- Главная страница
- Архив
- Архивная публикация 2007 года: "Роберт СТОРР: «Когда я узнал, что буду комиссаром, у меня был шок»"
Архивная публикация 2007 года: "Роберт СТОРР: «Когда я узнал, что буду комиссаром, у меня был шок»"
10 июня состоится главный некоммерческий арт-смотр — 52-я Венецианская биеннале, которая призвана определить основные направления в современном искусстве на ближайшие два года. В эксклюзивном интервью журналу «Профиль» комиссар биеннале Роберт Сторр рассказал о том, какие сюрпризы готовит Венеция в этом году.
— Вас назначили комиссаром Венецианской биеннале — это все-таки пик карьеры для куратора. Поэтому каждый комиссар пытается максимально «выпендриться». Чем ваш проект принципиально отличается от того, что было раньше?
— Скажу честно, когда я узнал, что буду комиссаром, у меня был шок — я даже не смел об этом мечтать. Но в следующий момент, когда эйфория прошла, принялся тщательно изучать условия и денежные средства, которыми буду располагать. В нашем деле важны не только люди, но и финансы. Что до принципиальных отличий от моих предшественников, то Биеннале-2007 не станет, подобно предыдущим, выставкой, основанной на философских высказываниях, для которой художник и его работа не более чем иллюстрация. Чтобы избежать школярского прямого высказывания на заданную тему и добиться диалога культур, мы выбрали для 52-й биеннале тезис «Думай чувствами, чувствуй — разумом. Искусство настоящего времени». Мы действительно постарались представить искусство настоящего времени, то есть на биеннале будут работы только живых, в прямом смысле, и активно творящих художников.
— И все же, чего нам ожидать от профессора Нью-Йоркского университета и Йельской школы искусства, которому доверили главную мировую арт-территорию?
— Я профессор, который не верит в дискурс, так что ждите не монолога, а диалога между работами. Ведь я поклонник русского философа Михаила Бахтина, а он, как вы помните, говорил, что смысл рождается именно во время диалога. Да-да, я верю, что «в споре рождается истина». Часто наблюдаешь такое: люди толпами валят на выставку исключительно для того, чтобы выразить протест и возмущение этими произведениями, но самим своим «протестным присутствием» они оказываются втянутыми в поле искусства. На предстоящей биеннале диалог, по всей видимости, будет серьезным, так как он должен соответствовать настроению, которое существует в мире при взгляде на хрупкую культуру, живущую в жестком окружении.
И прежде всего Венецианская биеннале постарается продемонстрировать тот факт, что мир не полярен: нельзя считать Нью-Йорк, Берлин, Париж главными центрами искусства, такие центры существуют везде. Например, в США мы обсуждали концептуализм, не имея ни малейшего понятия о московских концептуалистах — Кабакове, Булатове, Пивоварове, — и, когда открыли этих художников, это вовсе не означало, что к американскому центру концептуализма прибавился русский пригород. Просто обнаружился еще один центр, который развивался своим путем. Подобные центры и возможность диалога между ними я и попробую продемонстрировать на предстоящей биеннале.
— Чем, собственно, Венецианская биеннале отличается от биеннале в Сан-Паулу, Шанхае или Сиднее?
— Прежде всего биеннале — это собрание временных работ для временного хранения.
Венецианская биеннале была задумана как международный смотр искусств в стране, которая лишь недавно объединилась, первая биеннале состоялась в 1895 году. Именно тогда была заложена экономическая и правовая основа этого мероприятия. (Каждая из стран, выразивших заинтересованность в участии, получила право возведения национального павильона, который является ее государственной собственностью; транспортировка, страхование экспонатов и организация выставки в павильоне осуществляются страной-участницей. — «Профиль».) В организации Венецианской биеннале сильно заинтересованы политики, поскольку она способствует укреплению экономических связей и развитию туризма. Но в первую очередь это большой смотр мирового искусства. Главное, за всеми организационными вопросами не забыть о самом искусстве и не принести его в жертву политическим интересам. В этом каждый раз нужно добиваться консенсуса.
Кроме того, биеннале — городское мероприятие и финансируется из муниципального бюджета, в этом ее пикантность. В отличие от других международных художественных форумов сюда не привлекаются частные средства. Впрочем, так как в последние годы в Европе проявилась тенденция к сокращению ассигнований на культуру, был создан частный фонд Biennale Foundation, который привлекает дополнительные деньги. Сколько именно составляет бюджет биеннале, я не готов сказать (по оценкам экспертов, около 5 млн. евро. — «Профиль»), но могу заверить, что та его четверть — как известно, 3/4 съедается содержанием павильонов, — которая идет на выставку, значительно меньше, чем у других биеннале. Вместе с тем доставка произведений искусства на выставку в Венецию самая дорогая в мире: ведь арт-объекты сначала приходится везти на самолете, а затем по воде. Зато возникает удивительный аспект сравнения, когда современное искусство оказывается помещенным в искусство прошлого, фактически в музей, каким является Венеция.
— Что дает художникам участие в Венецианской биеннале, почему все туда рвутся?
— Прежде всего для художника участие означает публичность, которую не даст ни одна другая биеннале. Плюс возможность показать себя лучшим кураторам и приобрести определенные связи. И, наконец, шанс не только войти в 150-летнюю историю биеннале, но и от души поесть отличную рыбу и попить отличнейший просекко.
— Если для художника быть представленным на этой биеннале настолько престижно, не пытаются ли они воздействовать на отбор участников, например используя личные связи или подкуп?
— Я не отвечаю за национальные павильоны (собственными павильонами располагают к настоящему времени ведущие мировые державы — США, Япония, Италия, Великобритания, Франция, Нидерланды, Испания, Германия и Россия идр. — «Профиль»), но, думаю, если подобное и случалось, то крайне редко. Что касается, скажем, Франции или США, то отбор художников — устоявшийся процесс, и о подкупе не может идти и речи, однако часто бывает, что выбор идет между молодым художником, который представит будоражащий проект, и зрелым, известным автором, способным стать апофеозом выставки. Тут при выборе могут действовать не столько личные симпатии или антипатии, сколько соображения политкорректности. Например, в тех случаях, когда павильон был отдан маститому художнику как проявление уважения со стороны арт-сообщества.
Что до меня лично, то смею вас заверить: у меня достаточно хорошая зарплата, да и мои собственные картины приносят кое-какой доход, так что подкупить меня практически невозможно. Другое дело, когда ты сам очень любишь художника, а он не подходит к данному формату, тогда приходится постоянно напоминать себе об этом. Ведь биеннале — это не просто выставка художника, но и выбор работ, которые будут показаны в нужное время в нужном месте и в правильном сочетании. Но главное — нельзя забывать, что биеннале устраивается прежде всего для людей, а не для дилеров или кураторов.
— Что, на ваш взгляд, самое сложное в организации биеннале?
— О, если бы я стал говорить, то образовался бы длинный список. Главное, чего всегда не хватает, — это времени и денег. Время нужно для того, чтобы лично объехать всех художников и познакомиться с их работами, — я не доверяю каталогам и Интернету. А деньги — чтобы иметь возможность приглашать таланты из бедных стран. К примеру, я работал с молодыми из Бразилии, которые без преувеличения живут на грани нищеты.
Да и у стран побогаче не всегда находятся деньги на то, чтобы поддержать участие своего художника. Нет грамотной инфраструктуры. Так, если в России государство и выделит средства на поддержание павильона, то не факт, что оно даст деньги на самого участника. Вот сейчас я работаю над павильоном Африки, и мне удалось собрать дополнительные средства на африканских участников благодаря помощи спонсоров в США.
— Вы много говорите о деньгах. Не кажется ли вам, что их роль в современном искусстве преувеличена?
— Отчасти это так, но без денег никуда, и деньги любят говорить о себе. Существует направление среди кураторов, отрицающее необходимость работы с финансами. Лично я уверен, что куратор должен уделять деньгам не меньше внимания, чем искусству. Он должен научиться управлять ими, и только тогда его проекты начнут работать, в противном случае ничего не выйдет.
— Сейчас бытует мнение, что художник отошел на второй план, став подручным материалом для куратора, который сам ничего не создает, лишь указывает автору, что делать, а зрителю — что смотреть и покупать. Кто же главный в сегодняшнем искусстве?
— На самом деле современное искусство — это диалог, в котором важны все участники, но главным все же остается само произведение — а не художник — и зритель. Поясню, почему именно произведение, а не его автор. Талантливое произведение выражает больше, чем личность художника, автор даже не подозревает, что может сделать его работа. В задачу куратора как раз и входит найти уникальное произведение, а не «раскрутить» художника. На биеннале нередки случаи, когда французские кураторы убеждают всех, что лучшие художники — французы, немцы стоят за немцев, американцы — за американцев. Я всегда пытаюсь их успокоить, говоря, что это не важно, сосредоточьтесь и отыщите достойное произведение искусства.
— Правда, что арт-рынок современного искусства контролирует своеобразная мафия, состоящая из известных дилеров, кураторов, директоров музеев, которые искусственно завышают цены в собственных интересах?
— Рынков искусства несколько, первичный рынок — это галереи, агенты, а вторичный — аукционы и тоже галереи, но рангом выше. В них работают влиятельные люди, но они не контролируют ситуацию на всем арт-рынке. Потому что всегда найдутся молодые дилеры с воображением, которые станут раскручивать новые имена, и если они талантливы, то их вскоре заметят и оценят. Другое дело, что прежде, чтобы работа перешла с первичного рынка на вторичный, требовалось очень много времени, иногда — столетия, а сейчас промежуток сократился, имя художника запускается с космической быстротой. Именно в этом проявляется спекулятивная природа искусства, когда на самом деле запускается не искусство, а его цена. Цена становится важнее сути. Кроме того, опасность, если говорить о влиянии на художника, заключается в том, что ради прибыли кураторы или галеристы начинают давить на художника, заставляя его работать быстрее. Но под давлением ни один человек не может творить свободно.
Не исключен и вариант, когда художнику указывают, что делать, используя экономические рычаги. Тут последнее слово все равно за автором, который должен стремиться создавать творения на века. Ведь публика довольно быстро понимает, что именно ей предлагают, и к «сомнительным», особенно в смысле бизнеса, мероприятиям вскоре теряет интерес.
— Как вы относитесь к утверждению, что современный художник не умеет рисовать и что традиционные виды искусства уходят в прошлое?
— Я сам художник и на собственной шкуре знаю: живопись, как и традиционная скульптура из бронзы и дерева, удовольствие дорогое. Поэтому художники выбирают более дешевые материалы — например, делают работы из мусора или снимают на видео, — так как в традиционных техниках не могут выразить себя масштабно и свободно. К тому же использование нетрадиционных материалов позволяет художнику уйти от предвзятости аудитории. Скажем, живопись на основе привычных материалов и техники воспринимается зрителем с более консервативных позиций, чем видео, инсталляции или аудиопроекты, где нет дистанции между объектом и зрителем. Эти формы, вне всякого сомнения, будут развиваться, и я как художник скажу: если кто-то боится, что настоящая живопись исчезнет, поддерживайте материально художников, которые предпочитают, уж поверьте моему опыту, как и прежде, работать с холстом и красками. И тогда этот страх исчезнет. Например, Брюс Нойман (Bruce Nauman), который работает с видеоартом и перфомансами, на самом деле рисует просто как ангел.
Хотя, если разобраться, бог искусств так и не сказал, что важнее — pencil или pixel (карандаш или пиксель. — «Профиль»).
— У вас есть открытый доступ к мировому современному искусству. Сами вы что-нибудь собираете?
— Нет, это этический момент, куратор не должен быть коллекционером и не должен продавать
произведения искусства. Все, что у меня есть, это недорогие принты, работы, связанные с поездками, иное я покупаю для друзей. А вообще, обожаю русских супрематистов.
10 июня состоится главный некоммерческий арт-смотр — 52-я Венецианская биеннале, которая призвана определить основные направления в современном искусстве на ближайшие два года. В эксклюзивном интервью журналу «Профиль» комиссар биеннале Роберт Сторр рассказал о том, какие сюрпризы готовит Венеция в этом году.
— Вас назначили комиссаром Венецианской биеннале — это все-таки пик карьеры для куратора. Поэтому каждый комиссар пытается максимально «выпендриться». Чем ваш проект принципиально отличается от того, что было раньше?
— Скажу честно, когда я узнал, что буду комиссаром, у меня был шок — я даже не смел об этом мечтать. Но в следующий момент, когда эйфория прошла, принялся тщательно изучать условия и денежные средства, которыми буду располагать. В нашем деле важны не только люди, но и финансы. Что до принципиальных отличий от моих предшественников, то Биеннале-2007 не станет, подобно предыдущим, выставкой, основанной на философских высказываниях, для которой художник и его работа не более чем иллюстрация. Чтобы избежать школярского прямого высказывания на заданную тему и добиться диалога культур, мы выбрали для 52-й биеннале тезис «Думай чувствами, чувствуй — разумом. Искусство настоящего времени». Мы действительно постарались представить искусство настоящего времени, то есть на биеннале будут работы только живых, в прямом смысле, и активно творящих художников.
— И все же, чего нам ожидать от профессора Нью-Йоркского университета и Йельской школы искусства, которому доверили главную мировую арт-территорию?
— Я профессор, который не верит в дискурс, так что ждите не монолога, а диалога между работами. Ведь я поклонник русского философа Михаила Бахтина, а он, как вы помните, говорил, что смысл рождается именно во время диалога. Да-да, я верю, что «в споре рождается истина». Часто наблюдаешь такое: люди толпами валят на выставку исключительно для того, чтобы выразить протест и возмущение этими произведениями, но самим своим «протестным присутствием» они оказываются втянутыми в поле искусства. На предстоящей биеннале диалог, по всей видимости, будет серьезным, так как он должен соответствовать настроению, которое существует в мире при взгляде на хрупкую культуру, живущую в жестком окружении.
И прежде всего Венецианская биеннале постарается продемонстрировать тот факт, что мир не полярен: нельзя считать Нью-Йорк, Берлин, Париж главными центрами искусства, такие центры существуют везде. Например, в США мы обсуждали концептуализм, не имея ни малейшего понятия о московских концептуалистах — Кабакове, Булатове, Пивоварове, — и, когда открыли этих художников, это вовсе не означало, что к американскому центру концептуализма прибавился русский пригород. Просто обнаружился еще один центр, который развивался своим путем. Подобные центры и возможность диалога между ними я и попробую продемонстрировать на предстоящей биеннале.
— Чем, собственно, Венецианская биеннале отличается от биеннале в Сан-Паулу, Шанхае или Сиднее?
— Прежде всего биеннале — это собрание временных работ для временного хранения.
Венецианская биеннале была задумана как международный смотр искусств в стране, которая лишь недавно объединилась, первая биеннале состоялась в 1895 году. Именно тогда была заложена экономическая и правовая основа этого мероприятия. (Каждая из стран, выразивших заинтересованность в участии, получила право возведения национального павильона, который является ее государственной собственностью; транспортировка, страхование экспонатов и организация выставки в павильоне осуществляются страной-участницей. — «Профиль».) В организации Венецианской биеннале сильно заинтересованы политики, поскольку она способствует укреплению экономических связей и развитию туризма. Но в первую очередь это большой смотр мирового искусства. Главное, за всеми организационными вопросами не забыть о самом искусстве и не принести его в жертву политическим интересам. В этом каждый раз нужно добиваться консенсуса.
Кроме того, биеннале — городское мероприятие и финансируется из муниципального бюджета, в этом ее пикантность. В отличие от других международных художественных форумов сюда не привлекаются частные средства. Впрочем, так как в последние годы в Европе проявилась тенденция к сокращению ассигнований на культуру, был создан частный фонд Biennale Foundation, который привлекает дополнительные деньги. Сколько именно составляет бюджет биеннале, я не готов сказать (по оценкам экспертов, около 5 млн. евро. — «Профиль»), но могу заверить, что та его четверть — как известно, 3/4 съедается содержанием павильонов, — которая идет на выставку, значительно меньше, чем у других биеннале. Вместе с тем доставка произведений искусства на выставку в Венецию самая дорогая в мире: ведь арт-объекты сначала приходится везти на самолете, а затем по воде. Зато возникает удивительный аспект сравнения, когда современное искусство оказывается помещенным в искусство прошлого, фактически в музей, каким является Венеция.
— Что дает художникам участие в Венецианской биеннале, почему все туда рвутся?
— Прежде всего для художника участие означает публичность, которую не даст ни одна другая биеннале. Плюс возможность показать себя лучшим кураторам и приобрести определенные связи. И, наконец, шанс не только войти в 150-летнюю историю биеннале, но и от души поесть отличную рыбу и попить отличнейший просекко.
— Если для художника быть представленным на этой биеннале настолько престижно, не пытаются ли они воздействовать на отбор участников, например используя личные связи или подкуп?
— Я не отвечаю за национальные павильоны (собственными павильонами располагают к настоящему времени ведущие мировые державы — США, Япония, Италия, Великобритания, Франция, Нидерланды, Испания, Германия и Россия идр. — «Профиль»), но, думаю, если подобное и случалось, то крайне редко. Что касается, скажем, Франции или США, то отбор художников — устоявшийся процесс, и о подкупе не может идти и речи, однако часто бывает, что выбор идет между молодым художником, который представит будоражащий проект, и зрелым, известным автором, способным стать апофеозом выставки. Тут при выборе могут действовать не столько личные симпатии или антипатии, сколько соображения политкорректности. Например, в тех случаях, когда павильон был отдан маститому художнику как проявление уважения со стороны арт-сообщества.
Что до меня лично, то смею вас заверить: у меня достаточно хорошая зарплата, да и мои собственные картины приносят кое-какой доход, так что подкупить меня практически невозможно. Другое дело, когда ты сам очень любишь художника, а он не подходит к данному формату, тогда приходится постоянно напоминать себе об этом. Ведь биеннале — это не просто выставка художника, но и выбор работ, которые будут показаны в нужное время в нужном месте и в правильном сочетании. Но главное — нельзя забывать, что биеннале устраивается прежде всего для людей, а не для дилеров или кураторов.
— Что, на ваш взгляд, самое сложное в организации биеннале?
— О, если бы я стал говорить, то образовался бы длинный список. Главное, чего всегда не хватает, — это времени и денег. Время нужно для того, чтобы лично объехать всех художников и познакомиться с их работами, — я не доверяю каталогам и Интернету. А деньги — чтобы иметь возможность приглашать таланты из бедных стран. К примеру, я работал с молодыми из Бразилии, которые без преувеличения живут на грани нищеты.
Да и у стран побогаче не всегда находятся деньги на то, чтобы поддержать участие своего художника. Нет грамотной инфраструктуры. Так, если в России государство и выделит средства на поддержание павильона, то не факт, что оно даст деньги на самого участника. Вот сейчас я работаю над павильоном Африки, и мне удалось собрать дополнительные средства на африканских участников благодаря помощи спонсоров в США.
— Вы много говорите о деньгах. Не кажется ли вам, что их роль в современном искусстве преувеличена?
— Отчасти это так, но без денег никуда, и деньги любят говорить о себе. Существует направление среди кураторов, отрицающее необходимость работы с финансами. Лично я уверен, что куратор должен уделять деньгам не меньше внимания, чем искусству. Он должен научиться управлять ими, и только тогда его проекты начнут работать, в противном случае ничего не выйдет.
— Сейчас бытует мнение, что художник отошел на второй план, став подручным материалом для куратора, который сам ничего не создает, лишь указывает автору, что делать, а зрителю — что смотреть и покупать. Кто же главный в сегодняшнем искусстве?
— На самом деле современное искусство — это диалог, в котором важны все участники, но главным все же остается само произведение — а не художник — и зритель. Поясню, почему именно произведение, а не его автор. Талантливое произведение выражает больше, чем личность художника, автор даже не подозревает, что может сделать его работа. В задачу куратора как раз и входит найти уникальное произведение, а не «раскрутить» художника. На биеннале нередки случаи, когда французские кураторы убеждают всех, что лучшие художники — французы, немцы стоят за немцев, американцы — за американцев. Я всегда пытаюсь их успокоить, говоря, что это не важно, сосредоточьтесь и отыщите достойное произведение искусства.
— Правда, что арт-рынок современного искусства контролирует своеобразная мафия, состоящая из известных дилеров, кураторов, директоров музеев, которые искусственно завышают цены в собственных интересах?
— Рынков искусства несколько, первичный рынок — это галереи, агенты, а вторичный — аукционы и тоже галереи, но рангом выше. В них работают влиятельные люди, но они не контролируют ситуацию на всем арт-рынке. Потому что всегда найдутся молодые дилеры с воображением, которые станут раскручивать новые имена, и если они талантливы, то их вскоре заметят и оценят. Другое дело, что прежде, чтобы работа перешла с первичного рынка на вторичный, требовалось очень много времени, иногда — столетия, а сейчас промежуток сократился, имя художника запускается с космической быстротой. Именно в этом проявляется спекулятивная природа искусства, когда на самом деле запускается не искусство, а его цена. Цена становится важнее сути. Кроме того, опасность, если говорить о влиянии на художника, заключается в том, что ради прибыли кураторы или галеристы начинают давить на художника, заставляя его работать быстрее. Но под давлением ни один человек не может творить свободно.
Не исключен и вариант, когда художнику указывают, что делать, используя экономические рычаги. Тут последнее слово все равно за автором, который должен стремиться создавать творения на века. Ведь публика довольно быстро понимает, что именно ей предлагают, и к «сомнительным», особенно в смысле бизнеса, мероприятиям вскоре теряет интерес.
— Как вы относитесь к утверждению, что современный художник не умеет рисовать и что традиционные виды искусства уходят в прошлое?
— Я сам художник и на собственной шкуре знаю: живопись, как и традиционная скульптура из бронзы и дерева, удовольствие дорогое. Поэтому художники выбирают более дешевые материалы — например, делают работы из мусора или снимают на видео, — так как в традиционных техниках не могут выразить себя масштабно и свободно. К тому же использование нетрадиционных материалов позволяет художнику уйти от предвзятости аудитории. Скажем, живопись на основе привычных материалов и техники воспринимается зрителем с более консервативных позиций, чем видео, инсталляции или аудиопроекты, где нет дистанции между объектом и зрителем. Эти формы, вне всякого сомнения, будут развиваться, и я как художник скажу: если кто-то боится, что настоящая живопись исчезнет, поддерживайте материально художников, которые предпочитают, уж поверьте моему опыту, как и прежде, работать с холстом и красками. И тогда этот страх исчезнет. Например, Брюс Нойман (Bruce Nauman), который работает с видеоартом и перфомансами, на самом деле рисует просто как ангел.
Хотя, если разобраться, бог искусств так и не сказал, что важнее — pencil или pixel (карандаш или пиксель. — «Профиль»).
— У вас есть открытый доступ к мировому современному искусству. Сами вы что-нибудь собираете?
— Нет, это этический момент, куратор не должен быть коллекционером и не должен продавать
произведения искусства. Все, что у меня есть, это недорогие принты, работы, связанные с поездками, иное я покупаю для друзей. А вообще, обожаю русских супрематистов.
| 52-я биеннале откроется 10 июня и завершится 21 ноября 2007 года. В основном проекте участвуют 99 художников. Помимо него будет 77 национальных проектов в собственных павильонах стран-участниц — от Австралии до Скандинавии. Большинство национальных павильонов расположено в садах Джардини или рядом. Российский павильон, построенный в 1914-м Щусевым, стоит рядом с входом в сады неподалеку от павильона Венесуэлы. Павильон России заявил проект CLICK I HOPE, в рамках которого будут представлены инсталляции художников Юлии Мильнер, Александра Пономарева и Арсения Мещерякова, Андрея Бартенева и группы АЕС+Ф. Каждый из них предлагает свою версию ответа на вопрос, на что он надеется. Например, «Волна» Александра Пономарева представляет собой 12-метровый стеклянный тоннель с пульсирующей волной, порождаемой дыханием самого автора, чье изображение проецируется на экран. Прирученная и выдрессированная художником волна задает вектор движения back to nature, рассекая выставочное пространство павильона и выводя зрителей на балкон, откуда открывается прекрасный вид на лагуну. |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
