
Поэтому основной линией международной напряженности в ближайшем будущем останется борьба Соединенных Штатов за свою роль глобальной империи и недопущение появления других центров силы. В настоящее время Соединенные Штаты — единственная в мире сверхдержава в «однополярном» мире. Америка доминирует на международной арене. Ее гигантское высокопроизводительное народное хозяйство остается ядром мировой экономической системы, доллар является главной мировой валютой, США остаются всемирным стандартом в области потребления и центром индустрии развлечений. Штаты сохраняют значительное культурное и моральное лидерство для огромной части человечества. Америка имеет наибольшую военную мощь на планете, расходуя на военные цели больше, чем все остальные страны мира, вместе взятые. При этом Вооруженные силы США развернуты по всему миру и имеют ярко выраженную интервенционную направленность, что дает им возможность эффективно угрожать наступательными действиями по отношению к любому государству. Сегодняшние США являются для остального мира в значительной мере тем же, чем была Британия в XIX веке, — противоречивым источником одновременно прогресса и угнетения.
Вряд ли в обозримом будущем какая-либо из других держав (даже Китай) сможет бросить вызов США в интегральных понятиях национальной мощи, и в ближайшие десятилетия мировой порядок будет по-прежнему соответствовать формуле «одна сверхдержава — много менее значительных великих держав». Нынешнее положение США в мире в высшей степени благоприятно для этой страны, и неудивительно, что фундаментальная цель американской нации во внешней политике — сохранение соотношения сил. Среди американской элиты существует практически полный консенсус по данному вопросу, и администрации обеих основных политических партий США проводят и будут проводить схожую внешнюю политику. Поэтому нынешняя «доктрина Буша», часто наивно подвергаемая критике за «унилатерализм», на самом деле является воплощением фундаментальной американской внешнеполитической традиции.
В свете этого очевидно, что доминирующая линия американской внешней политики — стремление к максимальному ослаблению любых неподконтрольных США центров силы и к подрыву и минимизации потенциала любой другой великой державы. Никакая другая держава не должна стать достаточно сильной, чтобы серьезно угрожать положению США, и тем более не должна стать сверхдержавой. Более того, любая другая значительная держава должна быть лишена возможности физически воспрепятствовать «доступу» Вооруженных сил США в «жизненно важные» для Америки регионы мира.
Именно в свете этого следует оценивать все основные американские внешнеполитические деяния последних лет: расширение НАТО, планы развертывания системы ПРО, вторжение в Ирак и Афганистан, усиление давления на Иран и Сирию, нажим на КНДР и чавесовскую Венесуэлу, «беспокойства» по поводу роста мощи КНР, заигрывание с Индией, ухудшение отношений с Россией, подстрекательство антирусских режимов на территории бывшего СССР. Можно говорить, что американцы сознательно выбрали стратегию наращивания конфликтности по отношению к любым нарождающимся самостоятельным центрам силы, за исключением, пожалуй, Индии, которую США пытаются превратить в своего сателлита в качестве противовеса Китаю. Отсюда и все более воинственная позиция США в мире.
Подобного рода стратегия базируется на традиционном для США отрицании сфер влияния других стран, поскольку американской сферой влияния в Вашингтоне полагается весь остальной мир. Естественное следствие такого подхода — практически полное отрицание интересов других государств. США никогда не уважали и не признавали всерьез интересов других государств и не сотрудничали на равноправной основе с другими государствами. Все прочие страны мира делятся в Вашингтоне на сателлитов («союзников») и противников без принципиальных промежуточных состояний. «Союзники» заинтересованы в американском лидерстве и доминировании и поэтому должны следовать в фарватере политики США. Те, кто не следует в фарватере этой политики, автоматически отрицают американское лидерство и доминирование и поэтому должны подавляться и ослабляться. Любое «партнерство» на основе взаимного признания и уважения интересов совершенно немыслимо для Соединенных Штатов, поскольку признание интересов других стран неизбежно отрицает американское лидерство и подрывает основы американской внешней политики.
Именно принципиальная неспособность США признавать интересы других государств приводила Америку к неизбежной конфронтации со своими союзниками в обеих мировых войнах. По окончании Первой мировой войны США в результате этой конфронтации отступили в изоляционизм. После Второй мировой войны Америка, наоборот, вступила в яростную борьбу с единственным неконтролируемым ею центром силы — Советским Союзом, обвиняя его якобы в «коммунистической экспансии», хотя очевидно, что после 1945 года именно СССР занимал защитную позицию по отношению к агрессивной экспансии, давлению и подрывным действиям США.
Генри Киссинджер писал, что целью мировой державы является достижение «абсолютной безопасности, — иными словами, такого положения, при котором любые внешние вопросы автоматически решались бы этой державой как внутренние вопросы». Хотя сам Киссинджер относил эти слова к СССР, однако еще в большей степени их можно отнести к устремлениям США. Таким образом, естественная цель американской политики — низведение всех остальных государств до такого статуса, когда они никак не могли бы помешать Америке проводить политику в их отношении как «внутреннюю», то есть без каких-либо помех и возражений. Иными словами, все другие великие державы должны быть полностью «минимизированы» с точки зрения своего потенциала и возможностей противодействовать воле США.
Американская стратегия наибольшей «минимизации» всех прочих центров мировой силы своим важнейшим измерением имеет сохранение тотального военного превосходства США над любым другим государством. При этом неотъемлемой частью этого превосходства должно быть лишение других стран возможности не только нанести Америке военное поражение, но и вообще причинить сколько-нибудь значительный ущерб непосредственно американской территории. Недопущение атаки с чьей-либо стороны на континентальную часть США остается одной из основ американской оборонной политики. Поэтому создание любых военных систем, способных не допустить эффективное нападение на континентальную часть США, — таких, как система противоракетной обороны, — неизбежно будет оставаться стратегическим фокусом американского военного строительства, причем полностью поддерживаемым американским общественным мнением. Вопрос заключается лишь в сроках технической реализуемости таких оборонительных систем. Отсюда и вся активная возня с ПРО с подчеркнутым игнорированием мнения других стран по этому вопросу.
Поэтому главный источник конфликтов и международной напряженности сейчас именно США, ведущие, по сути, агрессивную политику отстаивания шатающегося привилегированного положения «золотого миллиарда». Причем ключевыми для американцев сейчас являются военные инструменты осуществления этой политики — развертывание ПРО и угрозы превентивной войны против Ирана. При этом США, как сейчас более чем очевидно, не располагают эффективными невоенными средствами противодействия «мягкому» наращиванию своей мощи нарождающимися «новыми великими державами» и размыванию «золотого миллиарда». В этом ахиллесова пята американской политики. Китаец или русский, покупающие кредитный автомобиль западной марки, — вот, как ни парадоксально, главные нынешние враги американской империи.
Более того, даже доселе сверхэффективный для США «экспорт демократии» начинает в перспективе оборачиваться против самой Америки. Если миллиард или два миллиарда китайцев получат право голосовать не по указаниям политбюро ЦК КПК, а самостоятельно, то вряд ли они проголосуют за то, чтобы добровольно превратить свою страну в сателлита США. Скорее, они (и «демократические» партии) смогут, наоборот, пожелать сделать Америку своим сателлитом. И уж точно тот же Китай с парламентом, свободной печатью и националистическим общественным мнением сможет стать для США куда менее удобным партнером в международных делах, чем номенклатурный Китай нынешний. Усиление «межимпериалистического» соперничества подобных новых центров силы с США практически неизбежно. Так что именно Фашода становится символом наступающей новой эры международной политики.
После аномальной эпохи тотального военно-идеологического противостояния двух сверхдержав и бурного празднования победившим Западом успеха мир в XXI веке возвращается к более привычному типу конфликтности — «все против всех».
В1898 году французская экспедиция Маршана, пройдя через всю Северную Африку, достигла оазиса Фашода в Южном Судане, где и подняла французский флаг. Спустя некоторое время к Фашоде вышли идущие вверх по течению Нила британские войска под командованием Китченера, только что ликвидировавшие движение махдистов в Судане. Встретив французов на территории, которую британцы полагали своей безусловной зоной влияния, Китченер угрозой применения силы вынудил Маршана уйти из Фашоды. Известие об этом вызвало взрыв национальной истерии во Франции и лихорадочные приготовления к войне с Великобританией. Война не состоялась, поскольку британский Королевский флот насчитывал в тот момент на несколько броненосцев больше, чем французский, и Франция сочла за благо отступить.
«Фашодский инцидент» стал апофеозом ожесточенного англо-французского соперничества второй половины XIX столетия. Это соперничество сопровождалось яростной гонкой морских вооружений, колониальной конфронтацией, борьбой за сферы влияния и союзников, взаимной враждебной пропагандой и подрывными действиями. При этом и Великобритания, и Франция были демократическими странами с парламентскими формами правления и развитыми гражданскими институтами. И демократические правительства, парламенты, политические партии, общественные группы, бизнес и свободная пресса обеих стран на протяжении десятилетий активно поддерживали ожесточенное «межимпериалистическое соперничество» с «историческим врагом» по другую сторону Ла-Манша.
Почему сегодня становится актуально вспомнить про, казалось бы, уже давно забытый конфликт? Потому что сегодня международные отношения возвращаются именно к таким типам конфликтности — характерным для человеческой истории до ХХ столетия. И «Фашода» становится паролем, очень многое объясняющим.
Головокружение от успехов
Холодная война между коммунизмом и капитализмом, которая велась большую часть XX века, завершилась триумфальной победой Запада. Проигравшая сторона пережила полный морально-идеологический крах и государственный распад. Страны, ранее придерживавшиеся марксистского учения (иными словами, находившиеся в советской сфере влияния), наперегонки устремились в западный лагерь. Идеи, ценности, взгляды, интерпретации, доминирующие в США и странах Западной Европы, получили глобальное распространение и, казалось бы, превратились в единственно верный набор ориентиров для всего человечества. «Золотой миллиард», как называют население наиболее развитых стран «западного блока», получил моральное и политическое право руководить всеми остальными 80% человечества. Казалось, победоносному Западу уже никто не противостоит и не может противостоять.
Причем казалось это в первую очередь самому Западу, что породило там целый сонм оптимистических интерпретаций масштабов достигнутого исторического успеха. Наиболее известным из них стал радужный до идиотизма прогноз Френсиса Фукуямы о «конце истории», согласно которому господство идеологии либерального Запада в мире увековечено, что порождает и конец любых межгосударственных конфликтов, поскольку весь мир в перспективе станет одним «Западом», которому нечего делить и не из-за чего идти на конфронтацию. Глобальный идеологический консенсус должен был привести к обустройству всего мира по западному образцу и к наступлению «вечного мира».
Идеи Фукуямы были квинтэссенцией западных (а точнее — англосаксонских) представлений об абсолютной универсальности своей социально-культурной модели, одинаково пригодной для всего человечества, а самое главное — о готовности остальных стран земного шара признать это и тем самым предоставить англосаксам (в лице США и Великобритании) право управлять всем миром. Идеальная американская модель, по мнению американцев, автоматически давала США право на глобальную политическую гегемонию.
Триумфальное шествие...
Девяностые годы стали периодом повсеместного продвижения западных политических, экономических, культурных и мотивационных стандартов, получившего общее название «глобализация». «Глобализация» традиционно характеризуется как выражение экспансии Запада, когда мир становится все более «стандартным», понятным и уютным для «западного» человека (читай — прежде всего для англосакса). При этом «глобализированные» страны априори расцениваются как включенные в западную орбиту. Практика первоначально полностью подтверждала такие представления: малые страны одна за другой клялись в верности курсу на «демократию», а в Китае, Индии и России рост количества «Макдоналдсов», казалось бы, находился в прямом соотношении с готовностью следовать за США в голосованиях в ООН и в других аспектах внешней политики.
«Глобализация» оказала колоссальное трансформирующее воздействие на современный мир. Ориентация на западные стандарты социальной организации, потребления и культуры, приобщение к «благам современной цивилизации» способствовали значительному повышению жизненного уровня миллионов людей во всем мире. Экономический рост, ставший на планете практически всеобъемлющим после 2000 года (в 2006 году лишь в шести странах мира не было отмечено увеличения уровня ВВП), позволил многим государствам в разы увеличить уровень среднедушевых доходов населения и вплотную подойти к черте выхода из «третьего мира». Либерализация мировой торговли, бурное развитие транспорта, информационная революция значительно повысили социальную мобильность и создали поистине глобальный рынок.
...к кризису «золотого миллиарда»
Основным результатом глобального развития последних полутора десятилетий стало постепенное приближение образа и уровня жизни сотен миллионов людей бывшего «второго» (социалистического) и «третьего» миров к образу и уровню жизни «первого» мира (Запада). «Золотой миллиард» стремительно размывается, все больше стран по благосостоянию населения достигают его «планки». Качественный и высокий уровень жизни широких масс перестает быть однозначной привилегией стран «западного клуба».
Это ведет к самым неожиданным последствиям, до сих пор до конца не осознаваемым ни на Западе, ни за его пределами.
Во-первых, утрачивается связь процветания и высокого жизненного уровня населения с западной моделью государственно-политической ориентации. Для того чтобы хорошо жить, становится не обязательно быть «Западом», принимать западные политические институты. «Общество потребления» и «информационное общество» вполне уживаются и с незападными и даже авторитарными политическими моделями.
Во-вторых, национальное благосостояние перестает быть следствием непременной принадлежности к «западному клубу» и западным альянсам. Это радикально подрывает один из мощнейших стимулов прозападной ориентации государств. «Свободный мир» (США и их сателлиты) утрачивает монополию на самые высокие жизненные стандарты, а успешное экономическое развитие не обязательно обеспечивается западной политической поддержкой.
Таким образом, если ранее претензии западных государств господствовать над миром основывались на превосходстве в экономике и в образе жизни, то достижение другими нациями схожих уровней экономического и социального развития в корне подрывает ведущее положение Запада. «Лидерство» Запада возможно, если «золотой миллиард» его населения располагает заметно большим количеством благ, чем остальное население Земли. Но в ином случае «золотой миллиард» автоматически перестает быть «золотым», а экономическое и политическое значение Запада низводится до уровня его соответствия в численности земного населения — в лучшем случае 20%. По сути, на наших глазах происходит одно из крупнейших перераспределений сил в мировой истории.
Сказали дяде «спасибо» и помахали ручкой
По иронии судьбы Запад, чье развитие породило процессы «глобализации» и в чьих интересах, как казалось, «глобализация» и велась, сам в итоге становится главной жертвой этой самой «глобализации». Экономический и социальный подъем незападных стран становится реальностью, совершенно неконтролируемой со стороны западных центров силы.
Формируется новая реальность расстановки сил на международной арене: целый сонм государств не воспринимают себя как часть Запада, но при этом в целом основываются на порожденной Западом системе социально-экономических отношений. После исчезновения альтернативной западному капитализму коммунистической системы на смену ей пришло не единство новых капиталистических государств, а появление новых капиталистических центров силы, начавших уже внеидеологическое соперничество и с Западом, и между собой.
Вставшие экономически на ноги в последнее десятилетие крупные незападные государства — прежде всего Россия и Китай — немедленно начали подавать собственный голос в мировой политике. И этот голос, к вящему удивлению и даже ужасу Вашингтона, оказался отнюдь не тождественным его собственному. Более того, по мере укрепления многих ранее второстепенных стран — от Саудовской Аравии и Ирана до Малайзии и Южной Кореи — последние также все больше входят во вкус в дистанцировании от Запада и ведении собственной игры в мировой политике.
Наибольшее значение приобретают отношения Запада с двумя претендентами на статус самостоятельных великих держав — Россией и КНР, — становящиеся все более конфликтными. Резкий рост напряженности в отношениях с Москвой стал для Запада особенно неожиданным.
Складывается ощущение, что за стремительным ростом после 2000 года новых центров силы и за усилением конфликтности в отношениях с ними на Западе наблюдают с оцепенением и растерянностью, практически не делая попыток серьезного анализа происходящего, не вписывающегося в стандартные штампы и блок-схемы давно сложившихся представлений. При этом основой для традиционных западных интерпретаций по-прежнему остается характерно-наивное соображение о якобы неизбежной связи между ориентацией во внутренней, внешней и экономической политике. Поэтому государства со схожей направленностью развития и близкими социально-экономическими и политическими системами будто бы не могут иметь серьезных конфликтов между собой. Ведь «демократии не воюют», как любит повторять «великий друг русского народа» Збигнев Бжезинский.
Они воюют, да еще как воюют
На самом деле нет ничего более далекого от реальности, чем это утверждение, разделять которое можно только при условии чисто американского уровня познаний об остальном человечестве. Вся история мировой цивилизации полна соперничества, конфликтов и беспощадных войн между государствами со схожим, а то и практически одинаковым внутренним устройством, в том числе вполне демократическим. Достаточно вспомнить борьбу полисов Древней Греции, италийских государств. Войны на уничтожение между Римом и Карфагеном, бывшими в тот момент аристократическими республиками. В Средние века мы являемся свидетелями соперничества между собой итальянских городов-республик на Средиземном море и торговых городов в северных морях Европы. Парламентские Англия и Нидерланды ожесточенно сражались друг с другом в XVII столетии.
Занятно, что самая кровопролитная война в американской истории — Гражданская Севера и Юга 1861—1865 годов — велась между двумя образованиями с почти одинаковой политической и правовой системой. Если бы Конфедерации южных штатов удалось отстоять в этой войне свое право на независимость, то раскол Северной Америки даже после подписания мира привел бы к длительному периоду напряженности, конфронтации и соперничества между двумя «Соединенными Штатами», и неизвестно, куда бы тогда вообще зашла мировая история.
Но самым показательным примером вздорности утверждений о бесконфликтной природе отношений между близкими по уровню внутриполитического развития странами остается история Европы второй половины XIX и начала ХХ века, когда великие державы Европы вели соперничество друг с другом, закончившееся в итоге катастрофой Первой мировой войны. Безусловно, политические и экономические системы и культурно-ценностные воззрения элит этих стран (включая и тогдашнюю Россию) были в целом близки, а сохранение в ряде этих держав элементов традиционализма и авторитаризма не оказывало решающего воздействия на характер отношений между ними. Более того, в Германской и Российской империях консервативные и охранительно-монархические элементы оказывали как раз сдерживающее влияние на внешнюю политику, а оголтелый империализм был свойствен именно либеральным элементам. Достаточно вспомнить, что политика Германии стала приобретать особенно агрессивный характер после смерти старого кайзера Вильгельма I и наступления «либеральной эры» Вильгельма II, а в России кличку Дарданелльский получил лидер либеральной оппозиции Милюков, в то время как консерватор Дурново умолял царя воздерживаться от внешней экспансии.
Однако уместнее всего вспомнить о Фашоде. Великобритания и Франция (после 1871 года) были бесспорными демократиями того времени. Избиратели, гражданские структуры и независимая печать имели безусловное влияние на направленность внешнеполитического курса этих стран. И влияние это было отнюдь не умиротворяющим, а, скорее, наоборот, играло на «повышение ставок» с обеих сторон. Фашода в 1898 году стала наглядным свидетельством того, как демократические институты в самых развитых странах могут служить эффективным средством возбуждения националистической истерии и военного психоза, подталкивая собственные правительства к войне.
Межгосударственное соперничество, борьба за сферы влияния и империализм являются неотъемлемой чертой политики любой великой державы. Сложившаяся на Западе уникальная ситуация объединения всех «демократических» стран под эгидой США вовсе не норма, а отклонение, вызванное уникальными обстоятельствами противоборства между СССР и США после 1945 года и страхом бывших западноевропейских великих держав перед «советской угрозой». Исчезновение призрака коммунизма и культурно и социально чуждой, враждебной тоталитарной сверхдержавы привело к ликвидации в глазах многих поднимающихся современных государств бывшего «третьего мира» потребности в гаранте и защитнике. Ситуация в мире стремительно возвращается к состоянию межгосударственных дел, типичному до 1945-го, а вернее даже — до 1914 года.
Добро пожаловать в XIX век
Сегодня отношения России и США основаны на типичном соперничестве великих держав в духе XIX столетия, возвращающем нас к временам русско-британской «Большой игры» и франко-британского соперничества. При этом российско-американские отношения представляются лишь верхушкой айсберга стремительно нарастающего вала силовых притязаний и соперничества среди нарождающихся в мире незападных центров силы, а также настойчивой борьбы новых «великих держав» с американской универсалистской глобальной гегемонией. Схожесть политических и экономических условий стран современного мира отнюдь не препятствует конфликтам и даже войнам между ними. Моделью для понимания современных международных отношений в наибольшей степени может служить Европа 100-, 110- или 120-летней давности. Добро пожаловать в XIX столетие, господа. И помните о Фашоде!
Нужно трезво отдавать себе отчет в том, что сама концепция многополярного мира, отстаиваемая Россией, является априорно конфликтной, предоставляя мир игре «свободных сил», в том числе и силовых. «Много полюсов» на планете неизбежно будут соперничать между собой и стараться окружить себя собственными сферами влияния. Это значит, что Россия должна быть морально готова к бескомпромиссной борьбе за свое положение и должна обладать достаточно могущественным военным потенциалом, чтобы опереться на него в этой борьбе. Безусловно, с учетом военных и промышленных возможностей, устойчивых имперских традиций и уникального геополитического положения в центре Евразии Россия много больше других стран способна к приобретению позиций одной из могущественнейших держав. Поэтому многополярный мир и геополитический хаос выгодны для России, поскольку создают уникальные возможности по продвижению русских интересов.
Но достижение выгодной для России (и других поднимающихся держав) «многополярности» противоречит интересам нынешнего претендента на единоличную гегемонию в мире — США.
Американская стратегия конфликтности
Поэтому основной линией международной напряженности в ближайшем будущем останется борьба Соединенных Штатов за свою роль глобальной империи и недопущение появления других центров силы. В настоящее время Соединенные Штаты — единственная в мире сверхдержава в «однополярном» мире. Америка доминирует на международной арене. Ее гигантское высокопроизводительное народное хозяйство остается ядром мировой экономической системы, доллар является главной мировой валютой, США остаются всемирным стандартом в области потребления и центром индустрии развлечений. Штаты сохраняют значительное культурное и моральное лидерство для огромной части человечества. Америка имеет наибольшую военную мощь на планете, расходуя на военные цели больше, чем все остальные страны мира, вместе взятые. При этом Вооруженные силы США развернуты по всему миру и имеют ярко выраженную интервенционную направленность, что дает им возможность эффективно угрожать наступательными действиями по отношению к любому государству. Сегодняшние США являются для остального мира в значительной мере тем же, чем была Британия в XIX веке, — противоречивым источником одновременно прогресса и угнетения.
Вряд ли в обозримом будущем какая-либо из других держав (даже Китай) сможет бросить вызов США в интегральных понятиях национальной мощи, и в ближайшие десятилетия мировой порядок будет по-прежнему соответствовать формуле «одна сверхдержава — много менее значительных великих держав». Нынешнее положение США в мире в высшей степени благоприятно для этой страны, и неудивительно, что фундаментальная цель американской нации во внешней политике — сохранение соотношения сил. Среди американской элиты существует практически полный консенсус по данному вопросу, и администрации обеих основных политических партий США проводят и будут проводить схожую внешнюю политику. Поэтому нынешняя «доктрина Буша», часто наивно подвергаемая критике за «унилатерализм», на самом деле является воплощением фундаментальной американской внешнеполитической традиции.
В свете этого очевидно, что доминирующая линия американской внешней политики — стремление к максимальному ослаблению любых неподконтрольных США центров силы и к подрыву и минимизации потенциала любой другой великой державы. Никакая другая держава не должна стать достаточно сильной, чтобы серьезно угрожать положению США, и тем более не должна стать сверхдержавой. Более того, любая другая значительная держава должна быть лишена возможности физически воспрепятствовать «доступу» Вооруженных сил США в «жизненно важные» для Америки регионы мира.
Именно в свете этого следует оценивать все основные американские внешнеполитические деяния последних лет: расширение НАТО, планы развертывания системы ПРО, вторжение в Ирак и Афганистан, усиление давления на Иран и Сирию, нажим на КНДР и чавесовскую Венесуэлу, «беспокойства» по поводу роста мощи КНР, заигрывание с Индией, ухудшение отношений с Россией, подстрекательство антирусских режимов на территории бывшего СССР. Можно говорить, что американцы сознательно выбрали стратегию наращивания конфликтности по отношению к любым нарождающимся самостоятельным центрам силы, за исключением, пожалуй, Индии, которую США пытаются превратить в своего сателлита в качестве противовеса Китаю. Отсюда и все более воинственная позиция США в мире.
Подобного рода стратегия базируется на традиционном для США отрицании сфер влияния других стран, поскольку американской сферой влияния в Вашингтоне полагается весь остальной мир. Естественное следствие такого подхода — практически полное отрицание интересов других государств. США никогда не уважали и не признавали всерьез интересов других государств и не сотрудничали на равноправной основе с другими государствами. Все прочие страны мира делятся в Вашингтоне на сателлитов («союзников») и противников без принципиальных промежуточных состояний. «Союзники» заинтересованы в американском лидерстве и доминировании и поэтому должны следовать в фарватере политики США. Те, кто не следует в фарватере этой политики, автоматически отрицают американское лидерство и доминирование и поэтому должны подавляться и ослабляться. Любое «партнерство» на основе взаимного признания и уважения интересов совершенно немыслимо для Соединенных Штатов, поскольку признание интересов других стран неизбежно отрицает американское лидерство и подрывает основы американской внешней политики.
Именно принципиальная неспособность США признавать интересы других государств приводила Америку к неизбежной конфронтации со своими союзниками в обеих мировых войнах. По окончании Первой мировой войны США в результате этой конфронтации отступили в изоляционизм. После Второй мировой войны Америка, наоборот, вступила в яростную борьбу с единственным неконтролируемым ею центром силы — Советским Союзом, обвиняя его якобы в «коммунистической экспансии», хотя очевидно, что после 1945 года именно СССР занимал защитную позицию по отношению к агрессивной экспансии, давлению и подрывным действиям США.
Генри Киссинджер писал, что целью мировой державы является достижение «абсолютной безопасности, — иными словами, такого положения, при котором любые внешние вопросы автоматически решались бы этой державой как внутренние вопросы». Хотя сам Киссинджер относил эти слова к СССР, однако еще в большей степени их можно отнести к устремлениям США. Таким образом, естественная цель американской политики — низведение всех остальных государств до такого статуса, когда они никак не могли бы помешать Америке проводить политику в их отношении как «внутреннюю», то есть без каких-либо помех и возражений. Иными словами, все другие великие державы должны быть полностью «минимизированы» с точки зрения своего потенциала и возможностей противодействовать воле США.
Американская стратегия наибольшей «минимизации» всех прочих центров мировой силы своим важнейшим измерением имеет сохранение тотального военного превосходства США над любым другим государством. При этом неотъемлемой частью этого превосходства должно быть лишение других стран возможности не только нанести Америке военное поражение, но и вообще причинить сколько-нибудь значительный ущерб непосредственно американской территории. Недопущение атаки с чьей-либо стороны на континентальную часть США остается одной из основ американской оборонной политики. Поэтому создание любых военных систем, способных не допустить эффективное нападение на континентальную часть США, — таких, как система противоракетной обороны, — неизбежно будет оставаться стратегическим фокусом американского военного строительства, причем полностью поддерживаемым американским общественным мнением. Вопрос заключается лишь в сроках технической реализуемости таких оборонительных систем. Отсюда и вся активная возня с ПРО с подчеркнутым игнорированием мнения других стран по этому вопросу.
Поэтому главный источник конфликтов и международной напряженности сейчас именно США, ведущие, по сути, агрессивную политику отстаивания шатающегося привилегированного положения «золотого миллиарда». Причем ключевыми для американцев сейчас являются военные инструменты осуществления этой политики — развертывание ПРО и угрозы превентивной войны против Ирана. При этом США, как сейчас более чем очевидно, не располагают эффективными невоенными средствами противодействия «мягкому» наращиванию своей мощи нарождающимися «новыми великими державами» и размыванию «золотого миллиарда». В этом ахиллесова пята американской политики. Китаец или русский, покупающие кредитный автомобиль западной марки, — вот, как ни парадоксально, главные нынешние враги американской империи.
Более того, даже доселе сверхэффективный для США «экспорт демократии» начинает в перспективе оборачиваться против самой Америки. Если миллиард или два миллиарда китайцев получат право голосовать не по указаниям политбюро ЦК КПК, а самостоятельно, то вряд ли они проголосуют за то, чтобы добровольно превратить свою страну в сателлита США. Скорее, они (и «демократические» партии) смогут, наоборот, пожелать сделать Америку своим сателлитом. И уж точно тот же Китай с парламентом, свободной печатью и националистическим общественным мнением сможет стать для США куда менее удобным партнером в международных делах, чем номенклатурный Китай нынешний. Усиление «межимпериалистического» соперничества подобных новых центров силы с США практически неизбежно. Так что именно Фашода становится символом наступающей новой эры международной политики.
| «Вне зависимости от того, насколько бескорыстно воспринимает Америка свои цели, даже подспудное стремление к преобладанию постепенно приведет к тому, что окружающие страны начнут объединяться против Соединенных Штатов и постепенно доведут дело до того, что эта страна окажется изолированной и исчерпавшей свои ресурсы». Это еще в 2001 году сформулировал Генри Киссинджер, на которого наш автор Михаил Барабанов ссылается. Старик Киссинджер прав, как и прав он в замечании, воспроизведенном Барабановым, о том, что все великие державы стремятся к безопасности. Нынешние Соединенные Штаты действительно решают «любые внешние вопросы как внутренние» и, достигнув абсолютного доминирования, будут стараться сохранить его любой ценой, невзирая на справедливость вышеприведенного замечания Киссинджера. Один из идеологов нынешних «неоконсов», Чарльз Краутхаммер, таким образом сформулировал свой ужас перед возможной утратой американской гегемонии: «Представьте, что завтра метеор упадет на Соединенные Штаты Америки и начисто сотрет страну с лица земли. Представьте, что станет с миром. Я думаю, что лет через пять наступит абсолютный хаос». Проблема в том, что в условиях сохранения американской гегемонии любой ценой этот хаос наступит гораздо быстрее. Абсолютная безопасность одного означает абсолютное отсутствие безопасности для всех остальных, чего никто терпеть не будет, имея на то хотя бы минимальные возможности. На самом деле абсолютную опасность для США представляют собой сами США. Это касается равным образом и экономической ситуации, и военно-политической. Беремся утверждать, что у Америки нет проблем, кроме тех, которые она создает себе сама. В конце концов, основным — если не единственным — разрушителем однополярного мира стали сами Соединенные Штаты. На самом деле нынешняя Россия, как и практически все остальные мировые игроки, заинтересована — в краткосрочном и даже среднесрочном плане — в сохранении существующего мирового порядка, в первую очередь, конечно, экономического. И мы, и китайцы, и индийцы с бразильцами являлись до сих пор бенефициарами текущей экономической конъюнктуры. Мы еще не все высосали из нее, чтобы торопить ее крах. И наконец, Россия даже в меньшей степени, чем остальные центры силы, готова — в первую очередь институционально, с точки зрения своей финансово-экономической системы, — противостоять рискам глобальной финансовой катастрофы. Однако разговор этот в значительной степени беспредметный, поскольку болезнь не спрашивает ни больного, ни его родственников, как ей развиваться и когда наступить кризису. Михаил Леонтьев |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
